Мне нет казны,Где стражем – гриф свирепый:Как встарь, бедныПастушечьи вертепы,И нет камней,Чтоб сделать украшенье,Но дев полейМое пленяло пенье.Моя свирельИз тростника речного,Пою тебе льВсегда, опять и снова?Ведь ты белей,Чем лилия; без мерыЦенней, милейИ реже амбры серой.К чему твой страх?Ведь Гиацинт скончался,И Пан в кустахГустых не появлялся,И Фавн рогатТравы не топчет вялой,И бог-закатЗари не кажет алой.И мертв Гилас,Он роз не встретит красныхВ вечерний часВ твоих губах прекрасных.Хор нимф лесныхНа горке игр не водит…Сребрист и тих,Осенний день уходит.Мильтону
Я думаю, Мильтон[7], твой дух усталБродить у белых скал, высоких башен:Наш пышный мир, так огненно раскрашен,Стал пепельным, он скучен стал и мал.А век комедией притворной стал,Нам без нее наш день казался б страшен,И, несмотря на блеск, на роскошь брашенМы годны лишь, чтоб рыть песчаный вал.Коль этот островок, любимый Богом,Коль Англия, лев моря, демагогамТупым во власть досталась навсегда.Ах, эта ли страна на самом делеДержала три империи, когдаО Демократии пронесся клич Кромвеля[8].Могила Шелли[9]
Как факелы вокруг одра больного,Ряд кипарисов встал у белых плит,Сова как бы на троне здесь сидит,И блещет ящер спинкой бирюзовой.И там, где в чашах вырос мак багровый,В безмолвии одной из пирамид,Наверно, Сфинкс какой-нибудь глядит,На празднике усопших страж суровый.Но пусть другие безмятежно спятВ земле, великой матери покоя, —Твоя могила лучше во сто крат,В пещере синей, с грохотом прибоя,Где корабли во мрак погруженыУ скал подмытой морем крутизны.Phedre[10]
Cape Бернар
Как скучно, суетно тебе теперь со всеми,Тебе, которой следовало бытьВ Италии с Мирандоло[11], бродитьВ оливковых аллеях Академий,Ломать в ручье тростник с мечтами теми,Что Пан в него затрубит, и шалитьМеж девушек у моря, где проплытьМог важный Одиссей в своей триреме.О да! Наверно, некогда твой прахТаился в урне греческой, и сноваТы в скучный мир направила свой шаг,Возненавидев сумрака оковы,Унылых асфоделей чередуИ холод губ, целующих в Аду.Theoretikos[12]
Империя на глиняных ногах —Наш островок: ему уже не сродноТеперь все то, что гордо, благородно,И лавр его похитил некий враг;И не звенит тот голос на холмах,Что о свободе пел, – а ты свободна,Моя душа! Беги, ты не пригоднаВ торгашеском гнезде, где на лоткахТоргуют мудростью, благоговеньем,А чернь идет с угрюмым озлобленьемНа светлое наследие веков.Мне жалко это; и, поверив чудуИскусства и культуры, я не будуНи с Богом, ни среди Его врагов.Сфинкс
В глухом углу, сквозь мрак неясныйУгрюмой комнаты моей,Следит за мной так много днейСфинкс молчаливый и прекрасный.Не шевелится, не встает,Недвижный, неприкосновенный,Ему – ничто – луны изменнойИ солнц вращающихся ход.Глубь серую сменяя красной,Лучи луны придут, уйдут,Но он и ночью будет тут,И утром гнать его напрасно.Заря сменяется зарей,И старше делаются ночи,А эта кошка смотрит, – очиКаймой обвиты золотой.Она лежит на мате пестромИ смотрит пристально на всех,На смуглой шее вьется мех,К ее ушам струится острым.Ну что же, выступи теперьВперед, мой сенешаль чудесный!Вперед, вперед, гротеск прелестный,Погружена и полузверь.Сфинкс восхитительный и томный,Или, у ног моих ложись,Я буду гладить, точно рысь —Твой мех пятнистый, мягкий, темный.И я коснусь твоих когтей,И я сожму твой хвост проворный,Что обвился как Аспид черный,Вкруг лапы бархатной твоей.* * *Столетий счет тебе был велен,Меж тем как я едва видал,Как двадцать раз мой сад менялНа золотые ризы зелень.Но пред тобою обелискОткрыл свои иероглифы,С тобой играли гиппогрифыИ вел беседы василиск.Видала ль ты, как, беспокоясь.Изида к Озирису шла?Как Египтянка сорвалаПеред Антонием свой пояс —И жемчуг выпила, на столВ притворном ужасе склоняясь.Пока проконсул, насыщаясьСоленой скумброй, пил рассол?И как оплакан АфродитойБыл Адониса катафалк?Вел не тебя ли Аменалк.Бог, в Гелиополисе скрытый?Ты знала ль Тота грозный вид,Плач Ио у зеленых склонов,Покрытых краской фараоновВо тьме высоких пирамид?* * *Что ж, устремляя глаз сияньеАтласное в окрестный мрак,Иди, у ног моих прилягИ пой свои воспоминанья,Как со Святым Младенцсм шлаС равнины Дева назаретской,Ведь ты хранила сон их детскийИ по пустыням их вела.Пой мне о вечере багряном.Том душном вечере, когдаСмех Антиноя, как вода,Звенел в ладье пред Адрианом.А ты была тогда однаИ так достать его хотела,Раба, чей красен рот, а тело —Слоновой кости белизна.О Лабиринте, где упрямоБык угрожал из темноты,О ночи, как пробралась тыЧерез гранитный плинтус храма,Когда сквозь пышный коридорЛетел багровый Ибис с крикомИ темный пот стекал по ликамПоющих в страхе Мандрагор,И плакал в вязком водоемеОгромный, сонный крокодилИ, сбросив ожерелья, в НилВернулся в тягостной истоме.Не внемля жреческим псалмам,Их змея смела ты похититьИ ускользнуть, и страсть насытитьУ содрогающихся пальм.* * *Твои любовники… за счастьеВладеть тобой дрались они?Кто проводил с тобой все дни?Кто был сосудом сладострастья?Перед тобою в тростникахГигантский Ящер пресмыкался,Иль на тебя, как вихрь, бросалсяГрифон с металлом на боках?Иль брел к тебе неумолимыйГиппопотам, открывши пасть,Или в Драконах пела страсть,Когда ты проходила мимо?Иль из разрушенных гробовХимера выбежала в гневе,Чтобы в твоем несытом чревеЗачать чудовищ и богов?* * *Иль были у тебя ночамиЖеланья тайные, и в пленЗаманивала ты сиренИ нимф с хрустальными плечами?Иль ты бежала в пене водК Сидонцу смуглому, заранеУслышать о Левиафане,О том, что близок Бегемот?Иль ты, когда уж солнце село,Прокрадывалась в мрак трущоб,Где б отдал ласкам ЭфиопСвое агатовое тело?Иль ты в тот час, когда плотыСтремятся вниз по Нилу тише,Когда полет летучей мышиЧуть виден в море темноты,Ползла по краю загражденья,Переплывала реку, в склепВходила, делала вертепИз пирамиды, царства тленья,Пока, покорствуя судьбе,Вставал мертвец из саркофага?Иль ты манила ТрагелагаПрекраснорогого к себе?Иль влек тебя бог мух, грозящийЕвреям бог, который былВином обрызган? Иль берилл,В глазах богини Пашт горящий?Иль влюбчивый, как голубокАстарты, юный бог тирийский?Скажи, не бог ли ассирийскийВладеть тобой хотел и мог?Чьи крылья вились над бесстрастным,Как бы у ястреба, челомИ отливали серебром,А кое-где горели красным?Иль Апис нес к твоим ногам,Свернув с назначенных тропинок,Медово-золотых кувшинокМедово-сладкий фимиам?* * *Как! ты смеешься! Не любила,Скажи, ты никого досель.Нет, знаю я, Амон постельДелил с тобою возле Нила.Его заслыша в тьме ночной,Речные кони ржали в тине,Он пахнул гальбаном пустыни.Мидийским нардом и смолой.Как оснащенная галера,Он шел вдоль берега реки,И волны делались легки,И сумрак прятала пещера.Так он пришел к долине той.Где ты лежала ряд столетий.И долго ждал, а на рассветеАгат грудей нажал рукой.И стад своим он, бог двурогий,Уста устами ты сожгла,Ты тайным именем звалаЕго и с ним была в чертоге.Шептала ты ушам паряЧудовищные прорицанья,Чудовищные волхвованьяВ крови тельцов и коз творя.Да, ты была женой АмонаВ той спальне, словно дымный Нил,Встречая страсти дикий пыл,Улыбкой древней, негой стона.* * *Он маслом умащал волнуБровей, и мраморные членыПугали солнце, точно стены,И бледной делали луну.Спускались волосы до станаЖелтей тех редкостных камней.Что под одеждою своейНесут купцы из Курдистана.Лицо цвело, как муст вина,Недавно сделанного в чанах,Синее влаги в океанахСинела взоров глубина.А шея, плечи, на которыхСеть жил казалась голубой,И жемчуг искрился росойНа шелковых его уборах.* * *Поставленный на пьедестал.Он весь горел, – и слеп глядящий,Затем, что изумруд горящийНа мраморной груди сиял,Тот страшный камень, полнолуньеВ себе сокрывший (водолаз,Найдя его в Колхиде, разКолхидской подарил колдунье).Бежали на его путиУвенчанные корибанты,Суровые слоны-гигантыСклонялись, чтоб его везти.Нубийцы смуглые рядамиНесли носилки, чтоб он могСмотреть в простор больших дорогПод радужными веерами.Ему янтарь и стеатитСтремил корабль, хитро раскрашен.Его ничтожнейшие чашиНежнейший были хризолит.Ему везли ларцы из кедраС одеждой пышною купцы,Носили шлейф за ним жрецы,Им принцы одарялись щедро.Пятьсот жрецов хранили дверь,Пятьсот других молились, стоя,Пред алтарем его покояГранитного, – и вот, теперьЕхидны ползают открытоСреди поверженных колонн,А дом разрушен, и склоненНадменный мрамор монолита.Онагр приходит и шакал —Дремать в разрушенных воротах,Сатиры самок ищут в гротах,Звеня в зазубренный цимбалИ тихо на высокой крышеМартышка Горура средь мглыБормочет, слыша, как стволыРастут, сквозь мрамор, выше, выше.* * *А бог разбросан здесь и там:Я видел каменную руку,Все сжатую еще, на мукуСыпучим данную пескам.И часто, часто перед неюДрожала гордых негров ратьИ тщетно думали поднятьНеслыханно большую шеюИ бородатый бедуин,Бурнус откидывая пестрый,Глядит часы на профиль острыйТого, кто был твой паладин.* * *Иди, ищи обломки бога,Омой их вечером в росе,Один с одним, сложи их всеИ призывай их к жизни строго.Иди, ищи их, где ониЛежат, составь из них АмонаИ в исковерканное лоноБезумье прежнее вдохни.Дразни словами потайными,Тебя любил он, доброй будь!Возлей на кудри нард, а грудьОбвей полотнами тугими.Вложи в ладони царский жезлИ выкрась губы соком ягод,Пусть ткани пурпурные лягутВокруг его бесплодных чресл.* * *В Египет! Не страшна утрата!Один лишь Бог сходил во тьму,Пронзило бок лишь одномуКопье сурового солдата.А эти? Нет, они живут!Анубис все сидит в воротах,Набрал он лотосов в болотах,Они хребет твой обовьют.И, на порфировое ложеОблокотясь, глядит Мемнон:И каждым желтым утром онТебе поет одно и то же.Нил с рогом сломанным все жегВ постели тинистой, во мраке,И на засохнувшие злакиНе разливает мутных вод.Никто из них не умер; быстроСбегутся все они, любя,И будут целовать тебяПод звон тимпана или систра.Поставь же парус у ладьи,Коней – у черной колесницы,А если древние гробницыУже скучны тебе, идиПо следу льва, к его вертепам,Поймай его средь диких скалИ умоляй, чтобы он сталТвоим любовником свирепым.С ним рядом ляг у тростникаИ укуси укусом змея,Когда ж он захрипит, слабея,Ударь хвостом свои бока.И тигра вымани из грота,Своим супругом называйИ на спине его въезжийЧерез Фиванские ворота.Терзай его в пылу любви,А если он кусаться будет,Свали его ударом грудиИ тяжкой лапой раздави.* * *Зачем ты медлишь? Прочь отсюда!Ты мне ужасна с давних пор,Меня томит твой долгий взор,О, вечно дремлющее чудо.Ты задуваешь свет свечейСвоим дыханием протяжным,И лоб мой делается влажнымОт гибельной росы ночей.Твои глаза страшны, как луны,Дрожащие на дне ручьи,Язык твой красен, как змея.Которую тревожат струны.Твой рот, как черная дыра,Что факел или уголь красныйПрожег на пестроте прекраснойМесопотамского ковра.Прочь! Небо более не звездно.Луна в восточные вратаСпешит, ее ладья пуста…Прочь! Или будет слишком поздно.Смотри, заря спугнула теньВысоких башен, дождь струямиВдоль окон льется и слезамиТуманный омрачает день.Какая фурия в весельеТебя сквозь беспокойный мрак,В питье царицы всыпав мак,В студенческой забыла келье?* * *Какой нездешний грешный духПринес мне гибельный подарок?О, если б свет мой был не ярокИ не приманивал вас двух.Иль не осталось под луноюПроклятых более, чем я?Аваны, Фарфара струяИссякла ль, что ты здесь, со мною?О тайна, мерзкая вдвойне,Пес ненавистный, прочь отсюда!Ты пробуждаешь с жаждой чудаВсе мысли скотские во мне.Ты называешь веру нишей,Ты вносишь чувственность в мой дом,И Аттис с поднятым ножомМеня, смущенного, был чище.Злой Сфинкс! Злой Сфинкс! Уже с весломСтарик Харон стоит в надеждеИ ждет, но ты плыви с ним прежде,А я останусь пред крестом,Где слезы льются незаметноИз утомленных скорбью глаз,Они оплакивают насИ всех оплакивают тщетно.Стихотворения в прозе
Художник
Был вечер, и вот в душу его желание вошло создать изображение Радости, пребывающей одно мгновение. И он в мир пошел присмотреть бронзу. Только о бронзе мог он думать.
Но вся бронза во всем мире исчезла, и вот во всем мире не было литейной бронзы, кроме только бронзы в изваянии Печали, длящейся вовеки.
Это же изваяние он сам своими руками создал и поставил его на могиле той, кого он любил. На могиле усопшей, которую любил он больше всех, поставил он это изваяние своей работы, чтобы оно служило знаком любви, которая не умирает, и символом печали, которая длится вовеки. И вот во всем мире не было иной бронзы, кроме бронзы этого изваяния.
И взял он изваяние, которое он создал, и ввергнул его в большую печь, и пламени предал его.
И вот из бронзы в изваянии Печали, длящейся вовеки, он создал изваяние Радости, пребывающей одно мгновение.
Творящий благо
Была ночь и Он был одинок.
И Он увидал издалека город, обнесенный стенами, и пошел Он к тому городу.
И, когда Он подошел близко, Он услышал в городе топот радостных ног, и смех веселящихся уст, и громкий рокот бесчисленных лютен. И Он постучался в ворота, и некто из привратников впустил Его.
И Он увидел дом, построенный из мрамора, и впереди его прекрасные мраморные столпы. Были столпы увиты цветочными вязями, и внутри дома и перед ним горели факелы из кедра. И Он вошел в дом.
И когда Он прошел через палату из халцедона и через палату из яшмы, и вступил в палату пиршеств, и Он увидел возлежащего на ложе из морского пурпура, и волосы возлежащего были увенчаны алыми розами, и уста его рдели от вина.
И Он подошел к нему, и коснулся его плеча, и спросил:
– Зачем так проводишь ты время?
И юноша обратился к нему, и узнал Его, отвечая, сказал:
– Я был прокаженным и Ты исцелил меня. Что же мне делать ныне?
И Он вышел из дома и шел по улицам.
И вскоре увидел Он женщину, у которой лицо и одежды были ярко раскрашены и обувь была в жемчугах. И за нею поодаль шел, как за охотником пес, юноша в двухцветном плаще. Лицо женщины было подобно прекрасному лицу кумира, и глаза юноши пылали страстью.
И Он поспешил за ними, и коснулся руки этого юноши, и спросил его:
– Зачем ты смотришь так на эту женщину?
И юноша обратился к нему, назвал Его и сказал:
– Я был слепым, и Ты даровал мне зрение. На что же мне еще смотреть?
И Он поспешил вперед, и коснулся ярко раскрашенных одежд этой женщины, и сказал ей:
– Или нет перед тобою иных путей, чтобы ходить за ним, кроме пути греха?
И женщина обратилась к Нему, узнала Его и засмеялась, и сказала:
– Но Ты отпустил мне грехи мои, и путь мой – путь радости.
И Он вышел из города.
И, когда Он выходил из города, Он увидел сидящего у дороги юношу, который плакал.
И Он приблизился к нему и коснулся его длинных кудрей, и спросил его:
– О чем ты плачешь?
И юноша поднял взоры и узнал Его и, отвечая, сказал:
– Я был мертв и Ты воскресил меня! Что же я могу делать, как не плакать!
Поклонник
Когда умер Нарцисс, разлившийся ручей его радости превратился из чаши сладких вод в чашу соленых слез, и Ореады[13] пришли, плача, из лесов, чтобы петь над ручьем и тем подать ему отраду.
И, когда они увидели, что ручей превратился из чаши сладких вод в чашу соленых слез, они распустили свои зеленые косы, и восклицали над ручьем, и говорили:
– Мы не дивимся твоей печали о Нарциссе – так прекрасен был он.
– Разве был Нарцисс прекрасен? – спросил ручей.
– Кто может знать это лучше тебя? – отвечали Ореады. – Он проходил мимо нас, к тебе же стремился, и лежал на твоих берегах, и смотрел на тебя, и в зеркале твоих вод видел зеркало своей красоты.
И ручей отвечал:
– Нарцисс любим был мною за то, что он лежал на моих берегах, и смотрел на меня, и зеркало его очей было всегда зеркалом моей красоты.
Учитель
Когда тьма покрыла землю, Иосиф Аримафейский[14], держа в руке сосновый факел, сошел с холма в долину. Он шел к себе домой.
И увидел он коленопреклоненного на жестких камнях Долины Отчаяния юношу, который был наг и плакал. Цвет его волос был подобен меду, и его тело было, как белый цветок, но он изранил свое тело шипами и вместо короны покрыл свои волосы пеплом.
И тот, у кого было большое имение, сказал юноше, который был наг и плакал:
– Я не дивлюсь, что печаль твоя так велика, ибо, истинно, он был праведник.
И юноша отвечал:
– Это не о нем проливаю я слезы, но о себе самом. И я претворял воду в вино, и я исцелял прокаженных, и я возвращал зрение слепым. Я ходил по водам и из живущих в пещерах я изгонял бесов. И я насыщал голодных в пустыне, где не было пищи, и я воздвигал мертвых из их тесных обителей, и по моему повелению на глазах у великого множества людей иссохла бесплодная смоковница. Все, что творил этот человек, творил и я. И все же меня не распяли.
Чертог Суда
И вот было молчание в Чертоге Суда, и Человек наг предстал перед Богом.
И Бог открыл Книгу Жизни этого Человека.
И Бог сказал Человеку:
– Твоя жизнь лежала во зле, и ты был жестоким к тому, кто нуждался в помощи, и к беззащитным был ты жестокосерден и груб. Бедные приходили к тебе, и ты им не внимал, и твои уши были закрыты к воплям Моих опечаленных. Наследие сирот брал ты себе, и ты впускал лисиц в виноградник ближнего твоего. Ты отнимал хлеб от детей и бросал его псам, и Моих прокаженных, которые жили в болотах, и пребывали в мире, и славили Меня, ты на дороги гнал, и на землю Мою, из которой Я создал тебя, ты проливал невинную кровь.
И Человек, отвечая, сказал:
– Все это я делал.
И опять Бог открыл Книгу Жизни этого Человека.
И Бог сказал Человеку:
– Твоя жизнь лежала во зле, и Красоту являл Я, а ты осквернял ее, и Благо таил Я, а ты проходил мимо. Стены твоей комнаты были расписаны картинами, и от ложа твоих непотребств ты вставал под звуки флейт. Ты воздвиг семь алтарей грехам, за которые Я страдал, и ты употреблял в пищу то, чего не должно есть, и на пурпуре твоей одежды вышиты были три знака посрамления. Кумиры твои были не из золота и не из серебра, которые пребывают, но из плоти, которая умирает. Ты возливал на их волосы ароматы и в руки их вложил гранатовые яблоки. Ты выкрасил их ноги шафраном и постлал ковры перед ними. Сурьмою выкрасил ты их ресницы и тела их ты вымазал миррою. Ты сам повергался перед ними, и престолы кумиров твоих были явлены солнцу. Ты показывал солнцу твой позор и луне – твое безумие.
И Человек, отвечая, сказал:
– Все это я делал.
И в третий раз Бог открыл Книгу Жизни этого Человека.
И Бог сказал Человеку:
– Во зле жизнь твоя лежала, и злом воздавал ты за добро и обидами за благость. Руки, носившие тебя, ты покрыл ранами и грудь, вскормившую тебя своим молоком, ты возненавидел. Те, кто шел к тебе с водою, уходили жаждущими, а изгнанников, которые приняли тебя в своих шалашах ночью, ты поспешил предать на рассвете. Твоего врага, который пощадил тебя, ты заманивал в засаду, и друга, который шел с тобою, ты продал за плату, и тем, которые дарили тебе любовь, ты всегда отвечал только похотью.
И Человек, отвечая, сказал:
