Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: Неполадки в русском доме - Сергей Георгиевич Кара-Мурза на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

С.Г. Кара-Мурза

Неполадки в русском доме

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Колебания и гримасы в ходе нашего кризиса лишь слегка скрывают тот факт, что мы продолжаем находиться на распутье. Мы стоим перед выбором, который до сих пор не сделан, хотя время подпирает. Выбор этот более глубокий, нежели может выразить язык политики. Это выбор принципов жизнеустройства, выбор пути, который надолго определит судьбу наших потомков. Потому-то вязнет реформа, но нет и активного социального протеста.

Каждое общество строит государство своего типа, а государство охраняет устои общества. Вот самый главный, самый грубый выбор: общества, построенные по типу семьи, и общества, построенные по типу рынка. Внутри этих типов есть свои варианты, свои свободы и несвободы, свои общественные болезни и припадки, но сначала надо разобраться с главным. Доломать государство-семью наши реформаторы не смогли, потому-то мы живы. Но спастись мы сможем только тогда, когда поймем, кто мы, откуда и куда мы хотим идти или куда можем идти.

Народ застыл в раздумье. Думать сегодня тяжело – у нас произошла массовая утрата связности мышления и общего языка. Как нам говорить друг с другом, если простые и ясные понятия, простая и ясная логика отвергаются? Надо вновь учиться говорить – об одном, но по-разному с людьми различными. Искать и слова, и образы, и логику.

Так и построена предлагаемая книга. Она составлена из статей последних лет, написанных для разных газет и журналов. Статьи – особый жанр. В каждой из них рассмотрен какой-то один частный вопрос, и рассмотрен просто – в силу краткости. Простота, конечно, таит в себе опасность – нет места для оговорок и уточнений. Значит, неизбежно огрубление, можно скатиться и в недопустимое упрощение. В то же время краткие рассуждения полезны, для нас сегодня важнее ухватить суть, чем разобраться в тонкостях. Нам надо вспомнить азбучные истины и вернуться от идеологических привидений к языку жестких земных понятий.

Сегодня многие спрашивают: «Есть ли у нас надежда?» Сама постановка вопроса трагична. Когда такой вопрос витает в воздухе и о нем начинает размышлять простой человек, это признак того, что народ переживает кризис бытия, а не кризис политической или даже социальной системы. Напряженное раздумье над этим вопросом видно сегодня по лицам множества людей – в метро, на рынке, в аудиториях институтов или по усталым, напряженным лицам милиционеров. Эти люди еще не усвоили новые правила приличий и не умеют надеть на лицо маску вежливого индивида – и тревога их размышлений выражена ими без слов. Та наигранная бодрость, которая играет на лицах политиков, по контрасту сплачивает нас.

Как возник вопрос о том, есть ли у нас надежда? Каким образом она слепилась из неясных предчувствий, из тягот и бед? Почему ее не развеяли высокие цены на нефть и обещания Президента? Поиск ответа важен для разделения всего мысленного пространства на два мира – мир возможного и мир невозможного. Вернемся назад на пятнадцать лет – мимолетный миг в истории. Большие опросы в апреле 1989 г. выявили общие оптимистические ожидания. У людей не было даже предчувствия ухудшения их жизни, о трагизме не могло быть и речи. Вопрос «Есть ли у нас надежда?» был бы тогда отвергнут как нелепый.

Значит, что-то сломалось во всем нашем жизнеустройстве в короткий промежуток времени. И надежда на продолжение нашего бытия зависит от того, как скоро мы найдем эту главную поломку и успеем ли ее исправить до того, как иссякнут силы, онемеют пальцы и угаснет сознание.

На уровне веры мы знаем: да, надежда есть! Не первый раз Россия у края пропасти, не первый раз ею овладел какой-то странный приступ самоотречения, но всегда Россия вставала с колен и становилась краше и сильнее. Но насколько надежны исторические аналогии? Разве невидимый духовный вирус – один и тот же? Разве мы – те же? Нельзя же сказать об опасно больном, что он, мол, наверняка поправится, потому что не раз уже болел в своей жизни – и свинкой, и корью, и даже гриппом, но всегда поправлялся.

Конечно, нам нужна надежда веры, и я верю в выздоровление. Но этого мало, нам нужна и надежда разума. Только она заставляет искать и действовать. Эта надежда требует мужества, поскольку заставляет отвлечься от веры в спасение и признать, что гибель возможна и судьба – в наших руках. Эта надежда отвергает фатализм гибели, но предупреждает, что и гарантии благоприятного исхода нет, мы сами несем за него ответственность.

В чем же надежда разума? Прежде всего в том, что удар по устоям нашей культуры, нанесенный идеологической машиной Горбачева и его преемников, не проник слишком глубоко в душу нашего человека. Травмы тяжелы, но не настолько, как рассчитывали губители. Реформации не произошло, фундамент устоял. Русский человек не спустился с уровня homo sapiens на уровень homo economicus, не стал волком другому человеку. Приходится даже удивляться устойчивости глубинных слоев нашего сознания. Как только будет снят пресс манипуляции, восстановление языка, мышления и воли пройдет очень быстро. Поражение заставило нас задуматься, и многое из полученного тяжелого урока мы успеем усвоить и применить.

Все больше и больше людей, даже с высшим образованием, начинают понимать, что приемлемое жизнеустройство в стране может быть воссоздано, только если оно находится в согласии с двумя устойчивыми и неустранимыми условиями – реальной природной средой России и ее культурой. Путь, по которому пошли реформаторы, с этими условиями несовместим и к успеху привести не может. Наша судьба решается теперь скоростью двух процессов – истощением и обескровливанием России и созреванием воли и способности общества организоваться, чтобы остановить разрушение. Какой из этих процессов раньше достигнет критической точки? Надежда на то, что общество успеет восстановиться раньше. На это и надо направлять усилия.

Для многих очевидно, что путь в «глобальный рынок» с душой и границами нараспашку оказался гибельным. В этом глобальном рынке мы, к немалому изумлению, стали «общностью, которую нет смысла эксплуатировать» – так это уклончиво называется. Может быть, развернуться и двинуться обратно? Нет, нельзя – хотя бы потому, что именно там зародились наши «вирусы». Из кризиса не выходят, пятясь назад. Другое дело, что мы должны понять, почему целый исторический период мы при советском строе имели сильную страну. Что в этом строе соответствовало земле и культуре России и что перестало соответствовать, приведя к тяжелой болезни.

Размышляя об этом, мы и обретаем разумную надежду. Ведь никаких непреодолимых причин, по которым в России не могло бы быть устроено надежное благополучие, не существует. На той же самой земле и с тем же самым народом всего пятнадцать лет назад Россия (в облике СССР) была безусловно независимой мощной державой, хозяйство которой обеспечивало всему народу скромный, но достойный тип жизни с непрерывным ростом благосостояния. Это неоспоримый факт, и из него мы и обязаны исходить. Нынешняя разруха – дело человеческих рук, следствие ошибок, злонамеренных действий и попустительства. Все это в принципе исправимо.

Пока что у нас еще есть основные ресурсы для возрождения – не опустошены недра, не утеряно образование, не у всех еще трясутся от водки руки. Не вполне загублены школа и наука. Как только в сознании прекратится хаос и возникнет мнение народное, основанное на здравом смысле, а не на идеологических мифах, появятся сила и воля, которые сегодня даже трудно представить. Так бывало в прошлом и так должно быть в недалеком будущем.

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ, КУЛЬТУРА, РЕФОРМА

Интеллигенция на юбилее

В 1992 г., еще в дыму и грохоте разрушения, я написал книжку «Интеллигенция на пепелище России». О том, как, начиная с 60-х годов, вызревали главные идеи перестройки в умах нашей интеллектуальной элиты – и что оказалось на поверку, когда этот ее проект был воплощен в жизнь. Потом эта книга переиздавалась, поменьше в ней стало эмоций, но главного изменять не пришлось. И в Курган-Тюбе, и в Грозном, и в Сухуми – везде лишь догорало то, что подожгли в 1990-91 гг. Что же менять?

Сейчас уже задубели чувства – молодой предприниматель уже бесстрастно смотрит, как старик, его бывший учитель, копается в мусоре. А в 1993 г. это было еще в диковинку, и другой молодой предприниматель при этом же зрелище заплакал, а потом с ним была истерика. Был такой эпизод, и видно, что мы не стоим на месте, меняемся. Как говорится, реформа на марше.

Что будет еще через семь лет – посмотрим. Те, кто доживут. А сегодня надо воспользоваться тем редким моментом, что все мы зажали чувства в кулак и можем взглянуть в недавнее прошлое хладнокровно. Подвести дебет-кредит, пощелкать костяшками счетов. Десять лет антисоветской революции! Как известно, революция – праздник угнетенных. В данном случае каких же угнетенных праздник? Номенклатуры вроде Гайдара, художественной элиты вроде театральных педерастов, и воров. Одних угнетала советская идеология, других цензура, запрещавшая показывать на сцене голый зад, третьих – Уголовный кодекс РСФСР. Все они радуются сегодня вполне здраво и разумно. Но за ними стоят миллионы тех, кто составлял нашу «трудовую интеллигенцию». Именно она подняла на своих плечах и посадила нам на шею Чубайса под ручку с Боннэр и Виктюком. С чем подошло к юбилею это наше интеллектуальное пушечное мясо?

Сейчас, после всего, что мы повидали за десять лет, невозможно уже размахивать страусиными перьями демократии и общечеловеческих ценностей. Честно говоря, уже и в 1992 г. не верилось, что наши умные инженеры и кандидаты наук всерьез принимают всю эту мишуру. Но тогда находились хоть слабые оправдания: мол, народ наш романтик, увлечен идеей. Но сегодня – извините… Не только ежу, но и червяку ясно, что цель была одна – захват собственности, причем так, чтобы ограбленный народ и не пикнул. А для этого пришлось поступиться и своей горячей любовью к Родине – пойти на сделку с ее врагом в холодной войне. Заручиться его поддержкой и гарантиями. Друг Билл! Друг Гельмут! Это и только это прикрывали наши учителя и инженеры, которые в классе или курилке пели песенку про демократию и блага свободного выезда за границу. Эти права они, кстати, получили, без обмана. Хочешь – телекомпанию купи, хочешь – на Багамские острова на собственном самолете лети. Ведь скромный театральный критик Гусинский так и делает. И каждый так может делать.

В той книге я предложил моему воображаемому собеседнику вспомнить главные постулаты перестройки. То есть те, что вынашивала интеллигенция, поддержавшая переворот. Назвать эти цели – а потом честно оглянуться вокруг и сказать вслух, что же произошло с ними в действительности. Ведь если произошло нечто противоположное, то, значит, ты или трагически ошибся – или тебя обманули самым ужасным образом. В любом случае никак нельзя после этого продолжать поддерживать такую программу. Ты должен ее останавливать, кричать, предупреждать людей. Остановитесь, тут ошибка или обман!

В той книжке мне не приходилось изощряться – все благородные цели были еще у всех на языке. Более того, они с самого начала 60-х годов буквально вынашивались в кухонных дебатах, у костра в экспедиции, за чаем в лаборатории. Тут спорить было не о чем, все знали, чего желала интеллигенция, свергая советскую власть. А что получилось, у каждого было перед носом, не приходилось ни в статистике копаться, ни данные социологов изучать. Так что проблема была только в том, чтобы взглянуть в лицо правде и сказать вслух и честно, что мы видим и как это соотносится с тем, к чему призывали народ. А потом сделать личный выбор: или ты признаешь ошибку, совершенную по твоей глупости или из-за обмана, и рвешь с командой «реформаторов» – или продолжаешь с ними идти.

Обе позиции можно понять, а первую даже приветствовать. Но и вторая позиция – дело житейское, у многих своя рубашка ближе к телу. Какие-то косточки своим соратникам «новые собственники» все же кидают. Как ни крути, а 85% предпринимателей – люди с высшим образованием. Клерки в «банковской сфере» – сплошь сынки и дочки интеллигенции, и их средняя зарплата в январе 2001 г. была 13341 руб. – а в сельском хозяйстве России 852 руб. Так что, хотя большая часть интеллигенции в профессиональном плане деклассирована, а значительная часть недоедает, в целом ее как социальную группу подкармливают.

Патологией является третий путь: и ужасную действительность интеллигент видит, и ее дикое расхождение с увлекшими его лозунгами видит, и косточки ему никакой не кинули – а он все равно идет за Хакамадой и кричит: «Я требую приватизации земли и жилищно-коммунальной реформы!». И ведь таких у нас много! Начинаешь думать, что во многом прав был философ, который посчитал, что русский интеллигент – это соединение в одном человеке всех Карамазовых со Смердяковым в придачу. И святое бескорыстие, и безумие, и подлость.

В целом, то приглашение к диалогу, на котором я построил свою книгу, оказалось отвергнутым. Никто не принял сам метод рассуждений, никто не пошел вспять по стопам своих иллюзий, чтобы найти ту точку, на которой поскользнулись и впали в убийственную для страны ошибку или соблазн. Ибо убийцей все же оказывается интеллигенция. Нельзя сваливать ни на номенклатуру, ни на воров. Да, они воспользовались убийством, они – мародеры. Но у них самих, без мощной поддержки честной и бескорыстной интеллигенции, которой верили люди, силы не было свалить такую страну, и своего дела они сделать бы не смогли. Номенклатуре и ворам не верили – а блаженному Сахарову, любимой учительнице и доброму участковому врачу верили. Именно они и дали «добро» перестройке, велели людям идти сначала за Горбачевым, а потом за Ельциным. Они и есть убийцы, а не Смердяков.

А ведь и надо было сказать только: «Да, ошиблись!». И люди сразу бы стряхнули наваждение и начали искать выход из ямы. А пока это слово не сказано, люди под звуки волшебной дудочки бредут все дальше и дальше в трясину. И цепенеют. Ведь народ верил, что вскормил интеллигенцию, людей знающих и умеющих рассуждать. Верил, что она в трудную минуту скажет, что ждет нас впереди на том или ином пути. И что же мы слышим от нее в последние десять лет? Ничего. Никакого разумного слова. «Отдайте зарплату за октябрь!» – вот крик и учителей, и ученых. Некоторые даже голодовку объявят в своем академическом кабинете или в учительской – чтобы им зарплату за октябрь отдали, а то и пулю в лоб себе пустят. И даже перед этим не скажут: «Простите, люди, мы ошиблись!»

А те, кто обходится без голодовки, не скажут людям, на что же им можно надеяться – на том пути, на который их позвали и сворачивать не велят. Но ведь обязана интеллигенция, как профессиональная корпорация, это сказать! Заставляя людей уповать на чудо, интеллигенция становится проводником мракобесия – и в то же время превращается в козла-провокатора. Куда скрылись все эти Говорухины, Ахмадулины, Велиховы, которые звали нас сжечь свой дом, ибо он якобы уродлив и не слишком удобен? Дом сожгли – и где же нам жить? Чем завтра кормить ребенка? Перед началом сева 2001 г. Минсельхоз доложил, что на 1 марта в сельском хозяйстве России имелось 4 исправных трактора на тысячу гектаров пашни (в 1988 г. было 12). Сегодня добивают последнее, что осталось, новые купить не на что, да и производить тракторы почти перестали. В феврале этого года их произвели на всех заводах России 1200 штук – а в 80-е годы в месяц давали по 25 тыс. штук.

Так скажите, г-н Велихов, как будут пахать в России через год, три, пять лет? И кто будет пахать? Ведь под ваши аплодисменты уничтожили колхозы, а фермеру по европейским нормам нужно 120 тракторов на 1000 га – другие масштабы, другая технология. Сегодня, чтобы дать селу только те тракторы, что угробила реформа, снова довести до 12 машин на 1000 га, надо выложить около 20 млрд. долларов. Понятно, что никакой самый умный Греф таких денег не достанет. При этой рыночной системе, если верить законам природы, нас ждет массовый голод, которого смогут избежать только банковские служащие и их интеллигентные мамаши – если сынки к тому времени не озвереют и не сдадут мамаш в приюты. Так скажите, доценты с кандидатами, на что можно рассчитывать простым русским людям! Или объявите прямо, что вы умываете руки и порываете всякие связи со своим народом, снимаете с себя ответственность. Но тогда уж не взыщите… Нынешнее молчание интеллигенции как культурного слоя есть интеллектуальное предательство исторического масштаба.

Но это лишь один вывод из опыта прошедшего десятилетия – о том, чего не сделала интеллигенция. По каким-то причинам она оказалась неспособна на рефлексию – на честный анализ своих собственных идеалов и установок. Она взяла себе кумирами крайних западников или мракобесов, она впала в мальтузианство, граничащее с фашизмом – и не желает задуматься над этими странными явлениями. А ведь все это вещи странные – русская интеллигенция вдруг выпадает из русской культуры! Пусть временно, но все равно странно.

А теперь, что же она сделала. Вернее, в каком большом культурном проекте «реформаторов» она приняла участие. Этот проект, на мой взгляд, гораздо важнее, чем приватизация по Чубайсу. Точнее, и сама приватизация не могла бы произойти, если бы на всех парах не выполнялась большая программа, немыслимая без «молекулярного» участия все той же частной и заслуживающей доверия интеллигенции. Эта программа – разрушение всего мира символов, на котором стояло самосознание нашего народа. Тут уж на Гайдара и Чубайса сваливать не приходится, они лишь чуть-чуть пособили.

В 1932 г. И.П.Павлов установил, что у русских «условные рефлексы координированы не с действием, а со словом». Это в полной мере использовали в последнее десятилетие. В результате возникло тяжелое массовое поражение душевного и физического здоровья. Но словом орудует именно интеллигенция как социальная группа, а не Чубайс или Рушайло. В мире культуры символы занимают особое место. Они – призраки вещей, явлений, человеческих отношений, приобретающие иррациональный смысл. Мы в мире символов живем духовно, под его влиянием организуем нашу земную жизнь. Каждый из нас “утрясает” свою личную биографию через символы, с их помощью она укладывается в то время и пространство, где нам довелось жить. Они направляют наши поступки, советуют запомнить одно и забыть другое, лепя нашу личную историю. Мир символов придает смысл и порядок жизни человека в мире. Символы создают нашу общую память, благодаря которой мы становимся народом. Через них мы ощущаем нашу связь с предками и потомками, что и позволяет человеку принять мысль о своей личной смерти.

Человек с разрушенным миром символов теряет ориентиры, понятия о добре и зле. В России учинен буквально штурм символов. Конечно, их прочность символов стала подрываться у нас раньше, чем пришел Горбачев. С 60-х годов действовала разношерстная “партия антисоветской революции”, ее проект еще ждет своего историка. Однако контуры его уже видны, наличие его никем и не отрицается. Интеллигенты-западники даже бравируют своим бесстрашием в манипуляции с символами, в солидных журналах прошел поток публикаций на эту тему.

Перечень символов, которые были сознательно лишены святости в общественном сознании, обширен. Дело не ограничивалось теми, которые непосредственно связаны с политическим строем или вообще государственностью Руси, России и СССР (Сталин, затем Ленин и т.д. вплоть до Александра Невского и князя Владимира). Примечательна передача программы “Взгляд”, в которой утверждалось (на основании книги какого-то польского писателя), что Юрий Гагарин не летал в Космос и весь его полет был мистификацией. Большие усилия были предприняты для снятия символического значения образа земли, превращения ее в товар (“не может иметь святости то, что имеет цену”).

Важным средством разрушения было осмеяние – острословие, имеющее своим объектом именно скрепляющие общество символы. Фрейд в монографии “Острословие и его отношение к бессознательному” писал, что тенденциозные остроты служат “оружием атаки на великое, достойное и могущественное, внешне и внутренне защищенное от открытого пренебрежения им”. Хазанов и Жванецкий, Задорнов и Петросян стали влиятельными реальными политиками.

Такой юмор был направлен и на символы семьи. Это была столь циничная акция, что сегодня некоторые пытаются ее представить как фольклор, поминают М.М.Бахтина… Ах, “черный юмор как явление народной смеховой культуры”. Никакой “народной культуры” тут и следа нет. Когда вышли эти “антологии черного юмора", стало видно, что это – лабораторная продукция, профессиональная работа людей, выполняющих идеологическое задание. Это не так замечалось, когда стишки передавались устно.

Осмеяние символов государственности было тотальным – поднимите сегодня подшивку “Огонька”, “Столицы”, “Московского комсомольца” тех лет. А разве не на это было направлено устройство концерта поп-музыки на Красной площади и именно 22 июня 1992 г.? Красная площадь – один из символов, олицетворяющих связь поколений. Потому и устроили тут концерт. И чтобы даже у тугодума не было сомнений в том, что организуется святотатство, диктор ТВ объявил: “Будем танцевать на самом престижном кладбище страны”.

Известно, что важнейшим для нашего национального самосознания был обобщенный символ Великой Отечественной войны. Сначала за него взялись диссиденты, потом разрушение этого символа стало государственной программой. Возник поток литературы и передач, снимающих абсолютный отрицательный смысл предательства. Сложился популярный жанр предательской литературы. Это не только книги Резуна, но и масса “научных” книг. Известные и хорошо документированные события войны начинают излагаться российскими “историками” на основании немецких архивов и мемуаров – часто без указания отечественных сведений. Печатались даже фальшивки, давно разоблаченные в ФРГ.

Особое место занимало разрушение образов, которые вошли в национальный пантеон как мученики. Тут видна квалификация. Вспомним кампанию по дискредитации Зои Космодемьянской. Народное сознание, независимо от пропаганды, ее выбрало и включило в пантеон святых мучеников. Ее образ, отделившись от реальной биографии, стал служить одной из опор самосознания нашего народа. Какие силы были брошены на то, чтобы подрубить эту опору культуры и морали! Ведь страшное дело в истории культуры – девочку-школьницу, которая добровольцем пошла на войну и мученически погибла, при благосклонном молчании интеллигенции обливали грязью.

Еще более показательно “второе убийство” Павлика Морозова. Этот образ был символом трагедии, человеческих страстей – мальчик, убитый своим дедом. Сущности дела почти никто и не знал, она была мифологизирована (в реальности она гораздо страшнее, чем в легенде). Насколько был важен этот отрок-мученик как символ, показывает масштаб кампании по его очернению. В ней приняли участие крупные деятели культуры. Они ряд лет создавали ложную версию драмы, произошедшей в 1932 г., представляя аморальным чудовищем жертву – убитого ребенка! Да еще убитого вместе с пятилетним братом. И ведь не найти выступление или публикацию, где бы явно было сформулировано обвинение против Павлика. Всюду говорилось туманно, намеками. Никаких фактов, только “мнение” или отсылка к “общеизвестным вещам”. Но ведь черный миф о Павлике Морозове был не только принят, но и с радостью подхвачен интеллигенцией.

Тяжелое вторжение в мир символов – осквернение могил или угроза такого осквернения. Эта угроза применяется уже почти десять лет. Вдруг начинается суета в отношении Мавзолея Ленина. Через какое-то время эта суета прекращается по невидимому сигналу. Возня всегда инициируется людьми образованными (Г.Старовойтова, Марк Захаров и т.п.). Они не могут не понимать, что Мавзолей – сооружение культовое и для той трети народа, который чтит Ленина, имеет символическое значение сродни религиозному. Видимо, есть особая категория интеллигентов, которая всегда, при всех режимах тяготеет к разрушению священных символов.

Только интеллигенция могла своим словом разрушить сознание народа. И только она может его восстановить. Это, конечно, намного труднее, ломать – не строить. Но если интеллигенция – всей своей массой, не подведет итога и не приступит к этой работе, мало кто выберется из нынешней трясины.

Ноябрь 2001г.

Что есть человек? Или истоки кризиса культуры в России

Перестройка и «реформы» явились громадной культурной программой – программой слома культурных оснований целой цивилизации, каковой был СССР (и до него Российская империя). В этой программе соединились – иногда разделяя функции и даже враждуя, а иногда делая одно дело – два антисоветских течения в нашей интеллигенции. Условно их называют «демократами» и «патриотами». По многим вопросам они расходятся, но были едины в своем стремлении разрушить некоторые важнейшие («ядерные») установки русской культуры – именно те, которые сыграли особенно важную роль при зарождении и становлении советского проекта и в самые критические моменты выбора жизнеустройства в ХХ веке.

Во время перестройки обнаружился раскол между устремлениями большинства жителей СССР и обоими антисоветскими течениями в интеллигенции. Констатация резкого различия культурных установок интеллигенции и основной массы народа по важнейшим проблемам бытия вовсе не содержит в себе упрека – ни отщепенцам-интеллигентам, ни «косной массе». Упрек имеет смысл лишь при обращении к отдельной личности, а установки больших социальных групп, каковой является интеллигенция, складываются в ходе неосознаваемого процесса под воздействием множества условий. При этом большинство этих условий создаются в обществе не из-за упущений или непонимания, даже не из-за невозможности предвидеть их эффект, а по необходимости – под давлением исторических обстоятельств. Так что цель наших рассуждений – не упрек, а поиск путей к пониманию.

«Наш современник» – партийный журнал патриотов, и на его страницах принято обвинять в нынешней катастрофе России демократов и пятую колонну «мировой закулисы». Однако культурный кризис достиг опасной глубины и является общим, хаос в сознании не обнаруживает предпосылок к зарождению порядка и в «патриотическом лагере». Это значит, что хотя бы на время мы должны преодолеть нормы партийной принадлежности и произвести непредвзятую ревизию собственных доктрин и идей, вброшенных в массовое сознание нами самими. Не ради поиска виновных – а ради самопознания.

Во многих отношениях разделение на демократов и патриотов условно – по целому ряду духовных символов советского общества они били совместно или с хорошей координацией. Например, в первом большом легальном антисоветском движении, которое было выпущено на политическую арену в начале перестройки, – экологическом – демократы и патриоты выступили рука об руку. Всем полезно было бы сегодня внимательно прочитать «Меморандум в защиту природы» (1988) и взглянуть на подписи.

В одной колонне с демократами шли патриоты и в деле разрушения СССР как особого типа общежития народов, сложившегося в соответствии с важнейшими принципами русской культуры. Философ-демократ Д.Е.Фурман с удовлетворением пишет о патриотах (называя их, по тем временам, «правыми»):

«Несомненно, стремясь к сохранению Союза, в котором они видели продолжение империи, великое русское государство, „правые“ тем не менее подготовили всю аргументацию, необходимую для его развала, и практически лишили себя возможности этому развалу сопротивляться. Для тех, кто хотел покончить с Союзом, нужно было только перехватить у них их лозунги и аргументы и довести их логику до конца и до практических действий.

Аргументация правых националистов сразу же была подхвачена литовскими, эстонскими и прочими сепаратистами, которые стали так же утверждать, что Союз прежде всего угнетает Россию и русским надо уезжать из Прибалтики, помогать восстанавливать опустошенное Нечерноземье. Но самое важное, что в конечном счете и решило судьбу Союза, эта аргументация и сама идея «отделения России» были подхвачены как раз теми, кто рассматривал националистов своим основным врагом, – российскими демократами».1

Совместно с демократами выступали патриоты и в отрицании советской индустриализации и коллективизации, и в возведении на пьедестал фигуры Столыпина с его программой приватизации земли и разрушения общины. Слегка разошлись социально-философские установки демократов и патриотов лишь в образе желаемого будущего для России. Первые все еще лелеют утопию создания классового гражданского общества по типу западного – с разделением народа на собственников и пролетариев. А патриоты мечтают о возрождении сословного общества (не говорится, правда, какой период берется за идеал – ведь не момент его распада в конце XIX – начале ХХ века).

По сути неразличимы системы постулатов и аргументов этих двух течений антисоветской интеллигенции и в отрицании главных принципов советского хозяйства. Вот, например, изданная тиражом 50000 экз. в издательстве «Советская Россия» (!) книга О.Платонова «Воспоминания о народном хозяйстве» (1990). Это «критика на уничтожение» всей стратегии советского хозяйственного строительства – со стороны патриотов. Но ведь вся эта критика построена на ложном основании, заданным в программе перестройки «демократами» – на подтасовке данных о якобы благодатном состоянии экономики царской России в начале ХХ века и на откровенно лживых измышлениях горбачевско-яковлевской идеологической бригады о послевоенном советском хозяйстве.

Я уж не говорю о том, что в отношении логики это самая низкопробная идеологическая стряпня, разрушающая у человека способность к рациональным умозаключениям. Если Россия начала ХХ века была страной всеобщего благоденствия, то как вообще могла произойти русская революция – катаклизм всемирного масштаба? Почему же Лев Толстой писал свои статьи «Стыдно» и «Не могу молчать»? Почему же Александр Блок 3 июня 1907 г., в день разгона Государственной думы написал о «хозяевах» этой благостной российской жизни:

Тропами тайными, ночнымиПри свете траурной зари,Придут замученные ими,Над нами встанут упыри.Овеют призраки ночныеИх помышленья и дела,И загниют еще живыеИх слишком сытые тела.Их корабли в пучине воднойНе сыщут ржавых якорей,И не успеть дочесть отходнойТебе, пузатый иерей!Довольных сытое обличье,Сокройся в темные гроба!Так нам велит времен величьеИ розоперстая судьба!..

Хором рассказывая нам сегодня сказки о благодатной жизни русских под рукой помещиков и капиталистов, антисоветские демократы и патриоты не скрывают своей неприязни, а то и ненависти ко всем тем, кто «жизни этой румяна жирные отверг».

При этом они явно порывают духовную связь с главным вектором русской культуры того времени. С демократами дело ясное – они это делают открыто, ибо давно уже жаждут с чмоканьем прильнуть к туфле Запада. Но патриоты в таком случае вообще остаются на мели. Что означает для них порвать с главной нитью мысли Толстого и Блока, Маяковского и Есенина, Платонова и Шолохова! Оставить такое наследство ради чечевичной похлебки Солженицына – какой духовный и эстетический провал…

Наши писатели-патриоты, которых Горбачев пригласил на политическую трибуну, помогали уничтожать советское государство вовсе не своей критикой его недостатков – такие облегченные признания, которые приходится слышать сегодня, лишь скрывают суть. Главное в том, что они представили советский проект в его главных чертах как несовместимый с жизнью русского народа. Соответственно, они изобразили революцию и советский период как черный провал нашей истории, нанесли тяжелый удар по исторической памяти нынешних поколений. Выпадающая из этого провала Отечественная война выглядит необъяснимым светлым пятном, и эта необъяснимость еще больше расщепляет сознание.

При этом надо, наконец, признать, что в культурном отношении антисоветская доктрина патриотов оказалась разрушительнее, нежели программа Сахарова-Новодворской. У тех по крайней мере была последовательность и связный понятный проект, имеющий наглядный и убедительный образец – Запад. Да, они отвергали Россию в целом, как «выкидыш цивилизации». Но они звали хоть к какому-то будущему в этой самой «цивилизации» – тем немногим, кто выживет при переходе через «пустыню».

В «проекте» же антисоветских патриотов – только отрицание, причем замешанное на отказе от всякого прогресса. Нетрудно видеть, например, что возможны два разных пути индустриализации – через превращение работника в пролетария (западный путь) и через государственно-общинные отношения («незападный» путь – советский, японский и др.). И.Р.Шафаревич оба их называет «два пути к одному обрыву». Он отрицает индустриализацию вообще!

Но ведь это ставит в тупик логически мыслящего человека. Мы тем и отличаемся от животных, что имеем разум и создаем искусственный мир техники. Как можно было не допустить, чтобы первобытный человек попытался привязать камень к палке, соорудив топор? Раз уж Ева сорвала яблоко, на земле человеку приходилось как-то крутиться, добывая хлеб свой в поте лица своего. Попробуйте выяснить из книги О.Платонова или из многочисленных выступлений И.Р.Шафаревича, в рамках какой хозяйственной системы, по их мнению, должна была и могла Россия пережить ХХ век. Нет для них такой системы, все плохи.

Иррациональность отрицания советского строя выражается в желании умножить число жертв и потерь, связанных с его становлением. Это характерно для всех антисоветских идеологов – и демократов, и их противников патриотов. В абсурдном виде это выражено в статье Д.Балашова «Наших бьют!» («Советская Россия», 26.10.2000). В комментарии от редакции сказано: «Устные выступления Балашова звучат как завещание всем нам, продолжающим жить». Вот некоторые места из «завещания»:

«Я как-то изучал справочник о населении Земли. Так вот: с 1000 года русские как народ составляли 8% от населения земного шара. И это соотношение сохранялось и во времена Батыя, и в Смутное время… и до 1927 года! В 1929 году это было уже 7,2%, еще через 2 года 6,4%, и – поехало. В 29-м началась коллективизация, если вы помните. Так что же мы совершили с нашей страной, подумайте вы об этом сейчас!».

Каждая мысль здесь противоречит здравому смыслу, начиная со «справочника о населении Земли в 1000 г.» и с того, что ни нашествие Батыя, ни Смутное время никак не сказались на численности «русских как народа». Но вот главный намек: «в 29-м началась коллективизация», и число русских за два года сразу сократилось на 0,8% от населения Земного шара. Впрочем, почему-то до этого, еще при НЭПе, тоже за два года число русских сократилось на те же 0,8%.

Не будем уж поминать, что голод случился не в 1929-1930 гг., а лишь на четвертый год коллективизации, вдумаемся в цифру. На Земле тогда было около 3 млрд. жителей, и Балашов намекает, что из-за коллективизации за два года пропало 24 миллиона русских. А включая нерусские народы, выходит, миллионов 48? А за два года до этого еще на столько же убавилось населения СССР? Так что же мы совершили с нашей головой, подумайте вы об этом сейчас!

Д.Балашов в «Советской России» завещает нам проклясть советский период. Он пишет: «…не надо забывать про минувшие 70 советских лет, за которые нашу страну превратили в колониальный сырьевой придаток Запада… Да, конечно, – спутники и все прочее. Но! 80% продуктов в стране производилось на приусадебных участках… Эти несчастные „сотки“ занимали всего 4% пахотной земли! И обрабатывались в основном тяпкой, мотыгой и граблями. То есть – наша милая власть сумела отбросить наше земледелие на тысячи лет назад, в прошлое, к временам мотыжного земледелия. Это надо твердо все понимать…».

Сразу скажу, что «понимать это» нельзя – ни твердо, ни мягко. Утверждения эти иррациональны, это символ веры. И вера эта сопряжена с обскурантизмом. Д.Балашов лягает «спутники и прочее». Прочее – это, наверное, электричество, книгопечатание, прививки против оспы.

Подумайте только – 80% продуктов в СССР производили на «сотках», мотыгами! Как не стыдно печатать такую чушь. Подумала бы редакция газеты – ведь подсчитать не трудно, а посмотреть в справочник еще легче. В 1980 г. на «сотках» производилось 12,7% сельскохозяйственной продукции СССР, а в 1988 г. 11,3%. Да и подумать можно было. Колхоз и личное хозяйство были две неразрывно связанные части одной производственно-бытовой системы, одного организма. Противопоставлять их так же глупо, как глаз и печень. Они были связаны технологически – в обоих использовались машины, кадры, горючее, удобрение и другие ресурсы колхоза. Предоставление этих ресурсов было одной из форм распределения доходов кооператива между его членами.

Каждая часть этой системы производила то, что позволяло с наибольшей эффективностью использовать наличные ресурсы. Никому и в голову не приходило, например, сеять на приусадебном участке пшеницу – с «мотыгой и серпом». Зачем, если на больших полях колхоз производил зерно с затратами труда всего 1,2 человеко-часа на центнер?

Всем известно, что на «сотках» выращивали картофель, ибо особых преимуществ его возделывание на больших полях не имело, да и хранилась значительная часть картофеля в личных погребах. А, например, производство молока или яиц на подворье сокращалось, слишком это трудоемкая вещь по сравнению с колхозом, где на производство центнера молока затрачивалось всего 8 человеко-часов труда.

Таким образом, на последнем этапе холодной войны художественная интеллигенция патриотического направления нанесла удары по образу советского строя на всех участках идеологического фронта. Эта ее помощь в подрыве легитимности СССР имела для клики Горбачева решающее значение. Людям, сбитым с толку пропагандой номенклатурных СМИ, просто некуда было прислониться в поисках духовной опоры.

Отщепление художественной элиты от массы народа привело к тяжелейшему культурному кризису. Как объясняют этот кризис демократы? Не в состоянии отрицать очевидное разрушение культурных оснований всей народной жизни в России, либеральные интеллигенты сводят все к экономическим проблемам. Cуть скрывают криками о кризисе культуры как нехватке денег. Какой вульгарный материализм. Патриоты же вообще рациональных объяснений кризису не дают – мол, все это чужебесие.

Главный вопрос культуры

Кризис культуры всегда связан с кризисом ее философских, духовных оснований. Само слово культура происходит от корня «культ», а культ – продукт религиозного отношения к миру, людям, общественным институтам. Перестройка привела к глубинному и непримиримому столкновению главных утверждений ее идеологов с «культами», с религиозными (в широком смысле слова) представлениями большинства населения СССР (России). Но наши «генералы культуры» и демократического, и патриотического направления бегут от этой мысли. Они не желают видеть, что приняли активное участие в «хирургической» операции над сокровенными культурными кодами России. И здесь произвели разрушения, которые и стали фундаментальными причинами культурного кризиса в России.2

Можно сказать, в общем плане, что кризис культуры возникает тогда, когда в нее внедряется крупная идея, находящаяся в непримиримом противоречии с другими устоями данной культуры.3 Происходит расщепление сознания людей, они теряют ориентиры, начинают путаться в представлениях о добре и зле. Если таких очагов противоречия создается много, то установки и поведение людей идут вразрез с непреодолимыми социальными и природными ограничениями, так что под угрозу ставится само выживание народа.

Это повергает массы людей в тяжелый стресс, который ведет к пьянству и апатии, взрыву насилия и преступности, росту числа самоубийств и резкому повышению смертности с одновременным падением рождаемости. В таком состоянии люди не могут приспособиться к быстро меняющейся экономической обстановке и впадают в бедность, которая усиливает все факторы кризиса и создает с ними порочный круг. Все эти объективные признаки кризиса культуры сегодня налицо в России.

Какие же разломы создала в духовной сфере «культурная программа» перестройки и реформы? Первым делом «инженеры человеческих душ» нанесли удар по молодежи. Одни взывали к низменным чувствам, соблазняя молодежь потребительством и порнографией, другие стравили ее со старшими поколениями, опорочив или поставив под сомнение главные догмы культуры отцов. И центральным направлением атаки было присущее нашей культуре представление о человеке.

Целенаправленное изменение представлений о человеке преследовало в годы перестройки прежде всего политические цели – вызвать раскол в обществе по всем трещинам и парализовать возможность осмысления происходящего, создать множество «врагов». Смена господствующей в обществе антропологической модели была одним из важнейших условий для слома советского строя жизни. Нужно было разрушить узы солидарности, приучившие нас считать друг друга братьями, стравить людей, выбить у них почву из под ног, разорвать народ. Эта кампания была сильнейшим ударом по культуре.

В центре любой культуры ответ на вопрос «Что есть человек?». Русская культура, как и любая национальная культура, всеми своими образами отвечает на этот вопрос в двух планах. В общем плане – что есть человек на Земле? – и «для себя» – что есть человек в России? Последние десять лет – момент разрыва большой части художественной интеллигенции со всей траекторией русской культуры, противопоставление этой части всему корпусу тех художественных образов, которыми питалось и питается наше самосознание. Это и есть основа кризиса.4

Тысячу лет культурное ядро России покоилось на идее соборной личности. Конечно, общество усложнялось и в социальном, и в культурном плане, идея соборности видоизменялась, но ее фундаментальные выводы оказались очень устойчивыми. К нам был закрыт вход мальтузианству, отвергающему право на жизнь бедным. Русские освоили дарвинизм, «очистив его от Мальтуса» – это уникальное явление в истории мировой культуры. И вдруг большая часть элиты в конце ХХ века кинулась в самый дремучий социал-дарвинизм, представив людей животными, ведущими внутривидовую борьбу за существование.

Коротко говоря, в культуру, уходящую корнями в Православие и принявшую как священные догмы идею равенства людей и братства народов, мощью идеологической машины внедрялась идея «человек человеку волк». В ответе на общий вопрос, о «человеке в мире», наши художники-демократы скатились к расизму. Из-за своей глухоты к метафизическим вопросам они этого, похоже, и не поняли. Не поняли даже прямых деклараций о том, что перестройка разделяет народ на две нации и даже, строго говоря, на две расы – «новых» и «старых» русских.

Почему правомерно говорить о внедрении расизма в нашу культуру как источнике ее кризиса? Расизм – порождение современного западного общества. Его не было в сpедневековой Евpопе. Он стал необходим для колонизации Америки и Азии, и тут подоспело pелигиозное обоснование, данное кальвинизмом – деление людей на две категоpии, на избpанных и отвеpженных. Отсюда выросло представление о разделении человеческого рода на низшие и высшие расы. Когда поэты и художники в культуре, выросшей из Православия, начинают утверждать идеи радикального протестантизма, это не может не вызвать тяжелого духовного кризиса.

Подчеpкну, что сущность расизма – не вывеpты и звеpства нацизма, не геноцид евpеев и цыган, не линчевание негров, а сама увеpенность, что человечество не едино, а подpазделяется на соpта, на высшие и низшие «pасы». Причем расизм проявляется не только в отношении этносов и народов, но и в отношении социальных групп (социальный расизм). В Англии периода «дикого» капитализма говорили: «раса богатых» и «раса бедных», «раса рабочих» и т.п.

Социальный расист верит, что беднота – это биологически предрасположенные к лени люди, «слабые», неприспособленные и т.д. Обоснование этой увеpенности сводится к тому, что человеческие ценности (идеалы, культуpные установки) якобы записаны в биологических стpуктуpах человека (генах) и пеpедаются по наследству. Это – биологизация культуpы.

Проблема биологизации культуры – одна из самых «горячих» в философии в нашем веке. Очевидно, что в человеке соединены два начала – биологическое, как млекопитающего животного, представителя вида homo sapiens, и культурное, как социального разумного и нравственного существа. В биологических структурах «записаны» инстинкты – неосознаваемые установки (инстинкт самосохранения, продолжения рода, групповой инстинкт). В культуре же «записаны» ценности – идеалы и запреты.

Ввести в культурное пространство России идеи расизма – значит нанести тяжелейший удар по идущему от Православия идеалу равенства, который стал духовным основанием многовековой практики русской общины. Послушайте интеллектуального лидера «демократов» Н.Амосова. В статье «Мое мировоззрение», и не в желтом МК, а в «Вопросах философии» (1992, № 6), он пишет: «Человек есть стадное животное с развитым разумом, способным к творчеству… За коллектив и равенство стоит слабое большинство людской популяции. За личность и свободу – ее сильное меньшинство. Но прогресс общества определяют сильные, эксплуатирующие слабых».

Это – отказ от христианского, в глубине своей, представления о личности и откат к жалкому, эпигонскому ницшеанству. Здесь – главная причина кризиса культуры. Скатиться от высокого гуманизма к идолу индивидуализма и «сильной личности»!

В открытом отрицании равенства Амосов стал в лагере демократов признанным авторитетом. Видный идеологический работник перестройки А.С.Ципко писал: «Большой вклад в формирование реального, современного образа деятельного человека внес советский хирург академик Н.М.Амосов. Он напомнил политикам и обществоведам, что люди от природы разные, отличаются и силой характера, и устремленностью к самостоятельности в личной самореализации. Чрезвычайно важна мысль о существовании пределов воспитуемости личности… Наверное, настало время серьезно поразмышлять о самой проблеме неравенства, вызванного естественными различиями людей в смекалке, воле, выносливости. Жизненный опыт каждого подтверждает предположение Н.М.Амосова о том, что в любой популяции люди сильные, с ярко выраженным желанием работать составляют от 5 до 10%».5

Отрицание равенства неизбежно ведет и к отрицанию самой категории социальной справедливости. Во влиятельном среди демократической интеллигенции журнале можно было прочитать: «Среди всех препятствий, стоящих на пути человечества к рынку, главное – то, которое Фридрих Хайек красноречиво назвал атавизмом социальной справедливости».6

«Биологическая» аpгументация в разных формах подпитывала антисоветское течение в культуре. И демократы, и патриоты пережевывали тезис, будто в pезультате pеволюции, эмиграции и pепpессий пpоизошло генетическое выpождение народа. «Сильный, активный генотип личности, способный работать, как зверь, составляет одно из главных богатств народа», – пишет А.С.Ципко. Выселили при коллективизации «справных хозяев» (1% населения) – ухудшился генетический потенциал нации, произошло «резкое ослабление жизнеспособности общества». Уехали в эмиграцию дворяне (0,3% населения) – ухудшился генетический потенциал нации и т.д. Какой примитивный социал-дарвинизм и какое наивное элитарное сознание у этих «выкрестов из марксизма»!

Телевидение, правда, взывает к состраданию, просит высшую расу быть помягче с братьями меньшими. Хорошо было сказано в программе «Вести» 10 февраля 1992 г.: после показа несчастной жизни бездомной дворняги и счастливой жизни холеной борзой диктор (кажется, Светлана Сорокина) патетически воскликнула: «Только помогая друг другу, элитные – беспородным, богатые – бедным, мы сможем выжить!» Наконец-то мы в России от классовых ценностей перешли к общечеловеческим!

Социальный расизм антисоветских патриотов не был так откровенно и «концептуально» заявлен, как у демократов, но в смятом виде он выражался в одобрении явно расистских утверждений и взглядов. Во время перестройки много похвал было высказано в адрес книги И.Бунина «Окаянные дни», а ведь в ней выражена именно расистская ненависть к русскому простонародью. Вчитайтесь: «Какие мерзкие даже и по цвету лица, желтые и мышиные волосы! У солдат и рабочих, то и дело грохочущих на грузовиках, морды торжествующие… А сколько лиц бледных, скуластых, с разительно ассиметричными чертами среди этих красноармейцев и вообще среди русского простонародья, – сколько их, этих атавистических особей, круто замешанных на монгольском атавизме! Весь, Мурома, Чудь белоглазая…». Здесь – представление «русского простонародья» как биологически иного подвида, как не ближнего. Но это было сказано в момент революционного столкновения, на это можно сделать скидку. А как можно было приветствовать такую позицию в благополучном еще обществе конца 80-х годов!

Расизм Н.Амосова и других идеологов «демократов» – это продукт их открытого западничества, утопического стремления догнать протестантов в их «эффективности», якобы вытекающей из мальтузианского отношения к «слабым», которые должны погибнуть. Но ведь таков же источник и наивного расизма наших «патриотов», которые взяли себе за идеал Столыпина с Колчаком. Вся столыпинская концепция разрушения общины и разделения крестьянства на буржуазию и пролетариат своим философским основанием имела социал-дарвинизм. Называя себя «белыми», наши нынешние патриоты должны же понимать, чью сторону занимают таким образом в противостоянии. Зря, что ли, писал Есенин о Белой армии: «В тех войсках к мужикам / Родовая месть».

Взяв за идеал социальную философию белых как «детей Февраля», нельзя уберечься и не впустить к себе в душу таящиеся в ней смыслы. Поневоле из-за этого в конце ХХ века вернулись наши интеллигенты к идеологии «белой кости». Вспомним, что даже такой либеральный кадет, как Н.А.Бердяев, когда переориентировался на крупную буржуазию и поддержку Столыпина, стал излагать совершенно расистские представления. Он писал:

«Культура существует в нашей крови. Культура – дело расы и расового подбора… „Просветительное“ и „революционное“ сознание… затемнило для научного познания значение расы. Но объективная незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определенными интересами, но как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование „белой кости“ есть не только сословный предрассудок, это есть неопровержимый и неистребимый антропологический факт».7

Струве писал, что основанием прогрессивного общества «является всегда человеческая личность, отмеченная более высокой степенью годности» [выделено мной – С.К-М]. Этот поворот бывшего марксиста Струве к социал-дарвинизму был очень радикальным, и в поддержку ему сразу выступил Бердяев: «Скажут, Струве хочет обуржуазить Россию, привить русской интеллигенции буржуазные добродетели. И Россию необходимо „обуржуазить“, если под этим понимать призыв к социальному творчеству, переход к высшим формам хозяйства и отрицание домогательств равенства».

Вообще, пропаганда программы разрушения крестьянской общины сопровождалась применением жесткой социал-дарвинистской фразеологии. Так, группа московских миллионеров, выступив в 1906 г. в поддержку столыпинской реформы, заявила: «Дифференциации мы нисколько не боимся… Из 100 полуголодных будет 20 хороших хозяев, а 80 батраков. Мы сентиментальностью не страдаем. Наши идеалы – англосаксонские. Помогать в первую очередь нужно сильным людям. А слабеньких да нытиков мы жалеть не умеем».

Этот отход от гуманистических идеалов и прежде всего от идеала равенства совершила не только российская интеллигенция, напуганная революцией. Культ «сильных», в крайнем своем выражении провозглашенный фашизмом, привлек и интеллигенцию Запада. И об этом предупреждали русские эмигранты. Немецкий историк фашизма Л.Люкс замечает: «Именно представители культурной элиты в Европе, а не массы, первыми поставили под сомнение фундаментальные ценности европейской культуры. Не восстание масс, а мятеж интеллектуальной элиты нанес самые тяжелые удары по европейскому гуманизму, писал в 1939 г. Георгий Федотов».8



Поделиться книгой:

На главную
Назад