Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: НЕОТМАЗАННЫЕ-Они умирали первыми - Сергей Щербаков на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:

Глава четвертая

Раннее утро. Тайсон, что есть силы, двинул ногой Ромкину койку, отвесил звонкую оплеуху спящему Костромину.

— Костромин! Самурский! Живо на кухню! — гаркнул он и, придвинув вплотную злое горбоносое лицо с пухлыми губами, и добавил угрожающе. — Если пару банок сгущенки вечером не притараните, урою! Поняли, духи?!!

Солдаты, ежась в утренних сумерках от осенней прохлады, молча дошли до столовой. Там уже во всю кипела работа: восемь заспанных «салаг», сидя вокруг бачка с очистками, чистили картошку, лук, морковь. Кому доставалась чистка моркови, пользуясь моментом, жрал ее от пуза, поглощая витамин «А» в больших количествах. Толстые недовольные поварихи, матерясь, вовсю гремели кастрюлями и давали указания, находящимся в наряде, солдатам. Пока Игорь Костромин с еще одним «молодым» помогал им взгромоздить баки с водой на плиту, Ромка присел в углу на отполированную до блеска солдатскими задницами лавку рядом с мусорным баком и с наслаждением затянулся сигаретой.

Вспомнилось, как на областном призывном пункте прощался с Димкой Коротковым, лучшим своим дружком. Тот попал в другую команду: за пятью парнями приехал «покупатель» из Ульяновска, коренастый, квадратный как шкаф, капитан из ВДВ в голубом берете, чудом державшимся на затылке. Димка несколько лет занимался в подростково-патриотическом клубе, у него за плечами было шесть-восемь прыжков с парашютом и мечтал стать «голубым беретом». Они крепко обнялись, прощаясь. Ромка провожал тоскливым взглядом группу ребят, которая еле поспевала за бравым капитаном-десантником. Вот и закончилось детство. Впереди — неизвестность.

У ворот Диман оглянулся и помахал на прощание рукой. Вместе с Димкой уходил и Никита, наивный деревенский пацан, с которым он познакомился на призывном пункте. Таким он и запомнился Ромке. Вихрастый, чуть ссутулившийся, нескладный, с сияющими глазами и детской улыбкой во всю ширь круглого лица. Больше они уже не встретятся никогда: Никита окажется в составе того разведвзвода ульяновских десантников, что погибнет через полторагода 27-го ноября в неравном бою с боевиками в ущелье Ботлих-Ведено.

Ромка погрустнел, больше никого из ребят знакомых не было. Был только из соседнего двора Колька Мастюгин, щуплый плюгавый прыщ, окончивший с отличием «кулинарный техникум».

«Этот уж точно пристроится, специальность есть, как-никак дипломированный повар. Неужели попаду с ним в одну команду, — тогда с горечью подумал Ромка. — А потом, когда вернусь, буду вспоминать боевых товарищей, и кого я назову? Этого, сопливого с заискивающими глазами урода, Кольку? Обидно, что рядом нет нормальных пацанов, старых надежных друзей».

«Интересно, в какие края Мастюгин угодил? Наверняка сейчас, чуть свет, в родной стихии, на кухне где-нибудь крутится как волчок», — Ромка, притушив о подошву сапога окурок, как заправский баскетболист забросил его в бак с отбросами.

«И за что это ему? Такое наказание! Не увиливал от воинской службы, не косил под психа или больного! Мечтал попасть в спецназ, вернуться с армии «краповым беретом»! А получилось что? Убить два года! Посудомойкой на дивизионной кухне у бачков с очистками да помоями! Среди грязных жирнющих котлов и кастрюль, — тяжело вздохнул молодой солдат. — И кому, спрашивается, нужна такая служба? Не то, что стрелять, оружие держать в руках толком не научили. Защитничек Отечества, называется!»

Тут его горестные думы прервала горластая плотная повариха, тетя Тоня, которая по какому-то поводу устроила настоящий разгон пацанам, которые спустя рукава чистили картошку.

— Спать хочу, мочи нет, — сказал, широко зевая, Костромин, плюхаясь рядом. — Не высыпаюсь ни хрена. Хронический недосып.

— Уж лучше хронически не высыпаться, чем п…дюлей от «дедов» получать, — отозвался, почесываясь, невеселый напарник.

— Блин, чертовы котлы. Надоело всё до чертиков! Каждый божий день одно и тоже. Никакого разнообразия. Свихнуться можно.

— Кострома, ты чего с утра завелся? Ворчишь как старый пенёк?

— Этот люминий и с «Ферри» хрен отмоешь. Тут обезжиривать бензином надо.

— Верно, тут с палец жиру.

— Бочку средства не меньше надо, чтобы их отдраить.

— Ты заметил, что прыщавого Груздя абсолютно работой не загружают?

— Так он же местный, к тому «шерстяной». У него родной дядька — замкомполка.

— Замок? Малышев? Не фига себе! Не хило. Хорошо устроился парниша! То-то, я гляжу, Груздь на всех болт положил, не больно-то потеет да из увольнений не вылазит.

— А ты думал, почему его Тайсон не дрючит, как остальных? Да я с таким дядей на его месте вообще бы дома жил.

— Игорёха, надо отдать должное, Груздь и сам прощелыга тот еще. Ему все по барабану.

— Не мешало бы сегодня хэбэшки прокипятить. Вша в конец задолбала, мочи нет.

— Я тоже всю поясницу в кровь разодрал. «Бэтээры» в конец замучили, живого места не оставили.

— Ну-ка, мужики, подмогни! — вклинился в разговор широколицый как луна, веснусчатый Петька Вавилкин, взваливая тяжеленный бак, с помощью Ромки на тележку. — Пантелеич вам прокипятит, так прокипятит.

— Да, мы после ужина, когда он дрыхнуть свалит.

Петька на кухне околачивался без малого уже год, и причислял себя к счастливчикам. Считал, что со службой ему дико повезло. Всегда в тепле, при жратве, и «дедушки» к нему хорошо относятся, потому что он от их побоев всегда откупится: то консервами, то соком, то мясцом. Иногда он, втихаря от всех, специально готовил жратву по персональному заказу Тайсона. То картошечки с хрустящей корочкой поджарит, то еще чего-нибудь вкусненькое сварганит. Он хоть и при кухне, а худущий как узник из Бухенвальда, хотя трескает будь здоров, за троих. Аж за ушами трещит. Сам он деревенский, из какой-то глухомани, откуда-то из-под Благовещенска. Поговорить с ним абсолютно не о чем. Полнейший «валенок». Болтает только о тракторах, сеялках, веялках, пьяных комбайнерах да о том, как жестоко избивали, приехавших к ним в совхоз оказывать помощь, городских. Вот и вся его песня. Пенёк, одним словом.

Помыв после ужина котлы, кастрюли и посуду, рядовые, работавшие на кухне, частенько после смены кипятили свою одежку, чтобы избавиться от донимавших паразитов. Главное, чтобы Пантелеич, главный повар, не увидел. Здоровый, задастый, Пантелеич был в звании старшины, и всю свою службу провел здесь, в этой части на кухне. Напялив на лысую голову, похожую на биллиярдный шар, высокий мятый колпак, он со здоровенной поварешкой, в грязном фартуке выпятив живот, разгуливал вдоль котлов и кастрюль как император Наполеон перед своей гвардией под Ватерлоо. И не дай бог, сделать что-нибудь не так и попасть под его горячую руку. В миг доходчиво огреет по башке своей поварешкой. Ромке уже доставалось от него несколько раз, ничего приятного он при этом не испытал.

— Кончай перекуры! Чертовы бездельники! Лоботрясы! — накинулась на них потная раскрасневшаяся повариха. Ромка и Костромин нехотя поднялись с лавочки и отправились заниматься «любимым» делом: скоблить грязные котлы.

Неожиданно на кухню, где Ромка и Костромин упорно драили котлы, «першингом» влетел довольно прилично поддатый майор Занегин. Его черезчур багровая опухшая физиономия с мясистым шнобелем и выпуклыми мутными глазами не предвещала ничего хорошего. От него за версту несло жутким выхлопом. Было такое ощущение, что он суток трое не просыхал, не меньше.

— Где хлеб? Куда девал хлеб, сученок? — накинулся он, ни с того, ни с сего, на ближайшего. Им к несчастью оказался Ромка Самурский.

— Откуда нам знать, товарищ майор! Должны были еще вчера вечером привезти. Но не привезли! Машина, кажется, не пришла! То ли сломалась, то ли еще что-то случилось! У прапорщика Демьянчука спросите, он точно знает!

— Ах, ты еще препираться со мной вздумал, ублюдок! — майор ухватил его здоровенной кляшнёй за затылок и с силой ударил солдата головой об стол. Удар пришелся о дюралевый уголок стола. Из рассеченного лба во все стороны брызнула кровь…

Глава пятая

Госпиталь. Ромка с перевязанной головой лежал в палате у окна и, вооружившись шариковым стержнем, писал родным письмо:

«… лежу в санчасти. Температуры второй день нет. В санчасти тоже не дают расслабиться, приходится порядок наводить. У нас тут трубу на днях прорвало, вода хлестала как из ведра, пришлось убирать все. Правда, едим тут, меры не знаем. Сгущенку ели, масло, сколько влезет с сахаром, яйца, пюре картофельное. Что-то, ваши письма запропастились куда-то. В роте, наверное, лежат. Тут книги все перечитал, подряд набрасываешься, а дома-то не особо я этим увлекался. Все гулять куда-то тянуло. Какие тут к черту «спецы». Это только я один тут знаю ФИЗО. В старой части нас здорово гоняли. Когда "солдатскую бабочку" по 150 раз делали, отжимались по 100–120 раз. «Гуськом» по 200 метров ходили, в противогазах бегали. Что, когда снимаешь его, из него льется пот и слезы как из кружки вода. Утренняя зарядка как ад была. А тут же кроме легкого бега, нагрузок нет. Служу России!»

Как-то днем навестить больного товарища наведался Коля Сайкин, с которым они вместе поехали в «учебку», а угодили сюда. Он был повыше ростом и пошире в плечах, да и силушкой бог не обидел. Но и ему здорово перепадало от старослужащих, его «метелили» сообща, один раз в каптерке так двинули по затылку табуреткой, что он даже сознание потерял.

— Здорово, болезный! Хорошо устроился, как погляжу! Как на курорте. Тепло. Мухи не кусают. Жрешь от пуза. Книжки почитываешь. Медсестры, симпатульки, гляжу, по коридорам со шприцами и клизмами шастают.

— Заходь, салажонок! — обрадовался гостю Ромка, приподнимаясь на локте. — Проходи! Будь как дома. Присаживайся.

— Ром, ну как у тебя дела? Голова сильно болит?

— Да, вроде оклимался. Пять швов на лоб наложили. Теперь, наверное, физиономия как у Отто Скорцени будет, вся в шрамах.

В узкой, вытянутой как кишка, палате кроме Ромки было еще трое солдат. Двое вышли покурить, а третий крепко спал, отвернувшись к стене. На нижнем несвежем белье через спину красовались бурые полосы.

— Чего это с ним? — полюбопытствовал Сайкин, кивнув на спящего.

— Это Владик. Из автобата. Пьяные «деды» его отметелили железными прутьями. Видишь, кровь насквозь пропиталась, запеклась. Раньше в царской армии было наказание шпицрутенами, прогоняли сквозь строй под ударами шомполов, вот и с ним такое устроили, сволочи.

— А чего же ему белье-то не сменят? Грязнущее, дальше не куда, как у бомжа из канализационного люка, да и в крови перемазано.

- Колян, ну ты даешь! — горько рассмеялся Ромка, закатив под лоб глаза. — С луны, что ли свалился? Сам посуди, кому мы тут на хрен нужны?

— Да, это ты верно заметил! Да, действительно! Кому?

— То-то же! Эх, не повезло нам, Колька! Ой, как не повезло!

— Ромк, кто б мог подумать, что так все для нас хреново обернется. Радовались раньше времени. Вот и стали сержантами, вот и стали спецами! Надо же было так вляпаться!

— Ни за что бы учиться не поехал, если бы знал в какую «дыру» попадем! И черт меня дернул напроситься в «учебку». Будь она трижды проклята!

Сайкин вдруг спохватился, вскочил, порывшись в карманах, извлек четыре пачки «примы».

— Вот, сигарет тебе принес. Да, вот еще, к Ваське Конопатому сестра приезжала, угостил, — он положил на тумбочку несколько карамелек.

— Спасибо, Коля, сигареты есть. Ребята выручили. Ты бы лучше мне тетрадку достал с конвертом. Письмо совершенно не на чем написать. И стержень совсем сдох, почти не пишет. Измучился с ним. Только мажет. Надо своим написать, чтобы прислали.

— Достанем, Ромк. О чем разговор. Знаешь, у нас ведь в роте ЧП!

— Что там еще приключилось? Прапорщик Власенко по пьяни обосрался или крыша обвалилась на гребаную казарму?

— Какой Власенко? Игорь Костромин слинял!

— Как это слинял?

— Как убегают? Вот взял и деру дал!

— Смотался, значит, все-таки Игорек!

— Третий день ищут! Всю часть обыскали, все верх дном перевернули. Нигде нет.

— Домой рванул, пацан!

— Домой?

— Хотя, вряд ли, до дома-то полторы тыщи будет!

— В конец достали, “деды”! Озверели, гады! Тайсон, распоследняя сволочь, кулаки свои распустил! Заставлял его в самоволку за водкой идти.

— Я тоже убегу!

Глава шестая

В госпиталь к Ромке, не выдержав, издалека приехала мать. Тревога не давала покоя. Материнское сердце не обманешь, оно чувствовало, что с сыном что-то случилось. Отнюдь не простуда, как он ей писал. Ничего про случившееся он так ей и не рассказал; говорил, что подскользнулся и неудачно упал. Мать упросила командование предоставить ему отпуск. Из отпуска в часть он уже не вернулся, мать через комитет солдатских матерей устроила сына в батальон внутренних войск, который дислоцировался неподалеку. Ромку снова определили на кухню. В батальоне не было такой «дедовщины», как в прежней части. Но здесь была другая крайность. Солдаты вместо увольнений в выходные дни работали на строительстве дач и на каких-то армян, с которыми у командования были свои какие-то темные делишки. Ромка замкнулся в себе. Один раз «дедушки» попытались «наехать» на него и его напарника, Вовку Олялина, появившись на кухне, но получили яростный отпор. В ход пошли не только кулаки, но и табуретки. «Кухарки» из драки вышли с честью. С фингалом под глазом да здоровой ссадиной на затылке. После этого побоища к ним уже никто не прикалывался.

Мать часто навещала его. Он сильно изменился. Из улыбчивого оптимистично настроенного парня превратился в неразговорчивого замкнутого хмурого солдата, которого уже ничего не интересовало в жизни. Обеспокоенная угнетенным состоянием сына, добилась приема у командира батальона.

— Сын так хотел служить. Так рвался в армию. Мечтал стать военным. Получить военную специальность. Не пытался «закосить» от нее, как сейчас стремятся многие. А что получилось? Околачивается на кухне! Ему же обидно. Молодой крепкий парень. Вы же судьбу ему калечите. Неужели нельзя его перевести в другое отделение, где настоящая военная служба.

— Ни чем вашему сыну помочь не могу! Он сам себе искалечил судьбу. Сам выбрал кривую дорожку. Он не вернулся в родную часть! Он дезертировал! Ему отныне нет доверия! Как я дезертиру могу доверить боевое оружие! Может он завтра с оружием убежит из батальона. А на кухне ему самое место! Там тоже кто-то должен служить!

— Ему, что же, до окончания службы посуду мыть да объедки со столов убирать?

— Я сказал, что будет служить на кухне! Значит на кухне! До конца службы! Я все сказал! — подполковник встал, давая понять, что разговор окончен.

— Ну, тогда хоть нормальную форму ему выдайте. На бомжа стал похож. Вон, в каких штанах ходит, им лет сто, не меньше. Заплатка на заплатке. Живого места нет. И сапоги все стоптанные, дырявые. На ладан дышут.

— Где я вам форму достану? Из пальца высосу? — вспылил возмущенно комбат. — У меня, что вещевой склад? У меня таких, как ваш, еще тридцать гавриков. Все беглые. И все они за штатом. Так что, для них у меня обмундирования нет. Покупайте обмундирование сами, если хотите!

Несколько раз Ромку навестил отец. Родители были уже несколько лет в разводе. Посидели, поговорили в комнате свиданий при проходной. Отец, посмотрев на разбитую вдрызг рваную обувь сына, на следущей неделе привез ему новенькие «берцы», которым Ромка был несказанно рад. Тут же переобулся, прошелся по помещению, поскрипывая, любуясь на них. Потом, вдруг помрачнев, тихо сказал:

— Пап, не надо. Зря купил.

— Не понимаю тебя. Ты же мечтал.

— Не возьму я их.

— Почему?

— Все равно «деды» отнимут.

— Да, что это за скоты такие?

Глава седьмая

Письмо от сына для Ромкиной матери было полной неожиданностью, она как раз наметила в выходные съездить проведать сына.

«… мама, ты меня не застанешь. Нас, «лишних», перевели в другую часть. В бригаду оперативного назначения. Будут готовить для «горячих точек». Извини, что не успел тебе об этом сообщить. Это было так неожиданно. Приехал какой-то капитан с сержантами оттуда, и нас тут же погрузили на поезд. Здесь не так комфортно, как у нас, но служить можно. Живем в настоящих походных условиях, в палатках. Выдали оружие, новую форму, каждый день занятия и серьезная огневая подготовка. Были даже ночные стрельбы. В роте, главное, коллектив хороший, пацаны подобрались нормальные. Встретил нескольких ребят из бывшей части. Тоже оказались «лишними».

Помнишь, я тебе рассказывал про старшего сержанта Антипова по кличке «Тайсон», который над нами, молодыми солдатами, тогда измывался. Так вот. Ребята говорят, доигрался. Посадили гада. Говорят, что Тайсон «обламывая» молодого солдата перестарался и нечаянно убил его. Он же бывший боксер, и не упустит случая, чтобы не почесать свои кулаки, чтобы кого-нибудь из молодых не повоспитывать. На этот раз ему не сошло с рук. Ударил со всей дури парня в грудь, сердце у парнишки и остановилось. Жалко, погиб, ни за что, ни про что. А эта сволочь получила по заслугам. Отольются ему теперь наши горькие слезы…»

В бригаде оперативного назначения, куда Ромка попал, маршброски следовали один за другим. Солдат немилосердно гоняли, стараясь за короткий срок дать навыки боевой сноровки по максимуму. Обычные стрельбы чередовались с ночными, чтобы у военнослужащих огневая подготовка была всесторонней.

Командовал Ромкиной ротой капитан Шилов. Невысокий подтянутый офицер с внимательным умным взглядом, чем-то похожий на «адьютанта его превосходительства» из фильма. Старослужащие поговаривали, что ротный был участником чеченской войны. Он отличался от других офицеров части строгостью и высокой требовательностью к своим подчиненным. Его все уважали и побаивались. За дело мог, не церемонясь, врезать по сопатке или затрещину влепить. Он не терпел ни халатности, ни разгильдяйства, многим за это здорово доставалось. Капитан за любую мало-мальскую провинность заставлял вкалывать до седьмого пота, постигая военную науку на практике. Или прикажет выкопать ячейку в полный рост, или вычистить и привести после стрельб в порядок оружие всего отделения, или в полной выкладке бегом преодолевать полосу препятствий… Помогали ему в воспитании бойцов старший прапорщик Сидоренко, по прозвищу Стефаныч и контрактник, сержант Кныш. Стефаныч был упитанный коренастым мужчиной с пшеничными усами на добродушном лице; Кныш в отличие от него — высоким крепышом с жесткими серыми глазами и квадратным волевым подбородком.

— Газы!! Газы!!

— Вы мужики или мешки с дерьмом? — орал, материл и пинками гнал молодняк сержант Кныш.

Пылища над лесной просекой поднялась удушливым столбом: показалась бегущая в противогазах рота, выбивая сапогами из дороги разноголосую глухую дробь словно табун диких мустангов. Из последних сил бойцы финишировали на широкой поляне, где с беззаботным видом в «тельнике», выставив упругий живот, сидел на пеньке и дожидался Стефаныч. Услышав долгожданную команду из уст отца-командира, уставшие потные солдаты, побросав снаряжение, в изнеможении ничком повалились на выгоревшую траву…

— Уф! Какое блаженство…, - Ромка утер кепкой потное лицо, перевернулся на спину, раскинув расслабленно в стороны руки, уставившись на мирно плывущие над ним облака.

— Ничего, пацаны! Терпите! — по-отцовски наставлял подопечных старший прапорщик, — Зато потом легко будет! Спасибо еще скажете! Помяните мое слово! Иначе нельзя! Бригада у нас особая!

Через пару недель после интенсивной подготовки Ромку и его товарищей должны были отправить в Дагестан, где накалилась обстановка до предела из-за прорыва в республику головорезов Басаева. Неподконтрольные президенту Масхадову вооруженные формирования боевиков под командованием Шамиля Басаева и наемника Хаттаба вторглись на сопредельную территорию, захватив пять горных селений.

Ромка написал отцу письмо, чтобы тот привез ему «берцы», так как их скоро отправляют в длительную командировку. Они встретились на КПП, крепко обнялись, устроились на поляне под соснами за одним из нескольких длинных столов со скамейками, где располагалось место для свиданий с родными. За соседним столом сидели в обнимку девушка с парнем, чуть дальше заплаканная женщина средних лет с сыном, ефрейтором.

Ромка за последний месяц, пока они не видились, сильно исхудал, но не смотря на это, выглядел бодрым и веселым. Сразу же как голодный волк набросился на извлеченные из спортивной сумки продукты.

— Зря, ты, «берцы» привез, — отозвался сияющий Ромка, уплетая за обе щеки бутерброд с сыром. — Полковник объявил вчера на плацу, что все поедут в сапогах, так как скоро осень и там грязь, говорят, непролазная.

— Жаль, выходит зря я тащил такую тяжесть.

— Выходит, пап, зря.



Поделиться книгой:

На главную
Назад