Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма

Постой, Тида,

перевернем его носом книзу!

И не свети сюда! Ух, как страшно

глаза его смотрят, полные злобы!

Точь–в–точь Грендель при лунном свете!

Тидвальд.

Да, вид свирепый! Но страх напрасен:

он умер, мертвый же дан не страшен.

Вот с топором, да живой… Пусть смотрит,

сколько захочет, и скалит зубы:

чрево ада его пожрало.

Подсоби, Тотта!

Тортхельм.

Гляди–ка, Тида:

вот так ножища — не меньше ярда

длинного, в целый ствол обхватом…

Тидвальд.

Верно! Смолкни ж, главу склонивши:

вот владыка!

Недолгое молчание.

Или, скорее,

то, что осталось нам волей Неба.

Ног длиннее в стране не сыщешь.

Тортхельм (распевно).

Вознес главу он венцов превыше

владык языческих; сердцем светел

и чист душою, прямей и тверже

клинка стального он слыл, чья доблесть

испытана смелым в кровавой сече;

стоил он больше звонкого злата,

и равных не было в целом свете

ни в бранном деле, ни в деле мирном;

суды его справедливы были,

и щедро дары он дарил достойным,

как древний владыка из древних песен.

Он мир покинул и путь к Престолу

Небес направил, снискавши славу —

блаженный Бьортнот!

Тидвальд.

Неплохо, Тотта!

Словес плетенье усладой служит

сраженным скорбью. Но к делу, друже:

успеть бы к утру, до погребенья.

Тортхельм.

Нашел! Вот меч его! Я поклясться

готов, что он это — золотые

бегут узоры по рукояти.

Тидвальд.

Зачем злодеи его не забрали?

Труп весь изрублен, и мало толку,

мнится мне, шарить вокруг и подле —

эти мерзавцы не шутят шуток,

и немногое нам осталось.

Тортхельм.

Скорбь и слезы! Проклятая погань!

Голову отсекли от тела,

а тулово, изверги, изрубили!

Не битва — бойня!

Тидвальд.

Ты рвался в битву,

а эта, право, ничуть не хуже

тех, что воспеты в твоих же песнях,

где Фрода пал, и повергли Финна.

Тогда рыдали так же, как ныне,

и в струнах арф отдаются стоны.

Нагнись, Тотта! Надобно тело

унесть отсюда. Возьмись сзади

и поднимай его осторожно.

Еще немного… Вот так–то лучше.

Медленно движутся прочь.

Тортхельм.

Даже мертвый, он будет нам дорог,

пусть изрублен, пусть изувечен.

Голос Тортхельма опять начинает звучать распевно.

В траур оденьтесь, англы и саксы,

от границ моря до границ леса!

Пал оплот наш, и плачут жены,

огонь пылает, и пышет пламя

костром сигнальным. Курган насыпьте,

заройте в землю славные кости,

сложите доспехи его в могилу,

золотой панцирь и меч со шлемом,

убор богатый и украшенья, —

все, чем владел сей вождь величайший,

благороднейший из благородных,