Фарсаны

Вздохнув еще раз, Данго-Дан нерешительно направился к вездеходу.

Вернулся он сияющий.

— Все в порядке, я уже не начальник экспедиции, — радостно объявил он. — Нанди-Нан больше всего расспрашивал о тебе. Он ждет тебя в Совете Астронавтики, хочет лично побеседовать.

Настроение у меня совсем упало. Я вышел из прохладного купола в опаляющий зной пустыни.

Подошел к одноместному гелиоплану и с удовольствием положил руки на его приятно-холодноватый корпус. Покрытые полупроводником корпус и крылья не накалялись и не отражали тепло. Наоборот, они почти без остатка поглощали лучистую энергию и превращали ее в электрическую. На этой даровой энергии гелиоплан летал по воздуху, раскинув свои широкие крылья.

Одной ногой я уже забрался в кабину, но кибернетический пилот, вмонтированный в пульт управления, бесстрастным голосом доложил:

— Энергии всего на пятьдесят лиг.

Это означало, что гелиоплан после недавнего полета не успел накопить в аккумуляторах достаточно энергии. Пришлось снова идти по горячим пескам. К счастью, одноместных гелиопланов было много. Киберпилот соседней машины металлически отчеканил:

— Энергии на тысячу лиг.

«С избытком хватит», — думал я, усаживаясь в мягкое кресло. Прозрачный колпак кабины захлопнулся.

— Куда? — спросил киберпилот.

— В Совет Астронавтики, — ответил я. Меня так разморило, что не хотелось самому вести машину. Доверился автомату, чего я вообще-то не любил.

Гелиоплан легко и бесшумно взлетел и, набирая высоту, взял направление на Северный полюс. На большой высоте воздух был прохладней, и мне захотелось впустить в кабину струю свежего ветра. На мою попытку открыть колпак киберпилот предупредил:

— Сейчас не рекомендуется этого делать. Разогревшись в пустыне, вы можете простудиться.

— Подумаешь, какая забота, — с неудовольствием проговорил я.

Но автомат был прав, и я не стал открывать колпак. Не хватало еще, чтобы к Нанди-Нану явился законченный космический разбойник с осипшим голосом.

Через два часа внизу зазеленели поля, сады и парки Северного полюса, заискрились реки и водоемы. Вдали, среди высоких раскидистых гелиодендронов и вечно-цветущих кустов, засверкали купола и шпили Зурганоры — столицы Зурганы.

Гелиоплан пошел на снижение и вскоре плавно приземлился около Дворца астронавтов — величественного голубого здания, всеми своими легкими, воздушными линиями устремленного ввысь. Архитектор придал ему форму звездолета, каким представляли его себе писатели и художники-фантасты. Дворец, напоминающий космический корабль в момент старта, хорошо отражает мечту человечества о звездных полетах.

Во Дворце я узнал, что Нанди-Нан находится в галактическом зале. Я вошел в зал и словно очутился в Космосе. В темноте сверкала мириадами звезд наша Галак тика. На фоне светлой туманности вырисовывался четкий профиль Нанди-Нана.

Вспыхнул свет, и зал приобрел обычный вид. Нанди-Нан направился к клавишному столику, чтобы сделать какую-то запись. Нанди-Нан, как и Данго-Дан, давно п ерешагнул за средний возраст. Но какая разница! В противоположность располневшему и нерешительному Данго Дану, Нанди-Нан сухощав, строен, энергичен в движениях.

— Ага, лихач! — засмеялся он, увидев меня. — Космический авантюрист!

Я с облегчением заметил, что, несмотря на несмешливые слова, Нанди-Нан улыбался дружелюбно.

— Ну-ка, расскажи, как ты ухарски посадил в пустыне грузовой планетолет.

Не дослушав до конца, Нанди-Нан строго осведо-мился:

— Ты был уверен в успехе или рисковал?

— Абсолютно уверен.

— Я так и предполагал. Узнаю себя, когда я был таким же молодым. Все же ты нарушил правила навигации, и многие предполагали от имени Совета Астронавтики выразить тебе порицание. Но я отстоял тебя.

Помолчав немного, он внимательно посмотрел на меня и предложил:

— Давай сядем и поговорим.

Мы уселись в кресла друг против друга.

— Ты не догадываешься, зачем я тебя вызвал?

— Сейчас нет. До этого думал…

— Знаю, о чем ты думал. Но речь сейчас не о том. За время твоего отсутствия произошло несколько важных и, думаю, очень приятных для тебя событий. Начну с менее важного. Круг арханов рассмотрел твою работу по астрофизике и нашел ее хоть и незаконченной, но очень перспективной и оригинальной. Твои смелые поиски в области переменных звезд получили всеобщее признание, и Круг арханов избрал тебя членом Всепланетного Круга ученых.

— Если это менее важное событие, то что же дальше! — воскликнул я.

— А дальше то, что Круг арханов совместно с Советом Астронавтики определил состав будущей межзвездной экспедиции.

— И я назначен вторым пилотом?.. — от волнения я даже привстал с кресла.

— Ты назначен первым пилотом, капитаном корабля, начальником экспедиции.

Я был до того ошеломлен, что долго не мог вымолвить ни слова.

— А как же… А как же вы? — наконец спросил я.

— Я слишком стар. То есть не то, чтобы очень уж стар. Летать еще могу и буду летать в пределах системы. Но для межзвездной экспедиции не гожусь. Она продлится много лет, и нужны самые молодые. На Зургану должны вернуться не дряхлые старики, а люди в зрелом, цветущем возрасте.

— Ну, и чтобы окончательно добить тебя, — усмехнулся Нанди-Нан, — скажу еще одно: в экспедицию зачислен твой друг планетолог Сэнди-Ски.

Это было уже слишком для одного дня. Я буквально онемел от счастья.

— Вижу, что на сегодня хватит, — засмеялся Нанди-Нан и, положив руку на мое плечо, добавил: — Рад за тебя. Обо всем подробней поговорим в следующий раз. А сейчас иди отдыхать.

Я вышел из Дворца Астронавтов и бросился к гелиоплану. Но его не оказалось на месте. Кто-то уже улетел на нем. Однако я быстро нашел другую машину.

— Куда? — спросил киберпилот, едва я уселся в кабине.

— Домой! — воскликнул я.

— Где ваш дом? — сухо и, как мне показалось, недружелюбно спросил киберпилот. Можно было показать на карте щита управления точку, где надо совершить посадку. Но я всегда недолюбливал автоматику, слишком уж подделывающуюся под человека. К тому же от переполнявшего меня счастья хотелось двигаться, что-то делать. Я отключил киберпилота и взялся за штурвал.

Поднявшись в небо, я сделал круг над Зурганорой. Прекрасные голубые арки, серые, под цвет гранита, набережные и лестницы, разноцветные, но простые и удобные жилые дома — все сделано из пеностеклозона, о котором с таким увлечением рассказывал Данго-Дан, из материала, который прочнее стали и легок, как кружева. А дворцы! Создавая их, архитекторы вложили все свое мастерство и вдохновение. Каждый дворец — это оригинальное, неповторимое произведение искусства.

Я любил Зурганору…

Повернув штурвал, я направил гелиоплан домой, вдоль темной ленты гелиодороги. Дорога эта, как и корпус гелиоплана, покрыта полупроводниковым слоем, жадно впитывающим лучи, льющиеся сверху мощным золотым потоком. На гелиодороге я заметил под тентами людей. Странные люди! Видимо, они не очень спешили, если пользовались дорогой, движущейся не быстрее бегуна. Я всегда предпочитал более современные способы передвижения: гелиопланы и ракетопланы.

Поднявшись выше, я открыл верх кабины и полетел с максимальной скоростью, опьяняющей и захватывающей дух.

Внизу проносились поля, сельскохозяйственные постройки, плодоносные сады и заводы со светлыми, как оранжереи, цехами. А вот большая огороженная и тщательно охраняемая территория самой мощной на планете аннигиляционной энергостанции. На меня она производит гнетущее впечатление. Видимо, потому, что там во время опасного эксперимента погиб мой отец. Сверху я видел отдельные неземные сооружения энергостанции. Там, глубоко под землей, стоит несмолкаемый грозный шум гигантских турбин.

Показалась Тиара — город, в котором я живу. Тиара — это скорее не город, а буйно зеленеющий парк с редкими вкраплениями многоцветных домов и дворцов. Я посадил машину около моего дома на открытой, незатененной площадке, где гелиоплан мог бы накапливать солнечную энергию. В саду собирал плоды покорный и неутомимый кибернетический слуга, похожий на вертикально поставленного огромного муравья.

— Гок! — позвал я его.

Гок проворно подбежал ко мне на своих гибких ногах-сочленениях.

— Где мама? — спросил я.

— На аннигиляционной энергостанции. Вернется не скоро.

Значит, снова под землей, на гигантской фабрике энер гии. Работая в экспериментальном цехе, она старается заменить отца.

Я направился в свою комнату. Только сейчас я почу вствовал усталость. Слипались глаза, хотелось спать.

Слуга послушно плелся сзади. Он вызывал во мне безотчетную неприязнь, словно живое существо. Мать же, наоборот, любила часами беседовать с ним.

Гок — последнее слово малой, так называемой, домашней кибернетики. По своей универсальности он не уступает огромным электронным «думающим» машинам, построенным по старинке — на полупроводниках. Его толстое муравьиное брюхо, до отказа напичканное миллионами микроэлементов, — бездонное хранилище знаний. Гок способен производить с молниеносной быстротой сложнейшие вычисления. Без него я запутался бы в черновых расчетах, и моя работа по астрофизике затянулась бы на десятки лет. Но — странное дело! — чем больше я нуждался в нем, тем неприятнее он мне становился.

В комнате было светло, как на улице. За прозрачными стенами гнулись под свежеющим ветром деревья. Скоро, видимо, будет дождь.

— А вчера мама была дома? — спросил я, раздеваясь.

— Да. Вчера мы вычисляли коэффициент аннигилируемой меди.

— Меди?

— Да, меди. Архан с Южного полюса Ронти-Рот и несколько ученых-северян выдвинули предположение, что медь с успехом можно использовать в наших аннигиляционных станциях. Я же считаю, что медь скоро вытеснит более дорогую ртуть и антиртуть.

И откуда только Гок знает все эти новости? Мне захотелось посадить в лужу этого тупицу-всезнайку.

— Вчера Круг арханов составил список членов межзвездной экспедиции, — сказал я. — Кого, по-твоему, назначили начальником экспедиции? Ну-ка, сообрази, пошевели своими железными мозгами.

— Конечно, Нанди-Нана.

— Вот ты и ошибся. Назначили меня.

— Не может быть. Потому что…

— Ну ладно, хватит! — прервал я его. — Хочу спать.

Слуга знал мою привычку спать под открытым небом. Он быстро проковылял к стене и нажал кнопку. Стены потемнели. Надо мной раскинулся купол искусственного темно-фиолетового неба, усыпанного огненной звездной пылью. Беззвучно заработали невидимые вентиляторы. Легкими порывами подул свежий ночной ветер.

Я повалился на постель и мгновенно заснул. Проснулся от шума, доносившегося со стороны экрана всепланетной связи. Не открывая глаз, я прислушался. Там происходила какая-то перебранка. «Кто мог быть на экране? — гадал я. — Сэнди-Ски! Ну конечно, он! Только он мог так сочно выражаться». Гок что-то пытался ему объяснить. На это вспыльчивый планетолог разразился градом проклятий.

Я слегка приоткрыл один глаз и увидел забавную сцену. На светящемся экране — сердитое лицо моего друга, его густые брови грозно хмурились. Перед экраном, облитый призрачным светом, стоял Гок и однообразно тянул:

— Он спит всего три часа. Не стану его будить.

— Молчи, дурак! — стараясь сдержаться, говорил Сэнди-Ски. — Он срочно нужен.

— Но поймите, он вернулся из межпланетного полета…

— Но-но, болван, железная побрякушка, ты еще учить меня вздумал!

Рассмеявшись, я вскочил, подбежал к экрану и оттолкнул Гока. Тот отлетел в сторону, едва удержав равновесие.

— Так его, хама, — злорадствовал Сэнди-Ски. — Эо, Тонри!

— Эо! — приветствовал я его. — В чем дело?

— Ты разве не знаешь? Сейчас загорится огонь над Шаровым Дворцом знаний. Я жду тебя у Дворца.

Огонь над Дворцом знаний означал, что там собрался Всепланетный Круг ученых, обсуждающих какую-нибудь важную проблему.

«Почему Нанди-Нан ничего не сказал об этом? — думал я. — Видимо, хотел, чтобы я хорошо отдохнул».

Я быстро оделся и выскочил на улицу.

Через час я был в Зурганоре.

Шаровой Дворец — своеобразное здание. Это гигантский сиреневый шар, находящийся на большой высоте. Создается впечатление, что шар ничем не связан с поверхностью планеты и свободно парит над столицей Зурганы, купаясь в синеве неба. Но на самом деле он неподвижен и стоит на очень высоких и совершенно прозрачных стеклозонных колоннах.

Я посадил гелиоплан на свободную площадку. Под колоннами Дворца меня ждал Сэнди-Ски.

— Какие вопросы обсуждаются на Круге? — спросил я его.

— Ты даже этого не знаешь? — засмеялся он. — Ты совсем одичал за время межпланетного полета. Вопрос один — генеральное наступление на пустыню. Пойдем скорее, мы и так опоздали.

На прозрачном эскалаторе мы поднялись на головокружительную высоту и встали на площадке перед входом во Дворец. Отсюда, с высоты полета гелиоплана, была видна вся столица Зурганы. Мы вошли внутрь, в гигантский круглый зал. Он напоминал сейчас огромную чашу, наполненную цветами, — так праздничны были одежды присутствующих.

В центре чащи, на возвышении, образуя круг, расположились арханы — самые выдающиеся ученые. Поэтому высший совет ученых планеты так и называется — Круг арханов.

Мы с Сэнди-Ски прошли в свой сектор астронавтики и уселись на свободные места. Здесь были знакомые мне астрофизики, астробиологи, планетологи, астронавты.

— Имеется два основных проекта освоения Великой Экваториальной пустыни, — услышал я голос одного из арханов. — Первый проект вы сейчас увидите.

Погас свет. Огромный полупрозрачный светло-сиреневый купол зала стал темнеть, приняв темно-фиолетовый цвет ночного неба. На нем зажглись искусственные звезды.

И вдруг в темноте, в центре зала, возник большой полосатый шар — макет нашей планеты.

— Последнее слово инженеров-оптиков, — шепнул мне Сэнди-Ски.

Это был изумительный макет Зурганы — в точности такой планеты, какую я не раз видел в Космосе со своего планетолета. На полюсах — зеленые шапки с правильными линиями гелиодорог и аллей, с квадратами и овалами парков и водоемов. Зеленые шапки-оазисы отделялись от пустыни узкими серовато-бурыми полосами. Здесь растительная жизнь в виде желтой травы и безлистного кустарника отчаянно боролась с песками и жаром пустыни. Три четверти поверхности занимал широкий желтый пояс Великой Экваториальной пустыни. Безжизненный край, край визжащих бурь и смерчей. А вот и транспланетная магистраль, для которой я недавно доставлял редкие металлы. Правда, здесь, на макете, она была изображена уже готовой. Примыкая к магистрали, протянулись с Севера на Юг полосы зеленых насаждений. «Дорога-оазис», — вспомнились мне слова Данго-Дана. По меридиану, параллельно первой магистрали, появилась вторая, третья… Десятка два магистралей-оазисов. Они соединились темными лентами гелиодорог — солнечной энергии на экваторе хоть отбавляй. В пустыне появились сверкающие квадраты водоемов, первые города. И вот вся планета была расчерчена парками и аллеями, гелиодорогами и каналами. Она напоминала гигантский чертеж. У меня вызвала досаду эта математически правильная, геометрически расчерченная планета.

Сэнди-Ски сердито хмурил брови.