Помоги проекту - поделись книгой:
Вольфганг Акунов
КРЕСТ И ЗВЕЗДА ГЕНЕРАЛА КРАСНОВА ИЛИ ПЕРОМ И ШАШКОЙ
«Чаю воскресения мертвых и жизни будущаго века. Аминь».
«Невостребованный прах»
Его бренные останки покоятся среди так называемых невостребованных прахов жертв политических репрессий советских карательных органов в некрополе московского Донского монастыря, где рядом с мощами Святого Страстотерпца Патриарха Тихона хранится величайшая святыня российского казачества — Чудотворная икона Божьей Матери Донской, по преданию, поднесенная Благоверному Великому Князю Московскому Димитрию Ивановичу донскими казаками перед судьбоносной Куликовской битвой. И каждый год 1 июня им приходят поклониться немногие уцелевшие ветераны Белого казачества, потомки казаков-жертв красного террора и представители нынешнего казачьего движения — слабого, рыхлого, разобщенного, как никогда, в кровь раздираемого групповщиной и мелкими амбициями «атаманов» (которых, как порою кажется со стороны, гораздо больше, чем рядовых казаков!), но все же существующего, наперекор всему, и служащего живым доказательством того, что — всем расказачиваньям вопреки! — казачьему роду нет переводу. Нет и не будет! И вот, перед мысленным взором православных христиан, приходящих сюда помолиться и поклониться невостребованному (слово-то какое!) праху мучеников, встает видение посмертного парада Всевеликого Войска Донского у гроба Войскового Атамана и его верных соратников, сопровождавших его на протяжении всего его жизненного пути — светлого, как клинок казачьей шашки — и вместе с ним едину чашу смертную испивших.
Лучи яркого июньского солнца озаряют пробудившуюся от подобного смерти зимнего сна природу и заливают морем золота то место, где навеки упокоился Атаман. В конном строю застыли бравые донцы с красными лампасами, с боевыми наградами на груди, заслуженными в кровавых схватках с большевизмом, в лихо сдвинутых набекрень фуражках, с шевелящимися на ветру чубами, обнаженными шашками салютуя праху своего славного Атамана.
Трепещут эскадронные значки и сине-желто-алые донские казачьи знамена, а впереди — значок командующего, черное Баклановское знамя с Адамовой головой — белым черепом, перекрещенными костями и заключительными словами Православного Символа Веры: «ЧАЮ ВОСКРЕСЕНИЯ МЕРТВЫХ И ЖИЗНИ БУДУЩАГО ВЕКА. АМИНЬ». Пританцовывают кони, прядают ушами, втягивают широко раскрытыми ноздрями теплый летний воздух. Вот они, казаки, наши последние рыцари! Они ушли в Вечность, навстречу свету, и мрак не поглотил их, по слову Священного Писания: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его!».
Эта статья родилась из небольшого очерка, задуманного как венок на могилу доблестного генерала от кавалерии Русской Императорской Армии, Атамана Всевеликого Войска Донского, классика русской военной прозы, крупного русского военного мыслителя и ученого, создателя и основоположника новой в истории русской военной школы науки — военной психологии — Петра Николаевича Краснова. Талантливый полководец, он разил врагов России и казачества мечом на поле брани. Талантливый публицист и писатель, он неустанно поражал ее врагов пером. Православный русский воин, он всю свою жизнь, во всех своих ипостасях, нес службу Богу, Царю и Отечеству — службу, бывшую для него нераздельной со службой родному Казачеству, всегда живым в его душе и сердце, а через это — всему миру и человечеству.
За эту свою верную службу он ненавидим всеми, кто вел и продолжает вести Россию (и через нее — и все человечество) — к окончательной гибели. Для колеблющегося, двоедушного, неверного в мыслях и чувствах XX века Атаман Петр Николаевич Краснов остался образцом чистоты, цельности и несгибаемости. Даже в своей Священной войне с поработившим Россию Коммунистическим Интернационалом — борьбе, которой он придавал поистине сакральные смысл и значение, казачий генерал Краснов был, если не самым сильным и известным, то уж, вне всякого сомнения, самый непримиримым и последовательным — в буквальном смысле слова «до гробовой доски» — врагом большевизма изо всех вставших под знамя Белой борьбы Русских генералов еще Царского производства:
— от 25 октября (7 ноября) 1917 года, когда отчаянным натиском остатков 3-го Конного корпуса на Петроград Краснов пытался задушить «великую пролетарскую революцию» в ее колыбели;
— через кровавую Первую Гражданскую войну, в которой он, как Донской Атаман, разработал и предложил единственно возможную стратегию победы в этой войне (свои же — не вняли!);
— через двадцатилетний, поистине каторжный по своей неимоверной напряженности общественно-политический и военно-литературный труд в эмиграции, где перо было приравнено к мечу;
— через крестный путь Второй мировой войны, ставшей для Краснова, как и для сотен тысяч других русских людей, «Bторой Гражданской», к трагедии Лиенца, вместе с белыми казачьими частями в составе германского Вермахта;
— до того черного дня 16 января 1947 года, когда Военная Коллегия Верховного Суда СССР, после однодневного закрытого процесса, увенчавшего собой полтора года допросов, издевательств и болезней, приговорила П.Н. Краснова, вместе с другими «главарями вооруженных белогвардейских частей», такими как генералы А.Г. Шкуро, князь Султан-Гирей Клыч и Гельмут фон Паннвиц, к смертной казни через повешение, и немедленно исполнила этот приговор во дворе Лефортовской тюрьмы)
— пролегли огневые версты крестного пути верного сына Тихого Дона.
Потомок героев России
Будущий генерал, атаман и писатель родился 10 (22) сентября 1869 года в Санкт-Петербурге в потомственной генеральской казачьей семье, многими поколениями связанной не только с военной славой России, но и с русской литературой, наукой и культурой. Первым из Красновых навечно вписал свое имя золотыми буквами в историю Отечества прапрадед Петра Николаевича — генерал-майор Иван Козьмич Краснов 1-й (1752–1812 гг.), родом из станицы Букановской на Дону, кавалер Императорских орденов Святого Великомученика и Победоносца Георгия IV класса, Святого равноапостольного князя Владимира IV степени с бантом, Святыя Анны II степени с алмазами, Святого Иоанна Иерусалимского (Мальтийского Ордена), крестов за Измаил и Прагу. Иван Козьмич был сыном простого казака («из казачьих Войска Донского детей»). На службу был записан казаком в 1773 году, а в следующем году назначен полковым писарем. В 1781 году стал сотником, а в 1785 году в бою на Кинбурнской косе, будучи ординарцем у А.В. Суворова, при выполнении его приказа был ранен «в сильнейшем огне» пулей в правую ногу (произведен в капитаны), участвовал во взятии турецких крепостей Очакова и Бендер (ранен в левую ногу и получил чин секунд-майора).
При Измаиле «употреблен был от Главнокомандующего в ночное время для измерения крепостного рва, что и выполнил с точным успехом», а в ходе штурма захватил три турецких орудия (произведен в премьер-майоры). В Мачинском сражении 25 июля 1791 года отнял у турок два знамени (за что получил похвальную грамоту от Государыни Императрицы Екатерины II и именную золотую медаль для ношения на груди). Геройски проявил себя в кампаниях 1792 и 1794 годов против польских конфедератов, был «жестоко» ранен пулей в правую ногу, награжден чином подполковника (в 1792 году) и орденом Святого Георгия IV класса. В 1796 году получил чин полковника, 8 марта 1799 года — генерал-майора. В конце царствования Императора Павла I уволен в отставку. Вернувшись на службу в 1803 году, И.К. Краснов был назначен атаманом Бугского казачьего Войска и занимал эту должность до нашествия Наполеона и с ним «двунадесять язык» на Россию. 22 марта 1812 года И.К. Краснова, по личному прошению атамана Всевеликого Войска Донского М.И. Платова, отозвали в действующую армию. После битвы под Смоленском Иван Козьмич возглавлял девять казачьих полков.
В арьергардном бою у Колоцкого монастыря накануне Бородинского сражения 24 августа 1812 года французское ядро раздробило ему правую ногу. Врачи были принуждены произвести срочную ампутацию (в присутствии самого атамана Платова), но спасти жизнь Краснова не оказалось никакой возможности. Герой скончался на следующий день после 14 часов мучений и был похоронен 27 августа 1812 года в Московском Донском монастыре (где через сто тридцать пять лет упокоился и «невостребованный» прах его праправнука, осужденного неправедным большевицким судом за «измену Родине») при скоплении огромных толп народа, провожавших его в последний путь. После гибели генерал-майора И.К. Краснова в нем была напечатана статья с портретом в «Русском Вестнике» — такой чести удостаивались тогда лишь немногие! С 26 августа его имя, как вечного шефа, стал носить 15-й Донской казачий полк.
Судьба славного родоначальника донских Красновых как бы «задала тон» жизни всех его потомков, посвятивших ее беззаветному служению Отечеству. И здесь невольно приходит на ум следующая аналогия.
15 сентября 1921 года в Новониколаевске (теперь Новосибирск) перед «революционным трибуналом» предстал командир Азиатской Казачьей дивизии генерал-лейтенант барон Роман Федорович фон Унгерн-Штернберг, непримиримый враг большевиков и стойкий монархист, покоривший для России Монголию (за одно это он стократ заслуживает, если не памятника, то, по крайней мере, отмены приговора неправедного большевицкого суда!), женатый церковным браком на принцессе Маньчжурской династии Цин, освободивший главу ламаистской «желтой веры» Богдо-гэгэна от красных китайцев, объявленный монголами Белым Богом войны, мечтавший о создании духовно-военного буддийского Ордена для освобождения России, Европы и всего мира от марксистской чумы и подло выданный кучкой изменников клевретам Третьего Интернационала.
Генерал барон фон Унгерн-Штернберг, не веривший до последнего дня в гибель от рук большевицких убийц Великого Князя Михаила Александровича, по благословению Далай-Ламы и Богдо-гэгэна вел своих казаков, бурят, монголов и тибетцев в бой под злато-багряным знаменем с ликом Спаса Нерукотворного, державными двуглавыми орлами, Царской короной и вензелем Императора Михаила II. В своей снискавшей всемирную известность, вышедшей уже после расстрела барона, политической утопии «За Чертополохом», П.Н. Краснов придал восстановившему Престол Романовых в России Императору Всеволоду Михайловичу, сыну Михаила Александровича, возвратившемуся в разоренную большевиками страну от Далай-Ламы из Тибета во главе состоявшего из монгол, бурят, тибетцев и казаков православного Белого воинства, черты барона Романа Федоровича фон Унгерн-Штернберга, а сопровождавшему его казачьему атаману Аничкову — черты другого столь же непримиримого врага большевизма — атамана Бориса Владимировича Анненкова, также павшего жертвой коварства и подлости слуг Коминтерна, предательски заманивших его в ловушку и предавших лютой смерти.
Впрочем, сходной была и судьба других казачьих вождей, к примеру, атаманов Александра Ильича Дутова и Григория Михайловича Семенова. Степные рыцари, они привыкли сражаться с врагом по старинке, в чистом поле, на верном коне, с острой шашкой в руке. А погибали от черной измены, от подлого удара в спину…
Участь барона фон Унгерн-Штернберга, как и всегда в подобных случаях, была предрешена еще до сначала судебной комедии телеграммой Ульянова-Ленина, смысл которой сводился к следующему: «Судить и, в случае установления вины, в чем не может быть ни малейших сомнений (!), немедленно расстрелять». Но главный красный обвинитель, небезызвестный Ярославский-Губельман, замыслил напоследок покуражиться над беззащитным пленником. Вздумав сыграть на «русских национальных чувствах» публики в их самом низменном варианте, он попытался представить Унгерна гнусным отпрыском «остзейских баронов», всегда «сосавших из России кровь» и якобы одновременно «продававших ее Германии». И спросил подсудимого издевательским тоном: «Чем отличился ваш род на русской службе?»
Барон фон Унгерн-Штернберг спокойно ответил: «Семьдесят два убитых на войне».
Этот эпизод вполне мог бы послужить эпиграфом и к судьбе самого Петра Николаевича Краснова, весь род которого пролитой за Россию на полях сражений кровью навеки запечатлел сворю верность Отечеству, какие бы изменнические ярлыки не наклеивали на фамилию «Краснов» выкормыши и последыши большевицкой партии национальной измены.
Сам генерал П.Н. Краснов вспоминал о своих предках в автобиографической повести «Павлоны» в следующих выражениях: «Я коренной донской казак. Мой отец был офицером Лейб-Гвардии 6-ой Донской Его Величества батареи, мой дед служил и был командиром Лейб-Гвардии Казачьего Его Величества полка, мой прадед служил в Войске Донского Атаманском полку, прапрадед, сотрудник Суворова (упомянутый выше Иван Козьмич Краснов — В.А.), служил в Донских полках, был в походах в Турции, Польше и на Кавказе и был убит под Колоцким монастырем накануне Бородинского сражения».
Прославились и старшие братья П.Н. Краснова — Андрей Николаевич (1862–1914), крупный ученый, географ и ботаник, основавший, между прочим, в 1912 году знаменитый Батумский ботанический сад, и Платон Николаевич (1866–1924), выдающийся русский математик, переводчик, литературный критик и публицист.
Донской казачий род Красновых поколениями служил Отечеству «пером и шпагой», а верней — «пером и шашкой».
Как говорится, «не из семьи, а в семью» был и сам Петр Николаевич. Еще шестилетним мальчуганом знал он назубок воинские поучения Суворова, под чьими знаменами его прадед добывал славу России, а к двенадцати годам стал «издавать» свой домашний журнал, совмещая в одном лице автора, редактора, художника и издателя. Эта длившаяся несколько лет литературная игра стала для Петра Краснова порой литературного «ученичества».
Тяжело в учении — легко в бою
Получив, подобно большинству мальчиков его круга, начальное образование дома, юный Краснов поступил в 1-ю Петербургскую классическую гимназию. Через пять лет он, по собственному горячему желанию — как видно, сказалась «военная косточка!» — сменил пятый класс этой гимназии на пятый класс Александровского Кадетского корпуса.
Учился в корпусе блестяще по всем предметам и, окончив его вторым в выпуске, был выпущен из него вице-унтер-офицером, после чего поступил в славившееся суровой дисциплиной Павловское Военное училище.
Павловское училище вело свое начало от Сиротского Дома, учрежденного Царем-рыцарем Павлом I в 1798 году. Все поступившие в него сразу же зачислялись на действительную военную службу нижними чинами «на казенный кошт», что было немаловажно для отпрыска многодетной семьи генерала Краснова, которая — вопреки утверждениям большевицких борзописцев! — подобно огромному большинству военных, да и вообще дворянских семей тогдашней России, отнюдь не купалась в «немыслимой роскоши». Блестяще закончив курс — первым в выпуске! — фельдфебелем 1-й Государевой роты, с занесением имени золотыми буквами на мраморную доску, Петр Николаевич Краснов, по Высочайшему повелению, был произведен в хорунжии, с прикомандированием к Лейб-Гвардии Атаманскому Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича полку. С производством в офицеры «павлонов» поздравлял сам Государь Император Александр Ш:
«…Громко и отчетливо сказал нам Государь. Каждое его слово запоминалось нами на всю нашу воинскую службу:
Поздравляю вас, господа, офицерами! Служите России и Мне, как служили ваши отцы и деды. Заботьтесь о солдате и любите его! Будьте ему, как старшие братья! Будьте хорошими наставниками. Учите солдат добру, смелости и воинскому искусству. Кому доведется служить на далекой глухой окраине, не скучайте, не тоскуйте, помните, что вы охраняете Российскую Империю. На вас, юнкера Павловского училища, я всегда надеюсь и верю, что, как вы были прекрасными юнкерами, так будете и образцовыми офицерами Моей славной Армии…Мы закричали ура…Флигель-адъютанты передавали каждому из нас Высочайшие приказы о производстве в офицеры. Это были толстые тетради сероватой «казенной» бумаги. На верху крупными, какими-то «казенными» буквами было напечатано: Высочайший приказ. По военному ведомству. 10-го августа 1889-го года. В Красном Селе.
Ниже мелкими обыкновенными буквами шло перечисление училищ и произведенных из них юнкеров…Каждый из нас листал тетрадь приказа, ища свою фамилию в длинном списке произведенных…Моей фамилии долго нет. Прошли произведенные из нашего училища в артиллерию, в саперные батальоны и, наконец:
По казачьим войскам:
В хорунжие: — из фельдфебелей Краснов в комплект Донских казачьих полков, с прикомандированием по Высочайшему повелению к Лейб-Гвардии Атаманскому Е.И.В.Г.Н.Ц. (Его Императорского Высочества Государя Наследника Цесаревича — В.А.) полку.
Дальше я не смотрел. У меня от волнения и усталости темнело в глазах. Я свернул приказ трубкой и положил его под погон…».
В 1890 году хорунжий Краснов был зачислен в Лейб-Гвардии Атаманский полк. Всей душой отдавшись службе, Петр Николаевич очень скоро стал исправным строевым офицером и выдающимся спортсменом-конником. Посетители конных соревнований в Михайловском манеже и скачек в Красном Селе нередко видели среди участников конных состязаний молодого красивого «атаманца» Краснова. Плотная загрузка в полку, не оставлявшая, на первый взгляд, и крупицы свободного времени, отнюдь не помешала раннему проявлению фамильной литературной одаренности Петра Николаевича.
Литературный дебют
17 (29) марта 1891 года в газете «Русский инвалид» была опубликована его статья «Казачий шатер полковника Чеботарева». Ее появление ознаменовало собой начало необычайно плодотворной литературно-публицистической деятельности генерала Краснова. С этого памятного дня его статьи и очерки, под общим, принятым в те годы названием «фельетонов», регулярно помещались на страницах «Русского Инвалида». Кроме того, Петр Николаевич, в качестве журналиста и военного обозревателя, стал также привлекаться к сотрудничеству в журналах «Разведчик», «Вестник русской конницы» и многих других солидных и серьезных изданиях тогдашней русской периодики.
В 1893 году вышел в свет его первый сборник «На озере», вслед за которым с завидной периодичностью, почти что ежегодно, в дополнение к журналистской работе, стали появляться интересные, часто весьма объемные, книги молодого военного литератора. П.Н. Краснов до конца своих дней отличался завидной, если не сказать — поистине чудовищной работоспособностью. Его умение с невероятной быстротой, в отсутствие элементарных условий, казалось бы, необходимых для нормального литературного творчества (досуг, отдельный кабинет, библиотека под рукой и проч.), творить абсолютно разноплановые и разные по жанру произведения вызывало неизменное изумление у современников и продолжает вызывать его у потомков. Естественно, все это неизбежно сказывалось на глубине проработки деталей и в особенности стиля отдельных произведений Краснова, с чем автор, вообще-то бывший (не в пример многим другим) чрезмерно скромным в оценке собственного творчества, впрочем, всегда сам самокритично и охотно соглашался
«Мы академиев не кончали…»
1894 год был ознаменован в жизни Петра Николаевича событием, являвшимся осуществлением самой заветной мечты для множества русских офицеров. Он был принят в Николаевскую Академию Генерального Штаба. Но по прошествии всего года учебы в Академии, по собственному желанию вернулся в полк. Дело в том, что всесильный тогда начальник Академии генерал Н.Н. Сухотин позволил себе в крайне бестактной форме задеть самолюбие молодого офицера, что и вынудило Петра Николаевича бросить Академию. Возможно, данный эпизод из жизни Петра Николаевича и не заслуживал бы упоминания, если бы за ним не скрывалось гораздо более важного и печального для судьбы Русской Армии, а тем самым — самой Российской Империи, как государства, в первую очередь, не торгового, не промышленного, а военного, «чье предназначение — внушать страх и ужас соседям» — обстоятельства.
По мнению ряда видных русских генералов — в частности, Н.Н. Головина и Ф.В. Винберга — мнению, мало известному широкой российской публике даже тогда (а тем более в наше время!), Академия Генерального Штаба и практиковавшийся в ней стиль преподавания стали резко портиться с конца 80-х — начала 90-х годов XIX века. Столь необходимое для армии широкое военное образование и просвещение стало как бы исподволь заменяться зубрежкой возможно большего количества учебников, а качество образования — подменяться количеством вдалбливаемых слушателям сведений. Талантливые офицеры нередко «срезались» на не имевших никакого значения мелочах.
Как пишет в своей книге «Крестный путь» генерал Ф.В. Винберг: «Академия стала походить на дореформенную бурсу. Сильно развивавшаяся конкуренция между учащимися развращала нравы как обучаемых, так и обучающих. Качественный уровень профессорского персонала стал сильно понижаться. Во взаимных отношениях стали все чаще наблюдаться недостойные военной среды заискивание, искательство, интриги, карьеристические происки».
Репутация Академии Генерального Штаба неуклонно падала, а вместе с ней падал и уровень офицеров, поступавших в Академию из чисто карьерных соображений, и пополнявших затем кадры Генерального Штаба. Создавался тип выскочки-честолюбца.
Как писал тот же генерал Винберг: «Создалась среда, в которую легко могли проникнуть масонские влияния, гораздо легче, чем в строевой состав Армии, огражденный корпоративным духом полковых традиций».
С начала 1900-х годов, когда резко усилилось влияние Генерального Штаба на войсковую жизнь и проникновение выпускников Академии на командные должности в обход строевых офицеров, выпускники этой Академии заслужили в Русском Офицерском Корпусе мало почетное прозвище «моменты». К 1917 году уже три четверти всех полковых командиров всех родов войск (кроме кавалерии!) и большинство начальников дивизий были выходцами из «Черного Войска», как в Армии полупрезрительно именовались кадры Генерального Штаба.
На совести Генерального Штаба было много неудач Русской Армии в Великой войне, которых могло и не быть. В частности — преступное уничтожение кадров доблестной Императорской Гвардии в совершенно второстепенных операциях, и многое другое. Пороки и недостатки своего Генерального Штаба незадолго до февраля 1917 года осознал, наконец, и сам Верховный Главнокомандующий — Государь Император Николай Александрович, сказавший в частной беседе, что после войны Генеральный Штаб ответит Ему за все.
Не исключено, что именно эти слова, неосторожно сказанные Царем, и послужили детонатором февральского переворота. Чтобы не попасть на суд пред Очи Государевы, «моменты» предпочли опуститься до участия в заговоре против Государя, содействия государственному перевороту и отречению Царя. Переворот 1 марта (роковой день, в который в 1881 году был сражен бомбой террориста-«народовольца» Царь-Освободитель Александр II) 1917 года стал возможным лишь благодаря наличию масонского ядра в центре и толще нашего Генерального Штаба.
После «октябрьской революции» немалое число «моментов» в высоких чинах поспешило перейти на службу к большевикам.
Сказанное, разумеется, не означает, что среди многочисленных выпускников Академии Генерального Штаба до самых последних дней ее существования не было верных, порядочных, честных и храбрых офицеров и даровитых военачальников. Не о них здесь речь, ибо не они, к несчастью, владели «контрольным пакетом» в рамках организации, которая была призвана самый смысл своего существования видеть в спасении Родины и Государя, а вместо этого способствовала гибели сперва Государя, а затем и Родины. Впервые во всей Русской истории высшие военачальники страны нарушили в роковом феврале 1917 году Присягу и Крестное целование, ввергнув Отечество и себя самих в пучину бедствий, конца которым не видно и по сей день.
Что же касается судьбы Петра Николаевича Краснова, то неудачный дебют в Академии окончательно и бесповоротно определил весь его дальнейший жизненный путь — путь строевого кавалерийского офицера и военного писателя-публициста.
В 1896 году Петр Николаевич сочетался законным браком с Лидией Федоровной Грюнейзен (1870–1949), известной камерной певицей, ставшей его верной спутницей и другом во всех тяготах, походах и скитаниях его героической жизни вплоть до трагического дня 28 мая 1945 года а австрийском городке Лиенце — месте казачьей Голгофы — когда она почувствовала и поняла, что больше никогда не увидит своего Генерала. Четыре года прожила она после этого в одиночестве, пережив казнь мужа на два года, и тихо угасла 23 июля 1949 года в местечке Вальдензее близ Мюнхена.
А пока что на дворе 1896 год. П.Н. Краснов — блестящий офицер блестящего Атаманского полка в самой благополучной и могущественной стране тогдашнего мира — Российской Империи — и вся жизнь впереди.
Пути-дороги
Скитания, правда, начались уже в следующем 1897 году, когда, по Высочайшему Повелению, сотник Краснов, в качестве Начальника казачьего Конвоя Русской Миссии полковника Артамонова, был послан в далекую, полусказочную Абиссинию (как тогда называлась Эфиопия). Эта командировка стала первым серьезным испытанием его энергии, воли и бесстрашия. Опасности пути, ежедневные лишения, тяжелые переходы по безводным пустыням Абиссинии и по ее непроходимым девственным лесам, воспетым Николаем Гумилевым, закалили богато одаренную натуру будущего Генерала и Атамана.
Из Абиссинии П.Н. Краснов был послан в Россию курьером с весьма нужными секретными бумагами, которые доставил на 30-й день, затратив на пробег на муле 1000-верстного расстояния от Аддис-Абебы всего 11 дней.
«Дневник Начальника Конвоя Российской Императорской Миссии в Абиссинии» был напечатан в 1898 году в «Военном Сборнике» и обратил на себя всеобщее внимание. П.Н. Краснов был приглашен в «Русский Инвалид» постоянным сотрудником. На страницах этой газеты, ставшей при редакторе полковнике Поливанове крупным военным литературным органом, реалистично живописующим быт Армии, еженедельно появлялись фельетоны, подписанные Гр. А.Д. (Град — имя любимой строевой лошади Петра Николаевича).
Статьи Петра Николаевича и его художественные и исторические произведения живо интересовали офицерство, оценившее его тонкое понимание души военного человека, профессиональное описание военного быта, походов, сражений и их участников — от рядовых бойцов до высших офицеров, и с огромным интересом читались на всем необъятном пространстве Российской Империи.
В 1901 году, в период занятия русской армией Маньчжурии — стратегически важной для Российской Империи территории на Дальнем Востоке — был опубликован цикл статей П.Н. Краснова — своего рода путеводитель по боевым действиям. В результате из-под его пера вышел целый ряд научных статей и серьезных очерков.
В 1902 году последовала командировка Краснова в Закавказье. С поста на пост, верхом, Петр Николаевич объездил всю турецкую и персидскую границы. Об этом нигде не говорится, но, кажется, Петр Николаевич был (подобно другому казачьему сыну — генералу Л.Г. Корнилову) ко всему, еще и очень неплохим полевым разведчиком.
Стратегические маневры Армии под Курском в 1903 году вновь привлекают перо военного обозревателя П.Н. Краснова. Популярность его растет, и материалы его просят к публикации такие массовые издания, как «Нива», «Биржевые ведомости» и «Петербургская газета».
В 1904 году — с началом Русско-японской войны — Петр Николаевич немедленно командируется в штаб Маньчжурской Армии фронтовым корреспондентом. Но, видно, не раз пришлось лейб-гвардейцу менять перо на шашку: об этом красноречиво свидетельствуют полученные им боевые ордена, включая «Анну» IV степени с надписью «За храбрость».
Орден Святого Равноапостольного князя Владимира IV степени с мечами и бантом, а затем и мечи к Станиславу III степени отметили его боевой путь.
А сразу после войны в Санкт-Петербурге был прекрасно издан капитальный труд военного журналиста П.Н. Краснова «Год войны» — талантливое описание войны с Японией, охватывающее период с февраля 1904 по апрель 1905 года, содержащее глубокие выводы о том, как воевать, чтобы не быть побежденными, и сохранившее актуальность и в наши дни (а может быть, именно в наши дни приобретшее небывалую дотоле актуальность!).
В промежутках между вышеперечисленными командировками шла напряженная строевая служба. С 1902 по 1907 год П.Н. Краснов состоит в Лейб-гвардии Атаманском полку полковым адъютантом, а затем командиром 3-й (штандартной) сотни. К этому времени относится следующее событие, оставившее глубокий след в душе будущего генерала Краснова, в котором он всегда вспоминал с огромным волнением.
В январе 1906 года, когда Наследнику Цесаревичу Алексею Николаевичу было всего полтора года, Государь Николай Александрович решил показать Его, как Шефа, Лейб-Гвардии Атаманскому полку:
«Государь взял на руки Наследника и медленно пошел с ним вдоль фронта казаков. Я стоял, — вспоминал генерал Краснов, — во фланге своей 3-ей сотни и оттуда заметил, что шашки в руках казаков первой и второй сотен качались. Досада сжала сердце: «Неужели устали? Этакие бабы! Разморились!» Государь подошел к флангу моей сотни и поздоровался с ней. Я пошел за Государем и смотрел в глаза казакам, наблюдая, чтобы у меня-то, в моей штандартной вымуштрованной сотне, не было качанья шашек. Нагнулся наш серебряный штандарт с черным двуглавым орлом, и по лицу бородача красавца вахмистра потекли непроизвольные слезы. И по мере того, как Государь шел с наследником вдоль фронта, плакали казаки, и качались шашки в грубых мозолистых руках, и остановить это качанье я не мог и не хотел».
В 1907 году П.Н. Краснов решает продолжать свое образование. Жизнь профессионального военного в Императорской России представляла собой обязательное чередование службы и учебы, и интеллектуальная подготовка тогдашнего русского офицера ни в чем не уступала строевой. На этот раз он выбрал Офицерскую Кавалерийскую Школу — лучшее в Империи учебное заведение для офицеров-конников. Как всегда — первый выпускник школы, после прохождения обязательного двухгодичного курса Петр Николаевич был оставлен при Школе начальником Казачьего отдела.
Тяжелая и ответственная работа по формированию кадров наилучших конников из числа казачьих офицеров не освобождает Краснова от других, не менее важных командировок. Так, в мае 1909 года он отправляется для проверки качества боевой подготовки на учебных сборах с льготными казаками в Донском и Оренбургском войске. В июле с той же целью командируется в Терское и Уральское казачьи войска.
В 1910 году Краснов получает новое звание и назначение: «За отличие по службе производится в полковники с зачислением по Донскому казачьему войску и назначается командиром 1-го Сибирского Ермака Тимофеева полка, оставаясь в прикомандировании к Офицерской Школе». Командуя полком, временно командует бригадой, временно исполняет должность начальника гарнизона города Джаркента.
Под командованием П.Н. Краснова полк, расположенный на границе с Китаем в Степном генерал-губернаторстве, в тысяче верст от ближайшей железнодорожной станции, становится одним из лучших полков во всей Русской Императорской Армии. Полковник Краснов честно и исправно нес нелегкую службу по охране Российской Империи. Будь Император Александр III еще жив, он остался бы доволен Cвоим Павловским юнкером. Воспоминания об этом счастливом времени, «На рубеже Китая», генерал издал, много лет спустя, в Париже, перед началом Второй мировой войны.
Хотят ли русские войны?
Поздней осенью 1913 года полковника Краснова перемещают с китайской границы на австрийскую, из «пустыни Тартарии» в город Замостье (ныне — Замосьц, центр Замосцьского воеводства на юго-востоке Польши) командиром 10-го Донского казачьего генерала Луковкина полка. Именно Замостью всего через несколько лет было суждено стать ареной ожесточенных боев между поработившими Россию, покорившими Тихий Дон и рвавшимися, под лозунгом: «Даешь Варшаву, дай Берлин, уж врезались мы в Крым!» раздувать пламя мировой революции в Европу (чтобы все было «по Марксу-Энгельсу»!) конными армиями красных и польскими легионами «начальника панства» Юзефа Пилсудского (благополучно забывшего социалистические идеалы своей юности, приведшие его в сибирскую ссылку по тому же делу о покушении на жизнь Священной Особы Царя-Миротворца, за участие в котором был повешен старший брат Ульянова-Ленина, Александр). Именно об этих боях под Замостьем пели «былинники речистые» большевицкой Красной кавалерии свою людоедскую песню:
«Польские паны» — это про «белополяков» Юзефа Пилсудского. «Псы-атаманы» — про соратников П.Н. Краснова.
Но до этой, Первой Гражданской, войны, было еще далеко. А вот до начала Первой мировой войны оставалось меньше года. 10-й полк являлся полком прикрытия границы и подлежал 6-часовой мобилизации в случае угрозы войны. В своей необычайно интересной книге «Накануне войны» Петр Николаевич подробно описал подготовку полка к войне и его участие в боевых действиях на начальных этапах.
Он отмечает гигантскую работу, проведенную командованием Русской Императорской Армии после японской войны с целью устранения упущений в боевой подготовке и материальном снабжении российских войск. По всем параметрам наша армия 1914 года стояла выше армий возможных противников (во всяком случае — австро-венгров), что и показала со всей наглядностью поистине блестящая Галицийская операция 1914 года. Генерал Краснов говорит о прекрасном офицерском составе, об урядниках и казаках полка, об укомплектовании его сверх штата (имея в виду 6-часовую мобилизацию) людьми, конским составом и всевозможным воинским довольствием. Сотни полка насчитывали по 16 рядов во взводах (вместо штатных 14–15).
Один из лучших инструкторов кавалерии в Императорской Армии, полковник Краснов, за отпущенное ему недолгое время, сумел отшлифовать вверенную ему часть до гвардейского блеска по выездке и боевой подготовке, что отмечалось высоким начальством и, в частности, генералом А.А. Брусиловым (который сам был Божьей милостью конником) сразу после маневров. Да, все в полку Краснова было готово к грядущей войне. Но хотели ли мы ее? — вспоминал генерал Краснов свои тогдашние мысли и чувства. Военных часто обвиняют, что именно они — главная причина возникновения войны. Их честолюбие, их славолюбие и даже, будто бы, корысть увлекают их на войну.
Поделиться книгой: