Помоги проекту - поделись книгой:
Алексей Диброва
АРТЕКОВСКИЙ ЗАКАЛ
От имени читателей большое спасибо артековцам 1941–1944 годов: Дрогайловой /Товма/ Галине Степановне (г. Комрат, Молдова) и Морозовой /Егоренковой/ Елене Павловне (г. Рославль, Россия), сохранившим рукопись своего артековского друга и передавшим её для публикации.
ВЕЗУТ, ВЕЗУТ РЕБЯТ!
Жил медведь в горах. Вдали сверкало и манило море. Надоело медведю карабкаться по крутым тропам, и пошел он напрямик к манящей голубизне. Медведь был большущий, лохматый и очень неуклюжий. Подошёл, наконец, он к морю, уставший и разомлевший от жары. Его томила жажда, а море дразнило своей прозрачной, колыхающейся волной. Забрёл он по брюхо и давай лакать солёную воду. Сердился зверь и фыркал: вода была ему не по вкусу.
Он глубже опустил голову и продолжал пить…
Кто его знает, почему он не смог вытащить головы из воды. Он так и застыл на века, окаменев у берега лазурного моря, которое позднее люди назвали Черным. Мысом вдается в море Медведь-гора или Аю-Даг, а вокруг ласково плещут тёплые морские волны.
Приятно медведю, поэтому и не уходит он от морского берега.
Издали заметна его большущая выгнутая спина, мохнатые бока.
Иногда кажется, что он вдруг подымет голову, фыркнет и уйдёт в горы. Но проходят тысячелетия, а медведь не просыпается…
У подножья цветут магнолии, зеленеют стройные стражи-кипарисы, алеют розы, благоухают яркие цветы, а на галечниковом берегу вечно шумит прибой. Красиво здесь! Дышится легко и свободно. Солнышко мягко щекочет лучиками каждого, кто попадает в этот сказочный мир Южного Крыма.
И вот пришли сюда жизнерадостные мальчики и девочки в красных галстуках. Не пугаясь грозного медведя, они построили невдалеке свой чудо-лагерь и назвали его красивым загадочным словом — «Артек». Было это в 1925 году.
Именно тогда известный большевик-ленинец, основатель «Артека» Зиновий Петрович Соловьёв сказал: «Дорога в Крым благодатный, блистающий всеми красками, какими только обладает природа, — для пионеров открыта. Её открыл лагерь в „Артеке“». (Теперь эти пророческие слова высечены на памятнике З. П.Соловьёву в Горном лагере «Артека».)
…И потекли по этой дороге в Крым ручейки звонкоголосой ребячьей реки.
Тысячи советских и зарубежных детей отдохнули здесь. Но речь пойдёт не обо всех артековцах (возможно, такую книгу ещё напишут), а лишь об одной, очень затянувшейся смене артековцев военного времени. Речь пойдёт о дружных ребятах одинаковой судьбы, одинакового закала, о сплоченной многонациональной семье «Артека» военного времени.
Каждый помнит свою первую поездку, она долго не забывается. Для многих моих сверстников такой была поездка в «Артек». Я до этого дальше райцентра никуда не ездил. И вот путёвка в кармане, экзамены позади, рядом мама в купе поезда, идущего в Симферополь. До сих пор удивляюсь: почему именно мне досталась чудо-путёвка? Разве я один учился на отлично во всей Полтавской области накануне войны? Конечно, нет. Просто — повезло!
Помню, я с интересом и ребячьей завистью читал в «Пионерской правде» заметку об «Артеке»: с фотографии улыбались весёлые детские лица в белых панамах. «Счастливые!» — подумал тогда я.
Путёвку вручили в Лохвицком райкоме комсомола.
— А как мне быть с комсомольским билетом, брать с собой или нет?
— А ты что — комсомолец? — спросил секретарь.
— Да, в мае приняли. Лагерь ведь пионерский, не буду ли я иметь неприятности из-за этого?
Секретарь, немного подумав, посоветовал:
— А ты сделай так: билет оставь дома, за сорок дней с ним ничего не случится, а в лагере будь пионером.
Тогда никто не мог предвидеть, что всё обернётся по-иному… Начинался июль 1941 года.
Со всех концов необъятной страны ехали ребята в крымский «Артек». Их всех не перечесть, но среди тысяч пионеров были и те ребята, которые прошли дружной семьёй трудные дороги войны под флагом «Артека».
…Пыхтели, тужась, паровозы, составы стучали сотнями колёс все ближе к цели.
Богатыми были дорожные впечатления, каждому хотелось взглянуть на Перекопский перешеек из окна вагона. Проезжающие ребята вспоминали рассказы учителей о боях под Перекопом и на Сиваше в грозные годы гражданской войны, о дерзновенной смелости красноармейских полков Блюхера и Федько. Никому и в голову не могло придти, что через несколько месяцев крымская земля снова станет ареной жесточайшей битвы с новым, более коварным врагом. Никто этого тогда не знал.
В Симферополе ребята прошли предварительный медосмотр, пообедали и уже здесь чувствовали себя членами единой семьи. По команде вожатых разместились в автобусах, на прощание помахали родителям из окошек, и вот уже город остался позади.
Крымские горы. Так вот вы какие! Гордые! Очаровательные! Дорога извивалась в горах длинной лентой, огибая крутые склоны, поросшие огромными дубами, буками с гладкими серыми стволами и роскошной кроной. Слева, будто древняя турецкая крепость, белел известковыми карнизами горный массив. Ребята с интересом рассматривали горные пейзажи, восхищаясь дивной красотой юга. Но это не мешало им дружно петь песню об «Артеке», только что разученную в автобусе:
Навстречу действительно бежало много машин, автобусов, и все водители их и пассажиры, казалось, приветствовали ребят.
Ехала из буковинского села Катя Каплунская, из черниговского — Шура Костюченко, от берегов голубого Дуная — Миша Фаторный и Вася Заболоцкий, со Смоленщины — Лёля Егоренкова и Игорь Сталевский, из Витебска — Юра Мельников, из Бреста (тогда ещё мало кому известного) — Натан Остроленко и Яша Олесюк, ехали из Кишинёва и Одессы, Таллина и Харькова, Москвы, Петрозаводска и Тирасполя, с далёкого Урала — туда на юг, к самому синему морю, куда долетала только их детская мечта.
ЗДЕСЬ ВОЗДУХ ГОЛУБОЙ!
На перевале вдали заголубел горизонт.
— Море! Море! — закричали в автобусе. Все прильнули к окнам.
Песня ударила с новой силой:
Теперь автобусы катились осторожно под уклон, а море то показывалось на время вдали, то снова сверкало сквозь густой шатёр зелени. Песня не смолкала.
В Алуште впервые увидели море вблизи: на берегу было множество купающихся, в море белели яхты, а море — большое, ленивое, будто вздыхая, катило на берег прозрачные волны, и они с шумом пенились на прибрежной гальке, откатываясь назад и вновь стремительно набегая на купающихся.
Сделали небольшую остановку, подышали свежим воздухом, и снова дорога стлалась под колёса автобуса. «Артек» встретил ребят радужной аркой-воротами и долгожданной остановкой.
После бани они не узнавали сами себя: белые трусики, блуза, панама, красный галстук — красноречиво подчёркивали их принадлежность к артековской семье. «Вот и я стал артековцем!» — подумалось каждому, и такое становление было очень приятным. Ребята восхищались пейзажем: во все стороны раскинулось море цвета небесной голубизны. Местами вдалеке в нём поднимались ручейки дыма далёких пароходов. Вокруг буйствовала зелень неизвестных растений, угадывались лишь роскошные сосны, а ниже — пальмы. Казалось, будто новый мир открывался перед детскими глазами, и в нём им суждено прожить целых сорок дней.
— Ну, здравствуй, «Артек»! — произнёс кто-то негромко.
— Салют, «Артек»! — подхватил чей-то уверенный голос, и ребята побежали вниз, к ряду деревянных корпусов на берегу моря.
Жизнь пошла, как заведённый механизм, чётко, легко, весело. Утром по сигналу горна все вскакивали с постелей и бежали на зарядку, солнышко щекотало ребят нежными лучами, утренняя прохлада бодрила, дышалось легко и свободно. Гимнастические упражнения выполняли под аккомпанемент баяна.
Потом умывались, заправляли постели и строем шли завтракать в столовую, откуда было видно и голубой горизонт моря, и горбатый силуэт Аю-Дага, и скалы в море.
После завтрака пионерские отряды строились на костровой площадке. Сдавались рапорты, и под дробь барабанов на лагерной мачте поднимался красный артековский флаг.
— Лагерный день начат! — торжественно произносил старший вожатый. Сколько интересного ожидало ребят ежедневно: разучивание артековских песен, поход к морю, на мыс Аю-Даг, увлекательная работа в кружках детской технической станции, спортивные игры, катание на велосипедах, морская прогулка на катере, просмотр кинофильмов, — всего не перечесть, и каждый день что-то новое, интересное. Ребята быстро подружились между собой. Я успевал поиграть в шахматы с москвичом Феликсом или пойти в ДТС на фотокружок с ярославцем Юрой, поиграть в волейбол и покататься на велосипеде с испанцем Димасом, который умел исполнять много цирковых трюков на велосипеде.
После франкистского переворота в республиканской Испании, в «Артеке» отдыхало много испанских детей. Советские люди радушно приняли их в свою многонациональную семью, предоставив им возможность учиться в школе и отдыхать в лучших здравницах страны. Испанцы отличались не только чёрными кудрями, но и живостью характера, располагали к себе искренностью, изобретательностью и юмором. Они уже знали достаточное количество русских слов и этого «запаса» им вполне хватало для общения с артековцами. А смуглая Лоренсия старалась быть переводчиком у соотечественников, растолковывая им какое-нибудь новое русское слово. Среди испанских девушек выделялась черноглазая спортсменка со знакомым именем — Аврора. «Революционная девушка» — называли мы её. Она была крепкого телосложения, отличалась коллективистским характером, горячим темпераментом. Испанцы о ней говорили, что на родине в грозные дни революционных боёв с франкистами Аврора была медсестрой в батальоне республиканцев легендарного Листера, и не одного раненного вынесла с поля боя. А Димас добавлял:
— Сама Пассионария благодарила Аврору за отличную службу!
— Но пасаран! — поднёс он сжатый кулак к голове.
Поэтому уважение ребят к смелой девушке росло с каждым днём.
Близкое знакомство с голубой стихией состоялось на катере «Павлик Морозов». Он стоял, как белый лебедь, что собрался вот-вот взлететь, возле артековского причала, чуть покачиваясь на лёгкой волне, в ожидании пионеров. И они не задержались, получив разрешение на посадку старшей вожатой Гали. Вприпрыжку, с шумом бежали по причалу:
— Садись, ребята!
— Пропусти меня на нос!
— А меня — на корму!
— Старого моряка пропустите к штурвалу!
— Здесь нет штурвала, а руль.
— Что ты меня учишь, я — моряк!
— Ой, девушки, страшно!
— Женя, давай руку, с этой стороны не укачивает!
— За борт не переваливаться — исчезнешь! — раздалась громкая команда моториста катера. Он завёл мотор, катер горделиво, по-лебединому поплыл от причала в открытое море. Волны разбегались под углом от носовой части в обе стороны, а за кормой пенилась прозрачная морская вода. Миновали две скалы в море, на них хозяйничали чайки, одни спокойно сидели, не реагируя на приближение катера, другие, жалобно крича, летали низко над водой, на миг касаясь её белой грудью, зорко выслеживали зазевавшихся рыбок.
— Среди них тоже есть лежебоки и работяги, — заметил кто-то.
— И философы тоже, — добавили в тон ему.
— Ребята, споёмте нашу любимую! — взмахнула рукой вожатая отряда Паня и первой уверенно начала:
Все дружно подхватили, перекрывая рокот мотора:
Катер развернулся и пошёл к берегу, но не к причалу, а к высокой и крутой скале. Подъехали совсем близко.
— Это, ребята, — «Ласточкино гнездо», здесь бывал в своё время Пушкин, — рассказывала Паня.
Катер, обогнув скалу, осторожно въехал под каменный свод и остановился: со всех сторон и над головой висели каменные глыбы, отшлифованные морскими волнами на протяжении многих веков. Вода почему-то казалась здесь зелёной.
— А это — пушкинский грот.
— И здесь он тоже бывал?
— Возможно, что был, он был во многих местах черноморского побережья, — продолжала Паня.
— Какое чудо вода сделала! — увлечённо проговорил кто-то.
— Для этого нужны были тысячелетия, — заметил Лёва Пастухов, — пионер с Урала, которого ребята прозвали профессором — он один был в очках и очень увлекался коллекционированием минералов, днями пропадая на Аю-Даге. А вторым его хобби было изучение морских обитателей. Однажды, после купания в море, Лёва принёс в палату увесистый свёрток и засунул его в тумбочку. Никто на это не обратил особого внимания, зная его увлечение минералами. Ночью всех разбудил чей-то истошный крик, все проснулись, включили свет. Чудо-чудное: на полу ползали неуклюжие морские крабы, а к Юре они по сползшей простыне залезли в кровать, пощекотали ему бока, разбудив и напугав сонного парня. Лёва соскочил с постели и начал собирать своих недисциплинированных подопечных, бережно пряча их снова в тумбочку.
— Ты, товарищ геолог, брось эти штучки! Завтра ты надумаешь крокодила в палату принести, а потом какого-нибудь динозавра! — зашумели мы на него и заставили с трудом выбросить всю живую коллекцию через форточку, после чего все снова уснули. После этого случая Лёва продолжал собирать только минералы, и ночью ребят больше никто не тревожил.
ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ
Кровать, на которой я спал, стояла напротив входных дверей нашей палаты и поэтому проверка заправленных постелей начиналась ежедневно с моей койки. В тот день, как всегда после зарядки я старательно застелил матрац одеялом, обернул край простыней, поправил подушку и спокойно пошёл умываться. Тем временем дежурный вожатый произвёл проверку. Когда я, вытираясь на ходу, пришёл в палату, то сразу заметил, что одеяло на моей постели завёрнуто к подушке, что означало неправильную заправку. «Так старался, а придётся всё сначала», — подумал и застелил по-новому. В строй, понятно, немного не успел и в столовую побежал один.
На аллее меня остановила старшая вожатая Галя.
— Из какого отряда? Почему без строя? Как фамилия? — посыпались её вопросы.
— Из первого. Перестилал постель. Диброва. — лаконично ответил я.
Галя сердито посмотрела на меня строгим взглядом и разрешила идти на завтрак, предупредив, чтобы подобного больше не случалось.
За завтраком кто-то, озорничая, стрельнул косточкой черешни мне в глаз, виновника я не узнал.
«Ну и день начался сегодня» — с некоторым огорчением подумал я. Потом вспомнил, что сегодня день занятия фотокружка, нужно идти на ДТС. Разыскал Юру Зубова. На занятии внимательно выслушали советы и наставления руководителя, получили фотоаппарат, запас пластинок и отправились к Медведь-горе на произведение фотосъемки. Шли медленно по берегу, уточняя план действий. Море будто дышало: спокойные волны медленно накатывались на шуршащую гальку, обдавая ребят солёными брызгами. У берега, на большущих камнях сидели загорелые рыбаки с удочками, увлечённые своей работой.
— Это и будет наш первый фотообъект! — радостно решил вслух Юра и щелкнул затвором.
Подошли к выходящему в море небольшому ущелью, по дну которого весело журчал неутомимый ручей. Теперь я сфотографировал друга на фоне ущелья, заставив его рассматривать камень.
— Нужно создать непринуждённую обстановку, чтобы всё выглядело совершенно естественно, а не просто позировать перед объективом! — продублировал я слова руководителя кружка.
Пошли дальше, приближаясь к Медведь-горе. Начали подниматься по склону, который был достаточно пологим, а потом крутизна увеличилась, продвигаться стало тяжело. Мы сопели, как ишаки, пот градом струился по лицу.
— Достаточно! — прохрипел я. — Отдохнём!
Присели, немного отдышались. Юра заметил немного выше по склону небольшую площадку.
— Давай взберёмся туда и сделаем несколько панорамных снимков! — предложил он.
— Дело! Чур, я первый! — и я начал карабкаться по склону вверх. С трудом залез на площадку, крикнул Юре:
— Сфотографируй меня снизу!
— Готово! — вскоре крикнул он.
Поделиться книгой: