Радомир Коловрат
«Шалом Гитлер!»
В школе я был обычным панком. Ну, слушал, там Exploited, GBH, Sex Pistols, Гражданскую оборону. Ругался с учителями из-за булавки в ухе, панковских маек, бритых висков. Но потом моя жизнь резко изменилась. В компании друзей я посмотрел фильм Romper Stomper. Копия была даже не первой, но все, что нам было надо, мы там увидели. Этот фильм рассказывал о скинхедах, точнее, о, так называемых боунхедс, бритоголовых, придерживающихся расистских и националистических взглядов. Фильм был направлен против них, скинхеды по сюжету жили как свиньи, какой-то полухипповской коммуной. Тем не менее, идея нас захватила. Не то, чтобы мы были убежденными нациками, но конфликты с рэпперами, неконтролируемый поток иммигрантов из южных республик бывшего СССР, которые не желали ассимилироваться и часто создавали этнические преступные группировки, все это, несмотря на наличие друзей других национальностей как у нас, так и у наших родителей, не способствовало росту интернационализма. На дворе стояла бешеная середина девяностых. Мы с друзьями ненавидели новую действительность, когда все измерялось деньгами, а деньги делались на крови и обмане. Мы протестовали против нее. И вот была найдена форма протеста.
Майки с логотипами панк-групп полетели в помойку. После поездки в магазин «Ле Менаж» в Хрустальном переулке, на выбитые с родителей деньги, были куплены роскошные шестнадцатидырочные ботинки Dr.Martens. Джинсы, не смотря на мамины протесты, вываривались с завязанными и скрученными штанинами в отбеливателе, отчего на них получались красивые разводы. Под машинку я обрил свою голову, благо форма черепа позволяла. У деда был конфискован комплект подтяжек. Мы с друзьями бегали по библиотекам и подвальным книжным магазинчикам. Читалось все: от старого журнала «Ровесник» с ругательной статьей о «молодых западных нацистах» до невнятного «Майн кампф» и дневников бойцов власовского РОА. Из-за границы привозились кассеты белого ска и ой-музыки, скинзины (ночами переводившиеся со словарем на русский), одежда нужных марок. Мы вышли на первых русских скинхедов, во многих районах города появлялись наши ровесники-единомышленники, становилось на ноги смежное по идеалам движение футбольных фанатов. Появлялись общие места тусовок: кафе «Выставочное» на ВДНХ, Арбат, улица Герцена. Шли первые уличные бои с рэпперами, гопниками, инородцами, молодыми коммунистами. Слава о наших выходках, бежала впереди нас. Мы становились грозной силой, быть бритым было модно. Нас пытались привлечь в свои ряды многие политические партии правой направленности. Кое-кто на это велся. Но, в основном, эмиссары РНЕ и «Памяти» получали пизды под улюлюканье собравшихся. О большую политику мараться мы не хотели. Я окончил школу и поступил в институт стран Азии Африки (прикольно, правда?). К этому моменту, я был весьма известен в кругах бритой молодежи, входил в состав группировки «Белые воины». Еще в школе я увлекся татуировкой и, так как неплохо рисовал, достиг в этом определенных успехов. Татуировки давали мне неплохой заработок, я и сам набил себе несколько татуз: свастику на груди, ку-клукс-клановца на левом плече и скифский орнамент на спине и бицепсах.
У меня было пара приводов в ментовку за драки, но до серьезных заморочек пока не доходило.
Однажды я сидел у себя дома и пил в одиночестве пиво, на полу в беспорядке валялись журналы и каталоги с татуировками, конспекты арабского из института. Настроение было так себе, надвигалась сессия, давно никого не колол, деньжат было маловато. Поехать что ли, занять бабла у родаков? И час выслушивать их нравоучения про то какой я татуированный урод, что мой прадедушка-фронтовик если бы был жив, не перенес бы внука- нациста и так далее. Когда я окончил школу, родители забрали бабушку к себе, а мне отдали ее квартиру. Время от времени они подкидывали мне денег, но в основном я жил на доходы от татуировок и кое-каких дел с друзьями. Внезапно пронзительно затрезвонил телефон.
— Але, вендиспансер слушает.
— Здорово, вендиспансер, чем занят? — услышал я в телефоне голос Кирюхи, моего одногруппника из института.
— Пивко посасываю, есть предложения?
— Имеются две мажорные крали, хотят сделать себе татки, бабки у них с собой. Могу быть с ними у тебя, через часа два.
— Чего хотят делать?
— Одна узор на жопе на полпачки, у другой есть свой рисунок рыбки в треть, на плечо. Сделаешь?
— С первой 50 баксов, со второй 35, возьмите чего-нибудь пожрать: сыра там, сосисок.
— Ты ж можешь дешевле сделать?
— Они же мажорки, с них не убудет.
— Ладно, скоро будем, ты приберись у себя, девушки все-таки к тебе приедут.
Я полазил по квартире, смел мусор под кровать, принял душ, натянул парадные джинсы и майку-алкашку, обнажавшую мои мускулистые татуированные руки (вдруг, если телки нормальные, кого-нибудь очарую и засажу?). Я поставил машинку для татуировок кипятиться в дезинфицирующий раствор и распечатал новые иглы и перчатки.
Через полтора часа раздался звонок в дверь. Я поставил в музыкальном центре сборник The best of MADNESS и пошел открывать. В дверь с криками ввалился Кирюха, вертлявый рыжий весельчак, фанат группы Korn. За ним опасливо вошли две красивые, дорого одетые девушки. Одна была высокая блондинка с простоватым сильно накрашенным лицом, вторая — стильная брюнетка итальянского типа с большой грудью, похожая на американскую актрису Джину Гершон.
— Алексей. — представился я.
— Наташа. — протянула для поцелуя руку блондинка.
— Очень рад. — пожал я ее пальцы.
— Вика. — чуть смущенно улыбнулась брюнетка.
— Тоже рад.
А брюнетка супер, подумал я про себя, правда, явно нерусская, ну да пофиг. Несмотря на мои убеждения, в моем донжуанском списке были и татарка, и две, весьма страстные армянки.
— Проходите в комнату. — показал я гостям.
— А где я могу попудрить свой носик? — спросила меня блондинка.
— Свой я обычно пудрю от прихожей направо.
— Спасибо, было бы любезно, если бы у тебя нашлась кассета транса. Это поможет мне расслабиться.
— Я наркоманского говна не слушаю.
Блондинка фыркнула и пошла в ванную. Брюнетка, наоборот, украдкой улыбнулась. Вообще, по первому впечатлению, блондинка была эдакой капризной фифой, а брюнетка неглупой свойской девочкой. Брюнетка тем временем, с ухмылкой разглядывала стены моей комнаты, на которых были: календарь с Муссолини на текущий год, граффити свастика и руна Альгиз, пара плакатов европейских ультраправых ой и хардкор групп. Я еще раз оценивающе посмотрел на брюнетку и внезапно понял такой интерес к моим настенным украшениям: в ее ушах были золотые сережки в виде шестиконечных звезд Давида, девочка была еврейкой.
— Ну, как, нравятся картинки? — непринужденно спросил я.
— Ты что, фашист? — с некоторым холодом в голосе спросила она.
— Знаешь, Вика, я просто люблю свою страну и свой народ, если это преступление, то уж извини. Среди твоего народа тоже встречаются нормальные люди, но его представители сделали революцию в России и сейчас, здесь же осуществляют геноцид русских. Холокост тоже выдуман, с целью шантажа немцев и других народов. Многие народы пострадали в этой войне не меньше вас, а деньги и земли получили только вы. Между прочим, многие независимые честные еврейские ученые с этим согласны, могу дать тебе почитать пару серьезных книжек историков-ревизионистов на эту тему. Пещерным антисемитом я не являюсь.
— Дай почитать. — неожиданно ответила Вика. — Было бы интересно. И все-таки любить свой народ, уничтожая другие, это неправильно.
— За всех скинхедов я отвечать не могу, но лично я наношу точечные удары, по тем, кто этого заслуживает. В Израиле тоже есть организация типа скинхедов, «Бейтар» называется, по-вашему — штык, В Америке ширится движение черных расистов. Но шельмуют почему-то только белые националистические движения. Это несправедливо, я не претендую на мировое господство, но в своей стране, на земле за которую мои предки проливали кровь, я хочу быть хозяином, а не рабом или гостем. Против тебя лично я ничего не имею, но против многих твоих соплеменников — политиков, шоуменов и магнатов имею немало.
— В чем-то ты и прав. Хотя, лично я против любого насилия. — задумчиво сказала Вика.
Я пожал плечами.
— Хорош спорить, в холодильнике, пиво стынет. — ворвался в комнату Кирюха. — Жиды, скинхеды — все мы люди, так давайте веселится. — провозгласил он.
— Сделаем дело, тогда и повеселимся. — строго осадил я Кирюху.
— Да, Кирюш, как раз обмоем сделанные татуировки, я со скинхедами еще никогда не бухала. — с улыбкой сказала Вика.
— А я тоже не пил с живыми еврейками. Шутка. — сказал я.
Все мы засмеялись, тут в комнату вошла Наташа.
— У тебя все стерильно. — с ходу протянула она.
— Нет, на выбор есть иглы спидозные, есть гепатитные. — раздраженно ответил я, припаивая иглы к насадке. — Кто первый, у кого готовый рисунок?
— У меня. — сказала Наташа, протягивая мне рисунок пошловатой рыбки. — На плече хочу. Это больно?
— Не больнее, чем эпиляция.
— Тебе-то откуда знать про эпиляцию?
— Мне ли не знать. — потер я под общий смех бритую голову.
— А я бы хотела сделать себе что-нибудь типа кельтского узора на задницу, чтобы по центру к копчику выходило. — провела рукой по своему крепкому заду, показывая место будущей татуировки, Вика.
— Посмотри каталоги и фотки того, что я уже сделал, если захочешь что-то заделать по-другому, могу нарисовать. — с этими словами, я протянул Вике стопку татужурналов и фотоальбомов.
— Кто, что будет? — вновь нарисовался Кирюха, неся с тарелки со снедью и бутылки, он всегда поражал меня своей вездесущностью.
— Я пока, разве что пивка, а ты Наташ, можешь, если боишься, чего-нибудь покрепче. Есть виски, водка, чача.
— Пожалуй, от виски я не откажусь.
— Щас налью. Садись на этот стул, боком ко мне, заголяй плечо.
Наташа сняла кофту, обнажив внушительную грудь, крепко схваченную лапами красного бюстгальтера на размер меньше. Я заинтересованно окинул ее взглядом, заметив это, Вика озорно улыбнулась. Я плеснул в граненый стакан вискаря. Наташа разом опрокинула в себя темную жидкость и, слегка поморщившись, закусила шоколадкой.
Я взял ручку и быстро набросал на Наташином плече рыбку, показал девушке рисунок в зеркале, она довольно кивнула. Я запустил свою адскую машинку. От первого прикосновения иглы, Наташа вздрогнула, но потом успокоилась и сидела смирно.
— А это действительно не так больно как я думала!
— Все зависит от мастерства. — гордо резюмировал я и продолжил колоть, изредка отвлекаясь на пиво. Так как рисунок был небольшой, через минут сорок я закончил. Аккуратно смыв остатки выделившейся лимфы и вазелина, облегчавшего процесс нанесения татуровки, я смазал Наташино плечо бактерицидным кремом.
— Так, запоминайте теперь обе. Неделю не мыться в ванной, не ходить в бассейн, сауну, солярий, болячку не сдирать, мазать первые пару дней антисептическим, а потом детским кремом или вазелином по мере высыхания. Кожа у всех разная, так что если краска ляжет тускло, я бесплатно добью. Ну, Вика, выбрала?
— Да. — Вике понравился узор в стиле «борнео», мы убрали пару пошловатых завитушек, и получилось вполне пристойно.
— Оголяйтесь теперь вы, мадемуазель.
Вика, играя на публику, по-стриптизерски вальяжно скинула узкие джинсы и осталась в черных стрингах, плотно врезавшихся в тугую аппетитную задницу.
— Да, главное удержать руку от дрожи, касаясь такой красоты! — с улыбкой сказал я.
— На мне-то она не дрожала. — заметила Наташа.
— Но и плечо, не задница. — парировал я.
— Удивительно меткий афоризм, дай запишу! — издевательски зааплодировал Кирюха.
— Ладно, к делу! Вика, на позицию, а позиция твоя — пузом на диван.
Вика плюхнулась животом на мой диван, а я, с машинкой в руках, скрючился. рядом. Процесс доставлял мне удовольствие, рисунок для исполнения был не особо интересный, но касаться бархатной загорелой Викиной задницы было изумительным ощущением. Пару раз мне пришлось менять свое положение, чтобы скрыть одолевавший меня стояк. На этот узор у меня ушло около часа, закончив, я тоже промыл и смазал свежую татуировку. Вика тут же побежала смотреть на результат в зеркало.
— Здорово, то, что я хотела, а она останется такой же яркой?
— Когда все заживет, она станет чуть-чуть более блеклой. Если будешь правильно за ней ухаживать, все будет хорошо.
— Класс, надо это отпраздновать!
— Да, мне теперь тоже можно немного пригубить.
— Ща, все организуем! — резко подорвался Кирюха.
— Вы никуда не спешите? — спросил я у девушек.
— Да нет, такое дело грех не обмыть. Вот возьми, как договаривались. — и они почти синхронно протянули мне деньги.
— Спасибо, носите на здоровье.
Дальше, в течение часов двух мы общались, пили вино, которое они принесли с собой. Кирюха пытался окучивать захмелевшую Наташу, та вяло отбивалась. Мы с Викой обсуждали фильмы и книги, оказалось, что у нас много общих интересов. Национальную тему, по взаимному молчаливому согласию, мы обходили стороной. Тем временем Наташа вспомнила, что ей завтра рано вставать в автошколу и засобиралась домой, Кирюха вызвался ее провожать. Они вопросительно посмотрели на Вику. Вопреки моим ожиданиям, она сказала, что еще задержится, все равно им в разные концы ехать.
— Смотри, сейчас набегут его друзья скинхеды и подвергнут тебя глумлению. — попытался шутить пьяный Кирюха.
— Иди-иди, горе-Казанова! — отмахнулась Вика.
Я закрыл за Наташей и Кирюхой дверь и вернулся в комнату. К этому моменту я был уже изрядно под мухой. Плюхнувшись на диван рядом с Викой, я неожиданно ощутил, как ее бедро прижалось к моему, меня стало одолевать нарастающее возбуждение. В конце концов, почему бы и нет? Почему я не могу разок переспать с еврейкой, мне же на ней не жениться и рожать от меня она не будет. Я взял руку Вики в свою ладонь и внимательно посмотрел ей в глаза. В глубине ее антрацитовых зрачков отражалась моя лысая башка. Наши губы соприкоснулись. Мы оба понимали, что делать этого нам не нужно, что ни мне, ни ей эта связь ничего хорошего не принесет, но поделать с собой ничего не могли. Через некоторое время на моем раздолбанном диване сплелись наши обнаженные тела. Викино лоно оказалось необыкновенно узким и влажно-горячим, что подарило мне довольно острые ощущения. Девушка, как и многие раскрепощенные дамы восточных кровей, была опытной и страстной любовницей, умевшей получать удовольствие сама и, дарившая его партнеру. Мой бедный диван, жалостно скрепя, полночи ходил ходуном. Проснулись мы довольно поздно, где-то в час. Открыв глаза, я увидел перед собой солнечного зайчика на смуглом Викином плече. Почувствовав мой взгляд, она рывком перевернулась лицом ко мне. Ее щека еще хранила красный след от подушки, между двух больших грудей с крупными коричневыми сосками на увесистой золотой цепочке свисала шестиконечная звезда.
— Зачем я это сделала? Был бы ты хорошим еврейским мальчиком, прошедшим обряд бармицвы, а ты — скинхед, расист и антисемит. Что же делать? Самое ужасное, мне понравилось, то, что мы делали вчера ночью, и мне хотелось бы повторять это снова и снова. Не то, чтобы ты — офигенный любовник, но между нами словно искра проскочила, тебе так не показалось? — неожиданно выдала мне Вика.
Я, лежа, переваривал услышанное. Дело в том, что я тоже почувствовал нечто особенное, чего ранее не испытывал. Вот те на! Не хватало еще мне в еврейку влюбиться!
— Знаешь, я думал, что это будет обычным пьяным ничего не значащим трахом. Но проснувшись с тобой утром в одной постели, я сейчас понимаю, что хотел бы каждое утро просыпаться и видеть тебя рядом. — слова правды давались мне с превеликим трудом, я будто бы слышал свой голос со стороны, и звучал он странно и чуждо.
Вика провела рукой по свастике на моей груди.
— Что же нам теперь делать? Наша связь обречена на неудачу. Я должна бежать отсюда и больше никогда тебя не видеть, но чем больше времени я лежу с тобой в постели, тем больше я хочу остаться здесь навсегда. Господи, почему, я с первого взгляда влюбилась в скинхеда, а не в смуглого сефарда с берегов Сиона! Родители уже начали подыскивать мне хорошую партию, как среди российской еврейской общины, так и в Израиле.
— Я тоже видел свою возлюбленную крепкой русской девицей или голубоглазой немецкой фройляйн, ну, на худой конец хохлушка или испанка, но, чтобы спать с еврейкой! А если об этом узнают мои товарищи по борьбе? Да, попадос.
— Может быть, будем тайно встречаться?
— Давай попробуем, может, разочаруемся друг в друге, и все пройдет. — сказал я, сознавая всю эфемерность подобного предположения.
Недели две мы встречались, не говоря никому ни слова о наших отношениях. В пивняки и клубы, где собирались бритоголовые и футбольные хулиганы я ее, естественно, не водил, да и Вика не показывала меня своей мажорной компании. Мы ходили в кино, театры, гуляли по московским бульварам, до исступления любили друг друга, доламывая мой старый диван. Наши разговоры частенько заканчивались ожесточенными спорами, когда мы касались национальной темы, каждый из нас с криками отстаивал свою точку зрения, не достигнув соглашения на словах, мы каждый раз достигали консенсуса в постели: накатывало жаркое лето, едкий запах пота и спермы повисал в моей комнате.
Однажды, когда родители Вики уехали на дачу, она пригласила меня в гости. Викина семья жила в просторной трехкомнатной квартире на Смоленской. Папа ее был известным московским адвокатом, а мама преподавала иврит в одной из московских еврейских школ. Квартира была со вкусом обставлена дорогой антикварной мебелью, в гостиной стоял домашний кинотеатр.
— Так вот на что тратятся деньги, украденные у русского народа!
— Хватит, ты опять хочешь поссориться, иди лучше есть. — донесся с кухни Викин голос.
Мы основательно поели различных деликатесов, обнаруженных в холодильнике. На кухне, в рамках висели два фото похожих друг на друга носатых мужчин с грустными глазами.
— Прадед мой и его брат. Прадед был репрессирован по «делу врачей», а его брата немцы убили в Бабьем Яре. — перехватив мой взгляд, объяснила Вика.
— Мой прадед тоже погиб на войне, под Сталинградом. А дед дошел до Берлина. Он сыном полка был.