Космический триггер

Многие ученые соглашаются с мнением Карла Юнга, что число поразительных совпадений в “сети” резко возрастает вокруг тех, кто погружается в глубинную психологию или же в любое исследование, которое расширяет “периметр” сознания (возможно, такие люди просто начинают больше осознавать совпадения в “сети”). Артур Кестлер подробно написал об этом в двух книгах: “Корни сознания” и “Вызов случая”. [15] Д-р Джон Лилли высказал фантастическое предположение, что исследование сознания активизирует агентов “Центра управления космическими совпадениями”. Остается надеяться, что это шутка.

В Новом Орлеане Освальд и Торнли жили каждый своей жизнью, а Автор тем временем жил своей жизнью в Огайо. Но “сеть”, постепенно затягивала всех нас в игру, которая в “Иллюминатусе” названа операцией “Едет крыша”.

Когда Джон Фитцджеральд Кеннеди был убит Освальдом и (или) неизвестными личностями, американский дух что-то утратил, как отметил среди прочего Джулиус Фейффер. Конечно, Кеннеди не был президентом, которого любили все, — ни один президент никогда не был всеобщим любимцем, даже Вашингтон, — но он был молодым (или моложавым), симпатичным, образованным, мужественным и сильным.

Пули с Дэйли-плаза вызвали всплеск примитивных страхов, захлестнувших дух нации. Камелот умер. Богоданный Король был принесен в жертву, и мы вдруг попали в центр законодательного перекраивания архетипического антропологического ритуала Фрезера-Фрейда.

Национальный дух головокружительно качнулся в сторону Гибельного Места. Если мне не изменяет память, первое упоминание о заговоре всплыло в газете “Нэйшэнэл гардиан” всего через несколько недель после убийства. Скептик читал это с интересом, но информация показалась мне неубедительной. Когда, наконец, вышел отчет Уоррена, Скептик внимательно изучил и его. Но и этот отчет меня не убедил. Вообще, меня часто поражало, как может множество людей придерживаться твердых убеждений по разным вопросам. Я начинал понимать, почему суфии всегда нападают на “убеждения”. В наше время каждый человек считает, что должен всегда иметь убеждения практически по всем вопросам, независимо от того, владеет он информацией или нет. К сожалению, мало людей знает разницу между убеждением и доказательством. И, что еще хуже, большинство людей вообще не понимают относительной разницы между:

а) просто юридическим доказательством,

б) логическим, или вербальным, доказательством,

в) доказательством в гуманитарных науках (например, в психологии), и

г) доказательством в естественных физико-математических науках.

Люди полны убеждений, но у них почти нет способности увидеть относительность доказательства, на котором строятся все эти многочисленные убеждения.

Мы считаем, что “увидеть — значит поверить”, но, по мнению Сантаяны, на самом деле нам гораздо проще поверить, чем по-настоящему увидеть. В сущности, мы видим то, во что верим почти все время, и лишь мельком, изредка и случайно замечаем то, во что не верим.

Визит в Миллбрук

Следующей случайностью, типичной для сети, стала моя встреча с д-ром Тимоти Лири, человеком, который, по мнению его врагов, промыл мозги всего поколения отравляющими сознание наркотиками, а по мнению его друзей открыл путь освобождения человеческого сознания от культурно обусловленных ограничений.

Я познакомился с Лири через Ральфа Гинзбурга, который в 1964 году предложил мне должность заместителя редактора в журнале “Факт”. Хотя я обожал нашу крошечную ферму в Огайо, а мои дети яростно сопротивлялись возвращению в Нью-Йорк, Ральф соблазнил меня заманчивым годовым доходом — в два раза большим, чем мне удавалось заработать между фермой и работой в городе. Я купил цивилизованную городскую одежду, выбросил последние пейотные грибочки и вернулся в урбанистический улей. Шаман вновь, так сказать, одомашнился.

Я хотел взять интервью у доктора Лири для журнала “Факт”, но Ральф, демонстрируя странную форму “предвидения”, которой сопровождалась вся его трудовая деятельность, сказал, что шумиха по поводу психоделических наркотиков поутихла (1964 г.) и эта тема больше никому не интересна (1964 г.), а Тимоти Лири скоро будет забыт (1964 г.). И все же мне хотелось познакомиться с д-ром Лири. Наконец, всеми правдами и неправдами мне удалось выманить у Пола Кесснера из “Реалиста” такое внештатное задание и совершить путешествие (которое вскоре повторят несметные полчища психологов, пасторов, рок-звезд, восточных гуру и молодых искателей Чуда) к озеру Гудзон, в ашрам Миллбрук.

Это было лишь самое начало в истории “сумасшествия шестидесятых”, как метко обозначил это время Чарльз Слэк. Тем летом Тимоти Лири, изгнанный из Гарварда за еретические научные исследования и неблаговидное использование Первой Поправки к Конституции, изучал тибетскую “Книгу мертвых” и по-прежнему интенсивно занимался научной клинической психологией.

Об ашраме в Миллбруке так много написано, что нам не стоит входить в мельчайшие подробности. Подъезжая, мы увидели на крыше главного здания чернокожего парня, игравшего на трубе прекрасный джаз в полном одиночестве, а на стенах буквально каждой комнаты висели знаменитые психоделические коллажи. Но в общем и целом особняк весьма смахивал на место, где ученые проводят научные семинары. Если Гордон Лидди и прятался в кустах, пытаясь подсмотреть в бинокль за сексуальными оргиями и другими отвратительными преступлениями, то в тот конкретный день он, наверняка, страшно скучал.

При первом знакомстве Тим производил впечатление типичного университетского профессора средних лет, правда, с виду более спортивного, чем остальная академическая братия. Мы упоминаем об этом потому, что в последующие годы он стал выглядеть намного моложе. Когда позднее мы будем обсуждать теорию метапрограммирования и исследования Пола Сигалла по аминокислотам, связанным с психоделиками и старением, то обнаружим некоторые доказательства, которые указывают на то, что моложавый облик д-ра Лири, возможно, имел биохимическое объяснение. Помимо того, что Тим был атлетически сложенным мужчиной средних лет, он отличался необыкновенной свободой от пространственно-временных условностей, характерных для обычного американца. Порой во время разговора с вами он мог подойти к вам очень близко, как это делают мексиканцы, или смотреть в глаза не отводя взгляд, как это распространено среди американцев. И если вы начинали из-за этого нервничать, он отходил назад и давал вам возможность расслабиться. И, коненчо, уже тогда на его губах играла “знаменитая усмешка Лири”.

“Во время кислотного путешествия добиваешься самых лучших результатов тогда, когда трахаешь того, кого по-настоящему любишь, — сказал он в тот день. — В это время нервная система наиболее открыта, наиболее некондиционирована и готова принять совершенно новый импринт”.

Тима порадовало, что Репортер достаточно разбирался в психологии, чтобы оперировать терминами “игра с нулевым итогом”, “закрепление условного рефлекса”, “трансакция” и т. п., а особенно он был доволен, что в отличие от любого другого берущего интервью журналиста, с которыми он встречался, этот Репортер читал его книгу “Межперсональный диагноз личности” и хотел расспросить о том, как пространственно-временные трансформации психоделического странствия коррелируют с пространственно-временными типами личности, которые он выделил в этой работе.

“ЛСД вынимает вас из нормального пространственно-временного эго”, — кратко сказал он. — “Я всегда прохожу через процесс, в котором космическая игра подходит к концу, временная игра подходит к концу, а затем игра Тимоти Лири подходит к концу. Это кульминация, и в этот момент можно создать новый нейрологический импринт, потому что тогда все старые импринты на некоторое время приостанавливают свое действие”.

Репортер поинтересовался мнением о пейоте, ЛСД, и реальности выхода из тела в такие критические моменты.

“Пока я не проведу эксперимент, чтобы по-настоящему проверить, выходит ли человек из тела, — сказал Тимоти, — я попросту не буду о этом говорить. На данный момент это сугубо субъективное мнение”.

Безусловно, самоое устойчивое впечатление Репортера в тот день — что Тимоти Лири это человек, который ненавидит, не терпит и презирает людей, которые совершают эпистемологический грех “построения домыслов за рамками фактов”. Каждый ответ, который он давал, строился либо на выводах, сделанных из результатов экспериментов, либо содержал обещание, в котором выражалась надежда найти способ экспериментально проверить результаты по мере продолжения работы.

Лири также подчеркнул (как он делал это перед всеми репортерами), что ощущение при приеме психоделических наркотиков — это синергический результат трех неаддитивных факторов:

(1) дозировки употребляемых препаратов;

(2) установки — ожиданий, эмоциональных статусных игр, личностных характеристик и профессиональных способностей человека и пр.; и

(3) обстановки — истинных событий в пространстве-времени. Репортер прекрасно это понимал и аккуратно его цитировал; мы часто удивлялись, почему другие репортеры понимали его столь убого и так возмутительно искажали его слова.

Возможно, синергическая теория “дозировки, установки и обстановки” — это выдающийся вклад д-ра Лири в психофармакологию (позже мы поговорим о его вкладе в другие науки), но журналистская братия понимала его примерно так, как малообразованный человек понимает эквивалентность массы и энергии Эйнштейна и может сказать, что Е = чему-то-такому-или-еще-чему-то.

В тот день мы больше всего говорили о теории игр. Когда мы приехали, Тимоти конечно же играл в бейсбол на лужайке Миллбрука, и с тех пор бейсбол неотступно всплывал в нашем разговоре на метафорическом уровне. Еще в 1957 году он отказался от понятий “психолог” и “пациент”, заменяя их концепцией “исследовательской команды”. Он был убежден, что иерархия, подразумеваемая понятиями “психолог” (высшая собака) и “пациент” (низшая собака), заранее настраивает на определенные выводы. Теперь он хотел исследовать все межперсональные отношения в терминах “игровой модели” Монгенштерна — фон Неймана.

По мнению экономиста Оскара Монгенштерна и математика Джона фон Неймана, выраженному в их эпохальном труде “Теория игр и экономическое поведение”, большинство человеческих трансакций можно проанализировать математически, если относиться к ним как к играм. Лири написал свою диссертацию по групповой терапии (и это в то время, когда один из его факультетских руководителей с негодованием твердил: “Молодой человек, групповая терапия — это логическая несообразность!”) и проанализировал личность как групповой процесс, характеризуемый принципами межперсональной политики. Проще говоря, он считал эти стереотипные групповые процессы определения реальности играми.

Что на самом деле делают игроки в пространстве-времени? — риторически вопрошал Лири в тот день. — “Кто отбивает? Кто подает? Каковы правила игры? Каково максимальное число плохих ударов, после которых ты в ауте? Кто составляет правила? Кто может изменить правила? Вот самые главные вопросы. Если любой из тех, кто здесь находится, будет говорить о “болезни”, “неврозе”, “эго”, “инстинкте”, “зрелости” или любой другой метафизической чуши, его вышвырнут отсюда к чертовой матери”.

Фактически Лири продолжал отрицать всю психологическую терминологию, считая ее донаучнои и расплывчатой. “Мы заключили между собой соглашение, — сказал он, — что будем говорить дельно, а это подразумевает указание на положение тел в пространстве-времени и разновидность сигналов, которыми эти тела обмениваются”.

Это было основное методологическое положение постэйнштейновской физики, но Лири максимально расширил сферу его применения. Ни о ком нельзя говорить, что он “психически здоров” или “психически болен”, “прав” или “неправ”, “галлюцинирует” или “не галлюцинирует”, ибо все эти слова — лишь оценочные суждения, которые зависят от различных предубеждений наблюдателя. С объективной и релятивистской точки зрения, все, что происходило в межперсональных отношениях, можно было представить так: многочисленные партии и коалиции договаривались о контроле над нейромышечным пространством (этнологическая территория) или о праве устанавливать игру для всех других игроков (идеологическая территория).

Главным оппонентом Лири в Гарварде был д-р Скиннер, пионер бихевиористского подхода, отрицавший интуитивистские и поэтические психологии фрейдистов и юнгианцев, считая их ненаучными. Хотя Лири с этим соглашался, он ощущал, что сам Скиннер тоже свернул с правильного курса, используя в качестве модели маятниковые механизмы (действие — противодействие) ньютоновской физики. “Психология не станет научной, взяв за образец физику прошлых веков, — сказал он, — Мы должны научиться использовать лучшие модели физики этого столетия”. Он чувствовал, что такие модели будут релятивистскими и будут описывать различные координаты реальности, которые ощущаются телами при обмене сигналами в пространстве — времени.

В последующие несколько лет такое множество людей было шокировано и поставлено в тупик “психоделическим Гуру” (Тимом Лири), что эту мысль, которая лежала в основе его работы, вообще не поняли.

Реализуя в 1961–1962 годах проект по реабилитации заключенных, к участию в котором Лири был привлечен массачусетским отделом исправительных работ, Тимоти запрещал своим сотрудникам рассуждать, становятся заключенные “хуже” или “лучше”.

“Где находятся их тела в пространстве — времени? Какими сигналами они обмениваются?” — спрашивал он вновь и вновь. Он разработал семимерную игровую модель и настаивал на анализе общего поведения с точки зрения:

1) разыгрываемых ролей;

2) правил, признаваемых всеми игроками;

3) стратегии победы (или мазохистской победы-в-поражении);

4) целей игры, отвечающих требованиям;

5) языка игры и подразумеваемого семантического мировоззрения;

6) пространственно-временных шаблонов,

7) специфических движений в пространстве — времени.

“Если ты не можешь описать эти семь измерений группового поведения, значит, ты вообще не понимаешь их игру, — говорил Лири Репортеру. — Большинство так называемых “неврозов” лучше всего анализируются, если представить, что человек, собираясь играть в футбол, попал на бейсбольное поле. И если он считает футбол единственной игрой во вселенной, то игроки-бейсболисты покажутся ему извращенцами или психами. А если сами игроки считают единственной игрой во вселенной бейсбол, то за психа примут его”.

Лири добавил, что тибетская “Книга мертвых” — это “пособие по одному виду игры, которая изменяет сознание”. Оно помогает проводить репрограммирующие сеансы ЛСД, так как ЛСД “приостанавливает действие импринтированных нейрологических игр” и позволяет “импринтировать новые игры”.

(В 1957 году чехословацкий психиатр Рубечек предположил, что “ЛСД приостанавливает действие условных рефлексов, или кондиционирования”. Лири был первым, кто сказал, что ЛСД действует глубже уровня кондиционирования и непосредственно изменяет основные импринты: нейрогенети-ческие границы обычно не изменяются под действием прямого или обратного кондиционирования.)

“Вы на самом деле имеете в виду использование этих наркотиков для трансформации всей личности? — в какой-то момент спросил Репортер. — И эго, и сознания, и эмоций, и всего…”

“Да, — ответил Тим. — В этом основная суть. ЛСД при правильной установке и обстановке может трансформировать все, что мы считаем нами. Поэтому ЛСД — самое эффективное средство в мире по промыванию мозгов. В этом и кроется суть моих двух заповедей”.

“Две заповеди для Нейрологической Эпохи” д-ра Лири, опубликованные в нескольких его книгах и статьях шестидесятых годов, таковы:

1. “Не изменяй сознание ближнего без его или ее согласия”.

2. “Не препятствуй ближнему изменять его или ее сознание”.

Лири хотел, чтобы прием психоделиков контролировался и регулировался клиническими врачами и психологами-клиницистами, которые руководствовались бы профессиональным моральным кодексом, защищающим права субъектов.

(В сущности, он вообще не любил слово “субъекты” и эгалитарно предпочитал называть своих подопечных в каждом эксперименте “коллегами-исследователями”). Он был убежден, что передача контроля в руки правительства приведет к злоупотреблениям и незаконным махинациям с наркотиками. Ряд последних разоблачений, касающихся исследовательских программ ЦРУ, недвусмысленно показывают, что опасения Лири были не напрасны.

Лири представлял, что идеальная клиника по реимпринтингу должна работать следующим образом. Допустим, у вас есть личностная проблема и вы хотите измениться.

Возможно, вы фетишист, или слишком много пьете, или чувствуете, что не разбираетесь в математике, или ничего не умеете делать руками. Короче, это может быть все что угодно. Вы отправляетесь в клинику и обсуждаете эту проблему с экспертом по изменению поведения. Он излагает вам теорию, которая лежит в основе психоделического импринтинга, и дает вам стопку книг, в которых четко формулируются все доводы “за” и “против” этой теории (в том числе статьи тех, кто утверждает, что это вообще не работает или слишком опасно).

В течение недели вы размышляете. Если вы приходите к выводу, что теория хороша, то договариваетесь о следующей встрече. Если персонал клиники решает, что вы приемлемый субъект (не предрасположенный к психическим заболеваниям или чрезмерной уязвимости), то вы вместе с экспертом по изменению поведения разрабатываете “маршрут путешествия”. Это программа, в которую может входить использование музыки и ритуалов, или простая техника последовательной релаксации ваших напряженных мышц. В момент кульминации создается импринт. Вы возвращаетесь из путешествия с новой реальностью: то, что было невидимым или невозможным раньше, теперь стало частью вашего “я” и вашего поля восприятия.

Лири опробовал эту технику в проекте реабилитации тюремных заключенных и утверждает, что сократил уровень рецидивизма (новых преступлений) на восемьдесят процентов.

Лири определял успех или неудачу [16] с точки зрения пространственно-временного положения тел заключенных через два года после освобождения из тюрьмы. На тот момент он с удовольствием отмечал, что свыше восьмидесяти процентов заключенных по-прежнему находятся за пределами тюрьмы, хотя большинство вышедших на свободу заключенных в течение двух лет снова попадает в тюрьму. Через пятнадцать лет, в 1976 году, доктор Уолтер Хастон Кларк отметил, что тела большинства известных ему “заключенных Лири” все еще находятся вне тюрьмы в пространстве — времени. [17]

Доктор Алперт воспользовался такой же методологией при лечении человека, который страдал непреодолимым гомосексуальным влечением, но хотел обрести способность к сексуальным контактам с женщинами. Потребовалось всего лишь три сеанса, причем один из них был посвящен разработке программы вместе с пациентом. За два кислотных путешествия с: а) порнографией и б) женским сексом терапевт импринтировал новую реальность: этот человек стал в основном гетеросексуалом. Любому модификатору поведения, работающему без ЛСД, удалось бы добиться такой трансформации не менее чем за несколько месяцев кондиционирования. [18]

Повторно обращаю ваше внимание: Лири никогда не утверждал, что такие результаты могут быть получены без соответствующей установки и обстановки, а также всестороннего сотрудничества между человеком, стремящимся к изменению своего поведения, и прикрепленным к нему клиницистом (или клиницистами).

Лири утверждал, что при выполнении этих условий и неукоснительном следовании “двум заповедям” можно добиться в высшей степени положительных результатов.

Но он особенно акцентировал внимание на том, что при игнорировании этих параметров весь процесс превращается в психическое изнасилование, которое может стать тяжелейшей травмой для субъекта.

“Самое главное правило, — оживленно говорил он Репортеру, — состоит в том, что сам путешественник решает, какое изменение поведения ему желательно. И никто другой не имеет права решать за него”.

В тот летний день 1964 года я считал эту эйнштейновскую и анархистскую разновидность скиннеровской модификации поведения одновременно увлекательной и обнадеживающей. Я решил, что д-ра Лири ни в коем случае не следут выпускать из виду и что этот человек в ближайшие десять лет сделает большое дело. У меня и в мыслях не было, что четыре года из этих десяти лет д-ру Лири придется бороться за то, чтобы не сесть в тюрьму, а остальные шесть — за то, чтобы выйти из тюрьмы.

Космическая Богоматерь

Через несколько недель после моей встречи с д-ром Лири в Миллбруке моя семья пережила первый опыт встречи с НЛО. Post hoc, ergo propter hoc (“После этого — значит по причине этого”. Логическая ошибка, когда предшествующее событие или явление признается причиной последующего.)

Мы жили в северной части штата Нью-Джерси, и я ежедневно ездил на работу в редакцию журнала “Факт”. Наш дом находился у подножия холма, и однажды в субботу утром, когда я был дома, прибежали дети, рассказывая, что только что на вершине холма приземлилась летающая тарелка. Я выбежал на задний двор и обнаружил соседскую семью в таком же возбуждении.

Все вместе, шестеро взрослых (Автор со своей женой плюс четверо представителей огромного семейного клана соседей — аппалачей) и семеро детей (наших и соседских) увидели то, что внешне напоминало совершивший посадку серебристый космический корабль в форме тарелки. Каждый по очереди смотрел на место посадки в бинокль.

Когда подошла моя очередь, я увидел что-то похожее на геодезический купол Баки Фуллера (которого прежде там не было) и ни единой человеческой (или гуманоидной) фигуры. Другие большей частью видели космический корабль в форме тарелки, а кое-кто — гуманоидов в серебристых костюмах. Затем “это” (чем бы оно ни было) взлетело. (Понятно, это был не геодезический купол). Наблюдая за взлетом, я решил, что это, наверное, вертолет.

В обед того же дня мой сын Грэхэм встретил в лесу за нашим домом у подножия холма “инопланетянку”. Это была женщина с серебристой кожей, которая сказала Грэхэму (в то время ему было пять лет), что когда он вырастет, то станет физиком.

Профессор Жак Балле, занимаясь анализом подобных сообщений о контактах и выявляя статистические закономерности при помощи компьютера, утверждает, что это до тошноты типичный случай. Как установил Балле, большинство детей-контактеров рассказывают о встречах с инопланетянкой.

(Большинство взрослых сообщают о встречах с мужчинами двух стандартных типов — маленькими зелеными человечками или синекожими великанами).

В действительности, д-р Балле обнаружил сорок четыре параллели (сходства во внешности, словах и деталях) между среднестатистическим опытом ребенка-контактера и чудесами, которые в католических странах традиционно приписываются Пресвятой Деве Марии. [19] “Похоже, НЛО и ПДМ, — сказал он полушутя-полусерьезно, — это один и тот же феномен”. Богоматерь чаще всего является детям, то ли прилетая в “космическом корабле”, то ли спускаясь “с небес”. Обычно Ее появление сопровождается вспыхивающими белыми огнями, а когда Она находится в хорошей форме, то способна на глазах огромной толпы (или в ходе телепатической массовой галлюцинации) приостанавливать действие законов физики.

Недавно я попросил Грэхэма, который сейчас учится на физика, как и предсказывала Богоматерь, рассказать эту историю снова, чтобы проверить точность моей памяти. Грэхэм особенно отметил странные серебристые костюмы гуманоидных фигур, которые видел на горе перед появлением Богоматери. “По случайному стечению обстоятельств” через два дня после этого разговора к нам в Беркли приехала моя старинная приятельница Мерилин Пулер из Лас-Вегаса, которая в то время, в 1964 году, жила в той же части Нью-Джерси, что и мы. Совершенно неожиданно, ничуть не подозревая об опыте Грэхэма, она рассказала о двух существах, похожих на инопланетян, которых она увидела примерно в то же время в 1964 году — поздним летом — приблизительно в тридцати милях от нашего дома. Она оказалась одной из многих контактеров, которые пострадали от амнезии, и помнит лишь, что видела каких-то существ, но совершенно не помнит никаких подробностей. Через двадцать минут она очнулась словно от транса, но их уже не было. Оба были одеты в одинаковые серебряные костюмы.

Сейчас католики называют ПДМ “нашей космической Богоматерью”. Безусловно, ПДМ — это еще один архетип из коллективного бессознательного Юнга, который был здесь задолго до появления христианства. Египтяне называли ее Нуит и приписывали ей особую связь со звездой Сириус. Но ее изображения можно найти также в тех пещерных статуях, которые создавались около тридцати тысяч лет до нашей эры. Роберт Грейвс в своей знаменитой (и крайне дискуссионной) “Белой богине” попытался доказать, что поклонение Ей было древнейшей религией человечества и изначально включало употребление психоделического гриба amanita muscaria.

Ее также знали индейские шаманы, называя ее Пейотной Женщиной. Она — женская ипостась Мескалито. Кроме того (и это довольно удивительно), в “Волшебнике царства Оз” она появляется под видом волшебницы из шара. В экранизации этой сказки каждому ее появлению предшествует спуск с неба и приземление яркого серебристого шара. По мнению Балле именно так обычно рассказывают о встрече с ней дети-контактеры, а в ряде Ее чудес в Лурде и Фатиме, когда она выступала под видом ПДМ, неподалеку сверкал все тот же серебристый шар.

В одном из своих чудес в Фатиме (было ли это массовым переживанием или галлюцинацией?), она заставила солнце нырнуть к Земле на глазах у более сотни тысяч очевидцев. Если вы верите, что солнце в действительности нырнуло к Земле, то вы наивный человек (по моему личному мнению). Но если вы допускаете, что сто тысяч человек могут телепатически разделять одну и ту же галлюцинацию, вам придется ответить на Большой Вопрос. Или, наверное, лучше назвать его Сумасшедшим Вопросом: сколько же консенсусных реальностей создается подобным образом?

Загадка числа 23

Я проработал пять лет (1966–1971) заместителем редактора в “Плэйбое”. Понятное дело, вам хочется знать, действительно ли Хеф (Хью Хефнер — основатель журнала “Ялэйбом”) трахает всех, кто снимается для его журнала, и правда ли, что он гомосексуалист? Это два самых распространенных мифа о “Плэйбое” в Западном мире.

Мы не располагаем особо секретными сведениями, но по нашим впечатлениям Хеф занимался любовью со многими из тех, кого снимал, но отнюдь не со всеми, и он не гомосексуалист. Прошу прощения.

Я занимался редактированием писем в “Плэйбой форум”, а также сочинением ответов, написанных курсивом, в которых излагалась позиция “Плэйбоя”. Эта позиция соответствовала нормальному, старомодному свободомыслию Джона Стюарта Милла (занимайся-своим-делом) и, поскольку это совпадало и с моей философией, и с философией Хефнера, я безгранично наслаждался работой. Но для нашего повествования гораздо важнее то, что пока я работал в “Плэйбое”, Уильям С. Берроуз познакомил меня с “загадкой 23”.

Впервые увидев в 1956 году еще неопубликованную рукопись “Голого завтрака”, я сказал себе: “Этот человек — величайший прозаик со времен Джеймса Джойса”. (Я до сих пор горжусь тем, что первым сделал такое сравнение). Я не был знаком с Берроузом примерно до 1966 года, и оказалось, что Билл намного приятнее и традиционнее, чем предполагали его книги: приготовившись к встрече с сумасшедшим гением, ты видел перед собой довольно прозаичного, почти академичного, вполне благопристойного гения. Вот его рассказ о феномене “загадки 23”:

“В начале шестидесятых Берроуз знал некоего капитана Кларка, который плавал на пароме из Танджера в Испанию. Однажды Кларк сказал Берроузу, что за 23 года, которые он плавает на пароме, у него не было ни единого происшествия. В этот же день паром затонул, потянув с собой на дно Кларка и всех пассажиров на борту. Вечером того же дня Берроуз, размышляя об этом, включил радио. В первом блоке новостей сообщалось о крушении самолета компании Истерн Эйрлат, летевшего по маршруту Нью-Йорк — Майами. Летчиком был другой капитан Кларк и рейс значился под номером 23”.

(Теперь-то вы поняли смысл фразы: “Капитан Кларк приветствует вас на борту”, — которая всегда появляется в многочисленных сюрреалистических романах Берроуза с неким зловещим подтекстом.)

После этого Берроуз начал собирать данные о странных совпадениях. К его удивлению, во многих из них фигурировало число 23. Когда он рассказал об этом мне, я начал проводить собственное расследование — и тоже выяснил, что во многих катастрофах задействовано число 23.

(Читатели “Вызова шанса” Кестлера знают, что в этой энциклопедии странных совпадений тоже многократно встречается число 23.)

Конечно, это иллюстрирует концепцию Джано Уотс о “сети” — линиях совпадений-синхронистичности, связывающих все-со-всем. Это также аналогия (а возможно, и нечто большее, чем аналогия) с тем, что физики называют принципом квантовой неразделимости — ПКН. Согласно ПКН, который одними физиками признается, а другими отрицается, каждая частица в любой точке пространства оказывает влияние на все остальные частицы.

Правдоподобное расширение этого принципа предлагает д-р Фритьоф Капра, молодой физик из Беркли, который ощутил квантовую неразделимость во время пребывания в измененном состоянии сознания. В “Дао физики” д-р Капра отстаивает “теорию странных петель”, которая утверждает, что все есть причина всего, во всех направлениях времени. [20] Квантовая неразделимость и теория странных петель — это различные онтологические версии так называемых “нелокальных” моделей в современной физике. Нелокальные модели не ограничены эйнштейновским барьером световых скоростей; к примеру, они допускают, что будущее может определять настоящее в такой же мере, как это делает прошлое. Вспомним известное стихотворение:

Жила-была леди, звалась она Лета И мчалась со скоростью большею света, За ужином как-то она удалилась, Что относительно длилось, И вдруг явилась — еще до обеда.

Последним “выкрестом” в нелокальную, или нехронологическую, модель стал знаменитый астроном-космолог сэр Фред Хойли, который откровенно поддерживает нелокальную трансвременную теорию причинности в своей последней книге “Десять ликов Вселенной”.

Теории нелокальности, как и синхронистичность Юнга, уводят нас от ньютоновского механизма действия-противодействия и до жути близко приближают к логике “И-Цзин” и даосизма, в которых кажущееся случайным выбрасывание трех монеток может раскрыть архетипический образ персонального и космологического значения. Опираясь на такого рода логическое обоснование (или разумное объяснение), я отнесся к “загадке 23” как к сигналу, который надо постараться расшифровать.

Через какое-то время моя страсть к регистрации каждого значка 23, который встречался мне на пути, начала раздражать мою Прекрасную Рыжеволосую Жену Арлен. “Все это — в твоей голове, — говорила она мне не раз. — Ты замечаешь только 23 и игнорируешь остальные числа”.

Естественно. Но я знал причину ее раздражения. Тайна числа 23 коснулась ее еще до знакомства со мной. Две наши старшие дочери (от ее первого брака) родились 23 февраля и 23 августа соответственно.

Как-то раз Нумеролог отправился в кино с другом, который особенно подозрительно относился к этой одержимости числом 23. Сюжет фильма повествовал о бедном идиоте (IQ около 70), который в результате нейрохирургической операции трансформируется в гения-сверхчеловека (с IQ 200+). В сцене проведения тяжелейшей операции мы видим номер операционной, и, разумеется, это номер 23. Спина моего друга напряглась. “Боже праведный, Иисусе, — глухо произнес он.

— Как ты это делаешь?”

Большинство данных, собранных по числу 23, сведено в книге “Иллюминатус”, к. которой и отсылается читатель. Приведу несколько примеров:

Колл “Бешеная собака” был убит на Двадцать третьей стрит, когда ему было 23 года; через год, 23 октября 1935 года, застрелили и самого Шульца (оплатившего заказное убийство Колла). 23 октября того же 1935 года был ранен Кромпьер, король гарлемских преступников. (“Кажется, это одно из тех совпадений”, — сказал он полиции.) Убийца Шульца, Чарли Уоркмэн, в течение 23 лет отбывал тюремное заключение, после чего был условно освобожден.

Стоит ослику — метапрограммисту заметить несколько странностей такого рода, как ключевой сигнал становится заметным повсюду. Вскоре я обратил внимание на 23 аксиомы, открывающие евклидову геометрию; на факт, что в фильме “Аэропорт” сумасшедший террорист, подложивший бомбу в самолет, занимает место под номером 23; что в старых театральных постановках “Сказки о двух городах” Сидни Картон