Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта. Благодаря им мы улучшаем сайт!
Принять и закрыть

Читать, слущать книги онлайн бесплатно!

Электронная Литература.

Бесплатная онлайн библиотека.

Читать: ОЛИГАРХИ в черных мундирах. - Альберт НЕМЧИНОВ на бесплатной онлайн библиотеке Э-Лит


Помоги проекту - поделись книгой:


Альберт НЕМЧИНОВ

ОЛИГАРХИ в черных мундирах.

АВТОРСКОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ

Вера в справедливость есть, пожалуй, величайшее несчастье человечества. Но ее живучесть поражает воображение. Из века в век, из эпохи в эпоху всевозможные мессии, проповедники, революционеры, выдвигавшие очередито идею справедливого переустройства мира, неизменно находили себе благодарных слушателей и последователей. Стоило принять эту идею – и униженные и оскорбленные оживали, нчинали видеть свет в конце тоннеля. Еретики всходили на костры. Повстанцы вставали под пули на баррикадах. Великие революции сотрясали мир. Однако самое интересное происходило обычно после революции. Когда стихали боевые трубы, мир начинал приходить в себя после великого катаклизма, ненужные более знамена помещались под музейное стекло. Тогда в массовом сознании происходило так называемое отрезвление. Очистительное пламя, в котором якобы раз и навсегда сгорал старый мир порока и лжи. лишь скрывало нелицеприятную правду о происшедшем. Что же происходило на самом деле? Всего лишь смена власти. Те, кто еще вчера поднимал массы на свержение тирании королей или диктаторов, сами становились на их места. Революционеры всех времен и народов верили в свою способность построить новый, справедливый и благолучный мир. Эта вера жила до тех пор, пока не выяснялось, что никакого светлого будущего нет и не будет. Все слишком быстро возвращалось на круги своя. И новые названия только прикрывали, перелиновывали неизменное прошлое. Пламенные народные трибуиы со всеми удобствами устраивались во власти. Приватизировали особняки расстрелянных аристократов, обзаводились барахлишком, казнили и миловали, разделяли и властвовали с чисто монаршим апломбом. Взамен прежних привилегированных классов появлялись иные, столь же отягощенные непомерным честолюбием и жаждой роскоши. А у подножия новой властной вертикали находилось, как и прежде, бесправное, обезличенное, замордованное большинство. Немногие идейные революционеры начинали говорить о перерождении, коррупции, административном произволе но они спивались или стрелялись. Далее наступало неизбежное разочарование, революционные идеалы блекли, уже не зажигая в сердцах масс огня экзальтации. Оставалось только воскликнуть: «Vae victis!» Ровно семьдесят один год назад в Германии ожидали пришествия очередного великого реформатора..Адольф Гитлер не комплексовал но поводу неудач предшественников. Он верил в национал-социализм, призванный изменить мир, и силою собственной веры заставлял верить миллионы других. Он обещал народу покончить с плутократической системой гнета и социальной несправедливости. Он уверял, что накормит голодных, даст работу безработным, а паразитов и спекулянтов посадит в концлагеря. И это были не пустые слова. «Национал-социалистическая революция – это народная революция!» – заявлял фюрер во время триумфальных выступлений перед отчаявшимися, измотанными кризисом людьми. «Если рабочий знает, что предприниматель – это его товарищ, можете потребовать от такого рабочего чего угодно», – вторил фюреру Роберт Лей. «Дела должны пойти по-иному», – провозглашал Грегор Штрассер. Этот крылатый лозунг широко разошелся н народе. Казалось бы, чудо действительно свершилось. На обломках ненавистной веймарской демократии была создана новая Германия. Безработица исчезла. Уровень жизни заметно повысился. Везде и во всем был наведен твердый порядок. Решена проблема преступности, наркомании, демографического спада. Налицо были крупные экономические успехи… Но вожди «процветающей» нации стремительно деградировали. Роберт Лей, лидер 25 миллионов немецких рабочих, спивался. Рейхсмаршал Геринг подсел на морфий и другие сильнодействующие наркотики. Заместитель фюрера Рудольф Гесс был признан клиническим психопатом. Все это находилось в серьезном противоречии с образом великой и сильной державы. Недаром понятие «история» имеет двойной смысл. Есть история официальная, общеизвестная, но одновременно существует история тайная, закулисная. Даже десятки лет спустя ее стараются не выставлять на всеобщее обозрение. Она мирно покоится во мраке секретных архивов, под семью замками. И эта тайная, скрытая от посторонних глаз история и есть история истинная, настоящая. Что происходило за величественным, сверкающим фасадом построенного Адольфом Гитлером нового мира? Был ли он действительно новым? Пролить свет на эти вопросы – значит понять подлинный смысл того, что происходило не только в прошлом, но и происходит в настоящее время. И, вполне возможно, ожидает нас в будущем.

Пролог.

ИНТРИГИ В ВЕРХАХ.

Берлин, январь 1933 года.

Кризис приближался. Лихорадка массовой истерии била столицу измученной экономическим спадом страны. По городу носились слухи, что некий генерал готовит военный переворот и наконец-то наведет порядок. Из казарм «придворных» потсдамских дивизий звучали угрозы в адрес демократов и прочих предателей Германии. В центральное полицейское управление на Александерплац регулярно стекались сообщения о новых столкновениях штурмовиков с «красными бригадами». Размах массовых беспорядков принимал угрожающие масштабы. В разных частях города обнаруживались подпольные склады оружия. С наступлением темноты берлинцы без крайней необходимости старались не выходить на улицу.

Все десять лет демократии жителям столицы не приходилось скучать. Эпоха перемен выдалась необычайно бурной, насыщенной адреналином. События происходили настолько стремительно, что массовое сознание, не успевшее окончательно перестроиться с застоя периода империи, плохо вписывалось в крутые повороты смутного времени. В первый же год демократии грянул путч. Некий Вольфганг Капп заодно с несколькими генералами объявил себя спасителем Отечества. Тогда берлинцы в первый и последний раз в жизни насладились зрелищем артиллерийского обстрела здания парламента.

Однако путчисты сошли со сцены так же быстро, как и появились. Берлин стал центром громких политических убийств, коррупционных скандалов, финансовых пирамид и сект, проповедовавших приближение конца света. Явным его признаком стала неслыханная гиперинфляция. Если коробок спичек стоит сто тысяч марок, то мир действительно сошел с ума1

Массы, каких-то три-четыре года назад радовавшиеся развалу кровавой империи, все сильнее погружались в ностальгию по светлому прошлому. А спрос, как известно, рождает предложение. Под лозунгом возвращения генералов во власть президентом стал потсдамский старец Гинденбург. И многочисленные нули на банкнотах исчезли. При нем пару лет жилось совсем неплохо па американские кредиты.

Однако до стабильности было далеко. Как гром среди ясного неба ударил дефолт. Рухнула банковская система. Бесследно пропали деньги миллионов вкладчиков. Статистика регистрировала все возрастающее число самоубийств. Одна за другой вылетали в трубу крупные корпорации. К исходу 1932 года в стране насчитывалось шесть с половиной миллионов безработных – почти сорок процентов от общего количества трудоспособных граждан! И хотя Германию в дополнение к экономическому поразил демографический кризис, все равно денег было меньше, чем пенсионеров, ветеранов и нуждавшихся в пособии безработных.

От нового, тысяча девятьсот тридцать третьего года вполне справедливо ничего хорошего не ждали. За прошлый год сменились три правительства. Пожалуй, на очереди было четвертое. Их перетряхивание с некоторых пор стало для старика-президента своеобразным видом спорта.

Средства массовой информации ничуть не старались успокоить народ, действуя в прямо противоположном направлении. Последние январские дни демпресса публиковала резкие заявления главы правительства, который грозил депутатам роспуском парламентской говорильни. Вторая по влиянию столичная газета «Дер Ангрифф» метала громы и молнии в адрес истязателей народа и предрекала разгул коричневой стихии. «Рот фронт» и другие коммунистические газеты призывали рабочих сплотить ряды, стиснуть зубы, сжать кулаки. Во избежание лишнего стресса многие берлинцы предпочитали не покупать вообще никаких газет и не слушать радио.

Что будет дальше? Уйти от этого беспощадного вопроса не мог никто, Его обсуждали повсюду: за кружкой пива в баре, в очередях за пособием, в офисах не добитых кризисом фирм, в офицерских казино. Но это все были маленькие люди, от которых ничего не зависело. Усталые массы уже ни во что не верили.

Судьба страны находилась в руках двух-трех десятков политикой и олигархов.

28 января в фешенебельном «Геррен-клубе» («Клубе господ») на Вильгельмштрассе собралась небольшая группа сильных мира сего. Эти люди принадлежали к наиболее ненавидимой прослойке немецкого общества – крупному бизнесу. Однако сами олигархи находили окружавшую их бессильную ненависть совершенно естественной. Сильная личность, считали они, всегда и везде раздражает безвольную толпу. Тем более в такое время. Сегодня даже в Берлине, городе далеко не бедном, стало слишком много нищих. Что им остается, кроме злобы и звисти к виллам, дорогим автомобилям и неизменно полным бумажникам капитанов немецкой промышленности? Будем же снисходительны к малым сим, господа!

Специально для того, чтобы большие люди могли спокойно поговорить, «Геррсн-клуб» был закрыт. Но сохранить в тайне факт встречи лидеров бизнеса оказалось невозможно. Уже с девяти утра телефоны в кабинете председателя клуба пришлось отключить. Частную охрану сменили сотрудники полиции, преграждавшие доступ журналистам и прочим нежелательным лицам.

Собравшиеся являли собой верхушку самой могущественной организации делового мира – «Союза германских промышленников». Все они были людьми амбициозными и в прежние времена не очень-то ладили друг с другом. Но обстоятельства требовали забыть обиды и разборки. Вопрос стоял ребром – быть или не быть. Деловой человек тем и отличается от неделового, что способен переступить через собственные амбиции в угоду общим интересам.

К назначенному часу кворума еще не было. Председатель «Союза промышленников» Крупп фон Болен с озабоченным видом щелкнул крышкой старомодных часов на цепочке. Разбившиеся на группы по интересам промышленники обменивались последними професиональными новостями. А новости отнюдь не внушали оптимизма:

– фракция коммунистов в рейхстаге внесла на рассмотрение еще один проект закона о национализации;

– правление Рейхсбанка намерено пролонгировать распоряжение Брюнннга о деконвертации марки;

– сумма внешнего долга Германии достигла семи миллиардов марок, что составляло треть бюджета прошлого года.

Появление трех запоздавших участников положило конец дальнейшему неформальному общению. Время – деньги. – Господа! – прозвучал начальственный голос

Круппа. Промышленники поспешили в специально подготовленный угловой кабинет без окон. Разговаривать в общей зале они опасались. Ведь стены, как известно, имеют уши. А в Берлине было достаточно тех. кто очень интересовался их делами. Особенно на встрече такого уровня.

Десять человек, разместившиеся за круглым дубовым столом, совокупно владели почти половиной предприятий германской промышленности. Место политического консультанта занимал граф фон Калькрейт, лидер ландбунда, крупный землевладелец и держатель солидных пакетов акций становых концернов. Довольно бодрый и энергичный для своих шестидесяти восьми, он по праву считался одной из самых влиятельных фигур немецкого политического истеблишмента. В силу определенных обстоятельств граф непосредственно бизнесом не занимался, уделяя больше внимания политике. Но разно можно было в XX веке провести четкую границу между экономикой и политикой? Секрет же влияния фон Калькрейта был прост. Рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург происходил из юнкеров и всегда видел в прусских землевладельцах своих ближайших друзей. В газетах лидера ландбунда так и называли: «друг семьи президента».

Кресло почетного председателя за круглым столом занимал Крупп фон Болен. Несмотря на тяжкие демократические времена и глубокий пенсионный возраст,он был и оставался бизнесменом №1. За именем Круппа стоял весь военно-промышленный комплекс страны, империя с мировым именем, миллиардные обороты и целая армия рабочих – более миллиона человек. Совсем недавно этот суровый худощавый старик был правой рукой кайзера Вильгельма. Но и при демократах его власть оставалась огромной.

Старшее поколение немецкого бизнеса представлял Борзиг, Голъдшмидт, Кильдорф. Тиссен и Шахт.

Конрад Борзиг, глава объединения паровозостроительных и металлургических заводов, считался в своем кругу солидным предпринимателем. Он был противником легкой наживы с теневых спекуляций, предпочитая работать в реальном секторе экономики. Во времена империи заводы Борзига стали частью ВПК. Это предопределило его политические взгляды, очень близкие к крайне правым партиям.

Якоб Голъдшмидт занимал видное место в отечественном банковском сословии. В качестве президента Данатбанка являлся одним из крупнейших финансистов страны. Всем бросалась в глаза его серьезная обеспокоенность обстановкой в Берлине. Гольд-шмидт был евреем.

Кильдорф. Тиссен и Шахт, прибывшие в клуб с опозданием, держались отдельной группой. Они постоянно чувствовали на себе косые взгляды остальных. Фриц Тиссен – промышленный магнат, глава объединения машиностроительных заводов, и Эмиль Кильдорф, чье состояние позволяло занимать пост секретаря в нескольких организациях промышленников, считались в узком кругу излишне политизированными господами. Давно ходили слухи, что их охмурили нацисты. О Кильдорфс и Тисссне было точно известно, что на выборах тридцать второго года оба стояли за спиной Адольфа Гитлера. Между тем чересчур радикальные замашки этого типа вызывали резонные опасения у всего делового мира. Поэтому странно было видеть среди них Ялмара Шахта, ультраконсервативного по характеру финансиста, который менее года назад стоял у руля немецких финансов и занимал пост председателя Рейхсбанка.

Все прочие участники встречи относились к нуворишам, пробившимся в деловую элиту на волне «новой поры грюндерства» 20-х.

Сорокасемилетний Карл Краух, председатель правления мощной химической монополии «И.Г.Фарбен-индустри», являлся, по сути, хозяином целой отрасли немецкой экономики. В состав концерна «И.Г.» входили тысячи больших и малых предприятий. Краух же не только справлялся с делами своей промышленной империи, но и успевал регулярно встречаться с различными звездами богемы. Видимо, желая прослыть ценителем и покровителем искусств.

Альбрехт Феглер, из так называемых шиберов, то есть дельцов, сколотивших состояние на скачках курса доллара в период инфляции, сделал карьеру под рукой знаменитого короля компрадоров Стиннеса. В недолгие годы относительной стабилизации Феглер занимал кресло директора стиннесовского концерна. Во время дефолта ему сильно не повезло. Концерн рухнул, и звезда Гуго Стиннеса стремительно закатилась. Однако у Феглера осталось достаточно голубых фишек, наличности в швейцарских банках, к тому же он обладал немалым влиянием. Поэтому и получил приглашение в «Геррен-клуб».

Фридрих Флик относился к виртуозам теневого бизнеса. Его поразительное умение залезть в карман государства и прихватизировать миллионы из бюджета вызывало уважение коллег. В 20-е годы Флик вел упорную борьбу с Тиссеном за контроль над Стальным объединением – группой металлургических предприятий. Повергнув конкурента, он с гордостью переименовал объединение в концерн Флика. Затем прославился беспримерной аферой с собственными акциями. Когда в момент дефолта концерну грозило банкротство. Флик каким-то образом уговорил простака Брюнинга выкупить у него пакет акций за 125 миллионов полновесных бюджетных марок. Впрочем, злые языки поговаривали, что канцлеры тоже хотят кушать, и «бедный Ионатан» поимел с этой сделки солидный неофициальный процент. И вот, когда прочие концерны, предоставленные сами себе, рушились и разорялись, правительство вбухивало миллион за миллионом в поддержку концерна Флика. Сам Флик и в ус не дул. Брюнинга давно уже не было, поэтому оставалось лишь спокойно ждать улучшения рыночной конъюнктуры. Флик не сомневался, что с наступлением благополучных времен сможет получить свои акции обратно, позолотив ручку нового канцлера,

В качестве вступительного слова Крупп объявил, что принятое в ходе встречи решение будет единым для всех. Никакого плюрализма он, как старший из присутствующих, не потерпит. Промышленники выжидательно молчали.

Прежде всего Крупп обратился к графу фон Кальк-рейту, который намедни был приглашен на обед к президенту:

– Что думает господин Гинденбург? Убирать Шлайхера или не убирать?

– И что это даст? – презрительно бросил Краух. – Одним правительством больше, одним меньше…

Проблемных вопросов накопилось слишком много. По мере обсуждения они всплывали один за другим: Саарский угольный бассейн, коммунисты, роспуск рейхстага, перспектива военной диктатуры, продолжающаяся дестабилизация обстановки в стране и, конечно же, кризис, которому не видно конца. А решать их надо сегодня. В подобных условиях существовал только один выход, к которому склонялись практически все, – нужна сильная власть. Но кто? Шляйхер? Гутенберг? Гитлер? И что надо сделать, пока еще не начались массовые беспорядки, от которых до революции один шаг?

Крупп подметил, что бывший главный банкир Германии не проявляет к обсуждению особого интереса. Пристально посмотрев на него, Крупп произнес:

– Дорогой Ялмар, вы держитесь с видом человека, который знает больше других.

– Здесь нечего обсуждать! – отрезал Шахт.

В кабинете воцарилось настороженное молчание.

– Адольф Гитлер! Это ясно как день.

Теперь присутствующие поняли, почему Шахт оказался в компании Кильдорфа и Тиссена.

– Этот человек не до конца управляем. Да и управляем ли он вообще?

– Так что нам нужно: сильная власть или комнатная болонка? – возразил Шахт. На его морщинистом, аскетичном лице с впалыми щеками воинственно за

ходили желваки. Глаза холодно поблескивали за стеклами очков.

Крупп настаивал:

– Вы понимаете, о чем я говорю.

– Я говорю о том же – о наших общих интересах!

– Но пункты тринадцатый и четырнадцатый их программы, – вмешался Флик, – самый настоящий большевизм. А заместитель Гитлера, этот Штрассер, тоже чуть ли не марксист. Рем и вся остальная банда солдафонов понятия не имеют о современной экономике. Что у нас может быть общего с ними?

Вопрос был поставлен основательно. В разговор вступил Тиссен:

– Господа, я знаю Гитлера не первый год. Он достаточно разумный человек и ни в коем случае не стремится разрушить сложившуюся со времен Бисмарка хозяйственную систему. Мы же достаточно разумные люди для того, чтобы понимать: партийные программы пишутся к выборам. Предмет нашего разговора – то, что ждет нас после выборов.

Он сделал ударение на слове «после».

– Я уверен, – добавил Шахт, – в случае необходимости Адольф Гитлер заставит замолчать всех партийных горлопанов. У него твердая рука.

Выражая общее мнение, Крупп прямо спросил: с какой радости нам, немецким предпринимателям, лоббировать интересы лидера нацистов? Что он может дать нам взамен?

Шахт говорил все увереннее. Генерал фон Шляйхер? Но этот человек не является сильным политиком. Кто стоит за ним? Десяток-другой потсдамских офицеров. А кто стоит за Гитлером? Три миллиона штурмовиков! Двадцать таких армий, как рейхсвер. Но есть еще «Стальной шлем», «Шарнгорст» и другие массовые организации, близкие национал-социалистам. Да и в самом рейхсвере у них немало сторонников, особенно среди офицерской молодежи. Вот это реальная сила!

– Далее, – продолжал Шахт, – что может дать нам Гитлер? Первое – раз и навсегда разогнать компартию, ликвидировать угрозу большевизма в Германии. Заодно он хотел бы прикрыть лавочку всех этих болтунов-депутатов в рейхстаге, против чего лично я не возражаю. Второе. Гитлер – это твердый порядок. Это неприкосновенность прав бизнеса.

Шахт напомнил, что в 1932 году по указанию Гитлера в структуре НСДАП был создан экономический совет, в который вошли известные и уважаемые предприниматели Вильгельм Кепплер и Курт фон Шредер. Гитлер прислушивается к их словам. И еще, Гитлер – это очень большие деньги. Отмена Версальского договора будет оозначать промышленный подъем, перевооружение армии, строительство нового флота Открытого Моря. Это миллионы тонн одного только металла!

Крупп невольно кивал в такт словам Шахта. Он вполне разделял ненависть нацистов к Версальским статьям. Имея собственный опыт общения с Гитлером, Крупп не сомневался, что приход такого человека к власти благоприятно отразится на перспективах именно военной промышленности. А старик успел соскучиться по большим делам. Слово «конверсия» вызывало у него аллергию. Другой вопрос, что Гитлер – личность слишком эмоциональная, не склонная к холодной рассудительности и трезвому расчету. Это минус.

Тиссен, как главный специалист по профсоюзному вопросу, раскинул новые сети соблазна. Гитлер гарантирует роспуск нынешних, нашпигованных большевиками профсоюзов и запрет на локауты. Коллективные договоры с предпринимателями будут иметь право заключать только представители НСБО – национал-социалистических производственных ячеек. Возможно, бизнесу придется пойти на некоторые улучшения условий для наемной рабочей силы. Но это без ущерба для дела.

Нарисованная сторонниками нацистов картина выглядела заманчиво. Однако промышленники не торопились, тщательно взвешивая все за и против. На словах все выглядело прекрасно. Однако требовались реальные гарантии.:

– Что надо от нас? – поинтересовался Борзиг.

Тиссен перечислил:

– Создать нужное мнение у президента. Повлиять на Гутенберга. Ну и, конечно, деньги.

– Надо его придержать, чтобы не было неприятных неожиданностей.

Все замолчали, почтительно слушая короля пушек.

– Наше условие, – развивал свою мысль Крупп, – вице-канцлер должен быть из наших людей. Скажем, фон Папен.

Шахт заверил:

– Я сегодня же проинформирую фюрера.

Непривычное слово резануло слух собравшихся. Шахт, правда, умолчал о том, что фюрер в виде услуги за услугу обещал ему кресло председателя Рейхсбанка.

– Граф, – обратился Крупп к лидеру ландбунда, – я думаю, вам следует срочно переговорить с президентом. Вы лучше знаете, что и как нужно сказать.

Калькрейту не особенно нравилась эта идея. Он недолюбливал нацистов с их воплями о «процентном рабстве». Были и другие недовольные. Но, как ни презирали они толпу, в которой все решает так называемое «большинство», сейчас в их среде действовал тот же закон. Лидеру ландбунда и остальным пришлось переступить через свои убеждения.

Человек, судьба которого в тот день решалась в узком кругу, тоже не сидел сложа руки. В роскошном будуаре на вилле новоявленного члена партии (и по совместительству владельца нескольких берлинских гипермаркетов) Иоахима фон Риббентропа он изо всех сил боролся за свое политическое будущее. По бледному лицу Гитлера струился нездоровый пот. Бесцветные, водянистые глаза сверлили сидящего напротив изрядно расплывшегося для своих тридцати восьми лет президентского отпрыска. Оскар фон Гин-денбург на все сто использовал свое положение сына президента. Но об этом знали не только друзья. В то время как немецкий народ голодает, рассуждал Гитлер, некрасиво разбрасывать сотни тысяч в казино, ресторанах и массажных салонах. Тем более что происхождение этих денег очень сомнительно.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Гинденбург-младший со скучающим видом пожал плечами.

Гитлер резко вытянул руку. Присутствовавший здесь же Геринг извлек из объемной кожаной папки какие-то бумаги и передал фюреру. На губах прикатившего в компании нацистов экс-премьера Франца фон Папена заиграла сладенькая улыбка. Он явно наслаждался этой сценой.

– Я говорю, – своим шипящим голосом произнес Гитлер, – о двух миллиардах марок правительственных ассигнований на поддержку сельхозпроизводителей в восточных провинциях. С этими деньгами произошла занятная история.

Государственный секретарь Отто Мейснер, старый друг семьи президента, поморщился:

– Простите, какое это имеет к нам отношение? Вы заставили нас зря потратить полтора часа.

– Не торопитесь. Нам нужна ваша консультация по финансовым вопросам…

В руки Мейснера перешла подборка документов. В ней отражалась непродолжительная история некой коммерческой структуры из тех, что на деловом языке именуются «насосами». Вся ее деятельность сводилась к перекачиванию денег со счета на счет. По каким-то не совсем понятным причинам, Рейхсбанк перечислил данной структуре аж 640 миллионов марок. Эти деньги затем переводились на счета нескольких десятков других фирм и в конце концов исчезали неизвестно куда. Причем одним из учредителей выступал граф фон Ольденбург-Янушау, крупный функционер ландбунда и еще один старый друг семьи.

Однако люди, раздобывшие весь этот компромат, не ели свой хлеб даром. К финансовым документам прилагался подробный отчет о том, куда именно делись деньги добропорядочных немецких налогоплательщиков. В нем с точностью до пфеннига указывались широкие расходы графа на постройку новой конюшни в родовом поместье и реконструкцию виллы в окрестностях Берлина, а также на всякие приятные мелочи вроде рулетки и девочек во время отдыха на Французской Ривьере. Все остальные соучредители были подставными лицами.

– Частная фирма не могла просто так получить столь крупную сумму из государственного банка. Вы не знаете, кто посодействовал в этом деле? – вежливо осведомился фон Папен. После скандальной отставки у него были свои счеты с президентской семьей. Теперь наступил момент торжества.

– Кстати, еще миллиард марок был прокручен по аналогичной схеме другими известными вам лицами. До прусского министерства финансов дошли только триста шестьдесят миллионов.

– И будет лучше, – подал голос Геринг, – если эти документы не станут достоянием общественности. Для всех нас. Он подчеркнул последнюю фразу. Мейснер посмотрел в глаза фюрера нацистов, затем отвел взгляд и долго молчал. Гинденбург-младший растерянно барабанил пальцами по столу, где стояла чашка с остывшим кофе. Он привык доверять мудрости и большому житейскому опыту старого друга Отто. В голове у того засела одна-единственная мысль: все это может всплыть в чертовски неподходящее время.

Наконец, Мейснер нарушил молчание:

– Я вас слушаю.

Гитлер торжествующе переглянулся со своими подручными. Один из главных барьеров, отделявших его от власти, был взят.

Двумя часами позже доверительной беседы на вилле Риббентропа канцлер Германии Курт фон Шляйхер переступил порог кабинета президента. Он сразу почувствовал, что старик в скверном настроении. А ведь разговор предстоял чрезвычайно важный. Поэтому значение имела любая мелочь.

В знак немилости президент встретил канцлера стоя. Гренадерского роста, несмотря на свои восемьдесят шесть все еще не согнутый годами, Гиндснбург башней нависал над Шляйхером, в котором было всего метр шестьдесят пять. Канцлер оказался в положении маленького человечка из тех, на кого смотрят сверху вниз.

– Очень хорошо, что пришли, – буркнул Гинденбург, – я сам собирался вызвать вас.

– Господин рейхспрезидент, у меня важные новости.

– Да?

– Положение в стране диктует необходимость чрезвычайных мер. Я прошу вас подписать указ о роспуске рейхстага. Власть перейдет в руки правительства национального спасения…

– Господин фон Шляйхер, – перебил президент. Сердце у того упало: старик не назвал его по должности!



Поделиться книгой:

На главную
Назад