На несколько демонов больше

—    Тогда пойдем, — предложил он ей, и я подумала, насколь­ко же он ее здесь опекает, а насколько — искренне печется. Могут ли демоны печься друг о друге?

—    Может, вспомнишь, когда мы вернемся, — сказал он, поворачивая ее и собираясь уводить. — Когда что-нибудь забу­дешь, надо вернуться туда, где ты первый раз об этом подума­ла, и там оно тебя будет ждать.

Тритон не сделала с ним шага, и когда он сдвинулся, наши с ней глаза встретились.

—    Оно не дома, — сказала она, морща лоб от глубинной внутренней боли и еще — от жгучей силы, которую сдерживал демон, снова сдвинувший пальцы с посоха на ее руку. — Оно тут, а не там. Или было тут. Я знаю... знаю. — Порожденная досадой злость пробежала по ее лицу. — Ты не хочешь, чтобы я вспомнила! — бросила она ему обвинение.

—   Я нехочу, чтобы ты вспомнила? — спросил он резко, уб­рал руку с ее руки и протянул ладонь: — Отдай их мне. Немед­ленно.

Я глядела то на него, то на нее. За один миг он превратился из любовника в тюремщика.

— У меня пропали запасы тиса, — сказал он. — Я не застав­лял тебя забыть. Отдай.

Тритон поджала губы, щеки пошли красными пятнами. А я увидела определенную логику. Тис — вещь страшно токсичная и используется почти исключительно для общения с мертвыми и для изготовления чар забвения. Противозаконных чар. Я на­шла когда-то тис в глубине кладбища рядом с заброшенным скле­пом, и хотя с мертвыми не общаюсь, я его оставила, считая, что смогу правдоподобно отовраться незнанием, если кто-нибудь его обнаружит. Выращивать тис — не противозаконно, но выращи­вать его на кладбище, увеличивающем его силу — запрещено.

— Я их сделала! — отрезала Тритон. — Они мои! Я их сама сделала!

Она повернулась уходить, но он протянул руку и развернул ее к себе. Теперь я видела лицо Миниаса. Мощный подборо­док, желваки на скулах от наплыва эмоций. Красные демонс­кие глаза такие темные, что почти не виден козлиный разрез зрачков, нос выступающий, римский. И лицо его было озарено гневом, вполне соответствующим неукротимости Тритон.

Эмоции бушевали в них обоих быстрым и переменчивым потоком. Как будто пятиминутная ссора пробежала за три се­кунды — ее лицо менялось, его тоже в ответ, и у нее менялось настроение, что тут же отмечалось у него языком мимики и жестов. Он манипулировал ею, этой демоницей, которая похо­дя разрушила святость церкви, которая подчинила своей воле тройной круг из крови — мне говорили, что это невозможно, но Кери знала заранее, что Тритон на это способна. И уж не знаю, кого я боялась больше — Тритон, которая могла разру­шить мир, или Миниаса, который держал ее в руках.

— Прошу, — сказал он, когда ее лицо задрожало в огорче­нии, и она опустила глаза к земле.

Секунду еще поколебавшись, она сунула руку в карман ши­рокого рукава и достала горсть флакончиков.

— Сколько ты активировала, когда вспомнила? — спросил он, звякнув флаконами.

Она продолжала смотреть в пол, потерпев поражение, но заметная хитринка в ее поведении говорила, что она нисколь­ко не раскаивается.

— Не припомню.

Он перебрал их в руке перед тем, как сунуть в карман. Пол­ное отсутствие раскаяния у Тритон не было для него секретом.

— Четырех не хватает.

Она поглядела на него, и на глазах у нее были настоящие слезы.

— Больно, — сказала она, напугав меня до потери пульса. Тритон сама вызвала у себя потерю памяти? Что же она такое помнит, чего не хочет помнить?

Кери — я почти забыла о ней — стояла рядом со мной и сейчас совсем обмякла. Я поняла, что сцена почти доиграна до конца. Интересно, сколько раз Кери видела эту пьесу.

Смягчившись, Миниас притянул Тритон к себе поближе, окутав своей пурпурной мантией. Демоница обхватила себя за плечи, не сопротивляясь его объятию, закрыла глаза, склонила голову ему под подбородок. Как я могла сразу не определить ее пол? Теперь никаких сомнений не было — я даже подумала, что она могла слегка поменять внешность. Глядя на них, я ощу­тила легкую дрожь ужаса — Миниас был единственным яко­рем, удерживающим Тритон в здравом рассудке. Нет, вряд ли он всего лишь ее фамилиар. Вряд ли он что бы то ни было «все­го лишь».

—    Не надо было их брать, — шепнул он ей в волосы. Его голос пленял, завораживал как музыка.

—    Больно, — ответила она ему в грудь.

—    Я знаю. — Его демонические глаза встретились с моими, и у меня мороз пробежал по коже. — Вот почему я не люблю, когда ты выходишь без меня, — сказал он, глядя на меня, но обращаясь к ней. — Они тебе не нужны.

Отведя от меня глаза, Миниас повернулся к ней лицом, взял ладонью за резко очерченный подбородок.

Я обхватила себя руками за талию. Интересно, давно ли они вместе. Достаточно давно, чтобы вынужденное бремя стало добровольным?

—Я не хочу помнить, — сказала Тритон. — То, что я делала...

Совесть у демона? А почему бы и нет? Душа-то у них есть.

— Не надо, — прервал ее Миниас, обнял чуть нежнее. — Обещаешь мне, что в следующий раз, когда что-то вспомнишь, ты скажешь мне, а не пойдешь сама искать ответы?

Тритон кивнула, потом напряглась в его руках.

—    Вот здесь я была, — шепнула она, и у меня свело живот судорогой, когда я услышала в ее голосе осознание. Миниас застыл, Кери рядом со мной побледнела.

—    Это было у тебя в дневнике! — воскликнула Тритон, отталкивая его. Миниас отпрыгнул и насторожился, но демоница ничего не замечала. — Ты это записывал! Ты все записыва­ешь, что я помню! Сколько этого у тебя в книгах, Миниас? Сколько ты знаешь того, что я хочу забыть?

—    Тритон, — сказал он предостерегающим голосом, играя пальцами в кармане.

—    Я их нашла! — крикнула она. — Ты знаешь, зачем я здесь! Скажи мне, зачем!

Кери так вцепилась мне в руку, что я вздрогнула. С криком ярости Тритон замахнулась на Миниаса посохом. Пальцы вто­рого демона запорхали в воздухе, будто лопоча на азбуке глу­хонемых, создали заклинание лей-линии. Я ощутила внезапное падение уровня, когда из линии резко зачерпнули, и с неожи­данным выкриком Миниас закончил заклинание, вскрыв крыш­ку одного из отобранных у Тритон флаконов. Открытый фла­кон он швырнул в нее.

В воздухе вспыхнули искры, Тритон отчаянно вскрикнула. Ее гнев, огорчение и боль потрясали своим масштабом. Но тут зелье попало на нее, и лицо ее лишилось выражения.

Остановившись, она заморгала, оглядела пустое святили­ще, меня и Кери без малейшего узнавания. Увидела Миниаса, потом отбросила посох на пол, будто это была змея. Он со сту­ком упал, отскочил. Снаружи, за цветными витражами, пели в предрассветной дымке малиновки, но здесь, внутри, воздух был будто мертв.

—    Миниас? — спросила она недоуменно и печально.

—    Все, все, — сказал он ласково, шагнул вперед, подобрал посох и отдал ей.

—    Я тебя не стукнула? — спросила она озабоченно, и когда Миниас покачал головой, вздохнула с облегчением, но тут же вновь опечалилась.

А я чувствовала, что мне нехорошо.

—    Забери меня домой, — тихо сказала демоница, глядя на меня. — Голова болит.

—   Подожди меня. — Миниас бегло глянул на меня, потом снова к ней: — Вместе пойдем.

Демон подошел к нам, и Кери задержала дыхание. Он шел, опустив голову, ссутулив широкие плечи. Я было подумала во­зобновить круг, но не решилась. Остановился он передо мной — слишком близко ко мне, чтобы я не напряглась Усталые глаза оглядели мой ночной наряд, пятна крови Кери у меня на руках, три круга, которые не сумели остановить Тритон. Взгляд его пошел выше, шире, охватил все святилище с моим столом, ро­ялем Айви и голой пустотой между ними.

— Это ты выкрала Кери у ее демона? — спросил он неожиданно.

Я хотела было объяснить, что не выкрала, а спасла, но про­сто кивнула.

Он дернул головой вверх-вниз, передразнив меня, и я сосредоточилась на его глазах: красных, но настолько темных, что они казались карими, и типично демонский разрез зрачков заставил меня оторопеть.

— Твоя кровь оживила проклятие, — сказал он, метнув взгляд красных глаз с козлиными зрачками на кровавый круг у меня за спиной. — Она мне рассказала, как зимой вытолкнула тебя за линии. — Он оглядел меня сверху вниз, оценивая. — Не удивительно; что Ал тобой интересуется. У тебя есть что-нибудь такое, что могло ее привлечь?

— Кроме той услуги, которую я ей задолжала? — спросила я дрожащим голосом. — Не думаю.

Он опустил взгляд к затейливому кругу, который нарисо­вала Кери, чтобы я к нему обратилась.

— Если что-нибудь вспомнишь, вызови меня. Я не хочу, чтобы она снова сюда являлась.

Пальцы Кери сжались на моей руке. Я тоже не хочу, поду­мала я.

— Оставайся здесь, — сказал он, отворачиваясь. — Я вер­нусь утрясти долги.

Я в тревоге высвободилась из рук Кери:

— Эй, постой, друг мой демон! Я тебе ничего не должна!

Он снова повернулся, издевательски подняв брови:

— Дура, это я тебе должен! Солнце почти взошло, мне пора отсюда убираться. Вернусь, когда смогу.

У Кери глаза вылезали из орбит. Почему-то мне показа­лось, что если демон мне задолжал, ничего хорошего из этого не выйдет.

— Эй! — Я шагнула вперед. — Я не хочу, чтобы ты так ни с того ни с сего появлялся. Это невежливо.

И жуть до чего страшно.

Ему не терпелось уйти, это было видно. Он поправил на себе одежду.

— Да, я знаю. Почему, ты думаешь, демоны пытаются убить тех, кто их вызывает? Потому что вы грубые, глупые, тупые хамы, понятия не имеющие о приличном поведении, вы требу­ете, чтобы мы переходили линию и еще брали на себя цену!

Я вспыхнула, но не успела ему еще ответить, как он сказал: — Я сперва предупрежу. А дисбаланс за это примешь на себя ты, потому что ты этого просила.

Я глянула на Кери, и она кивнула. Гарантия, что он не по­явится, когда я в ванной, того стоила.

— Договорились, — сказала я, пряча руку, чтобы он ее не взял.

Из-за его спины на меня смотрела Тритон, наморщив лоб. Шаги Миниаса были беззвучны. Он подошел, хозяйским жес­том взял ее за локоть, метнул на меня озабоченный взгляд. Под­нял голову, глянул за спину нам с Кери в открытую дверь, и я услышала «тр-тр-тр» мотоцикла, заезжающего в гараж. В мгно­вение ока демоны исчезли.

Я выдохнула с невероятным облегчением. Кери прислони­лась к роялю, на руках у нее была кровь. Она затряслась в рыда­нии, и я положила ей руку на плечо, хотя мне хотелось заняться тем же. Снаружи вдруг наступила тишина — Айви заглушила мотор мотоцикла — потом отчетливые шаги по бетонной до­рожке.

—    ...так и говорит тогда пикси инспектору: «Такса? Я вооб­ще собак не держу!» — Пикси засмеялся — как ветровые коло­кольчики. — Дошло, Айви? Тот про тариф говорил.

—    Дошло, дошло, — ответила она. Ритм шагов изменился на ступенях. — Действительно остроумно. Посмотри, дверь от­крыта.

Падающий в церковь свет закрыла тень человека, и Кери собралась, обтерла лицо, измазав его кровью, слезами и садо­вой землей. Я чуяла запах жженого янтаря от себя и от всей цер­кви и гадала, отмоюсь ли от него когда-нибудь. Мы стояли, онемев, и Айви остановилась, только войдя в прихожую. Дженкс повисел три секунды в воздухе, потом, рассыпая резкие слова как золотые искры своей пыльцы, рванулся посмотреть, как там его жена и дети.

Айви уперлась рукой в бедро и оглядела три — нет, четыре — круга, нарисованные кровью, меня в пижаме и беззвучно плачу­щую Кери с распятием в окровавленной руке.

— Что, побери вас все черти этого прекрасного мира, вы снова натворили?

Гадая, удастся ли мне когда-нибудь снова заснуть, я посмот­рела на Кери:

— Понятия не имею.

Глава вторая

Я сидела на жестком стуле с жесткой спинкой за громад­ным антикварным столом Айви, приткнувшись между ним и кухонной перегородкой. Чувствовала я себя плохо, живот сво­дило тошнотой. Солнце тоненькой горбушкой золотого сияния освещало нержавеющую сталь холодильника — зрелище, кото­рое я вижу нечасто. Не привыкла я вставать так рано, и мой организм начал мне об этом напоминать. Не может же быть, что дело в предрассветном переполохе? Ага, как же.

Запахнув махровый халат, я пролистала «Желтые страни­цы», а Дженкс с Айви тем временем спорили у мойки. Теле­фон лежал у меня на коленях, чтобы Айви его не перехвати­ла, пока я ищу, кому позвонить, чтобы заново освятили цер­ковь. Я уже позвонила ребятам, которые перекрывали нам крышу, чтобы они обсчитали ремонт гостиной. Они люди, и нам с Айви нравится их нанимать, потому что за работу они принимаются ни свет ни заря, поутру. Тритон порвала ковер и отодрала от стен несколько панелей. Какого черта она тут искала?

По всей гостиной носились детки Дженкса, хотя им в церк­ви вообще быть не полагалось. Судя по визгу и взрывам хохота, они нам такое устроят из вскрытой изоляции!.. Перевернув тон­кую страничку, я подумала, не воспользоваться ли нам с Айви возможностью для кое-каких переделок. Под ковром лежал отличный паркетный пол, а у Айви великолепный вкус декорато­ра. Кухню нашу она переделала еще до моего переезда, и мне очень нравилось.

Большую, промышленного размера кухню никогда не ос­вящали — ее пристроили к церкви ради воскресных вечерних трапез и свадебных приемов. Здесь стояли две плиты, электри­ческая и газовая, так что мне не надо было готовить обед и ва­рить зелья на одной поверхности. Ну, не то чтобы я часто на своей плите обед готовила — обычно разогревала что-нибудь в микроволновке или стряпала на навороченном гриле Айви по­зади здания, в ведьмином садике между церковью и кладбищем.

А колдовством я обычно занималась на столе островка меж­ду мойкой и кухонным деревенским столом Айви. Над ним есть стойка, куда я вешаю травы, с которыми в тот момент вожусь, и колдовскую утварь, которая не помещается под столом. А в линолеуме вырезана круговая канавка, и здесь очень удобно вызывать магический круг— его не пересекают никакие трубы или кабели, которые могли бы его прорвать. Даже на чердаке или под полом их нет — я проверяла.

Единственное окно открывается в сад и на кладбище — так встречаются мои ведьминские вольные растения с компьюте­ром и железной организацией Айви. Это мое любимое место в нашей церкви, хотя именно здесь обычно и происходят ссоры.

Резкий запах плодов шиповника поднимался от чая, кото­рый Кери мне сделала перед уходом. Я хмуро смотрела в свет­ло-розовую жидкость. Лучше бы кофе, но Айви не стала его варить, и вообще я спать пойду, как только отмоюсь от этого запаха жженого янтаря.

Дженкс стоял на подоконнике в позе Питера Пэна, руки на бедра, наглый как тысяча чертей. Солнце подсвечивало свет­лые волосы и стрекозиные крылышки, дробясь зайчиками при каждом его движении.

— Черт с ней, с ценой, — сказал он, стоя между моей бой­цовой рыбкой — мы этого самца так и зовем Рыбкой, — кото­рая плавала по кругу в здоровенном графине для бренди, и Дженксовым аквариумом с артемиями. — Мертвому деньги абсолютно без пользы. — Треугольное лицо посуровело. — По крайней мере для нас это так, Айви.

Она будто окаменела — идеальный овал лица никаких эмо­ций не выражал. Потом на выдохе выпрямила шесть футов сво­его спортивного тела, оторвав зад от кухонного стола, пригла­дила кожаные штаны, которые обычно надевала на работу, и по привычке отбросила назад на зависть прямые черные воло­сы. Пару месяцев тому назад она их обрезала, и все время забы­вает, какие они теперь короткие — выше ушей. Я на той неделе заметила, что мне так нравится, и она их уложила в ниспадаю­щие склеенные пряди с золотыми кончиками. Выглядит она потрясно, и это наводит меня на вопрос, с чем связано это ее внезапное внимание к собственной внешности. Стриж, быть может?

Она посмотрела на меня, сжав губы в ниточку, на бледном лице появились цветные пятна. Слегка миндалевидные глаза выдавали присутствие азиатской крови, а в комбинации с не­крупными выразительными чертами лица делали ее неотрази­мой. Глаза у нее карие — почти всегда, и становятся черными как зрачки, когда ее статус живого вампира берет над ней верх.

Я однажды дала ей запустить в меня зубы, и хотя это были эйфория и кайф невероятные, мы обе напугались до потери пульса, когда она потеряла самообладание и чуть меня не убила. Я все равно хотела осторожно рисковать и искать баланс на крови, но Айви отказалась резко, хотя до боли очевидно было, что нас обоих тянет к этому все сильнее и сильнее. Она боялась изувечить меня в тумане жажды крови. Со страхом Айви сра­жалась, отрицая его существование и избегая его источников, но искусственное самоограничение убивало ее, хотя и давало ей силу.

Если можно верить моим соседям — они же бизнес-парт­неры, — я и свои будничные дела, и свою сексуальную сферу организовала так, чтобы чувствовать опасность, ловить от нее кайф. Дженкс назвал меня адреналиновой наркоманкой, доба­вив, правда: если я такой жизнью зарабатываю деньги и не за­рываюсь, что тут плохого? И я знала в глубине души, что Айви не попадает под эту шапку «поиски риска для адреналина». Да, конечно, прилив его был невероятным, но именно поднявша­яся из-за меня самооценка Айви мне сказала, что это не была ошибка и не был просто кровавый восторг, ею внушенный.

На миг она увидела себя так, как вижу ее я: сильная, уме­лая, способная любить безоглядно и так же безоглядно быть любимой. Отдав ей кровь, я ей сказала: да, она стоит того, что­бы ради нее собой жертвовать, да, я ее люблю такой, какая она есть, и в ее потребностях ничего нет плохого. Потребности — это потребности, на правильные и неправильные делим их мы. И я хотела, чтобы она всегда так себя видела.

Но видит бог, какой же это был драйв!

Будто услышав мои мысли, Айви отвернулась от Дженкса.

— Прекрати, —сказала она, и я покраснела.

Она не читает мои мысли, но эффект один и тот же: обоня­ние вампиров настроено на феромоны. Мое настроение она улавливает так же отчетливо, как я — аромат шиповника от сво­его чая. Черт побери, Кери действительно думала, что я это буду пить?

У Дженкса покраснели крылышки — ему не понравилась смена темы разговора с того, как потратить наваренные бизне­сом денежки, на то, как заставить нас не распускать зубы, и Айви длинной тонкой рукой сделала жест, включающий меня в их спор.

— Не то чтобы мне денег было жалко, — сказала она примирительным, но настойчивым тоном. — Но зачем это делать, если любой демон снова прорвет эту защиту?

Я фыркнула и перевернула страницу в телефонной книге.

— Тритон — это тебе не любой демон. Кери говорит, что она из старейших и мощнейших демонов во всем безвременье. А еще у нее полностью крыша съехала, — добавила я вполголо­са, переворачивая страниц снова. — И Кери думает, что вряд ли она сюда вернется.

Айви скрестила на груда руки — подтянутая, стройная.

—     Так чего вообще ее освящать, силы тратить?