А может, мне это послышалось?
Таня вытащила руки из «муфточки» и нежно коснулась меня…
…Лишь с рассветом мы вернулись к костру. Дрова прогорели. Серые хлопья пепла почти целиком прикрывали алые угли.
Ефим безмятежно храпел в спальнике. Славки не видно.
Ба! Да вот и он.
В этот раз, видно, камней для «правильной» ночёвки не нашлось. Он с кострового шеста снял чайник, босые ноги калачиком подогнул и спит себе на берёзине. Ладони под щекой. Знай, пускает слюну.
– Славк, ты так в костёр рухнешь! Слазь.
В ответ раздалось мирное посапывание.
Таня взяла меня ласково за руку:
– Зайка, он спросонья не понимает ничего. Снизу тепло идёт. Ему хорошо.
Я решил поддержать Кочнева за фофан, он отмахнулся и прямо с шеста в костёр. В небо метнулись искры и столб золы.
Тащу его из костра, из углей, а он на четвереньках, ногами и руками вкапывается, назад рвётся. Здесь-то холоднее.
Волосы у него длинные. Переплелись с пеплом, щепочками – как воронье гнездо.
– Не тормоши. Пускай досыпает. Недолго осталось. Светает уж.
В этот раз мы так и не намочили сети.
Ефим заметил:
– За время поездки никто из животных не пострадал.
Ему не жаль было упущенной добычи. Это он так, к слову пришлось.
Нашу случайную знакомую мы довезли прямо до дома, в Курмойлу. А это озеро мы с тех самых пор называем между собой «Танина ламба».
Пора весеннего хмельного буйства закончилась.
Капли сладкого берёзового сока загустели и высохли.
До новой весны.