Помоги проекту - поделись книгой:
– Я потом покушаю… – невнятно прогудел Монброн. Надо же, его не соблазнило даже магическое слово «обед». – Ты иди, иди… Короля накормите!
– Твой король, – хохотнул Веллан, – уже задрал курицу на дворе. Вся пасть в крови и в перьях. Озверел! Кстати, Зенобия с Аластором пришли. Вот они о Конане и позаботятся. Как знаешь, дрыхни. Я пошел.
Хлопнула дверь. Маэль перевернулся на другой бок и через несколько мгновений вновь оказался на зыбкой грани снов и яви, когда человека уже начинают посещать видения. Из сероватого тумана выплыл силуэт большого черного зверя, не то собаки, не то волка, но чудовище отчего-то носило на голове золотой венец о пяти зубьях и могло разговаривать по-человечески…
– Да что такое? – Монброна подбросило с лавки, будто катапультой. Весь плед был усеян осколками битого толстого стекла, благо лежанка стояла как раз под окном. Какой-то мерзавец попросту запустил со двора камнем прямиком в раму, расщепил тонкие деревянные рейки и вдребезги разнес редкое, почти бесценное стекло, которое варили в мастерских стран Полудня.
Орудие преступления оказалось крупным, с два кулака булыжником – если бы он упал прямиком на Маэля, не миновать синяков. Но камень откатился по полу к дальней стене, а сам граф, выглянув в окно, увидел только пустой двор, по которому важно ходили грязно-белые гуси под ленивым надзором валяющейся в луже жирной хрюшки.
– Ну и шутники живут в этой Немедии, – проворчал месьор граф. – Да таким камнем убить можно! Придется попенять хозяину…
И вдруг Монброн застыл. Валявшийся в углу камень выглядел несколько необычно. Обычные камни, которыми мальчишки швыряются в окна, никогда не перетягивают тонкой бечевкой и уж тем более не заворачивают в пергамент. Причем в дорогой пергамент, белый с тонкими бежевыми прожилками. И не закрепляют веревочку красной сургучной печатью.
– Интере-есно, – протянул Маэль, подошел к странному булыжнику, нагнулся и поднял. Да, тяжеловат. Чтобы добросить эдакое письмецо до второго этажа, требуется изрядная сила. – Письмо, что ли?
Да, именно письмо. Граф сорвал печать, развернул пергамент и аккуратно отложил округлый булыжник на стол. Заново протер глаза и всмотрелся в ровные строчки, написанные чуть угловатыми аквилонскими буквами.
Прочел. Перечитал еще раз, будто не поверив. Снова выглянул во двор, безосновательно надеясь обнаружить хоть какие-то следы отправителя. Вернулся к столу, бросил на него депешу, потянулся к кувшинчику, в котором должно было оставаться вино, обнаружил, что сосуд пуст и медленно уселся на свою лавку.
– Граф, сколько можно ждать? – дверь отворилась, и в комнате появился Тотлант. – Все давно собрались! И вообще, масса новостей! Войско мятежников принца Ольтена подойдет к городу ближе к вечеру! К бургомистру уже прибыли нарочные принца! Городской управитель вовремя поддержал Рокод.
– А, это ты, Тотлант… – слабо выговорил Маэль. – У меня тоже новости. Посмотри на столе.
Волшебник взял широкий и измятый пергаментный лист. Пробежался взглядом по тексту.
– Кто такой Амори, барон Данвил Коринфский? – сразу же спросил стигиец, глянув на подпись. – Твой знакомый?
– Хуже, – выдохнул Маэль. – Я понимаю, что не могу раскрывать такую важную тайну, но в свете последних событий… Данвил – личный представитель в Немедии главы Латераны, его светлости барона Гленнора. Он самый главный. Точнее, сейчас самый главный – я… Был.
– Самое время зарезаться, – бесстрастно покивал Тотлант, изучая письмо. – Похоже, тебя с треском выгнали из Аквилонской тайной службы, лишили всех наград и настоятельно советуют в Аквилонии больше не появляться. Что ты натворил в Офире?
– Глупейшая история, – простонал Монброн, закрывая лицо руками. – Год назад когда я охотился за бумагами владельцев золотых рудников, я скрыл от барона Гленнора четыре векселя. Так, мелочь. Всего-то на сумму четырех с половиной сфинксов…
Тотлант присвистнул:
– Ничего себе мелочь! Четыре с половиной тысячи офирских талантов, сиречь четыреста пятьдесят тысяч денариев! На такие деньги можно купить большое баронство в центре Аквилонии, с замком, полями и десятком деревень. Куда ты дел векселя?
– Спрятал дома, в тайнике… Хотел, что называется, обеспечить безбедную старость… И кто-то пронюхал! Позорище! Граф в сорок втором поколении уличен в банальной краже!
– Четыре с половиной сфинкса, – ошеломленно покачал головой Тотлант. – Не сказал бы, что это банальная кража. В казне Пограничья в общей сложности и трех сфинксов не наберется. С размахом работаете, месьор граф. И что ты теперь будешь делать?
– Не знаю… – севшим голосом пролепетал Монброн. – Наверное, утоплюсь.
– Топись в вине, – посоветовал волшебник. – Не расстраивайся. Объяснишь все Конану, он поймет. Сам таким был. Подумаешь, выгнали из Латераны! Жизнь-то не закончена! Одевайся и спускайся в обеденную залу. Потом придумаем, как поступать.
Тотлант вышел, а Монброн продолжал восседать на лавке и пораженно созерцать валяющийся на столе жеваный пергамент, который принес ему наихудшее известие в жизни. Ладно, утеряны должность конфидента и деньги (очень немалые, скажем прямо…). Но какая пощечина! Какой удар по чести дворянина! Причем удар вполне заслуженный…
Зенобия Сольскель и Аластор Кайлиени.
Дочь почтенного Стеварта Сольскеля, в отличие от изнеженного аквилонского графа, просыпалась рано. Две комнатки, которые они с Аластором сняли у хозяина «Бездонной бочки», славной на всю округу изумительным черным элем, более напоминали каморки, предоставляемые в богатых домах нищим родственникам или самым нерадивым служанкам. Четыре шага в длину, три в ширину, жесткая лежанка, тонкое потертое одеяло и набитая соломой подушка.
Другая женщина после многолетнего жития в замке короны Бельверуса восприняла бы столь неудобное помещение как тюремную камеру, однако Зенобия не стала возмущаться. Она отлично помнила детство и юность, проведенные в одном из глухих поселений в Граскаальских предгорьях, старый дом деда, выстроенный в асирских традициях – длиннющий сруб, наполовину вкопанный в землю. Там действительно было тесно, ибо обширная семья дедушки Рагнариса насчитывала восемнадцать голов без учета его наложниц.
Аластор, наоборот, морщил нос, громко заявлял, будто в Шадизаре даже клетки в зверинцах просторнее, в щелях и матрасе полным-полно клопов, а дышать попросту нечем, ибо окно не открывается. В итоге его светлость великий протектор Заморы отбыл на всю ночь в нижнюю залу – играть в кости.
Если бы владелец «Бездонной бочки» вел летопись то нынешняя ночь вошла бы в нее с каким-нибудь запоминающимся названием, наподобие «Ночь золотой реки» или «Время великого жульничества». К рассвету Аластор обчистил двенадцать игроков, включая самого хозяина (долг последнего обменяли на бесплатные проживание и обед для самого Аластора, Зенобии и их любимой собачки по кличке Кораннон). Игроки расходились недовольные проигрышем, но счастливые от того, что поучаствовали в самой запоминающейся игре их жизни – буря страстей, две драки (одна со смертельным исходом), разоблаченная попытка со стороны капитана городской стражи подменить кости утяжеленными и торжественное изгнание жулика из-за стола, а также проигранный заезжим наемником клинок замечательной офирской работы, который великодушный Аластор вернул прежнему владельцу – в знак признательности за проявленный азарт.
– Ты как хочешь, – хозяин распялил рот в широчайшем зевке, – а я пошел спать. Светает. Мне работать полный день, не то, что некоторым…
– Благодарю, – величественно кивнул Аластор. У дверей гудела шайка игроков, обсуждая перипетии недавнего сражения. – Я еще посижу.
Вскоре человек, носивший титул великого протектора Заморы, Шадизара и Аренджуна, остался в одиночестве. Однако Аластору не пришлось скучать. Он с видимым удовольствием раскладывал монеты по достоинству. Двенадцать ауреев Немедии и к ним сорок два серебряных талера. Медь можно не считать, просто отодвинуть в сторону большой неопрятной кучей. Шесть аквилонских кесариев, к ним три монеты, именуемых в королевстве Конана «Двойным львом». Офирские денарии, кофийские абердары и орты, шемские сикли с изображением шестилучевой звезды и верблюда. В пеструю коллекцию затесались даже два редких стигийских тилля и туранский империал времен начала правления почившего государя Илдиза. Конечно, у Аластора случались выигрыши и покрупнее, но придется признать, что сегодняшняя ночь принесла без того обеспеченному заморийскому протектору маленькое состояние.
– Считаешь добычу? – чуть хрипловатый, но красивый женский голос донесся со стороны лестницы, ведущей наверх. – В этом городе остался хоть один человек, чей карман ты бы не обчистил?
– Хочешь, обращу это золото в новый охотничий костюм для тебя? – невинным тоном предложил Аластор. – Тонкая кожа с тиснением, замша лучшей выделки, удобные сапоги… А то разгуливаешь, словно последняя оборванка.
– Кто оборванка, я? – грозно вопросила Зенобия, подходя к столу и с некоторой завистью оглядывая аккуратные столбики и горки монет. – Не забывайтесь, ваша милость, Зенобия Сольскель – дочь самого уважаемого купца Полуночи! А костюмчик купи, пригодится.
– Договорились, – согласился Аластор. – Ты, судя по всему, уже проснулась и готова действовать? Замечательно. Я, наверное, сегодня спать уже не буду.
– А это что такое? – Дженна разгребла завал из разнообразной меди, из-под которого торчал уголок плотного конверта. – Небось, какого-нибудь бедолагу заставил расплатиться векселем?
– Беру только наличные! – возмутился Аластор, но мигом притих. Такого конверта он не припоминал. – Наверное, кто-нибудь забыл.
– Нет, не забыл, – прозвучал новый голос. Управитель Заморы обернулся и обнаружил, что в обеденной зале он остался отнюдь не один. Человек, бывший одним из игроков, втихомолку пересел в самый темный угол залы и оттуда следил за Аластором и Зенобией, посверкивая из-под капюшона невозмутимыми светлыми глазами. – Это мой конверт. Точнее, ваш. Еще точнее – он предназначен месьору Аластору Кайлиени. С тобой, Дженна, у меня будет отдельный разговор.
– Рагбе? – изумленно ахнула Зенобия. – Ты откуда?
– Оттуда, – слегка усмехнулся незнакомый месьор. – Сколько лет знакомы, а я все удивляюсь: почему за тобой постоянно приходится бегать через всю страну?
Аластор украдкой дернул Зенобию за рукав, прошипев: «Что сие за птица?»
– Эйрик Рагбе. Мое прошлое, – туманно отозвалась Дженна. – Легат гвардейской тысячи, которую именуют «Немедийским драконом».
– Ах, лега-ат… Тогда я, может быть, пойду? – Аластор с любопытством оглядел подошедшего молодого человека в дворянской походной одежде. – Кажется, ты проиграл мне два аурея и четырнадцать талеров?
– Тринадцать, – дотошно поправил месьор Рагбе. – Уходить не обязательно. Разговор деловой, а не личный.
– Все-таки, кто он такой? – Аластор лукаво покосился на Зенобию. – Хотя, по-моему, и так все ясно…
– Конечно, ясно, – кивнула Дженна и невозмутимо пояснила: – Два года назад он был моим любовником. Потом мы друг другу надоели и расстались друзьями. Эйрик, признаться, я не ждала этой встречи.
– Я сюда не рвался, – пожал плечами немедийский военный. – Меня отправили с поручением. Тот, кто отдал приказ, знал, что мы друг другу люди не чужие.
– Случайно не вы за нами скакали все дорогу от Бельверуса? – поинтересовался Аластор.
– Случайно мы. Господин управитель, прочитай письмо, а я пока побеседую с Зенобией. Подслушивать не обязательно, можно просто слушать.
– Чтобы я, да подслушивал? – искренне возмутился Аластор, однако взял пакет и разорвал его по шву. – Ну-с, что у нас тут? Посмотрим, посмотрим… Ах, какие подписи, какие имена! Дженна, полюбуйся! Именем короля Тараска мне даровали новый титул. Оказывается, с сегодняшнего утра – то есть немедленно по прочтении письма – я становлюсь великим протектором не только Заморы, но и Коринфии. Старик Сальвикс – помнишь седого дедушку с герцогской короной на гербе? – оказывается, умер! Причем, заметь, помер в тот самый вечер, когда мы покинули Бельверус. Бедняга, я знал, что у него слабое сердце… Ничего себе подарочек. Значит, теперь я становлюсь вице-королем территорий, равных по размеру самой Немедии? Хорошее занятие для бедного мальчика из Шема…
– Поздравляю, ваша светлость, – натянуто улыбнулся Рагбе. – Коронную грамоту на право титула вице-короля Коринфии и Заморы ты получишь немедленно по прибытии в Керкиру, столицу Коринфии, куда теперь переносится твоя резиденция.
– Не возгордится бы… – усмехнулся Аластор. – Надо же, сколь щедр Тараск! Что сказала бы моя бедная старая мамочка, увидев, до каких высот взлетел ее несмышленыш Альс! Не просто протектор, вице-король! А начинал с того, что кошельки резал на базарах… Зенобия, поздравь! Я второй человек в империи после Тараска. Теперь надо подыскать достойную королеву. Выйдешь за меня замуж?
– Ни за что! – решительно ответила Дженна, слегка опешившая от подобных новостей. – Неужели серьезно? Неужто правда? А ну, покажи бумагу!
Аластор показал. Все чин по чину, гербовый пергамент с золотым обрезом, большая и малая государственная печати, подписано Тараском Эльсдорфом, королем Немедии, и великими канцлером Эрдриком фон Греем. И что самое удивительное, заверено подписью Чабелы Зингарской, главы совета Семи королей. С ума сойти! Как же они Чабелу-то охмурили? Или она сама была не против даровать милейшему душке Альсу столь высокое положение, благословив его на регентство над двумя крупнейшими протекторатами от имени всех монархов Заката?
– Приписочка интересная, – сказала Зенобия, внимательно прочитав документ. – Ты обязан выехать немедленно, в противном случае лишаешься всех титулов. Даже имеющихся на сегодняшний день. И как Чабела такое подписала?
– Предположим, я валяюсь в белой горячке. Не в силах тотчас оседлать коня и мчаться на Полдень. Что тогда? – с ядовитой вежливостью осведомился новоиспеченный вице-король у месьора Рагбе.
– Причина уважительная, – поморщился немедиец. – В таком случае тебе выделят охрану и сопроводят до Керкиры.
– Это вряд ли, – заметила Дженна. – Даларна, город, в котором мы находимся, поднял знамя Рокода. Никакой охраны тебе, как представителю Тараска, бургомистр не даст.
– Мне и не нужно, – пожал плечами Эйрик. – Я привел своих людей. Верных королю и закону.
– Понятно, – размашисто кивнул Аластор, пробормотав вполголоса: – Стало быть, к трону меня потащат на золотой цепи… Чем будешь покупать Зенобию?
– Покупать? – оскорбился Рагбе. – Я, благородный месьор, не торговец, а такой же дворянин, как и ты! И говорю от имени первого среди равных дворян королевства!
– Маленькая поправочка, – зло процедил Аластор, подаваясь вперед. – К сожалению – или к счастью? – я не дворянин. У меня нет титула, только звание протектора. Я рожден даже не в бедной шемской деревеньке, а на стоянке каравана, который шел то ли из Асгалуна в Эрук, то ли из Шушана в Аренджун. Посему я – самый настоящий торговец. Чистых шемских кровей. Мы все-таки не закончили нашу познавательную беседу. Что попытаются всучить Дженне?
Месьор Рагбе остался спокоен, будто каменная статуя. Покопался в кошельке, извлек оттуда не слишком дорогой с виду, но явно старинный серебряный перстень с крупным ярко-розовым аметистом, ограненным в форме сердечка, и со стуком положил на столешницу.
– Король Тараск, – ничуть не торжественно, скорее деловито проговорил Эйрик, словно глядя в затверженный наизусть текст, – предлагает Зенобии Сольскель, дочери купца Стеварта Сольскеля, немедля вернуться в Бельверус и разделить с ним Трон Дракона. В доказательство серьезности своих намерений Его величество шлет девице Зенобии обетное кольцо династии Эльсдорфов, освященное на алтаре столичного храма Иштар, покровительницы любви и брака.
– Ой, – громко сказал Аластор и восхищенно зажмурился. – Жаль, Клелия не видит! Она просто обожает такие романтические ситуации! Ладно, я ей потом изображу в лицах… Дженна, ты понимаешь, что ты – почти королева Немедии? Достаточно пройти соответствующие ритуалы в храмах Митры и Иштар. Теперь мне тебя поздравлять?
– Дела-а… – Зенобия бессильно опустилась на лавку рядом с Аластором. Осторожно подняла со стола обетный перстень, который уже не одну сотню лет вручался венценосным женихом, занимавшим трон Немедии, своей невесте накануне свадьбы, и изучила тщательно выгравированные древние руны, означающие недвусмысленное предложение брака. Примерила на безымянный палец правой руки. Колечко оказалось чуть мало.
– Эйрик, когда давать ответ?
– Немедленно.
– Немедленно не могу. Я не шадизарская шлюха.
– Фу, Зенобия! – возмущенно поморщился Аластор. – Не обижай моих девочек. Они трудятся, как могут.
– Заткнись, фигляр, – огрызнулась Дженна. Подумала и решительно заявила: – В общем, так! Я должна посоветоваться с отцом. И с дедушкой. И… и вообще с семьей. И с Эрхардом, он мой король.
– Немедленно, – холодно повторил немедийский легат. – Тебе понятно это слово?
– Ух! – выдохнула Зенобия. – Пропадай, мое счастье! Если немедленно, тогда ответ короткий – нет! И вообще, Тараск мог бы сам объясниться! Без посредников!
– Верно, верно, – поддержал Дженну Аластор. – Такие решения за один момент не принимаются. Пойдем, Зенобия. Я тоже не хочу быть вице-королем. Нет, я не против этого звания, но не так быстро. У меня пока слишком много иных дел. Месьор Рагбе, мы позволим себе откланяться. Если что, заходите, всегда будем рады. А ежели Тараск хочет нас купить, пусть поднимает цену, поторгуемся. Кстати, ты вроде проигрался нынешней ночью? Два аурея, тринадцать талеров?
Несостоявшийся вице-король тщательно отсчитал надлежащую сумму и придвинул горстку монет к сидевшему напротив немедийцу.
– Это за труды, – любезнейше пояснил Альс. – И на обратную дорогу до Бельверуса. Мы уходим. Всяческие хлопоты, понимаешь ли. Мятеж, опять же.
– Я буду ждать еще сутки, – тяжелым нехорошим голосом ответил Эйрик Рагбе. – А потом… Потом вы сами определите свое будущее.
Аластор обернулся и снисходительно бросил через плечо:
– Что до меня, то я всегда был хозяином своей судьбы. Да и Зенобия тоже.
Цинтия фон Целлиг и Веллан, сын Арта.
Уже седмицу юная баронесса Цинтия из семейства Целлигов, она же Цици, пребывала в необычайном, крайне восторженном и изумленном состоянии духа. Настоящее приключение, какое наверняка выпадает раз в жизни! Сколько громких имен! Сколько тайн и политических секретов! К тому же раньше на благосклонность Цинтии никогда не претендовали столь интересные и интригующие поклонники, наподобие аквилонского графа Маэля Монброна или нахального Веллана из Пограничья, который, вдобавок, самый настоящий оборотень! Втайне Цинтия надеялась, что кто-то из них сделает попытку нанести ей ночной визит. Конечно, вслух она будет возмущаться и всячески порицать мужскую распущенность, но на самом деле так приятно быть предметом чьих-то мечтаний!
Поэтому Цици проснулась в прекрасном настроении. Позвала служанку, узнала, что господа Тотлант и Веллан уже давно сидят в обеденном зале, потребовала кувшин горячей воды и занялась приведением себя в пристойный вид. Матушка Лиа частенько повторяла: благородная девица всегда обязана блистать. Невзирая на трудности и обстоятельства. Пускай вокруг грохочет мятеж, война или смена власти, правильно воспитанная молодая дама не позволит себе выйти к завтраку с мятым лицом!
Приспособив на столе маленькое серебряное зеркальце, Цинтия, вполголоса напевая, приступила к туалету. Причесалась, соорудив из песчано-рыжих кудряшек эдакий лихо разевающийся хвост. Разворошила невеликий запас одежды, захваченной в дорогу, выбрала ярко-зеленое платье с шафранными кружевами. Местные провинциалы должны просто валиться к ногам утонченной столичной барышни. С сожалением потрясла почти опустошенный хрустальный флакончик с ароматной лавандовой водой, вздохнула и использовала остатки по назначению. Надо непременно намекнуть Маэлю, чтобы он разорился на приобретение нового. Не то аквилонец тут же окажется в немилости!
Цинтия знала, что многие не без оснований полагают ее чрезмерно легкомысленной. Однако она не видела причин для беспокойства и паники. У нее есть достойные защитники, так что с ней ничего не случится. Цици только немного скучала по семье и побаивалась за судьбу Даны Эрде. Старинная, с времен детства, подружка ввязалась в нечто страшноватое. Конечно, Дана всегда отличалась настойчивостью и твердым характером, но, по мнению Цинтии, затевая мятеж против короля, герцогиня Эрде-младшая перегнула палку. Ужасно, что родители Даны и ее брат погибли, однако разве стоило ради мести за них повергать в хаос всю страну?
Долиана Эрде считала, что стоило. Ее подруга Цинтия придерживалась иного мнения и надеялась переубедить Дану. Только бы встретиться с ней и поговорить!
– Доброе утро, Ваше величество! – скрипнула дверь, отодвигаемая в сторону длинной собачьей мордой. Огромный, смоляного цвета пес вошел, дружелюбно помахивая хвостом.
Об этой трудности Цици печалилась больше всего. Она искренне надеялась, что Тотлант придумает какой-нибудь способ вернуть все на законные места. Как же так, превратить человека в собаку! Это жестоко!
Судя по виду пса, он был вполне доволен нынешним существованием. И уже успел позавтракать хозяйской курицей, о чем красноречиво свидетельствовали мелкие перья, застрявшие в шерсти вокруг пасти.
– Нет-нет, так ходить нельзя ни в коем случае нельзя! – удрученно покачала головой баронесса Целлиг. – Кораннон, стой смирно!
Путем уговоров Цинтия заставила собаку не вертеться и старательно вымыла черную морду теплой водой. Пес чихал, когда капли попадали ему в нос, но стоически терпел.
Убедившись, что зверюгу теперь можно пускать в приличное общество, Цици схватила Кораннона за ошейник и вывела в коридор. Заперла дверь, сунулась в комнату своих попутчиков: никого нет, только Маэль безмятежно похрапывает на широкой лавке.
Почуяв вкусные запахи из обеденного зала, пес, стуча когтями по полу, решительно свернул туда. Цинтия хотела последовать за ним, задержавшись на миг, чтобы поправить прическу.
– Баронесса Целлиг, полагаю?
От неожиданности Цици уронила гребешок. Никто в этом городе ее не знал, а друзьям совершенно не требовалось звать ее высокопарным «госпожа баронесса». Она сглотнула и растерянно кивнула, вглядываясь в человека, державшегося в тени и старательно прячущего лицо.
– Давайте выйдем отсюда, – предложил незнакомец. Цици боязливо попятилась, соображая, не закричать ли. Загадочный тип, хмыкнув, добавил: – Всего лишь на улицу. Не пугайтесь, я не собираюсь причинять такой хорошенькой девушке никакого вреда.
Поделиться книгой: