Одноразовое использование

— Я ваш помощник, — ответила Алена, глядя в глаза вице-президенту, — и должна все про вас знать.

— В таком случае вам будет интересно узнать, что Фаруха аль-Рашиди действительно вытащил из разбитой машины и дал ему свою кровь советский специалист, которого звали… Фархад Сеидов.

— Значит, это действительно были вы. — Алена не удивилась, скорее уточнила. Очевидно, она уже где-то об этом слышала.

— Кажется, да. Тем более что у нас с ним была одна группа крови. Очень редкая группа. Четвертая.

— У меня тоже четвертая, — неожиданно сказала Сизых.

— Значит, мы с вами одной группы крови, — прошептал Фархад. — Что еще вам удалось узнать про семью аль-Рашиди?

— Больше ничего. Но, судя по всему, он очень опасный человек, фактически организатор многих террористических актов. И американцы делают все, чтобы его поймать. Или уничтожить. Я даже полагаю, что ракета не случайно попала в его дом.

— Похвально, — пробормотал Сеидов, — конечно, не случайно. Как это у Булгакова — «случайно кирпич на голову не падает». Они хотели убить самого Юсуфа, а вместо этого уничтожили всю его семью. Ему сейчас должно быть сорок шесть лет. Я его лично знал, много раз с ним встречался. Это был такой застенчивый, интеллигентный, воспитанный молодой человек. Что должно было произойти, чтобы он превратился в настоящего монстра? Я не знаю. И не понимаю.

— Он может узнать о вашем приезде, — встревожилась Алена. — Почему вы раньше об этом не говорили? Вам нельзя туда лететь.

— Почему нельзя? Наоборот, только мне и можно. Каким бы монстром он ни стал, я думаю, что он не захочет убить человека, спасшего его отца и поделившегося с ним своей кровью. А насчет моего приезда я даже думаю, что уже поздно. Он наверняка обо всем уже знает.

— Вы так спокойно об этом говорите.

— Я фаталист, — признался Фархад. — Чему быть, того не миновать. Я даже думаю, что все наши последующие поступки, желания и действия уже записаны на некую пленку жизни, которую невозможно перемотать назад или изменить. Все абсолютно предопределено. И поэтому лучше не дергаться, а спокойно принимать жизнь такой, какая она есть. Тогда под бомбами я чудом остался жив, хотя погибли двое сопровождающих меня людей. Нашу машину перевернуло взрывной волной. И я получил шрам на подбородке, оставшийся на всю жизнь. Но больше у меня не было никаких ранений. Так иногда случается. Можно считать это чудом, можно везением, а можно судьбой. Я предпочитаю думать, что это моя судьба. Если я должен был погибнуть в Ираке, то погиб бы в восемьдесят шестом году.

— Я вас понимаю, — кивнула Алена.

Стюардесса начала разносить напитки. Сеидов попросил принести ему яблочный сок. В самолетах он никогда не пил, на высоте у него поднималось давление, и Фархад постоянно ощущал сухость во рту. Он обратил внимание на сидевших во втором ряду Резникова и Головацкого, каждый из которых попросил стопку коньяку вместе с апельсиновым соком.

Через три с половиной часа они приземлились в аэропорту иорданской столицы. В тени было около сорока градусов по Цельсию. Амансахатов тревожно озирался вокруг в надежде увидеть присланные машины и сопровождающих военнослужащих. Когда они прошли паспортный контроль и направились к выходу, к ним шагнул высокий мужчина, одетый в военную форму.

— Господин Сеидов? — уточнил он, обращаясь к Фархаду. — Разрешите доложить. Майор Гжегож Томашевски, я командир группы сопровождения, которая должна доставить вас в Ирак.

— Из польского контингента, — обрадовался Амансахатов, протискиваясь ближе. — Сколько вас человек? Взвод? Или два взвода? Я полковник Амансахатов. Вас должны были предупредить обо мне.

— Точно так, пан Амансахатов, — сказал Томашевски, довольно правильно выговаривая эту сложную для европейцев фамилию. Впрочем, по-русски этот польский офицер говорил довольно хорошо. — Мы будем вас сопровождать. Трое водителей и сержант охраны вместе со мной. Нас пять человек.

— Сколько? — изумился полковник, оборачиваясь на Сеидова. — Это черт знает что. Какая-то профанация безопасности. Пять человек охраны на группу из семи. Из них трое водителей и сам командир. Получается, что нас будет охранять один сержант. Пять человек? Их должно быть раз в десять больше.

— У нас три машины, — сообщил Томашевски. — Три внедорожника. Пятеро наших и семеро ваших. Двенадцать человек. По четыре в каждой машине. Больше взять мы не могли. И ваш груз вместе с нашим.

— Обычные машины? — окончательно растерялся полковник. — Я думал, что будут бронированные автомобили или хотя бы бронетранспортеры для огневой поддержки.

— Извините, пан полковник, но в Иорданию не пускают чужие боевые машины, — усмехнулся Томашевски. — Но у нас есть два лишних пистолета. Мы можем выдать их вашим сотрудникам. Или вам, для того чтобы вы чувствовали себя гораздо лучше.

Он явно не скрывал своей иронии.

— Я даже не знаю, что вам сказать, — разозлился полковник. — Как мы можем ехать с такой охраной в Ирак?

К ним подошел неизвестный мужчина лет пятидесяти, в мешковатом сером костюме. Он был ниже среднего роста, полноватый, узел галстука был ослаблен.

— Строганов, — представился мужчина, — Валерий Константинович. Я из российского посольства. Должен организовать вашу отправку в Ирак.

— Какую отправку? — встрепенулся Амансахатов. — Вы посмотрите, кого они прислали! Американцы хотят, чтобы нас раздавили как котят. Нас перебьют, как только мы въедем в Ирак. Достаточно поставить одного автоматчика, который хорошо стреляет. Сначала по шинам, потом по кабинам. Нас всех перебьют, — повторил он.

— Почему перебьют? — удивился Строганов. — Это поляки. Майор Томашевски часто сюда приезжает. И он хорошо знает русский язык. Вместе с ним трое водителей и его сержант, вооруженные автоматами и гранатами. К вам никто и близко не подойдет.

— У нас семь человек в группе, — напомнил Амансахатов. — Как они нас будут охранять?

— Как полагается, так и будут. Вам главное — доехать до «зеленой зоны» в Багдаде. Это центр города, который тщательно охраняется самими американцами и их английскими союзниками. Там почти не бывает террористических актов. А оттуда вас на вертолетах перебросят в Басру.

— Когда мы должны выезжать? — спросил Фархад.

— Прямо сейчас. Машины вас уже ждут. Вам нужно только рассадить свою группу по автомобилям. В первом поедет майор Томашевски, в последнем — его сержант. Я думаю, что во втором нужно отправить господина полковника, — предложил Строганов. — Он человек военный, сможет справиться с любой ситуацией.

— Так и сделаем, — согласился Фархад, — в первой машине едем мы с Аленой Сизых плюс майор Томашевски и его водитель. Во второй будут полковник Амансахатов, госпожа Гацерелия, Резников и водитель. В третьей поедут Головацкий, Кажгалиев плюс сержант вместе с водителем. Кажется, всех распределил. Так будет правильно. И в каждой машине будут люди, которые знают арабский язык. В случае необходимости автомобили смогут автономно добираться до места назначения.

— Вы настоящий руководитель, пан Сеидов, — восхищенно сказал Томашевски. — Не будем терять времени. По машинам…

— Я снимаю с себя всякую ответственность за безопасность нашей командировки, — успел вставить полковник Амансахатов. — Вы посмотрите, что они придумали. Три обычных внедорожника и несколько молодых водителей с одним сержантом. Это разве охрана?

— А вы думали, что нас повезут туда с танковой колонной? — пошутил Сеидов. — Не забывайте, что идет война, и каждый солдат на счету. В восемьдесят шестом, когда шла война между Ираком и Ираном, мы вообще ездили в одной машине вместе с заместителем министра. А сейчас нам дают целых три. Они могли прислать один грузовик и погрузить всех в эту машину.

— Вы шутите, а я говорю серьезно, — помрачнел полковник. — Как я объясню, что нас сопровождала такая малочисленная охрана, в Москве? А если нас обстреляют по дороге? Там на автомобилях обычные стекла. Даже шальная пуля может убить кого-то из наших случайно. Кто будет за это отвечать?

— За все буду отвечать только я один, как руководитель нашей группы, — устало сказал Сеидов. — А насчет шальной пули вы правы. Поэтому пассажиров нужно усадить на заднем сиденье. Тем более что наши чемоданы и грузы, сложенные позади нас, будут являться неплохой защитой в случае нападения. Давайте грузить наши вещи. Вы сами говорили в Москве, что у нас есть только полчаса дополнительного времени. Боюсь, что мы его уже потеряли на бесполезные разговоры.

— Я напишу рапорт, — не унимался Амансахатов.

— Это ваше право, полковник. А сейчас давайте решать, как нам разделить наш груз. Нужно все разместить в трех машинах. И не забывайте разделить всю нашу воду. Боюсь, что в пустыне мы не найдем лавки с дополнительными запасами воды.

— Правильно, — согласился Томашевски. — Но у нас есть сто литров воды дополнительно. Мы разделим ее по машинам.

— Действуйте, — кивнул Фархад. Он сделал несколько шагов в сторону, достал мобильный телефон и набрал номер телефона Карины. Он знал, что она уже на работе. Она ответила сразу.

— Мы долетели благополучно, — сообщил Фархад, — и нас уже встретили. Можешь себе представить, что за нами выслали целый батальон охраны с танками и пулеметами. С такой огневой поддержкой мы можем взять Багдад во второй раз.

— Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что вас вообще никто не встретил, — ответила Карина.

— Майор Томашевски со своими людьми, — гордо доложил Сеидов. — И не нужно думать ничего плохого. Мы скоро выезжаем в Ирак. Позвоню вечером, когда устроимся в гостинице. Надеюсь, что там мой мобильник будет работать. Если не смогу позвонить, то перезвоню завтра вечером из Багдада. У нас все нормально, ты не волнуйся.

Он убрал телефон в карман, подошел к Строганову.

— У вас всегда встречают гостей с такой охраной? — уточнил он у дипломата.

— Нет, — убежденно сказал тот, — вам сделали особое исключение. Обычно присылают одну машину с двумя или тремя солдатами. У нас ехала миссия Красного Креста, в которой было четырнадцать человек. Им прислали автобус с водителем и одним охранником.

— Они доехали благополучно?

— Почти. Туда без проблем. Мы повесили их флаг на автобус. А на обратном пути их ночью обстреляли. Видимо, не увидели флага. Двое погибли. Остальные благополучно вернулись домой.

— Тоже статистика, — огорчился Фархад.

— Конечно. На Востоке иное отношение к смерти, чем на Западе. Здесь смерть воспринимают как нормальное явление, которое рано или поздно должно произойти с каждым человеком. Смерти почти не боятся, жизнью не дорожат. Поэтому столько смертников. Верят, что попадут в рай. Говорят, что истинно верующие люди не должны бояться смерти. А здесь почти все верующие. Может, поэтому и не боятся. Я не знаю…

— Вы давно уже здесь?

— Пятый год, — вздохнул Строганов, — через четыре месяца срок моей командировки заканчивается. Надеюсь, меня больше не пошлют в такие жаркие страны. На этот раз попрошусь куда-нибудь в Гренландию, хотя там нет нашего посольства. Ну тогда в Исландию или в Канаду. На другие страны просто не соглашусь.

— Я вас понимаю, — сказал Фархад, — и представляю, как вам сложно здесь жить.

— Надоело, — признался Строганов, — все надоело. И эти арабы, которые нас никогда не поймут. И наши западные друзья, которые тоже никогда не смогут понять арабов. Все надоело. Хочется все бросить и уехать. Но мне осталось еще четыре месяца. Постараюсь выдержать. В Багдаде вас будет встречать сотрудник нашего посольства Михаил Емельянович Гладков. Он там уже три года живет в аду. Семью давно отправил, сам все время ждет, когда его либо убьют, либо захватят в заложники. Причем никогда не знаешь, кто это сделает. То ли сами арабы, то ли американцы решат тебя сдать, то ли местные полицейские захотят тебя продать, то ли твои друзья тебя предадут. В общем, полный букет всяких мерзостей. Вы этим полякам тоже не очень доверяйте. При малейшей опасности они вас бросят. Заберите у них лишние пистолеты и раздайте своим людям. Лучше возьмите один пистолет себе, а другой отдайте вашему бравому полковнику. Будет хоть какая-нибудь защита, если поляки сбегут. А так не волнуйтесь. Вас доставят в Багдад завтра вечером.

— Вы не боитесь говорить незнакомому человеку подобные вещи?

— Нет, — фыркнул Строганов. — Совсем не боюсь. Я восемь раз в Ирак ездил отсюда и каждый раз под смертью ходил. А по сравнению со смертью все остальные неприятности кажутся детскими пустяками. Поэтому я уже ничего не боюсь. У меня боялка лопнула. Теперь я устал и хочу вернуться домой. А вам счастливого пути. Надеюсь, что все будет хорошо.

— Я тоже надеюсь, — отозвался Фархад.

Глава 12

Все три внедорожника не выглядели презентабельно. Они были старыми и побитыми. Первый был относительно неплохой «Лендровер» с одной вмятиной. Второй внедорожник был гораздо старее, но у него не было вмятин. Это был «Мицубиси Паджеро». А третий внедорожник являл собой ужасное зрелище. На его боку остались следы от выстрелов из автоматов. Это был «Ниссан», который непонятно как еще передвигался по пустыне с такими «ранениями» в корпус. Все три машины, изначально белые, были серыми от песка и налипшей грязи.

Группа сотрудников разместилась по машинам. Майор подошел к Сеидову, протягивая два пистолета.

— Это все, чем мы можем поделиться, — улыбнулся Томашевски. — Но оружие нужно будет потом нам вернуть. Вы умеете из него стрелять?

— Не нужно, — мрачно ответил Сеидов. — Пистолеты нам все равно не помогут. Они только создают ложную иллюзию защиты. Оставьте их у ваших людей. В моей группе нефтяники и геологи, а не коммандос.

— Я вас понимаю, — согласился майор.

Фархад посмотрел на две другие машины, убедился, что все уселись, залез в салон первой машины и захлопнул за собой дверь.

— Мы можем ехать, — негромко сказал он Томашевски.

Тот, в свою очередь, уселся на переднее сиденье и отдал приказ своему водителю. Колонна медленно тронулась, отъезжая от аэропорта. Первые несколько минут было довольно интересно. Повсюду виднелись интересные сооружения, вдоль дороги были высажены пальмы. Алена с явным интересом смотрела по сторонам.

— Вам нравится? — спросил Сеидов.

— Здесь красиво, — ответила она, — ведь это библейские места. Сюда нужно приезжать, чтобы походить и все осмотреть. Всегда мечтала побывать в Иордании и в Израиле.

— Еще успеете, — кивнул Фархад. — Тем более что сейчас отменили визы для российских граждан в Израиль. Можете в любой момент взять билет и полететь в эту страну. Я тоже ни разу не был в Израиле. Наверное, интересно увидеть храм, где был похоронен Христос, а потом воскрес. Пройти по его пути и выйти на гору, где его распяли. Очень интересно. У вас еще все впереди.

— У вас тоже, — возразила Алена, — я ведь знаю, сколько вам лет.

— Боюсь, что мои путешествия для удовольствия уже закончились. Теперь я буду выезжать вот в подобные командировки. Хотя в Ираке я уже работал раньше целых три года. А вот в Иордании никогда не был.

— Вы прилетели сюда в первый раз? — повернулся к ним Томашевски. — И пани тоже? Как вас зовут? Меня зовут Гжегож. А вас?

— Алена Сизых.

— Какое красивое имя, — восхищенно сказал майор. — Оно вам подходит. Значит, вы здесь в первый раз?

— Да, — ответила Алена.

— Я думал, что вы полька. У вас такие красивые глаза, — сделал комплимент майор.

— Мои родственники из Львова, — ответила Алена, — но они еще в начале века переехали в Москву.

— И у вас наверняка есть польская кровь, — обрадовался Томашевски.

Фархаду не понравилось, что этот майор так нахально ведет себя по отношению к его помощнику.

— Где самые опасные места на пути следования? — спросил он у майора.

— После границы везде, — честно ответил Томашевски. — Нас могут обстрелять в любом месте. Но это просто дикие группы, которые стреляют в любую двигающуюся мишень. Если они понимают, что мы вооружены, то сразу уходят. Сержант обычно дает одну очередь в воздух, и мы едем дальше…

— Они тоже стреляют в воздух? — уточнил Сеидов.

— Нет, они стреляют в машину, — меланхолично заметил майор, — поэтому самые большие потери среди водителей. Обычно стреляют сразу в них, чтобы остановить автомобиль. И это не всегда террористы. Иногда обычные бандиты — хотят пограбить вот и рассчитывают взять все, что можно взять.

— Вы меня успокоили, — мрачно пошутил Фархад. — По-вашему, лучше встретиться с бандитами, чем с террористами?

— Со всеми плохо, — ответил майор, — в этой стране все уже давно потеряли, как это правильно сказать, цену человеческой жизни. Они убивают друг друга каждый день. И больше всего ненавидят американцев. Но нас тоже считают американцами. Для арабов все равно, кто перед ними. Поляки, украинцы, англичане, немцы, греки. Они всех нас считают американцами и оккупантами. Только для турков делают исключение. Их ненавидят еще больше.

— Почему? — удивилась Алена.

— У турков с арабами всегда были сложные отношения, — пояснил сам Фархад. — Вы, наверное, помните из истории, что Османская империя турков владела всеми этими землями арабов много столетий, что не могло вызвать к ним особых симпатий со стороны местного населения. Кроме того, в Ираке на севере компактно проживают курды, а турки считают, что именно с иракской территории к ним проникают боевики курдской рабочей партии, которые осуществляют террористические акты в самой Турции. И соответственно турки время от времени совершают вылазки в эти районы и бомбят возможные лагеря курдских повстанцев.

— Все так, — согласился майор, — но самое главное, что турки — мусульмане. А живущие в Ираке мусульмане не могут простить, что они являются созниками Америки и Израиля против арабов и курдов. Поэтому их ненавидят больше других.

— Это тоже важный фактор, — согласился Сеидов. — Турция имеет традиционно дружеские связи с Израилем, хотя у власти в Турции находится религиозная партия. Что вызывает недовольство соседей Турции. Но в самой Турции военные — это привилегированная каста воинствующих атеистов, которые следуют заветам основателя республики Кемаля Ататюрка. Почти все высшие офицеры — это выпускники элитных военных учебных заведений в США и Великобритании. Для них Израиль более приемлемый союзник, чем курдские сепаратисты или арабские террористы. Даже несмотря на то, что турки и арабы являются мусульманами-суннитами. В отличие от фарсов, которые в массе своей шииты.

— Как все запутано, — согласилась Алена. — Здесь нужно каждому долго объяснять, где враги, а где друзья.

— На Востоке все более запутано, чем на Западе, — согласился Фархад. — Самое общество, религия и нравы гораздо более иррациональны, чем в рационально устроенном западном обществе. Здесь еще действуют обычаи, местные порядки, традиции родоплеменных отношений. И все это отражается на характере войны, которая идет в Ираке. Гражданская между шиитами, суннитами и курдами. А также война против оккупантов, — он показал на Томашевски, и Алена улыбнулась.

— То есть так, — согласился майор, снова поворачиваясь к ним. — Не нужно было их трогать. Пока был жив Саддам Хусейн, он обеспечивал в этой стране порядок и дисциплину. А сейчас Ирак стал центром террористов всего мира. Сюда едут учиться стрелять и убивать. Такой большой тренировочный лагерь для всех террористов.

— А как обстановка на юге, у Басры? — поинтересовался Фархад.

— Там очень плохо, — сразу сказал Томашевски, — я не могу понять, где прячутся террористы, ведь в пустыне трудно спрятаться, но они уходят под землю и появляются там, где их никто не ждет. Особенно достается англичанам и голландцам, батальоны которых несут самые большие потери. Американцы хотят заменить их своими солдатами, но у них просто нет столько людей. Там убивают каждый день. И рядом граница с Ираном, где все время ждут иранские воинские части. Один случайный выстрел, одна случайная группа, которая перейдет границу, и может начаться война. А граница там, как это сказать, у нее нет четкой линии. Можно случайно попасть к иранцам. Об этом предупреждают всех военнослужащих.

— Вот куда мы полетим, — напомнил Фархад, обращаясь уже к Алене. — Не страшно?

— Нет, — ответила она, — даже интересно. Когда еще я смогу побывать в такой командировке. Спасибо, что вы взяли меня с собой.

Томашевски услышал ее слова и снова повернул голову.

— Пани Алена очень смелый человек. Но нужно быть осторожнее. И в самом Багдаде тоже. У вас должен быть платок на голове, чтобы не привлекать внимания окружающих.