Помоги проекту - поделись книгой:
— Знаю, в эту тошниловку ты меня уже водил! Нет уж, спасибо. Лучше пересечемся в каком-нибудь цивильном месте.
— Тогда сама придумывай где.
— А я уже придумала. Приезжай ко мне, ладно?
— Приеду… Хотя нет, котенок, извини, ничего не получится. Совсем из головы вон — мы с Ланой идем сегодня на ужин к Джозефу и Наташе. Хочешь с нами?
— А если хочу?
— Ну и чудесно. Тогда мы заедем за тобой прямо в институт, договорились?
— Круто, я тогда без машины буду. Ох и оторвусь вечером, по полной! Как там, у американцев в гостях, спиртное наливают?
— Эй, смотри у меня!
— Да ладно тебе, Вит! Я же прикалываюсь!
— Стар я уже для таких приколов…
— Ой, прямо тоже мне, старик нашелся!
— А что ты думаешь? Сорок лет — это тебе не просто так. Больше половины жизни уже позади.
— У тебя плохо с математикой, Вит! — рассмеялась она. — Лично я считаю, что ты должен дожить лет до девяноста, как минимум. У меня относительно тебя большие планы… Ладно, мне уже бежать пора. Пока, до встречи!
Глава 4 Испанская дочь
Первое время Малахов даже не догадывался о том, что у его избранницы есть ребенок. Они встречались чуть ли не каждый день, Лана бывала с ним допоздна, оставалась ночевать в его квартире, охотно проводила в его обществе уик-энды — и при этом ни словом не обмолвилась, что дома ее дожидается маленький человечек. Только спустя уже два месяца после их знакомства, во время чудесного совместного завтрака, последовавшего за еще более чудесной совместной ночью, в ответ на осторожно оброненное Виталием: «Как здорово было бы вот так встречать с тобой каждое утро!» проговорила:
— Я тоже хотела бы этого. Но есть одно «но».
— Какое? — насторожился он.
— У меня существует дочь.
Она именно так и сказала тогда: «существует дочь». Не «у меня есть дочка», не «растет ребенок», не «воспитываю дочь», в конце концов. А
— Правда? — удивился Малахов. Эта неожиданная новость вызвала в нем противоречивые чувства. Виталий не был детоненавистником и не боялся малышни. Готовая дочь, которую не надо учить ходить и менять ей подгузники — это даже неплохо. Вот только удастся ли им поладить… Вдруг она сильно привязана к своему настоящему отцу и не захочет принять его, Малахова?
— Ты никогда о ней не говорила. И сколько же лет твоей малышке?
— Шесть. Пойдет в школу.
— В «нулевку»? — щегольнул он знаниями последних веяний в сфере российского среднего образования.
— Нет, в обычный первый класс. В этой школе система «один к четырем», — отвечала она со скукой в голосе, и Малахов подумал, что на самом деле ничегошеньки не знает ни о педагогике, ни о детях вообще. Слова «один к четырем» ему ровно ни о чем не говорили, но уточнять он не стал, почувствовав, что его собеседнице эта тема не слишком интересна.
К знакомству с ее семьей он готовился особенно тщательно. Ему хотелось сразу же произвести хорошее впечатление, и он пошел по самому легкому пути — решил привезти подарки получше. Но если с потенциальной тещей все было ясно — букет цветов и большая коробка конфет «Моцарт», — то идей насчет презента девочке не было вообще. Вернее, их было множество, и он совершенно не знал, какой именно отдать предпочтение. В полной растерянности Виталий бродил по недавно открывшемуся Дому игрушки на Якиманке, переходил из отдела в отдел, тупо пялился на витрины и никак не мог принять решения. Выбор был огромен, глаза разбегались, продавцы наперебой хвалили свой товар, но вот на чем же остановиться? Купить какую-нибудь куклу или большую мягкую игрушку? А может, у нее уже есть точно такая же? К тому же, он знал это наверное, на свете немало девочек, которые терпеть не могут мягких игрушек и не играют в куклы, предпочитая им солдатиков и машинки. Вот если бы у Ланы был сын, тогда и голову ломать было бы о чем. Сколько тут классных вещей для пацанов — роботы-трансформеры, автомобили с дистанционным управлением, оружие, как две капли воды похожее на настоящее… В свое время за любую из этих игрушек Виталька и его друзья готовы были бы душу продать.
Потеряв больше часа, он наконец решился обратиться за консультацией, но уже не к продавцам, а к покупателям. Подошел к невысокой миловидной женщине, державшей за руку прелестную девчушку, и, извинившись, спросил:
— Вы не подскажете, что можно было бы подарить девочке примерно одних лет с вашей дочкой?
Женщина задумалась, а ребенок нашелся сразу.
— Барби! — выпалило дитя.
— А вдруг у нее уже есть? — поделился сомнениями Виталий.
— Значит, у ее Барби будет подружка! — авторитетно отвечала девочка. И этот неопровержимый аргумент убедил Малахова окончательно. С помощью симпатичной женщины и ее толковой дочки он выбрал куклу, чем-то похожую на Лану, с платиновыми длинными волосами, в сережках, блестящем вечернем платье и золотых туфельках. Звали куклу почему-то не Барби, а Джессика. Упакована она была в красивую ярко-розовую коробку с большим прозрачным пластиковым окошком. Чем не подарок?
Встречать его вышли в прихожую только Светлана в очаровательном домашнем брючном костюме и принаряженная Нина Михайловна. Девочки не было.
— А где твоя дочка? — удивился Малахов. Ему казалось, что дети в силу их природного любопытства всегда выбегают посмотреть на гостей.
— Долька! Поди сюда, дядя Виталий хочет познакомиться с тобой! — крикнула бабушка. И в ответ на ее зов откуда-то из недр огромной квартиры появилось смуглое и худенькое, похожее на чернокудрого эльфа, существо. Малахов был поражен. Почему-то, глядя на Лану, он представлял себе ее дочь пухленькой, голубоглазой, белокожей и розовощекой, как фарфоровая статуэтка, всю в бантах, золотистых кудряшках и обязательно с милой детской картавостью, при которой малыши произносят «л» вместо «р». Но девочка ничуть не походила на тот образ, который он себе нарисовал. Тоненькая как былинка, вся какая-то нездешняя — но при этом с очень серьезным, совершенно не детским, начисто лишенным беззаботности и наивности, взглядом темно-карих глаз, похожих на крупные виноградины.
— Здравствуйте! — строго сказала она, четко выговаривая все звуки.
— Здравствуй… Долька! — улыбнулся он. — Какое оригинальное имя.
— Ну, не Лолитой же ее звать, — поморщилась бабушка.
— Лолитой? — изумился Малахов. Стоящее перед ним неземное создание не имело ничего общего с нимфеткой, вызывающей похотливые мысли у взрослых мужиков. — Почему Лолитой?
— Потому что у набоковской Лолиты тоже полное имя Долорес, — нехотя пояснила Лана.
Позже Виталий узнал, что именем своим Долька была обязана прабабке. Старшая Долорес была, в свою очередь, названа в честь пламенной революционерки Ибаррури. В тридцать шестом году, когда на их родине началась война, эту самую бабушку привезли, вместе с другими детьми испанских коммунистов, в Советский Союз. И хотя юной девушке перед самой Великой Отечественной удалось вернуться в Испанию, любовь к далекой снежной России сохранилась у нее на всю жизнь. Через сорок лет она, уже будучи главой большой семьи, настояла на том, чтобы ее старший внук, сын любимой дочери, был бы отправлен учиться не куда-нибудь, а непременно в Москву, в Университет имени Патриса Лумумбы.
Студентка Светлана Журавлева — «спортсменка, комсомолка, отличница и просто красавица» — познакомилась с Рамоном Мансилья летом восемьдесят пятого года, во время международного молодежного фестиваля. Между знойным брюнетом и нежной платиновой блондинкой вспыхнула бурная страсть, приведшая, с разрешения властей, к законному браку. Рамон покинул общежитие и переселился в премилое двухкомнатное гнездышко на Соколе, снятое родителями невесты.
Девятнадцатилетняя Лана стала привыкать к супружеской жизни, день и ночь грезя о том, как ее избранник, окончив университет, увезет ее «из этой проклятой страны» в сказочно прекрасную Испанию. Сразу же после свадьбы девушка забеременела и, хотя не слишком обрадовалась этому преждевременному событию, ребенка все-таки решила оставить. Лана надеялась, что будет мальчик, продолжатель рода — это должно было понравиться испанской родне. Однако беременность была трудной, протекала тяжело, и за девять месяцев она уже успела много раз пожалеть, что поторопилась с наследником. К тому же родилась девочка, и это окончательно разочаровало молодую мать. Единственное, что оставалось, — назвать малышку именем испанской прабабки и сдать на воспитание Нине Михайловне. Новоиспеченные родители к моменту появления на свет Дольки были еще студентами, и у них не хватало ни времени, ни сил на пеленки и бессонные ночи.
Интернациональному ребенку не исполнилось еще и четырех месяцев, когда Лана, возвратившись на Сокол в неурочное время, застала своего красавца супруга в постели с двумя девицами сразу. Причем одной из девиц оказалась Ленка, считавшаяся ее лучшей подругой, но никогда не скрывавшая своей зависти к тому, что «Журавлевой удалось выскочить замуж за иностранца». Ленка приложила все усилия, чтобы немая сцена переросла в грандиозный скандал. Супруги развелись, и через полгода выпускник медицинского факультета Университета дружбы народов Рамон Мансилья отбыл на родину с новой женой. Лане же оставалось утешаться тем, что это была не Ленка и даже не третья участница их коллективных развлечений, а еще какая-то незнакомая ей девица.
— Значит, ты Долька? — Малахов присел перед ребенком на корточки. «Все-таки действительно странное имя для такой девочки. Вроде ласково, по-домашнему, а с каким-то оттенком пренебрежения. Как кличка», — подумал он и устыдился собственных мыслей. — А я дядя Виталий. Будем знакомы. Смотри, что я тебе принес.
Он вынул розовую коробку и протянул Дольке. Та внимательно посмотрела на куклу через прозрачное окошко и вдруг, не дотронувшись до нее и не сказав ни слова, развернулась и побежала прочь.
— Куда же ты? — растерянно крикнул он ей вслед.
— Внучка!
— Долорес, сейчас же вернись! Но Долька больше не появилась.
— Вы извините, — сказала Нина Михайловна, забирая у него из рук коробку. — Я ей потом сама отдам. Уж такая она уродилась… Нелюдимая. Нам даже психоневролог в детской поликлинике сказал, что она будет или гениальной, или сумасшедшей…
— Ну мама, что ты такое говоришь! — возмутилась Лана. — И вообще, хватит о ней. Что мы все в прихожей стоим, пойдемте в комнату.
Первое время Малахов просто боялся девочки, поскольку абсолютно не умел общаться с ней. Его смущал недетский взгляд, замкнутость, неумение (или нежелание?) смеяться и абсолютно взрослая речь, где и лексика, и построение фраз были крайне нетипичны для шестилетнего человека. Впрочем, этот лед треснул уже очень скоро, после того как Лана, взяв на работе отгул, повела дочь записываться в школу.
— А почему так рано? — осторожно спросил Виталий утром. — Ведь ей только шесть, куда спешить? Она ведь не парень, в армию ей не идти… Может, отдашь на будущий год?
— Ну уж нет! — фыркнула его избранница. — Чтобы она еще целый год надоедала мне дома!
Поразмыслив, Малахов решил, что запись в школу — это праздник, и решил устроить сюрприз. Он освободился пораньше, купил торт, бутылку шампанского и побольше фруктов (Виталий уже знал, что Долька любит бананы) и поспешил в квартиру, которую уже потихоньку привыкал называть домом. Открыл дверь своим ключом и услышал шум в большой комнате, служившей одновременно столовой и гостиной. Нина Михайловна, прислонясь к стене, растерянно слушала дочь, взбешенная Лана ходила по комнате и громко что-то рассказывала. Долька, как зверек, забилась куда-то в угол.
— …от стыда была готова сквозь землю провалиться! — возмущалась Светлана. — Ей говорят: «Посади каждого зайчика в его домик», а она заявляет: «Не хочу!» Ее спрашивают, почему, а эта принцесса отвечает: «Мне это неинтересно!» Представляешь?
— Господи, Долька, ну как же так? — ахала бабушка.
— Но это еще что! Потом ее попросили почитать стихи…
— Ну? — оживилась Нина Михайловна. — И что же ты прочитала? «Вот моя деревня» или «Крошка сын к отцу пришел»?
— Если бы! Их высочество изъявили желание прочитать что-нибудь из своего… Ахмадулина хренова!
— Ну, как же ты, внучка… Мы же с тобой специально разучили… И что? Не записали?
— Нет, ну записали, конечно… — Лана устало опустилась на стул. — Я сходила к директору, поговорила… Им ремонт в школе надо делать, компьютерный класс покупать… Влетит нам ее обучение в копеечку…
Тут Долька шевельнулась в своем углу, и мать прикрикнула на нее:
— Уйди с глаз моих долой! Видеть тебя не могу! Малахов, на протяжении всей этой сцены стоявший, никем не замеченный, в дверях, отступил назад. Девочка прошмыгнула мимо него, пронеслась по коридору и исчезла в своей комнате. И он, сам не отдавая себе отчета в том, что и зачем делает, пошел за ней.
Виталий был уверен, что она плачет, и очень удивился, увидев, что это не так. Она просто сидела, свернувшись в клубок, в узкой щели между кроватью и шкафом. Он даже не сразу обнаружил ее в огромной комнате. Нарочито шумно, чтобы не напугать ребенка, он подошел и сел на пол рядом. Девочка подняла на него сухие глаза, похожие на черные виноградины.
— Долька… — он не знал, что сказать, но сказать что-то было просто необходимо. — Долька, а какие стихи ты читала в школе?
Он был уверен, что она не ответит на его вопрос. Но девочка вдруг проговорила тихо, почти шепотом:
— Про куклу.
— Про куклу? А ты почитаешь их мне?
— А вы не будете смеяться?
— Нет, — заверил он. — Я не буду смеяться.
Она поднялась на ноги, встала очень прямо и, не отрывая взгляда от пола, прочла:
— Не будет — что?
— Не будет жить.
— Надо же, какие стихи, — ошеломленно проговорил он. — Совсем взрослые… Неужели ты сама их сочинила?
Она только кивнула в ответ. И тут Малахов догадался:
— Это ты написала про свою куклу, да? Которую я тебе подарил?
Долька снова молча кивнула.
— А где она? — Виталий оглянулся.
Девочка показала на стеллаж у окна. Платинововолосая Барби-Джессика действительно сидела на пустой верхней полке.
— Ты не играешь в нее? — догадался он. Долька покачала головой:
— Нет, не играю.
— А почему?
— Так.
— Может быть, ты вообще не любишь кукол?
— Я хочу Кена! — вдруг заявила девочка, поглядев на него снизу вверх.
— Кого? — не понял он.
— Кена. Это муж Барби. Кукла-мужчина.
— Ладно. Будет у тебя Кен, — пообещал он.
В тот же вечер он спросил у Ланы, сидевшей за туалетным столиком и расчесывавшей на ночь длинные платиновые волосы:
— Слушай, а почему у Дольки так мало игрушек? Я был сегодня у нее в комнате…
Его избранница недовольно повела плечами под черным полупрозрачным пеньюаром:
— Разве напасешься? Вечно все портится, ломается… Ответ его не удовлетворил, но он задал другой вопрос:
— И еще… Может, ей надо купить что-то из одежды? Давай я дам тебе денег…
Одевали девочку действительно неважно, он давно это заметил. Виталий видел у нее только одну-единственную более или менее приличную вещь — желтенький костюмчик «на выход». В нем Долька встречала гостей, в нем же ходила записываться в школу. Все остальное время на ней были какие-то линялые байковые платья, вроде тех, что девочки носили еще во времена совкового малаховского детства, «простые» колготки, заштопанные на пятках, жуткого цвета рейтузы, выцветшее пальтишко, явно с чужого плеча…
— Давай, — согласилась Лана. И на другой же день вернулась домой с охапкой фирменных пакетов. Однако в них оказались только косметика и одежда для нее самой.
— Что же ты Дольке-то ничего не купила? — удивился Виталий.
— Ну вот еще, деньги тратить! — отмахнулась его тогда еще будущая супруга. — Детям нет смысла покупать хорошие вещи, они все равно их сносить не успеют, очень быстро растут. И потом, я никогда не могу угадать ее размера. Куплю — а ей то мало, то велико…
«Ясно…» — сказал себе Малахов. И решил пойти другим путем. Однажды он распределил свои дела так, чтобы получилось несколько свободных часов, и за завтраком, когда Лана уже ушла на работу, сказал новообретенной теще:
— Нина Михайловна, у меня сегодня есть немного времени — давайте вместе съездим в «Детский мир» и купим Дольке одежку на весну.
Поделиться книгой: