Хеопс и Нефертити

Налицо была не только утечка информации, но и ее переработка.

Окончательно добила меня мама. Она сказала:

– Сын, мне не нравится ваша затея со слоном. Она может повлиять на отношения с африканскими странами.

– Почему? – спросил я.

– Вы нарушаете приоритет. У вас есть лицензия?

– Черт с ней, с лицензией! Кто сказал тебе про слона?

– Иван Петрович.

– А он откуда знает?

– Сын, сколько женщин у тебя в отделе? – спросила мама.

– Три…

– Этого вполне достаточно, – заявила мама. – Поверь мне.

«Значит, я полный болван», – подумал я. Целый месяц я координировал на десяти этажах нашего КБ, выкручивался и изворачивался, называл уши, глаза и ноги «изделиями», врал, что мне ничего не известно, а все уже знали. Все знали и смеялись надо мною. Особенно, вероятно, наши – Андрюша и Мыльников. Они до сих пор не верили в мою полную непричастность к собственному повышению.

Оставалось сделать вид, что ничего не случилось. И мы все в КБ продолжали делать такой вид, в то время как город вовсю говорил о слоне.

Мы знали – что мы делаем, но мы также знали, что знать нам этого не полагается.

Аветик Вартанович

Близилось начало сборки Нефертити, а я все не мог проникнуться величием идеи. Да что там величием! Я не понимал саму идею. Обывательские слухи относительно сельскохозяйственной направленности нашего слона были досужим вымыслом. У нас ведь чуть что – сельское хозяйство вспоминают. Я не принимал слухи всерьез.

Вдобавок меня мучило какое-то подспудное беспокойство. Какие-то моральные угрызения. Я не понимал их причины, но мысль о том, что мы бесцеремонно вторгаемся в область живого, угнетала меня. С одной стороны, я был приучен к всемогуществу человеческого гения, а с другой – интуитивно ощущал тайну жизни.

Какая там тайна! Мозг на интегральных схемах, питание организма происходит посредством преобразования химической энергии в электрическую, сердце-насос охлаждает слона. Да-да, в сосудах Нефертити должна была течь обыкновенная дистиллированная вода. Глаз был на фотоэлементах.

Ну, допустим, мы выполним задание министерства и сделаем слона, внешне не отличимого от настоящего. А дальше?..

После долгих раздумий философского характера я решил пойти к Папазяну. Я разыскал его домашний адрес, купил две бутылки армянского вина и субботним вечером отправился в гости.

Мне повезло. Папазян был дома.

Аветик Вартанович несколько постарел и обрюзг. С первого взгляда было ясно, что в его семейной жизни изменений не произошло. Он узнал меня сразу и без лишних слов пригласил в комнату.

Холостяцкое жилище Папазяна было увешано фотографиями зверей. Папазян уселся на тахту и оказался на фоне стены. Его большая голова потерялась среди зверей.

– Вот какой Тиша стал, совсем большой, – ласково бормотал Папазян, поглядывая на меня.

– Аветик Вартанович, у меня к вам серьезный разговор, – сразу начал я, доставая из портфеля вино. Аветик шумно вздохнул и отправился на кухню. Он принес кусок сыра и два стакана.

Я налил вино в стаканы, мы тепло чокнулись и выпили.

– Слушаю тебя, дорогой, – сказал Папазян.

– Я сейчас работаю в КБ у Монзиевского, – начал я. – Вы что-нибудь знаете о нашей организации?

Папазян испустил короткий стон. Его лицо стало скорбным.

Он почмокал губами, покачал головой и сказал:

– Лучше бы я не знал. Докатился Тиша, да? Так любил зверей, ай-яй-яй! Живого слона решил смастерить, какой молодец!

– Ага, значит, вы уже знаете? – сказал я с облегчением. Мне удалось избежать разглашения.

– Я знаю? – возмутился вдруг Папазян. – Куда бы вы без Папазяна? Но я Карлуше сразу сказал: «Ничего у тебя, дорогой, не выйдет. У Господа Бога вышло, да и то один раз…»

– Карлуша – это… – осторожно начал я, догадываясь.

– Ну Карл ваш, Карлуша, я же говорю…

– Аветик Вартанович, я же ничего не знаю! Ей-богу! Зачем, что, почему? Не понимаю… – заныл я.

Папазян отхлебнул вино и прикрыл глаза, прислушиваясь, как оно совершает легкий путь в организм.

– Карлуша… – медленно начал он, не открывая глаз, – хочет… Он хочет…

Тут раздался звонок в дверь. Папазян пошел открывать.

«Карл пришел», – почему-то мелькнуло у меня в голове.

И действительно это был Непредсказуемый, которого, таким образом, мне удалось предсказать впервые.

Он вошел в комнату по-свойски. Видимо, не раз здесь бывал. Из-под мышки у Карла торчала бутылка армянского коньяка «три звездочки», а в руках был пакет с яблоками. Мы с Карлом сделали вид, что встреча нас не удивила. Оказалось, что Монзиевский и Папазян – старые друзья, еще с войны.

Непредсказуемый уселся за стол и открыл коньяк.

– Понимаешь, Карлуша, это мой бывший ученик, – словно извиняясь, сказал Папазян.

– Я знаю, – сказал Карл. – Именно поэтому я сделал его начальником отдела. Так чего же хочет бывший ученик?

Я, как часто со мной бывает, потерял способность связно говорить и начал мямлить, как выражается моя мама.

– Да я… Со слоном, значит… Мне непонятно…

– Что именно? – спросил Карл.

– Вот-вот! – оживился Папазян. – Объясни, Карлуша, своему сотруднику. Я думал, у вас все знают, да?

– Что ты говоришь, Аветик? – с мягким укором сказал Карл. – Давайте выпьем за нашу Нефертити, которая будет лучшей и умнейшей слонихой в мире.

– Чучело, – буркнул Папазян.

– Ошибаешься, Аветик.

– Электронное чучело, – упрямо повторил Папазян.

– Ну, мы посмотрим. Ладно?.. За Нефертити!

Мы выпили за Нефертити, и Карл, встав из-за стола, принялся расхаживать по комнате, весело поглядывая на фотографии зверей. Затем он потер ладони одна о другую и начал говорить.

– Чем человек отличается от животного? – сказал Карл и посмотрел на носорога. – Разумом? Способностью трудиться? Способностью изготовлять орудия труда?.. Нет, нет и нет! Прежде всего – языком. Наличием второй сигнальной системы. Это раз… Передовая наука, – сказал он гордо, так что сразу стало понятно, кто ее олицетворяет, – передовая наука давно пришла к выводу о принципиальной неразличимости естественного и искусственного интеллекта. Это значит, что мы можем построить машину, не отличимую по интеллектуальным параметрам от человека или животного.

Карл сделал жест рукой, объединяющий зверей на стенах и нас с Папазяном.

– Следовательно, – продолжал он, снова наливая коньяк и возобновляя прогулку по комнате со стаканом в руке, – следовательно, пришла пора распространить вторую сигнальную систему на все живое. Мы не можем научить зверей и птиц говорить. Такие попытки были и закончились неудачей. Но мы можем создать искусственный организм, снабдить его человеческим языком и использовать в качестве переводчика между нами и животным миром. Говорящие птицы, рыбы, говорящие собаки и слоны – насколько они расширят наши возможности и объединят все живое на основе человеческого языка!

Карл сделал паузу, обвел нас взглядом и отхлебнул коньяк.

– Пятая колонна, – сказал Папазян. – Шпионы в животном мире.

– Я тебе удивляюсь, Аветик, – сказал Карл.

– Обман получается, – твердил Папазян.

– Поразительная узость мышления! – вскричал Карл. – Тебе не нравится торжество разума? Зачем ты цепляешься за идеалистические штучки? Разум настолько могуч, что может познать себя до конца и воспроизвести искусственно.

– Дорогой, ты понимаешь себя до конца?

– Что касается логики мышления – да! – заявил Карл. – Эмоции и желания мне не всегда понятны, но я стараюсь управлять ими. Или пренебрегаю.

Папазян с сомнением почмокал губами.

– Вам-то, надеюсь, это понятно, Тихон Леонидович? – спросил Карл.

– Да! – с готовностью вслух ответил мой разум. «Не совсем», – уклончиво отвечали про себя чувства.

– Ну и прекрасно. А он, – Карл кивнул на Аветика Вартановича, – убедится в нашей правоте после испытаний Нефертити.

– Но почему все же именно слон? – спросил я.

– Достаточный объем для размещения аппаратуры. С миниатюризацией у нас пока еще неважно. Попробуйте-ка сделать искусственного комара, – сказал Карл. – Это первое… Высокий интеллект естественных слонов, избранных для контакта. Это второе. И, наконец, третье – имеется удобный объект для общения по кличке Хеопс в хозяйстве Аветика Вартановича.

– Ох, Карлуша… – покачал головой Папазян.

– За что я тебя люблю? – засмеялся Карл, садясь на тахту рядом с Папазяном и обнимая его за плечи. – Что-то в тебе есть, Аветик, ей-богу! Давай выпьем!

Я шел домой. Армянский коньяк переливался во мне всеми цветами радуги. Я испытывал эйфорию. Идея Карла о контакте с животным миром показалась мне чрезвычайно заманчивой и даже благородной. Это стояло в одном ряду с проблемой контакта между цивилизациями. Электронные звери, не отличимые от настоящих, распространяются по земле, рыбы поплывут в океанах. Они не только собщат нам о своих живых братьях, но и расскажут им о людях на своем языке. Мы объединимся и поймем друг друга до конца.

Перед самым домом дорогу мне перебежала черная кошка.

– У, зараза! – крикнул я, пытаясь догнать и пнуть ее ногой.

Нет, нелегко нам будет наладить контакты!

Когда мы прощались, Папазян шепнул мне, чтобы я зашел к нему завтра в зоопарк. На следующее утро я отправился. Папазян ждал меня в своем маленьком кабинете. Без долгих разговоров мы пошли к Хеопсу.

Был жаркий летний день. В зоопарке бегали дети с мороженым. Возле вольера Хеопса была плотная толпа. Хеопс неподвижно стоял поодаль, глядя поверх людей. Его приманивали булками и конфетами, звали к ограждению, но он оставался безучастен. Хобот Хеопса раскачивался, будто тяжелая цепь.

– Думает, – сказал Папазян, посмотрев на слона с грустной любовью.

– О чем? – спросил я.

– О чем, Тиша, все думают? О счастье… Вот сделаете вашу слониху, она вам и расскажет, о чем слоны думают.

Дети бросали Хеопсу конфеты. Слон нехотя подобрал одну, отправил в рот и побрел к ограждению, как на службу. Толпа заволновалась, в слона полетели булки.

– Одинокий он… Старый стал, совсем одинокий, – сказал Папазян, и глаза его подернулись влагой. – Скучно ему, Тиша, понимаешь? Я потому согласился, что жалко его.

– На что согласились? – не понял я.

– На контакт согласился, – важно сказал Папазян. – На контакт. Слониху вашу поместят к нему для общения. Я тебя прошу по-дружески – следите за ней. Боюсь, обидится Хеопс, не переживет. Подсунем куклу вместо человека… то есть слона. Помягче ей характер сделайте, поласковее, Тиша. Понимаешь?

Аветик Вартанович волновался и сопел, глядя, как Хеопс вяло расправляется с булками.

– Думаешь, ему булки хочется? Он тактичный слон, Тиша. Людей не хочет обижать. Люди пришли в воскресенье, хотят слона кормить, радоваться хотят. Он работает…

Мы прошли вдоль клеток и вольеров. Папазян отдувался, бормотал что-то, иногда делал в блокноте какие-то пометки. Звери провожали его глазами.

– С другом и в клетке хорошо, – сказал Папазян. – Можно жить… Жить можно.

Он остановился у клетки, где жили лев с львицей.

– Ахиллес Бенедиктович, дорогой, какие жалобы? – обратился он ко льву. – Мясо свежее?

Лев зевнул и сделал движение, будто пожал плечами.

– Из Ростова пишут, у сына львенок родился. Дедушкой стали, поздравляю, – серьезно сказал Аветик.

Лев посмотрел на львицу с затаенной любовью. Она подошла к нему и легла рядом.

– Он понимает? – спросил я.

– Ш-ш! – приложил палец к губам Папазян, поспешно отводя меня от клетки. – Обидится смертельно! Подумает, что Аветик профанов к нему водит, – зашептал он. – Прости, пожалуйста! Он все понимает. И все они – всё понимают, – внушительно произнес Папазян.

Монтаж Нефертити

Прошло еще два месяца, наступила осень. Мы взяли обязательство – к концу третьего квартала закончить монтаж Нефертити. Я бегал по КБ-квадрат, вернее – летал на лифте с полным реестром всех органов и частей тела слонихи. Это называлось спецификацией изделия.

Я ставил галочки рядом с наименованием готовой продукции. Ее свозили в сборочный цех на первом этаже и раскладывали по порядку.