Голоса

Он сидел, прислонившись спиной к стволу, и что-то говорил коровам и телятам. Анатолий Иванович говорил неторопливо, сопровождая слова плавными и закругленными жестами, совсем не похожими на те движения, которыми он обходился в разговорах с Митей. Митя подкрался ближе и услыхал следующее.

— …Прошлый год артист приезжал, — говорил Анатолий Иванович. — Чудной! Песни пел в лесу, дитем природы меня звал. Он других людей в кино представляет. Я видел… «Ты, — говорит, — Анатолий Иванович, счастливый человек, потому что цельный. А я — сын своего времени… Я тебя сыграть хочу». Это меня!.. Дал я ему кнут, говорю: «Щелкни!» Он замахнулся, покрутил, дернул — только ноги себе обжег. Говорит: «Там звук изобразят технически, щелкать кнутом мне не обязательно. Мне, — говорит, — душу твою важно раскрыть». Во как!.. «Что ты, — говорит, — в лесу делаешь, когда пасешь? О чем думаешь?» Я говорю: «Коровам сказки рассказываю, ни о чем не думаю…» Смеется. Хороший человек, песни пел громко. Кино привезли, там он милиционера представляет, с усами… Сын своего времени — чего это он? Шутил так, что ли?.. Жизнь у него, конечно, хреновая. Все время в чужие души залезать — устанешь…

Митя, уткнувшись лицом в ствол березы, беззвучно смеялся, а может быть и плакал, потому что слезы текли по щекам, переполняли глаза, смывая фигуру пастуха и растворяя ее в черном дрожащем пятне стада. Митя часто моргал, стряхивая слезы с ресниц. «Как устроен мир? Ну, подумай, сын своего времени! Как он устроен? — говорил внутри какой-то настойчивый голос. — Слишком он сложно устроен, Богинов, не для тебя это занятие — разгадывать его загадки. Попробуй разложи его по полочкам и найди там место себе, Анатолию Ивановичу, и отдыхающим коровам, и березам, и молекулам азота и кислорода, из которых состоит этот солнечный воздух вокруг, и своим слезам — капелькам воды с растворенными в ней солями». — «Но я совсем не это хочу разложить по полочкам! Только материю, силы, поля, частицы», — утверждал другой голос. «Э-э! Мир так чудесно устроен, что его не разъять, нужно самому в нем раствориться, стать его необходимой частью и изнутри рассматривать. В чужие души залезать — устанешь».

Митя стер рукавом слезы, повернулся и зашагал прочь от стада. Потом он вдруг остановился, нашарил в кармане сложенный листок бумаги, достал карандаш и, прислонив листок к стволу березы, нацарапал несколько формул — смутный набросок идеи, словно упавшей на него здесь, в березовой роще.

Через несколько минут он нашел Аню с детьми, и они ходили по лесу еще два часа. Митя был молчалив и сосредоточен. Аня ему не мешала.

Вечером того же дня он неожиданно для себя изобразил в своей тетрадке нечто такое, чего сам не понял. Митя лишь почувствовал, что свернул на новый путь, о возможности которого ранее не подозревал.

Глава 7

Митины рассуждения и выкладки. Время, время, время… Кое-что о нейтрино. Кисти красной смородины.

Митя с головой окунулся в работу и провел несколько дней в светелке, не разгибаясь. Он выходил оттуда на несколько минут, чтобы поесть, принести воды или наколоть дров — выходил с туманным взором, весь оставаясь там, над тетрадкой.

Тетрадка заполнилась выкладками и заметками наполовину. Были забыты и голоса, и противоречивые отношения с окружающей средой, включая сюда деревенских, лес, поле, коров, дрова и печку, и, кстати, все старые методы расчетов, которыми он пользовался ранее.

Митя продвигался вперед, непрерывно удивляясь и испытывая жгучий интерес к вновь открытому. Он слышал один голос, который диктовал ему заметки и направлял мысль, и ему временами казалось, что это голос Природы. Митя был склонен к возвышенным определениям, хотя на самом деле он просто находился в упоительном состоянии человека, творящего свое дело. Каждая новая страница преподносила ему сюрпризы, будто не была плодом его мысли, а приходила извне. Митя следил за приходящими мыслями с затаенной гордостью, в особенности за их поворотами, потому что именно в поворотах отражался его, Митин характер, и все его представления о жизни. Но если маршруты рассуждений, если можно так выразиться, Митя выбирал сам, то все прелести, возникавшие по пути, уже от него не зависели, а являлись строгим следствием математических законов.

Идея, посетившая Митю, касалась Времени.

Она родилась из двух независимых источников. Один из них был чисто научным. Мите давно не давали покоя так называемые «короткоживущие» частицы. Они возникают в результате ядерных реакций и имеют чрезвычайно малое время жизни — миллиардные доли секунды. По прошествии этих долей частицы превращаются в другие, более устойчивые.

Митю интересовало, почему масштаб времени жизни таких частиц столь удивительно мал. Это был первый источник.

Вторым источником неожиданно стала речь Анатолия Ивановича, услышанная Митей в березовой роще. Именно тогда что-то мелькнуло в голове, а особенно поразили слова «сын своего времени». Митя воспринял устойчивое сочетание слов буквально: сын времени, у каждого сына свое время, каждое время рождает своего сына, и т. п.

Будто время, в действительности, могло быть рождающей, производящей, формирующей субстанцией — каким-то сложным организмом, способным породить нечто вещественное. Это был второй источник.

Митины формулы и выкладки располагались на правой стороне разворота красной тетради. На левой Митя делал заметки, приходившие на ум попутно. Митя осмысливал Время.

Вот что он писал на левой стороне разворота, поскольку расшифровка записей на правой требует специальных математических знаний:

«Кажется нелепым задаваться вопросом об устройстве времени или его происхождении. Оно было всегда, оно всегда течет, оно всегда будет. Время также не обращается вспять. Посмотрим! Время загадочно…»

«Мы привыкли ко времени, расфасовали его в пакеты: секунды, минуты, часы, годы, тысячелетия. Мы плывем во времени. Мировая история, жизнь человека, перемещение муравья по травинке, биение сердца, чтение книги — все длится и протекает во времени. Но, может быть, время само протекает сквозь нас, сквозь историю, сквозь камни и книги. Чем же оно занимается? Какой эффект производит протекающее время? Оно разрушает…»

После этой записи на странице Митя нарисовал египетскую пирамиду, на вершине которой стоял человечек с поднятыми вверх руками.

«У Времени должна быть другая сторона, скрытая пока от нас. Это следствие диалектического закона. Время обязано также создавать!»

После этой мысли полстраницы были исчерканы волнистыми линиями. На правой стороне тетради тоже творился сумбур.

«Жизнь нельзя рассматривать как творение Времени. Она возникла и продолжается по своим объективным законам. Напротив, единственным назначением жизни, если можно говорить о ее назначении, является создание разума, интеллекта. Единственным же назначением интеллекта (а тут уже можно говорить о назначении с уверенностью!) является борьба со Временем…»

Далее на правой стороне все было зачеркнуто, а на левой стояло написанное печатными буквами и подчеркнутое слово:

ОТЧАЯНЬЕ,

после которого следовала длинная запись:

«Надо замахиваться! Надо непременно замахиваться на пугающие недостижимостью цели, на обагренные кровью и усеянные костями неудачников вершины, надо тянуться изо всех своих слабеньких сил к тем именам, которые уже обеспечили себе вечный покой и бессмертие именно потому, что тоже карабкались по этим склонам, пренебрегая осмотрительностью, и оказались удачливее и талантливее других. Нет ничего хуже — заранее соизмерять свои возможности с высотой цели и идти к ней с удовлетворенным самодовольством, заранее подсчитывая все выгоды ее достижения.

Вот они стоят на маленьких холмиках, понатыкан-ных там и тут, — эти люди, посчитавшие ненужной роскошью прыгать выше головы. Им можно позавидовать. Они даже не поднимают глаз вверх, дабы не закралась в их сознание ненужная мысль о том, что вершинка-то эта — липовая, шишка на ровном месте, так, пустячок. Но пустячок уже приносит им дивиденды, а значит, не такой уж он пустячок. Особенно удобно смотреть с него на других, когда те, сорвавшись на полпути к своему белоснежному, покрытому льдами пику, вдруг грохаются к его подножию — исцарапанные, злые, в отчаянии и сомнениях. Нет! В самом деле, очень удобно наблюдать это и находить в своем положении удовольствие. А те уже карабкаются снова — ну бог с ними!.. Бог с ними».

После этого несколько левых страниц было пропущено, в то время как на правых формулы обгоняли одна другую. Наконец следовала запись: «Надо работать. В этом что-то есть…»

«…Интеллект изобрел бессмертие. Однако каким методом его достигнуть? Физическое бессмертие? Бессмертие души? Бессмертие духа?.. Кажется, бессмертие есть на любой вкус, а также его отсутствие для тех, кто не хочет бессмертия. Не хочет или не верит?.. Впрочем, это одно и то же. Но и те, кто хочет и верит, и те, кто его отрицает, несколько сомневаются. Первые не имеют надежной гарантии, а вторым тоже не хочется умирать. Есть ли разница между первыми и вторыми? Вообще стоит ли об этом думать?»

«Думать вообще стоит, Богинов!» — было написано ниже крупными буквами. Кто это написал? Неужели сам Митя? Или какая-нибудь лесная птица залетела к нему в светелку, пока он колол дрова, прочитала его заметки и, смеясь и радуясь в душе, вычертила на странице эту фразу. Безусловно, она была права. Думать действительно стоит.

А вот что писал сам Митя дальше:

«Есть бессмертие, нет бессмертия — ну какое это имеет отношение к повседневной жизни? Может быть, и никакого. Но она ощущаема столь часто, эта бренность бытия, она так нетактично и огорчительно напоминает о себе, что отношение к бессмертию многое определяет в жизни человека. Мне кажется, большинство людей все же предпочитает об этом не думать. Какой толк? Грустно становится на душе и хочется немедля что-то предпринять, как при обнаружении страшной болезни. А предпринять нечего. Или…»

Здесь Митя нарисовал большой вопросительный знак и углубился в расчеты. Формулы заползли даже на левую, чистую сторону, предназначенную для философии. Философствовать было некогда, работа захватила Митю целиком. Однако притаившиеся было мысли о бренности через несколько страниц снова заявили о себе.

«Размышления над временем придают особую ценность жизни, особый вкус, как бы освещая тот мизерный кусочек, который нам отпущен, истинным смыслом. Перед лицом Времени все человеческие дела распадаются на две группы: те, что умрут вместе с ним, и те, что будут, возможно, жить дальше самостоятельно. Многие ценности в свете Времени сильно проигрывают, то есть являются мнимыми, а следовательно, не стоит тратить усилий и того же времени на их достижение…»

Ниже было написано: «Неужели ты думаешь, что первым это придумал? Ха-ха!.. Между прочим, сам тратишь эти усилия совершенно бессовестно. И за развлечениями гоняешься, и за успехом, и еще кое за чем…»

Потом на левой стороне вдруг возникли пустоты, усталая Митина рука вывела на ней крупно: «ВСЕ МУРА!», но дальше, на следующем развороте, появилось четверостишие:

Не спи, не спи, художник, Не предавайся сну! Ты вечности заложник У времени в плену…

Слова «вечность» и «время» были подчеркнуты.

«…Оглянуться, устыдиться и направить свои силы на что-то высокое. Ну на выяснение природы материи, скажем, или на воспитание детей, или на исследование звездных туманностей, или на сочинение мыслей в рифмованном виде, или хоть на конструирование печных заслонок — лишь бы результатом деятельности было нечто полезное и нужное не только тебе, но и еще кому-то, хоть одной душе, чтобы передать это со спокойной совестью…»

И снова какая-то птица, вероятно, влетела в светелку и, иронически повертев головой, вывела уничтожающую надпись: «Паскаля и Ларошфуко из тебя не выйдет!» Хотя, вполне возможно, это были слова Ани, которая тайком заглядывала в тетрадку.

Во всяком случае, после этого приговора философия исчезла и остались только выкладки, которые заполняли еще с десяток страниц. Эти страницы и были сутью работы, ее достойным венцом, передать который «со спокойной совестью» постороннему человеку можно было лишь в том случае, если этот человек знает математический анализ, теорию вероятностей, теорию групп и тому подобные вещи.

Однако Мите необходимо было рассказать о своей идее немедля, сию минуту. Поэтому, когда выкладки подошли к концу и Митя убедился в правильности своего предположения, он позвал Аню и устроил небольшую лекцию. Аня, чтобы не терять времени даром, принесла в светелку ведро с грибами, которые она чистила, разрезала на кусочки и насаживала на длинные лучинки для сушки.

— Слушай внимательно. Вопросы потом, — сказал Митя. — Я открыл, что «короткоживущие» частицы обладают «своим» временем, отличным от «нашего». Вообще каждый физический объект обладает «своим» временем… В «своем» времени «короткоживущая» частица существует достаточно долго. Она живет как бы в избытке времени, окружающем ее. В то время как в нашем мире проходит ничтожная доля секунды, в маленьком пространстве могут пронестись месяцы и годы. Откуда же берется избыток времени? — Митя сделал эффектную паузу. — Он появился в результате превращения вещества во время!

Аня насаживала на лучинку маленький белый гриб. Ее не потрясло это известие.

— А-а! Ты ничего не понимаешь! — вскричал Митя и продолжал дальше, уже не обращая внимания на реакцию жены.

Митя предположил в своей теории, что вещество и время связаны, что это просто разные формы существования одной и той же физической реальности. Из этого следовало, что ничего, кроме времени, в природе нет. Материя — это лишь сгустившееся до невероятной концентрации время! При определенных условиях материя может превращаться во время, высвобождая огромные запасы времени, как при атомном взрыве материя высвобождает огромные запасы энергии. Мите не удалось получить формулу, подобную эйнштейновской, для связи массы и времени, но примерный эквивалент он прикинул. Результат его поразил. Во Вселенной скрывались гигантские запасы времени.

— Вдумайся! Время имеет вес, цвет, запах! Оно сгущается, рассасывается, завихряется! Оно рождается и умирает! — кричал Митя в экстазе, прыгая по светелке.

Откуда берется время? Оно получается из тех же термоядерных реакций, происходящих в недрах Солнца и звезд, откуда возникает вся тепловая, световая и прочая энергия Вселенной. Часть массы идет на создание энергии, а другая часть создает время. Если вдруг из пространства убрать всю материю, то не останется и времени.

Подобным же образом, только в другом порядке, происходит и исчезновение времени. Время превращается в вещество, то есть как бы из ничего появляется вдруг новая частица материи. Не следует думать, что время исчезает так, как мы привыкли ощущать: прошла секунда — и нет ее, уже идет другая. Та, ушедшая секунда никуда не делась. Она есть, существует, просто-напросто она прошла сквозь нас и осталась там, в прошлом, подобно тому, как пробегают телеграфные столбы за окном движущегося поезда. Другое дело, что мы не научились пока извлекать ушедшие секунды, минуты и часы из прошлого, хотя несомненный их след остается в памяти. В случае же действительного исчезновения времени и превращения его в материю в области, где родилась новая частица, наблюдается недостаток времени. Его становится меньше. Там, где должны были пройти две секунды, прошла только одна, а там, где должен был протечь год, прошло только шесть месяцев, а остальные полгода пошли на образование новой частицы.

Из этого следует, что в области образования материи из времени само время как бы течет медленнее. Таким образом, если мы научимся превращать время в вещество, то сможем продлить себе жизнь.

— Заметь, — сказал Митя. — Это очень похоже на творчество. Человек как бы превращает свое время жизни в вещи, слова, идеи, картины — в материю, говоря условно. И эта материя живет после него, как бы продлевая его жизнь. В моей теории это происходит буквально.

Но как быть с законами сохранения? Среди тех, кто узнал или узнает о Митиной теории, найдутся люди, которые сразу же зададут этот вопрос. Как нам быть с законом сохранения энергии, на котором покоится ныне все здание физики? Ведь если вещество рождается из времени, это равносильно появлению порции энергии из пространства. Такие вещи закон сохранения запрещает.

Испытывая глубокое почтение к законам сохранения, Митя перебрал все возможности, чтобы оставить их на подобающем месте. Митя ввел закон сохранения времени, включив сюда как частный случай закон сохранения энергии. Но сформулировать закон — это одно, а найти экспериментальное его подтверждение — совсем другое. И Митя нашел подтверждение!

Он вспомнил о нейтрино — частице очень странного свойства, придуманной, кажется, Паули для спасения закона сохранения энергии при слабых взаимодействиях. Экстравагантная частица, что и говорить! Она не имеет массы, движется со скоростью света и проходит сквозь любую толщу вещества (сквозь земной шар, например) с тою же легкостью, с какой мелкая рыбешка проходит сквозь крупную сеть.

Нейтрино уносит часть энергии при слабых взаимодействиях. Для этой роли оно было изобретено. В Митиной теории нейтрино упразднялось, а недостающая порция энергии превращалась во время.

— Правда, красиво? — спросил Митя, изложив теорию нейтрино.

— Митенька, я плохо поняла. Ты все сказал? — извиняющимся тоном сказала Аня. — Мне грибы надо ставить в печку.

Аня унесла лучинки в горницу. Митя был еще в возбуждении после своей лекции и нисколько не огорчился тем, что его плохо поняли. Идея была достаточно необычна для неподготовленного слушателя. Митя распахнул окошко светелки, выходившее в маленький сад, где наливались розовым цветом крупные гроздья красной смородины.

Только тут он почувствовал, что устал и прошло много времени с того дня, когда возникла в березовой роще идея. Он заметил в окошко, что на дворе стоит солнечный день, а в садике у кустов смородины пасутся Катя с Малышом. Они срывали красные кисти ягод и одним движением губ уничтожали их, оставляя в руке маленькие зеленые стебельки. В ягодах смородины просвечивали зерна. Мите вдруг показалось, что смородина, ее яркие шарики с бледными зернами внутри, похожа на какую-то не открытую еще в природе частицу. Или, может быть, так выглядит нейтрино?..

Но Митя тут же вспомнил, что только что ниспроверг нейтрино, заменив его временем, и выбежал в сад.

Он тоже стал ловить ягоды губами, чувствуя кожей, как сквозь него протекает поток времени. Немного кружилась голова, и мысли путались, но было такое ощущение, что время наполняет его, замедляя свой бег согласно Митиной теории, а все вокруг него живет ярко и интенсивно.

Пролетела бабочка с крылышками, на которых был легчайший слой желтоватой пыльцы.

Митя засмеялся ни с того ни с сего, как ребенок. Потом он подхватил под мышки Малыша и подкинул его, продолжая смеяться. Дети смотрели на Митю с некоторой тревогой. Бабочка, прыгая в воздухе, удалилась за сарай. Митя был единственным на Земле человеком, знающим, что такое время.

Глава 8

Возобновление знакомства. Витька. Банные удовольствия. Голоса спорят. Экспедиция в Кайлы

Установив, что Митя выдохся или, во всяком случае, сделал перерыв в работе, Аня решила немедленно использовать это обстоятельство. Митя был послан для осмотра бани на предмет подготовки ее к действию.

Митя согласился охотно. Он словно очнулся ото сна, задвинул свои формулы в дальний угол и вновь рассматривал окружающее с удивлением и восторгом. Красота реального мира спорила со стройностью мира придуманного, а скорее, все же не спорила, а дополняла ее. образуя вполне гармоничную картину, в которой дух и материя проявлялись свободно и равноправно.

На этот раз материя проявлялась в виде покосившейся у обрыва баньки, к глухой стене которой была привалена полурассыпавшаяся поленница березовых дров. Противоположная бревенчатая стена нависала над обрывом. Там росла крапива, а внизу, у реки, наклонялись к воде ветки ивы и ольхи.

Митя подошел к баньке со знакомым уже чувством узнавания после разлуки, поскольку первый и последний раз в своей жизни пользовался деревенской баней еще тогда, семь лет назад, в Кайлах. На двери бани висел ржавый замок. Митя потрогал его, и замок сам собою открылся. Следовательно, это была декорация. Столь легкая расправа с замком воодушевила Митю, и он, пригнувшись, вступил в маленький и захламленный предбанник, где валялась поросшая паутиной шайка. Дверь в саму баню была коричневой, а с внутренней стороны и совсем черной, впрочем как и стены с потолком. Лишь двухступенчатый деревянный полок был светел, а на нем разбросаны были высохшие березовые веники.

Митя осмотрел печку, нашел за нею ведро и не спеша спустился к реке за водою. Сходив туда-сюда не менее шести раз, он заполнил чугунный котел, вмазанный в печку, и оцинкованный бак, стоявший на плите позади котла. Чугунная плита была сломана, поперек нее проходила широкая щель. Митя зажег спичку и поднес ее к щели. В глубине печи навалены были булыжники, выходившие грудой с другой стороны таким образом, чтобы на них можно было плескать водой для получения пара. Митя обследовал и вспоминал, будто повторяя в уме когда-то пройденный в школе урок.

Восстановив назначение каждого предмета во всех подробностях, Митя сложил сухие веники в печь и поджег их. Они вспыхнули с треском и загорелись так споро, что Митя едва успел принести несколько поленьев и сунуть их поверх веников, пока те не прогорели.

Из печи, изо всех щелей пополз серый, щиплющий глаза дым. Пригибаясь к полу, Митя набил печь поленьями и выскочил наружу, как ошпаренный, яростно вытирая кулаками слезы.

Из трубы баньки нехотя вылезал жиденький дымок. Основная масса дыма, по-видимому, шла внутрь бани.

Подкатил Витька на мотороллере. На багажнике лежала сумка почтальона, набитая газетами и письмами. Витька остановил мотороллер, нырнул в баньку и через секунду вышел.

— Ну что? — спросил Митя. — Все в порядке?

— Угу, — сказал Витька и склонился над сумкой. Он отвязал ее от багажника и вывалил содержимое на траву. Затем Витька уселся рядом с горкой корреспонденции и принялся разбирать письма, не без труда, как показалось Мите, вчитываясь в адреса.

Митя взял газету и лениво просмотрел ее. Газета называлась «Сельская жизнь». Митя подумал, что там, за пределами Коржина и Кайлов, время будто остановилось, а отсутствие газет как раз и подчеркивало тот факт, что в мире не произошло и не могло произойти ничего мало-мальски интересного. Тут же применив свою теорию, Митя вывел из этого, что деревенская природа и деревенский воздух, видимо, обладают способностью превращаться во время, порождая его избыток. Поэтому тот месяц, что Митя с семьей проводит в деревне, для внешнего мира равноценен каким-то мгновеньям. Странно лишь то, что, вернувшись обратно и снова начав изучать газеты, Митя обнаружит, что месяц все-таки прошел.

— Неужели столько писем сюда пишут? — удивился Митя, указывая на горку конвертов.

— Это в лагерь, — пояснил Витька. — Тут за Литвиновом лагерь студентов.

— И за сколько же времени ты их накопил?

— Накопил… — проворчал Витька. — За две недели… А я не виноват! Дорогу размыло, не проехать.

— Мать-то, наверное, пешком ходит, — сказал Митя, поддразнивая Витьку. — Люди ведь ждут!

— А у меня ноги не казенные. Прочитали газету? Мне везти надо.

Митя отдал газету. Витька засунул ее в сумку и принялся заводить мотороллер. При этом он выражал неодобрение всем читателям газет.

— Чего их читать-то? Дураки одни читают…

— Ишь умный какой, — сказал Митя.

— А что? Я ничего не читаю. Зачем читать?

— Чтобы знать, — сказал Митя.

— А зачем знать?

— Чтобы отличаться от коровы.

— А зачем отличаться от коровы? — ехидно спросил Витька. Теперь уже он дразнил Митю.

— Чтобы понимать, что к чему, — ответил Митя, признавая в душе, что ответ не слишком убедителен.

Витька нажал на педаль, мотороллер фыркнул, рванулся с места и унесся. Уже издалека, с дороги, послышался из облака пыли Витькин торжествующий крик:

— А коровы, если хотите знать, больше вашего понимают!

— Дурак! — выругался Митя и пошел в баньку.

В бане стлался слоистый дым, который у потолка был погуще, а к полу разреживался, оставляя внизу сантиметров пятьдесят чистого пространства. Митя пригнулся, поворошил в печке дрова, подкинул еще несколько поленьев и вышел в предбанник. Там он принялся наводить порядок: смел с лавки пыль, затолкал под нее какие-то битые кирпичи, поставил в ряд тяжелые и толстые обрезки бревен, служившие табуретками, и подмел оставшимся березовым веником пол. За этим занятием его и застало очередное появление голосов. На этот раз они доносились как будто из бани. Голоса были тонкие, несколько возбужденные и, как всегда, неразборчивые.

— Дайте посмотреть! — услышал Митя. — Подождите! В очередь, в очередь! Я вам просто удивляюсь, невозможно же так толкаться! Посмотрели и хватит!..

Далее было невнятно, какое-то тонкое сопение с присвистом и шорох. Митя снова заглянул в баню, осмотрел внимательнейшим образом все углы, а потом выскочил наружу.

Он обежал баню кругом и остановился над обрывом. Конечно, никого он не обнаружил, за исключением стайки кур, которые чинно расхаживали невдалеке от бани, самым старательным образом выискивая что-то в траве. Возвышавшийся над ними петух искоса взглянул на Митю, как бы показывая полную свою непричастность к слышанным только что голосам.