Газета Завтра 236 (75 1998)

Газета Завтра

Газета Завтра 236 (75 1998)

(Газета Завтра - 236)

КТО СОРВЕТ ЦВЕТОК НЕНАВИСТИ?

Голодные дети Сахалина держат в руках плакатики: “Дайте хлебушка!” Как в блокаду Ленинграда. Пискаревка. Детские трупики. Ельцин не дает зарплату. Посылает внуку в Англию дорогие подарки. Пусть внучек растет здоровым и добрым. Купим ему пони. Наина Иосифовна глядит на умирающих русских детишек, и слезы у нее на глазах: “Жалко!” Сатана с кривым носом и мокрыми красными губами подает ей батистовый платочек: “Вытрите слезки, мадам! Ваши глаза - это совесть России!”

Другая совесть России - Пугачева, примчалась к Лебедю, как виноватая школьница. Скаля вставные зубы, спела покаянную песню.

Шахтеры подобрали пустые животы с черными от угля пупками, и смотрят, как блестит колея Транссибирской. Кириенко, проворный, как мышка, все кивает своей плешинкой, все мечется между Парижем и Ваганьковским кладбищем, добывает для страны кусочек сыра, свечной огарок, пустой колосок. Банкиры, числом десять, включая Чубайса, предъявили ультиматум Ельцину, упрекая его чуть ли не в идиотизме. Объявили войну МВФ, встали на защиту русских заводов и хлебных полей, как вставали на эту защиту патриоты в 93-м году, и их крошили крупнокалиберными пулеметами, взрывали из танков, пытали в застенках, сжигали в ночных крематориях.

Починок сшил новый мундир,- его похоронят именно так: в мундире, головой вниз, к центру планеты. А по деревням уже ходят налоговые инспекторы, обсчитывают число кур, смородинных кустов и стариковских бород. Народ поговаривает: не пора ли рубить сады?

Сгорели две-три синагоги, и на “пожарника” Степашина больно смотреть. Не видит без очков, что от России остался черный обгорелый остов, как от упавшего самолета, и сто тридцать миллионов погорельцев бродят по пепелищу, роются в угольках, вытаскивая на свет божий то железный костыль Ельцина, то орден “За заслуги перед Отечеством” Селезнева.

Ненависть закипает, как в урановом котле. Все приборы зашкалило. Все средства блокировки отключены. Стальная обшивка содрогается от давления. Лопаются одна за другой заклепки. И уже накаляется, просвечивает белое ослепительное пятно, прожигает сталь и бетон. Шибанет взрывом по всей шестой части суши - так, что и в Австралии кенгуру зарыдают.

Ненавидят люди, тянут руки к ломам. Ненавидят машины, сплющиваются в катастрофах. Ненавидит природа - заливает паводком северные и южные реки. Ненавидят вороны, пролетая над Кремлем, заглядывая в кабинет президента. Грядет возмездие за все, что сотворили с народом. Его уже не остановишь “сменой курса”, “сменой президента”, “сменой конституции”, премией Тэфи с устрицами и моллюсками.

Возмездие неотвратимо, как восход солнца. Ибо вступили в действие не человечьи, но Божьи законы, лежащие в основе галактик. Их чувствовал Блок, созерцая кровавые зори. Их не чувствовали Зиновьев и Троцкий, устраивавшие оргии в Теремном дворце. Их чувствовал Вернадский, пророча смерть немецким дивизиям под Москвой. Их не чувствовал Власов, натягивая мундир немецкого генерала. Их чувствует Сатаров, сбежавший из кремлевской администрации. Их не чувствует Коротич, вернувшийся из Кентукки в Россию.

“Отче, помолись за того, чьи злодеяния исполнили чашу Божьего гнева! Пусть в своем ужасном конце хоть напоследок прозреет истину!” И отвечает отче: “Не могу, не выговаривают уста. Нельзя молиться за царя Ирода.”

Александр Проханов

Рис. Геннадия ЖИВОТОВА

Рис. Геннадия ЖИВОТОВА [gif image]

ОТ ПАТРИОТИЧЕСКОГО ИНФОРМБЮРО

Усилиями “демократов”-монетаристов в России создана экономика, выпившая из страны все соки, уничтожившая весь потенциал развития, превратившая государство в банкрота. Казна пуста, промышленность мертва, внешние заимствования достигают астрономических цифр, внутренний долг в виде зарплат населению не выплачивается, что приводит к массовому голоду и вымиранию. И никаких надежд на улучшение - распад, воровство, угрюмые толчки социальных взрывов. Ельцин, обещавший конец внешним заимствованиям и начало экономического роста, в панике рассылает “молодых реформаторов” за рубеж выбивать мзду, выпрашивать подачки, чтобы хоть как-то законопатить дыры в своей тонущей посудине. Теперь он и сам, как погорелец, едет к Колю выклянчивать деньги. Но можно быть уверенным - экстренный “стабилизационный кредит” в 6,5 миллиардов долларов, обещанный иностранцами, не попадет к голодным детям, учителям и военным, а будет потрачен на погашение гособлигаций, наполнит карманы российских банкиров и американских финансовых институтов. В счет этого “спасительного“ кредита иностранцы получат во владения жемчужины советской экономики: Газпром, “Транснефть”, месторождения алмазов, куски территории.

Мы обращаемся ко всем честным депутатам Госдумы: поставьте эти преступные заимствования вне закона! Напомните режиму-попрошайке, спасающему себя вливаниями иностранных банков, что закон требует утверждения в Госдуме любого международного кредита, превышающего 100 миллионов долларов! Заявите мировым кредиторам, что деньги, взятые без одобрения Госдумы, нелегитимны и не подлежат возврату, как нелегитимна и подвержена пересмотру вся чубайсовская приватизация!

Подобное заявление Госдумы разорвет кредитную линию, питающую бездарный и преступный режим, ускорит отставку Ельцина, закроет кормушку для воров и ненасытных банкиров и избавит следующие поколения русских людей от рабской зависимости у стран-кредиторов.

Главный редактор “Советской России”

Валентин Чикин,

Главный редактор “Завтра”

Александр Проханов

ТАБЛО

l В условиях обостряющегося финансового кризиса, как сообщают наши источники из Кремля, клика Ельцина начала продажу радиочастот и геостационарных точек, отведенных СССР по международным договоренностям. Эта миссия возложена на Бориса Немцова, которому отдан приказ “продавать все”. Российская Федерация Ельцина ведет себя как безнадежный банкрот…

l Блицпоездка президента РФ к “другу Гельмуту”, по данным из тех же кругов, является отчаянной попыткой “выкачать деньги” из ФРГ и “объединенной Европы” для спасения режима. В качестве “ответного шага” могут рассматриваться два варианта: либо продажа блокирующего пакета акций Газпрома, находящегося в руках государства, либо заключение тайного соглашения по Калининграду с предоставлением Германии “специфических прав” и передачей сначала собственности, а затем - и территории…

l Согласно аналитическим выкладкам экспертов АБД, стабилизация на российском финансовом рынке носит временный характер и может быть нарушена в любой момент как по финансовым, так и по политическим причинам. Ее добились при помощи двух американских банков, купивших за прошлую неделю гособлигации РФ на сумму 1 млрд. долл. Эта операция была предпринята американскими финансистами по рекомендации Клинтона, к которому Ельцин обратился в Бирмингеме за “финансовой помощью”…

l На встрече банкиров и предпринимателей с Ельциным, информируют из аппарата администрации, всех удивило выступление Гусинского, который при обсуждении финансовой катастрофы неожиданно “понес” сентенции “о русском фашизме и национализме”. Присутствуюшие явно не поняли, что имел в виду банкир-телемагнат: либо он предлагал бороться с финансовым кризисом через “борьбу с русским национализмом”, либо “русский фашизм” является источником финансовых проблем Гусинского и Ельцина. Гусинский в присутствии Ельцина вел себя “как хозяин” процесса и явно уничижительно поглядывал на президента…

l Письмо супермиллиардеров к “россиянам” (появилось после похода банкиров к Б.Н.) было составлено на концептуальной основе “затянем дружно пояса и сохраним стабильность наших состояний”,- отмечают в ряде иностранных изданий. Между тем, “идиллия” согласия между различными группировками “приватизаторов” носит достаточно хрупкий характер, поскольку она произошла на фоне уменьшающихся средств госбюджета и попыток каждой из групп “приватизнуть” оставшееся, прежде всего Газпром и РАО ЕЭС. Вследствие этого в ближайшее время можно ожидать ожесточенной схватки между Чубайсом и Гусинским, Вяхиревым и Потаниным, что приведет к ряду кадровых замен. Вероятнее всего, “зачистке” подвергнутся Вяхирев и номенклатура Газпрома, на смену которым придет назначенец Чубайса для “тотальной чистки”, финансовой перекачки средств якобы “на спасение Б.Н.” и передачи контролирующего пакета Потанину, а через него - крупнейшим финансовым фондам США.

l Вывод американских аналитиков относительно российской ситуации, сделанный в конце прошлой недели в Чикаго, сводится к тому, что решающим звеном сохранения внутрироссийской стабильности будет оставаться поддержка (прежде всего - финансовая) со стороны Запада, который сам вступает в полосу резких политических изменений и внутренних расхождений. Наиболее существенным моментом здесь является положение администрации Клинтона, действия которой на российском направлении будут блокироваться противодействием республиканского Конгресса и подвергаться критике влиятельных финансово-промышленных группировок (ВПК, существенная часть нефтяного сегмента, произраильское лобби и др.). Все это не позволит Клинтону идти на выделение сколько-нибудь крупных бюджетных сумм как для прямой помощи, так и на расширение кредитования МВФ. В этой связи реальная финансовая помощь Клинтона ограничивается воздействием на частный сектор, а также решением по отсрочке процентных платежей. Ситуация с частными банками также практически исчерпана выкупом, по рекомендации Клинтона, американскими банками последнего размещения российских евробондов (поездка Чубайса). Кроме того, в ближайшие месяцы следует ожидать крупномасштабного “сноса” бразильского и одного из азиатских рынков, что также исключает финансовую помощь для РФ…

l Стратегический поворот Ельцина к ФРГ, по мнению ряда немецких экспертов, мог бы спасти систему российской исполнительной власти в ходе углубляющегося кризиса. Однако этот поворот сам по себе маловероятен. Прежде всего, в нынешнем кабинете доминирует проамериканская группировка Чубайса. С другой стороны, весьма возможен провал Коля на выборах в сентябре, что заставит его вести себя крайне осторожно с дополнительной финансовой помощью Ельцину. Кроме того, в ФРГ еще не забыли несанкционированного “увольнения” Черномырдина и К°. Вдобавок, введение “евро” требует крупных затрат внутри ЕС, а также на внутреннем рынке. Параллельно в ближайшие месяцы будут усливаться американо-германские противоречия с требованием к РФ “определиться”.

Единственный возможный выход для Б.Н. - это убедить Коля и руководителей РУРГаза “экстренно приобрести 26% акций Газпрома” на сумму не менее 1 млрд. долл., передавая тем самым блокирующий пакет в руки ФРГ, стремящейся к дистанцированию от Вашингтона. Однако подобное решение труднореализуемо для Коля в преддверии выборов и без смены “проамериканской” команды в российском правительстве. Отсюда весьма вероятно завуалированное требование заменить Кириенко на некую “прогерманскую” фигуру. В итоге Коль может пойти на ограниченную политическую поддержку и выделение около 10% суммы, требующейся Ельцину для выхода из кризиса…

АГЕНТУРНЫЕ ДОНЕСЕНИЯ СЛУЖБЫ БЕЗОПАСНОСТИ ”ДЕНЬ”

ФЕДОРОВ, ГДЕ АЛМАЗЫ?

Борис Федоров, “монетарист”, министр смертоносного правительства Гайдара, по личному указанию Ельцина назначен “верховным сборщиком российских налогов”. Не кто иной, как Федоров, должен теперь, вместо неудачника Починка, наполнить казну государства. Не кто иной, как Федоров, упомянут в деле о чудовищном расхищении российских алмазов, золота, драгоценных монет Гохрана, о чем Филатов, в те годы возглавлявший администрацию президента, написал Ельцину в закрытом письме. Газета “Завтра” публиковала текст письма, а также документ, из которого видна ответственность Федорова. В результате возмущенный Федоров подал иск на “Завтра”, и Хамовнический суд, постоянно карающий оппозиционную газету, удовлетворил этот иск.

И вот теперь, когда возвращают в Россию закованного в цепи Козленка, участника “алмазной аферы”, тот называет три имени, которые, по его словам, напрямую связаны с утечкой алмазов. Это Гайдар, Бычков и - кто бы вы думали? - ну, конечно, Борис Федоров.

Суд над Козленком, если его не “пришьют”, как это сделали с его напарником, в здании суда, и если грассирующий, как Владимир Ильич Ленин, прокурор Скуратов, непревзойденный мастер вскрытия разных “громких дел”, правильно поведет процесс, мы скоро узнаем роль Бориса Федорова в “алмазном воровстве”.

Но пока эта роль не выявлена в судебном порядке, можно только изумляться Ельцину, поставившему “на казну” Федорова. Впрочем, мы писали, по показанию источников в ФБР, что именно фирма Козленка “Голден Ада” оплачивала публикацию и гонорары президентских мемуаров, а также наполняла президентские фонды необходимыми для переизбрания средствами.

“Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть мерзавцев в стане демороссов…”

Служба безопасности “День”

ЛАПТЕВ, ОКСТИСЬ!

Режим, при котором выходят на демонстрацию не только шахтеры, но и голодные дети, режим, состоящий из воров и агентов ЦРУ, режим, запятнавший себя коррупцией, кровью, преступлениями против человечества, - этот режим трещит, взрывается, как тухлый арбуз. Не в силах остановить рабочих, перекрывающих железные дороги, власть пытается подавить оппозиционную прессу. Снова в газету “Завтра” из Мининформпечати пришло предупреждение, сулящее закрытие газеты. Снова из беспардонного министерства, закрывшего в 93-м году газету “День” без суда и следствия, силой автоматчиков и “Бейтара”, начинаются поползновения, терроризирующие свободную патриотическую печать. В этой связи редакция “Завтра” заявляет, что мы отвергаем наветы министерских гонителей и будем опротестовывать эти липовые предупреждения в суде. Напоминаем, что все министры, посягавшие на нашу газету, - Полторанин, Федотов, Миронов, Цабрия, Шумейко, Грызунов - завершили свою карьеру бесславно и позорно. Костиков, развернувший травлю газеты, был брошен в реку. Филатов, пугавший “Днем” и “Завтра” демократических малолеток, превратился в политического подкидыша. Пусть нынешний министр, горбачевец Лаптев, подумает о своей карьере, прежде чем подписывать очередное предупреждение. Ибо мистика взаимоотношений его министерства с нашей газетой такова, что всякий, кто поднимает на нас лозу, сам получает порку.

Редакция “Завтра”

ШТАБ СОПРОТИВЛЕНИЯ

8 июня 1998 года в Москве сформирован Политический штаб по правовой защите российских граждан и координации их протестных действий. С инициативой создания штаба выступили: от фракции КПРФ в Госдуме - В.И.Илюхин, от Движения “В поддержку Армии” - Л.Я.Рохлин, от СКП-КПСС - О.С.Шенин, от КПСС-”Трудовой России” - В.И.Анпилов, от РКРП - В.И.Тюлькин, от газеты “Завтра” - А.А.Проханов, от Движения “Граждане за национальную безопасность” - Б.С.Хорев, и ряд других деятелей оппозиции. Основным стимулом создания штаба его инициаторы назвали недостаточную активность традиционных центров оппозиции в деле поддержки и правовой защиты участников протестных акций, которые сегодня идут по стране, выражая интересы и чаяния всех граждан России, не желающих пассивно наблюдать за развалом и разграблением Родины под прикрытием режима Ельцина. В своей работе штаб руководствуется единым планом действий, разработанным и уточненным на собрании его инициаторов.

Первой акцией штаба стало прибытие пяти воркутинских шахтеров-инвалидов с кусками рельсов для Ельцина. Еще около 500 шахтеров намерены прибыть 11 июня на Ярославский вокзал Москвы, пройти пешком до Красной площади и разбить там постоянный палаточный городок.

Отделения штаба создаются во всех регионах России и на крупных предприятиях. Руководителем Политического штаба избран В.И.Илюхин, заместителями - Б.С.Хорев и А.В.Морозов.

Контактные телефоны-факсы: [phone], 247-41-04.

Соб. инф.

АГЕНТСТВО “ДНЯ”

ЗДРАВИЯ ЖЕЛАЕМ, ТОВАРИЩ ГЕНЕРАЛ!

Наше дело правое! Мы победим!

Очерк Владислава ШУРЫГИНА об А. М. МАКАШОВЕ читайте на стр. 2

Владислав Шурыгин ЗВЕЗДА ГЕНЕРАЛА АЛЬБЕРТА МАКАШОВА

ВПЕРВЫЕ я услышал о генерал-полковнике Макашове в декабре 1988 года, когда с моим старшим товарищем военкором Андреем Крайним мы бродили среди руин разрушенного землетрясением Ленинакана. На улице Ширакаци стоял армейский уазик, около него в группе офицеров мы заметили крепкого горбоносого генерала в полевой форме. Он о чем-то говорил со спасателями, и тут прямо к его ногам вдруг рухнула пожилая армянка. Она ползала по липкой "майонезной" грязи и пыталась обхватить ноги генерала. Ее подхватили под руки и попытались поднять, но она вновь с причитанием сползла на землю: "Я буду вечно целовать землю под вашими ногами! Спаситель! Вы вернули мне жизнь! Моя Симона! Мои внуки! Мы все ваши должники до гроба! Дайте мне прикоснуться к нему!"

Признаться, тогда эта сцена несколько покоробила меня. Наглядевшись за эти дни ужаса и страданий, как мне тогда казалось на всю жизнь, я считал, что ноги надо было целовать простым спасателям - солдатам, добровольцам, шахтерам. Но потом, побывав в штабе спасения, узнав всю правду о происходящем, я вновь вспомнил фамилию, услышанную тогда - Макашов.

…Каждую ночь из разрушенного города мародеры пытались вывести сотни кранов, бульдозеров, самосвалов. Каждый день надо было четко и грамотно организовать безумную жизнь полумертвого города. Отправить спасательные отряды и роты на "завалы", эвакуировать раненых и контуженных, накормить, обогреть, дать кров тысячам обезумевших от горя, почти не управляемых людей. Каждый день надо было хоронить десятки погибших, извлекаемых из-под руин, бороться с мародерами, слетевшимися сюда со всех концов страны в предвкушении богатой добычи. И все эти задачи лежали на этом крепком горбоносом генерале со странной русско-кавказской фамилией Макашов…

…Тогда армяне готовы были целовать землю под его ногами, но спустя всего несколько месяцев Макашова громогласно объявили "врагом Арцаха - Армении" за то, что с такой же легкостью, с какой он управлялся с "комендантством" в районе землетрясения, он, став комендантом Еревана, разогнал "Комитет Карабах" - одну из первых националистических сепаратистских организаций, разваливавших Союз…

Но по-настоящему я запомнил эту фамилию после ХIХ Всесоюзной партконференции, когда из уст поднявшегося на трибуну молодого командующего УрВО, которому прочили блестящее будущее, который, как говорили, был "замечен", вдруг прозвучала крайне жесткая, принципиальная и доселе никогда ранее не звучавшая критика Горбачева и его окружения. Это был шок! Один из высших военачальников посмел критиковать всесильного генсека. И, что особенно важно, под словами генерала Макашова готов был подписаться, наверное, каждый, кому была не безразлична судьба Родины. Он говорил о преднамеренном развале страны Горбачевым, о его сговоре за спиной народа с врагами Союза, о травле армии и военных. Он говорил все то, что всего через два года стало самой страшной явью…

А тогда на него обрушился огромный шквал выдрессированной яковлевской прессы. В чем только не был обвинен Макашов: в бонапартизме и антипартийности, военном заговоре и сталинизме. Стало ясно, что Макашов попал, как говорится, не в бровь, а в глаз…

Наверное, ни одного генерала, перешедшего в оппозицию, ни в те годы, ни в последующие так не шельмовали и не дискредитировали, как Макашова. Потом я часто слышал от многих военных снобов перепевки этих наветов. Что-де - груб, что недалек, что и командовать не умеет, и опыта боевого нет… Тогда я горячился, что-то пытался доказывать, объяснять. И лишь когда увидел, что и другие, у кого фронтового опыта в достатке, и блестящие военные ученые, и военные интеллигенты одинаково не подходят снобам, я понял, что им для оправдания собственного бессилия и трусости не подойдет никто…

Но совсем иначе оценивали генерала Макашова защитники Приднестровья, куда генерал приехал по зову сердца. Одно его имя вселяло ужас и страх в румынских вояк. В газетах и по телевидению Молдова стенала о том, что Приднестровью оказывают помощь "самые опытные советские генералы", оправдывала свои военные неудачи тем, что приднестровской армии командует генерал Макашов. Молдова даже отправила ноту протеста Москве, узнав о прибытии генерала в Тирасполь.

Именно авторитет и имя Альберта Макашова помогли многим командирам частей 14-й армии решиться перейти на сторону Приднестровской республики. Благодаря Макашову у приднестровцев появились новейшие танки, артиллерия, опытные командиры.

…Снискавший славу "спасителя Приднестровья" генерал Лебедь и прибыл-то сюда для того, чтобы остановить массовый переход частей 14-й армии на сторону республики. Но после Макашова сделать это, не защитив Приднестровья, не отбросив румын, было невозможно. Так Лебедь и стал героем…

Еще тогда, после его возвращения из Приднестровья, я был удивлен тем, как чурается Макашов громкой славы, легкой популярности. Отдав в руки Лебедя обеспеченную такими усилиями и трудами победу Приднестровья, Макашов ни словом, ни намеком не выразил сожаления о том, что плодами его трудов пользуется какой-то "августовский" выскочка. И затем многократно я убеждался, что успех общего дела для Альберта Михайловича был всегда важнее личной славы, почестей, признания. Нет, он не наивный филантроп и не книжный рыцарь без страха и сомнения. Макашов недоверчив, часто едок, иногда резок и нетерпим. Он цепок и может быть сварливо-настойчивым, добиваясь своих целей. Но за этой внешностью скрывается совсем другой Макашов - верный друг, балагур, шутник, "гусарский генерал".

… В Думе уже давно одним из "невезений" считается попасть на язык Альберту Макашову. Если припечатает - так уж до конца "политической" жизни ходить с кличкой или определением.

СОВСЕМ ДРУГОГО Макашова я узнал в сентябре-октябре 1993 года. В те страшные дни противостояния каждый человек высвечивался, как под увеличительным стеклом. Все наносное, ложное отлетало, и оставалась истинная суть человека, таким, каким он был на самом деле. Кто-то ломался и исчезал, кто-то просто тихо растворялся в толпе, кто-то уходил, громко сетуя на отсутствие "настоящей организации" и "реальных сил", - каждый оправдывал свое малодушие, как мог, ведь в воздухе пахло настоящей, а не бутафорской опасностью. Время пламенных речей и громких, но безопасных заявлений закончилось и сменилось на хмурое и бесстрастное ожидание предстоящей неравной схватки. Схватки, в которой почти не было шансов победить, из которой живыми дано было выйти далеко не каждому. Схватки, в которой на нашей стороне были лишь верность своим идеалам, убежденность в своей правоте и странное, не модное нынче слово "честь". В эти дни в холодном, угольно-темном, лишенном тепла, света и воды Доме Советов я и осознал, как же нас на самом деле мало. Нет, не защитников Конституции - на площади перед "Белым домом" не меркли десятки костров, никогда не пустели баррикады. Тысячи простых людей стояли на страже вокруг последнего оплота Советской власти. Я понял, как на самом деле было мало среди них тех, кто давал присягу на верность своей Родине не в солдатском строю в годы далекой службы, а тех, кто громко назывался "армией", кто кичился офицерскими погонами и кто действительно должен был защищать эту Конституцию с оружием в руках. Армия стыдливо закрылась в казармах, отключила телефоны, "запечатала" КПП омоновскими "блоками" и устами своих напуганных, растерянных генералов что-то жалко блеяла о своей чуждости политике и рассуждала о пользе своего невмешательства.

Все обещанные за лихими банными столами дивизии и полки, "готовые как один прийти на защиту Конституции", испарились вместе с похмельным утренним пивом. Грозные генералы, еще вчера толпившиеся в кабинетах Ачалова, Руцкого и Хасбулатова, обещавшие поддержку, клявшиеся в вечной дружбе и верности боевому братству, - исчезли. Одни "вдруг" заболели и отлеживались по дальним дачам, другие - "вдруг" перестали отвечать на телефонные звонки, третьи - топили совесть в водке, пребывая в невменяемо-возбужденном состоянии.

Мне было невыразимо горько и стыдно. Наверное, впервые за все годы службы я проклинал свою армию, ее офицеров и солдат. Я больше не мог ходить среди защитников Дома Советов в камуфляже с офицерскими звездочками на погонах, потому что в тысячный раз, ловя на себе вопросительно-возмущенные взгляды людей, не мог им ничего ответить. Со мной не было ни роты, ни взвода. Я был капитаном армии, которой не было. И этот позор жег душу. Впервые я снял форму, прошедшую со мной Приднестровье и Абхазию, Осетию и Карабах, потому что она в эти дни была обманом для тысяч простых людей, радевших в великом стоянии у стен "Белого дома".

Именно тогда я по-новому оценил и понял Альберта Макашова. Ему, генерал-полковнику, командующему, привыкшему управлять дивизиями и корпусами, было в десятки раз мучительнее и тяжелее, чем мне. Ведь на нем сошлись тысячи глаз, надежд, вер. И требовалось огромное мужество, чтобы не сломаться под ними, не спрятаться трусливо в одном из тысяч темных кабинетов, не бросить все на произвол судьбы, отсиживаясь в ожидании развязки. Я не знаю и никогда уже, наверное, не узнаю, как дались генералу Макашову те дни, что он пережил, что перечувствовал.

Но только в один из них он снял свою шитую золотом, изящную генеральскую фуражку и одел черный берет рижского омоновца. И это тоже был шаг. Поняв, что армия предала, что никаких полков и дивизий не будет, генерал Макашов нашел в себе мужество стать рядовым защитником "Белого дома". В черном берете, с короткоствольным АКСУ за плечом, он возглавил один из добровольческих отрядов. Лично отбирал в него бойцов. В редкие часы затишья учил их простейшей пехотной тактике, проверял ночами караулы и посты. Он стал каким-то удивительно спокойным и доступным. Макашова можно было встретить в ночном коридоре "стакана" - высотной части Дома Советов, у костров ополченцев на улице, под проливным снежно-ледяным дождем, на казачьей баррикаде что-то обсуждающего с сотником Морозовым. И, перестав быть генералом, - таким, каким мы привыкли видеть генералов на парадах, в штабах и экранах телевизоров, - он вдруг стал НАРОДНЫМ ГЕНЕРАЛОМ, он стал душой сопротивления. Где-то в кабинетах Руцкого, Хасбулатова, Ачалова решались глобальные вопросы, писались воззвания и указы, велось тонкое противостояние с вооруженным до зубов, озверевшим от вседозволенности Ельциным. А на территории маленькой крепости, именуемой Домом Советов, среди казаков и ополченцев, среди добровольцев и молящихся главным защитником и воеводой стал Макашов. Он вселял мужество в ослабевших, приструнивал разболтавшихся, часто и метко шутил. Наверное, поэтому именно Макашов стал символом тех упоительных, удивительных часов народной вольницы и победы полдня 3 октября. Его знаменитые слова стали лозунгом тех часов: " Отныне - ни мэров! Ни пэров! Ни херов!".

…Блистательному генералу, человеку чести, долга, ему было уготовлено судьбой тяжкое испытание неволей и застенками. "Белый дом" пал под орудийными залпами "внеполитической" армии. Страшный, черный столб дыма горящего дома возносился к небу.

Спустя несколько месяцев мне в руки попала видеопленка одной из спецслужб, на которой был заснят момент ареста и вывода лидеров "Белого дома". И на этой пленке меня более всего поразил генерал-полковник Альберт Макашов. Все в том же берете, в кожаном плаще, какой-то удивительно не по земному спокойный в эти страшные минуты. …Ведь ни у кого тогда не было ни малейшего сомнения в том, что всех арестованных ждет смерть. Макашов был спокоен, собран и как-то удивительно светел, как светел человек, до конца исполнивший свой долг в огромном и трудном деле. Это второе мое воспоминание о Макашове - он в черном берете, молчаливо и отстраненно разглядывающий что-то за окнами "арестантского" "Икаруса".

…Сейчас, спустя пять лет после тех событий, я почему-то очень часто вспоминаю ночные коридоры выстуженного "Белого дома", своих боевых товарищей, хлеб и питье, которое мы делили, и часто ловлю себя на том, что мысленно прокручиваю наши встречи с Макашовым. Я был взрослым человеком, я был офицером, я был одним из защитников "Белого дома", но почему-то рядом с генералом Макашовым мне неожиданно, как-то совсем не по-взрослому, становилось надежно и спокойно…

СКОРО БУДЕТ десять лет, как генерал Макашов ушел в политику. Точнее, политика сама без спросу вошла в его жизнь. Что мешало ему, перспективному генерал-полковнику, обласканному "высочайшим вниманием", армейцу по сути и по происхождению, и дальше торить неспешную, накатанную военную карьеру, как продолжили ее сквозь развал Родины, сквозь развал армии десятки и сотни других генералов, и ныне гордящихся очередными звездами на погонах или "новодельными" крестами на грудь? Зачем все эти лишения, гонения, застенки? Он был уволен в отставку за семь лет до официального пенсионного возраста. Сегодня генерал-полковнику Альберту Михайловичу Макашову исполняется шестьдесят. Возраст человеческой и духовной зрелости.

К Макашову можно относиться по-разному. Как у всякого человека, у него хватает недостатков, как у всякого сильного и энергичного человека, достаточно и недоброжелателей. Но, наверное, никто не откажет ему в одном: в его ВЕРНОСТИ своим идеалам, мужеству и стойкости в их отстаивании. На всем сегодняшнем политическом небосклоне звезда Макашова - одна из очень немногих, которая ни разу не меняла однажды выбранной орбиты. Не перекидывалась, не меняла лукаво свой цвет, не путешествовала по разным созвездиям и скоплениям. Макашов удивительно стоек и верен тем убеждениям, с которыми он вошел в политику десять лет тому назад. Теперь говорят, что "верность" в политике - качество едва ли не неприличное. Предательство, компромиссность красиво величаются "политической гибкостью". Но во все времена предательством, соглашательством, ложью разрушались державы и империи. Созидались они и восставали из пепла только подвижничеством, порядочностью, честью и верностью. Именно поэтому Макашов в сегодняшней "издыхающей" российской политике не моден. И это понятно. Его время еще не пришло. Но оно обязательно придет. Очень скоро придет.

… А шестьдесят лет - возраст для политика самый что ни на есть боевой. И бойцовского духа Альберту Макашову не занимать!

Владимир Бондаренко РУССКИЙ ЗАЩИТНИК ИГОРЬ ШАФАРЕВИЧ

ЗВОНЮ УТРОМ третьего июня Игорю Ростиславовичу, поздравляю с юбилеем. Узнаю, что через пару часов он уезжает. Подальше от поздравительной суеты. Свое семидесятипятилетие будет отмечать в дороге вместе со своей верной спутницей Ниной Ивановной… Это тоже характерный стиль жизни крупнейшего математика, мыслителя, мужественного патриота России.

Ради дела, ради работы, ради друзей готов на все. Собой заниматься, своей славой, своими юбилеями, своими изданиями - не считает нужным.

Он с детства огромным талантом своим был обречен на судьбу, а не на биографию. Редчайший математический дар. Говорят, если бы давали Нобелевскую премию по математике, то обязательно вручили бы Игорю Шафаревичу. Впрочем, у него и без этого хватает всех премий - от Ленинской до самых крупных международных. Член многих Академий. И везде в разное время оказывался неудобным лауреатом. Сначала в Советском Союзе дали Ленинскую премию, а потом не знали, как ее обойти, когда Игорь Ростиславович в 70-х годах стал выступать с резкими антиправительственными заявлениями… Хотели его к себе приблизить диссиденты, но и там не нашлось места яркому проповеднику русскости, Православия, национального Возрождения.

Как писал Александр Солженицын: “Две тысячи у нас в России людей с мировой знаменитостью, и у многих она была куда шумней, чем у Шафаревича (математики витают на Земле в бледном малочислии), но граждански - все нули по своей трусости, и от этого нуля всего с десяток взял да поднялся, взял - да вырос в дерево, и средь них Шафаревич. Этот бесшумный рост гражданского в нем ствола мне досталось, хоть и не часто, не подробно, наблюдать… Вход в гражданственность для человека не гуманитарного образования - это не только рост мужества, это и поворот всего сознания, всего внимания, вторая специальность в зрелых летах… (притом свою основную специальность упуская, как иные, или не упуская, как двудюжий Шафаревич, оставшийся по сегодня живым действующим математиком мирового класса)… А еще Шафаревичу прирождена самая жильная, плотяная, нутряная связь с русской землей и русской историей. Среди нынешних советских интеллигентов я почти не встречал равных ему по своей готовности лучше умереть на родине и за нее, чем спастись на Западе… Глыбность, основательность этого человека не только в фигуре, но и во всем жизненном образе, заметны были сразу, располагали…”

И это верно, Игорь Ростиславович притягивает к себе людей не панибратством, здесь скорее интеллигентность, деликатность, чуткость, уважительность даже в отношениях с оппонентами. Но -принципиальность, определенная резкость, с людьми ему неприятными здороваться по мягкотелости, как делают иные, никогда не станет. Уйдет в знак протеста с любого самого высокопоставленного собрания, если при нем будут оскорбляться дорогие ему люди, исторические ценности. Так было не раз. Зато защищать эти дорогие ему идеи он будет всегда мужественно. За друзей будет драться до последнего. И так было не раз.

О совместной поездке в окопы Приднестровья в период ожесточенных военных действий вспоминает Александр Проханов: “Поразил Игорь Шафаревич. Интеллигент, ученый с мировым именем, уже не молодой человек, он шел по простреливаемому мосту, не сгибаясь и не кланяясь пулям. Он чувствовал, что обязан и таким образом защищать Россию, русский народ. Он был в этот момент воедино с казаками, сражающимися в Бендерах, с приднестровским ополчением… И мы любовались им”.

Собственно, и в 70-е, и в 80-е, и в нынешние, совсем уж позорные годы, Игорь Ростиславович отстаивает одни и те же национальные интересы своей страны и своего народа. Он не был ни красным, ни белым, он чувствует себя русским патриотом, и другим быть не хочет.

Когда-то в начале 80-х, во время новой волны гонений на все русское, андроповской теории искоренения “русизма” среди интеллигенции, был вновь арестован известный писатель, давний друг и единомышленник Шафаревича Леонид Бородин. Он позднее рассказывал: “Маленькая деталь. В 1983 году следователь, который вел мое дело, в заключительном своем слове при подписании 201-й статьи говорил мне, что еще не поздно раскаяться, и прочее, и прочее… И добавил: имейте в виду, все кончено… Будем сажать. Я могу вам сказать, кто следующий - Шафаревич”.

Сейчас вся дружная команда из 5-го управления КГБ, искоренявшая “русизм” по команде Андропова, работает у одного из лидеров Всемирного еврейского конгресса - банкира Гусинского, готовит новые программы по искоренению “русизма”. Филипп Бобков по-прежнему прислуживает властям, а русский патриот Игорь Шафаревич по-прежнему на защите добра и нравственности.

Интересно, почему с давних пор именно математическая школа в России отличается высоким патриотизмом? От великого математика Понтрягина до его не менее одаренного сподвижника Шафаревича… Почему почти нет такого патриотического накала в физике?

МОЖЕТ БЫТЬ, потому что настоящая математика близка поэзии? А поэзия всегда национальна. Истинная поэзия всегда народна. Не случайно Игорь Ростиславович так любит стихи.

Когда-то давным-давно Игорь Шафаревич был вундеркиндом. В семнадцать лет он уже закончил Московский университет, в девятнадцать - уже защитил диссертацию. В двадцать лет стал преподавателем математики в родном университете и с удовольствием занимался со студентами до тех пор, пока его не выгнали из МГУ за излишний для того времени “русизм”. Но еще молодым он успел получить дюжину разных премий, включая Ленинскую, и стать членом-корресподентом Академии наук. Зато ждать полного академика ему пришлось целых тридцать пять лет… Вмешалась политика. За сборник “Из-под глыб” его хотели выставить из советской Академии, а за “Русофобию” желали изъять уже демократы из американской Академии.

Удивительный народ все же эти ученые. Математические заслуги Шафаревича неоспоримы нигде, их и сейчас признают, значит, все разнообразные репрессии исключительно по идеологическим мотивам. Где же пресловутые права человека?

Историей Игорь Ростиславович увлекся почти одновременно с математикой. Он и в ней видел свою системность, свою математическую красоту. Как вспоминает Шафаревич, даже раздумывал - не стать ли историком. Но, кроме прочих причин, понимал большую скованность историка тех лет, отсутствие свободы исторической мысли. Вот этой свободой первых своих философско-исторических работ - о социализме, о музыке Шостаковича, о национальном вопросе в СССР, да еще в национально-русском преломлении, блестящий математик вызвал огонь на себя. Как рассказывал мне Игорь Ростиславович, он никогда не посягал на саму государственность, наоборот, всегда был сторонником сильного государства в России, этим и тогда, в 70-е-80-е годы, отличался от бесчисленных диссидентских русофобских работ. Он изначально чувствовал их чужесть для себя. Но своим поведением, смелостью, почти не существующей в академической среде, он добился уважения в кругах, близких академику Сахарову. Тогда же его охотно прославляли в западной печати, ставили рядом с Солженицыным. Те же американские академики считали честью принять его в свои ряды…

Первый вызов элитный вундеркинд сделал, когда со своих лауреатских, академических престижных высот осмелился заговорить честным русским голосом… И он был прав. Ведь эта ложь и лицемерие брежневского времени, это двуличие брежневской партийно-торговой элиты и привели в конце 80-х к краху и режима, и государства, и экономики, и науки.

Второй вызов, может быть, даже более могущественным международным силам, Игорь Шафаревич сделал, когда со своих всемирно признанных высот не просто ученого, но и инакомыслящего правозащитника, соратника Солженицына и Сахарова, генерала Григоренко и Максимова, позволил себе сначала написать, а потом и опубликовать в патриотическом журнале “Вече”, выходящем в Мюнхене под руководством национального русского журналиста Олега Красовского, свою знаменитую, ставшую ныне классической “Русофобию”. Это не просто горячая публицистика, не просто актуальная тема, это системный анализ тотальной борьбы с русским народом внутри России.

“Русофобия” Игоря Шафаревича породила позже сотни новых работ, развивающих эту тему. Ею восторгались Татьяна Глушкова и Станислав Куняев, Илья Глазунов и Геннадий Шиманов, Георгий Свиридов и Татьяна Доронина. Пусть иные позже охладили свои восторги и, подобно Глушковой, превратились в оппонентов Шафаревича, но и ее поздняя публицистика происходит из “Русофобии”. Как говаривали, все мы вышли из гоголевской “Шинели”. Так и патриотика последнего десятилетия опирается на классический труд Шафаревича. Вначале ее не сразу принял даже Олег Красовский. Ознакомившись, иные именитые друзья советовали вообще при жизни “Русофобию” не печатать. Обкарнали “Русофобию” и в первом варианте в “Нашем современнике”. Так жгла эта книга, так казалась невозможной к печати при любых условиях.

НАЧАЛСЯ НОВЫЙ этап жизни русского ученого, бесстрашного исследователя. С математической выверенностью Игорь Ростиславович описал процессы глобальной борьбы с русской православной цивилизацией во все исторические эпохи - как в царское, так и советское, а теперь уже и в антисоветское время.

Я прочитал “Русофобию” еще в наборе, когда гостил в Германии у Олега Красовского. До этого я уже читал и его “Социализм как явление мировой истории”, и сборник “Из-под глыб”, в котором главными были статьи Шафаревича и Солженицына. И вдруг я увидел совсем нового для себя национального мыслителя. Он смело перешагнул ту планку, у которой остановился его былой друг Солженицын. Он бросил вызов мировой закулисе.

Поток оскорблений в адрес всемирно известного математика захлестнул абсолютно все так называемые демократические издания не только в России, но и во всем так называемом демократической мире. Это был на самом деле всемирный резонанс. Думаю, нет у демократов того самого черного списка, в котором бы теперь на века рядом с Достоевским и Розановым не стояла фамилия Игоря Шафаревича.

С другой стороны, трудно оценить, насколько эта работа подняла русский дух у миллионов наших соотечественников, сколько молодых талантов почувствовало себя русскими, как легче стало другим русским писателям, публицистам, историкам танцевать от этой печки Шафаревича.

Я думаю, следы “Русофобии” есть и в только что изданной книге Солженицына “Россия в обвале”, и в “Распятой России” Глазунова, и в работах Дугина. Пусть ее сейчас уже и оспаривают сами патриоты, и развивают, и уточняют. Это тот явный пример, когда сначала от ужаса и откровения рот открывают, а трусливые залезают под кровать, затем все признают ее безусловную значимость, и наступает момент, когда всем кажется, что это и так все знают, и ничегошеньки нового в “Русофобии” нет.

Так, может быть, огромнейшая заслуга Игоря Ростиславовича Шафаревича и состоит в том, что о наличии русофобии в России пишут уже в “Московском комсомольце”, когда ее признают как очевидную и Солженицын, и Говорухин, и Лужков, и Зюганов… А когда враг определен, с ним легче бороться…

После “Русофобии” я и сам познакомился с Игорем Шафаревичем, помню, пришел к нему домой на Ленинский проспект, подарил свою первую книжку “Позиция”, пригласил в театр, где я тогда работал. “Русофобия” и мне в чем-то развязала руки. Она стала этапом, эпохой в духовной жизни России. Я бы поставил по значимости и влиянию на общество рядом с ней за последнее десятилетие только деятельность митрополита Иоанна и наш ранний героический период “Дня”… Три значимых вехи в национально-освободительной борьбе русского народа конца ХХ века…