Год короля Йавана

Алрой испытующе уставился на брата, но в глазах его таилось сомнение.

— Я слышал только какие-то слухи. Знаю, что он всегда умел определить, если мы говорили неправду. Он и в самом деле владел магией?

Джаван кивнул.

— Так мне сказал епископ Элистер. Он был замешан в том, что произошло той ночью. А также Райс, отец Джорем и леди Ивейн. — Он опустил глаза. Джаван по-прежнему не мог припомнить в деталях все, что произошло тогда, хотя Ивейн во время их последней встречи и обещала, что когда придет время, он все вспомнит. Возможно, это случится сегодня, когда Алроя не станет.

— В любом случае это был именно отцовский обряд, а не деринийский, — продолжил Джаван, — и мне кажется, это должно было… помочь нам получить его магию… или хотя бы подготовить почву для этого… Я… по-моему, она должна была проявиться в тебе, его наследнике, после смерти отца. — Он испытующе уставился на брата. — Но ведь этого так и не произошло, верно?

С трудом сглотнув, Алрой слабо покачал головой.

— В таком случае, жизнь стала бы куда проще, — прошептал он. — Если бы я хоть овладел заклятием истины…

— По-моему, во всем виноваты те снадобья, которыми пичкали тебя регенты, — возразил Джаван, не желая, чтобы брат испытывал чувство вины. Впрочем, возможно, бывшие регенты и вправду были повинны в том, что Алрой так и не обрел магических способностей.

— Они ведь все время давали тебе разные лекарства…

Алрой на миг закрыл глаза и вновь покачал головой.

— Теперь это не имеет никакого значения, — выдохнул он, подавляя кашель. — Они сделали то, что сделали, а я не мог сопротивляться. Но… думаешь, магия перейдет к тебе, когда меня не станет?

Кивнув, Джаван стиснул руку умирающего брата.

— Отчасти я уже получил ее, — прошептал он. — Не думаю, что так оно и было задумано, однако это произошло. Все началось вскоре после смерти отца. Тавис считал, что, возможно, меня подтолкнуло то, что мы так долго работали с ним вместе. Я привык к тому, что он вводит меня в транс, когда использует свои способности Целителя, чтобы облегчить мне боль в ноге. Сперва мы обнаружили ментальные защиты. Это случилось в ту ночь, когда ему отрезали руку. Я сам не знал, что делаю, но хотел помочь. Тогда я полностью подчинил свои способности его воле, чтобы он распоряжался ими, как пожелает. И он… он сумел взять у меня энергию, проникнуть сквозь защиты, о которых мы даже не подозревали…

— Защиты… — Алрой произнес это слово чуть слышно, с оттенком страха и восхищения.

— Да, знаю, — согласился Джаван, — меня это тоже пугает. А с тех пор я стал гораздо сильнее. Алрой, мои способности почти такие же, как у Дерини. Если действовать осторожно, я даже могу контролировать людей. — На губах его мелькнула слабая усмешка. — Я все время делал так с Карланом, едва лишь разобрался в том, как это происходит. Но тут есть свои опасности, если кто-то об этом узнает…

Алрой вновь с трудом сглотнул, подавляя новый приступ кашля, и покосился на Ориэля, который по-прежнему стоял на коленях, словно погруженный в транс.

— Он знает, — прошептал Джаван в ответ на невысказанный вопрос. — Но кроме него больше никто, только те Дерини, что работали напрямую с отцом Джоремом.

— А Райсем? — прошептал Алрой, взглянув на младшего брата, который стоял на страже у дверей.

Джаван покачал головой.

— У меня не было возможности рассказать ему. Кроме того, после того, как меня удалили от двора, это только осложнило бы всем жизнь.

— Но теперь ты вернулся, — взволнованно произнес Алрой. — И ты ведь намерен остаться, правда?

Джаван слабо улыбнулся.

— Я не создан быть священником, — сказал он. — Хотя думаю, я понимаю, как тяжело было отцу отказаться от такой жизни, когда он должен был принять корону. Впрочем… семинария была прекрасным местом, чтобы прятаться там все эти годы и получить отличное образование, в то время, пока я мог спокойно повзрослеть. Я надеялся, что позднее благодаря такой подготовке смогу стать для тебя достойным помощником и советником, но боюсь, в глубине души уже тогда догадывался, что этому не суждено случиться. Мердок и его приятели никогда не позволили бы тебе править самому.

— Поэтому они и пичкали меня своими снадобьями, — пробормотал Алрой, закрывая глаза. — Эти травы были специально подобраны, чтобы лишить меня всякой воли к сопротивлению и способности мыслить независимо. Я это понял через какое-то время, но уже ничего не мог с этим поделать. И все равно, я ведь разрушил их планы, правда? По крайней мере, я дал тебе возможность выиграть время. Теперь ты на четыре года старше, чем был я, когда взошел на престол. У тебя не будет никаких регентов. И ты видишь их насквозь, ты не такой доверчивый, каким я был в свое время.

Джаван склонил голову, сглатывая слезы. Не было никакого смысла притворяться, будто Алрой не умрет.

— Я… я надеюсь, что мне больше повезет, — прошептал он. — Господи, как же мне хотелось бы сделать хоть что-то для тебя.

Алрой шумно вздохнул, слезы выступили на обведенных темными кругами глазах.

— Самое лучшее — это то, что ты здесь, — выдохнул он. — Я рад, что ты успел вовремя. Ориэль… Он обещал, что я не буду больше страдать. Но останься со мной… пожалуйста. Даже если будет казаться, что я уже совсем не в себе, все равно я буду знать, что ты здесь, рядом. Я не боюсь, просто мне бы хотелось…

Голос короля прервался, и Джаван склонился к нему поближе, вглядываясь в затуманенные серые глаза.

— Чего бы тебе хотелось? — выдохнул он.

— Я был бы рад в последний раз причаститься, — прошептал он, не глядя на Джавана. — Но я не желаю получать Святые Дары от Хьюберта, это было бы кощунством.

Его вновь одолел приступ кашля, такой сильный, что Ориэлю было уже не под силу справиться с ним из своего транса. Очнувшись, он вскочил на ноги и помог Джавану повернуть короля на бок. Алрой продолжал задыхаться, пока Целитель, наконец, не погрузил его в глубокий сон.

— Скоро придется давать ему лекарство, — пробормотал Ориэль, глядя на испуганного Джавана, когда наконец сумел справиться с приступом и отвлечься ненадолго. — Я еще могу вернуть его в сознание всего на пару минут, но пытаться сделать что-то сверх этого — лишь без нужды продлевать его страдания. Если считаете, что вам нужно еще что-то сказать друг дружке, решайтесь скорее.

Судорожно пытаясь измыслить, как лучше поступить, Джаван кивнул Ориэлю. Откуда-то из глубины сознания — и почему-то казалось, что здесь не обошлось без подсказки Ивейн, — в памяти его возникла странная картина… и он осознал, что происходящее сейчас очень напоминает то, что происходило с их отцом когда-то, много лет назад.

— Мастер Ориэль, если это для благого дела, то сможете вы вернуть его хотя бы еще на пару минут? — спросил он.

Если только на пару минут, сир, — отозвался Целитель. — Что вы хотите сделать?

Джаван скривил губы в недоброй усмешке.

— Нечто такое, что едва ли понравится архиепископу, — отозвался он, подзывая поближе Райса-Майкла. — Райсем, пожалуйста, подойди сюда и побудь с ним. И не обращай внимания ни на какие крики и споры из соседней комнаты.

Глава 4

Вот, я отворил пред тобою дверь.

Откровение 3:8

Озадаченный Райс-Майкл подошел к постели короля, и Джаван, застегнув доверху свою тунику, дружески потрепал брата по плечу, а затем направился к дверям. Глубоко вздохнув, он расправил плечи, отодвинул засов, распахнул дверь и прошел вперед, затворив ее за собой, но не запирая.

В королевской приемной за это время собралось еще больше придворных. В дверях, выходивших в коридор, стояли на страже Карлан и двое рыцарей, что сопровождали Джавана из аббатства. Вид у них был невозмутимый, почти расслабленный, но на самом деле чувствовалось, что они настороже. Сам Карлан стоял, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди, готовый преградить путь любому, кто пожелает войти или выйти, против воли его принца. В коридоре Джаван заметил Томейса, Бертранда и еще нескольких рыцарей, которые также сопровождали его сегодня ночью.

Приемная была невелика, и стульев там было мало, но и те, кто сидели, при виде Джавана поспешно вскочили на ноги. Все взирали на принца с немым вопросом в глазах.

— Король еще жив, господа, — произнес он спокойно, — но конец близится. Архиепископ, простите, могу ли я с вами поговорить?

Раскрасневшийся Хьюберт, подозрительно косясь на принца, поднялся при этих словах и величаво двинулся вперед. Когда же Джаван попятился обратно в комнату, он последовал за ним, ибо принц знаком показал архиепископу, что желает, чтобы тот зашел к королю.

— Полагаю, это означает, что вы наконец образумились, брат Джаван, — вполголоса произнес Хьюберт, когда принц закрыл за ними дверь. — Могу ли я надеяться, что король сумел напомнить вам, в чем состоит ваш истинный долг?

Джавану стоило большого труда не выказать своего отвращения перед подобным лицемерием, и все же когда он заговорил, голос его звучал негромко и без выражения.

— Воистину так, ваша милость. Мне напомнили о моем христианском долге, который важнее всех личных соображений, — произнес он спокойно. — Мой брат всегда желал, как и подобает истинному сыну Церкви, получить утешение Святых Даров перед смертью. Насколько я понимаю, ночью над ним было совершено помазание, но он отказался получить причастие. Можете ли вы объяснить мне, почему?

Хьюберт возмущенно вскинул руки.

— Его королевское величество не в себе. Тому виной болезнь и лекарства. Я предложил ему причаститься, но он отказался.

— Однако теперь он готов принять Святые Дары, — возразил Джаван, мысленно прибавляя: «Только не от тебя». Толстые розовые губы архиепископа изогнулись в самодовольной улыбочке.

— Разумеется, я буду счастлив сделать все необходимое. Никакой священник не мог бы отказать в подобной просьбе умирающему.

— Тогда, пожалуйста, сделайте это.

— Мне нужно совсем немного времени, — отозвался Хьюберт.

С деланным смирением склонив голову перед архиепископом, Джаван открыл дверь, чтобы позволить Хьюберту пройти, затем закрыл ее за ним и несколько мгновений стоял, упираясь лбом в притолоку, чтобы постараться успокоиться и сосредоточиться; после чего он обернулся и подозвал Райса-Майкла.

— Будь готов помочь мне, когда он вернется, — прошептал он. — А ты, Ориэль, пожалуйста, не удивляйся ничему, что бы ты ни увидел и ни услышал.

И Райс-Майкл, и Ориэль изумленно покосились на Джавана при этих словах, но в этот момент раздался тихий стук в дверь, и повернулась ручка. Прижав палец к губам, чтобы призвать их к молчанию, Джаван подвел Райса-Майкла поближе к себе и вперился взглядом в открывающуюся дверь.

Дверь медленно распахнулась и показались двое священников Custodes с изузоренными подсвечниками в руках; поверх черных ряс они надели белые епитрахили, и, судя по всему, обоим было очень жарко. Позади, с почтением прижимая к груди дароносицу, выступал взмокший розоволицый Хьюберт; его промокшую от пота пурпурную рясу также украшала пышная, расшитая золотом епитрахиль. Позади в комнате все преклонили колени из почтения к Святым Дарам.

Набожно перекрестившись, Джаван также поклонился, но не встал на колени. Райс-Майкл во всем повторял движения брата. Выпрямившись, Джаван уверенно двинулся вперед и обеими руками взялся за подсвечник, едва ли не силой выхватив его у изумленного монаха.

— Почтенные отцы, — обратился Джаван к священникам. — Сегодня мы с братом хотели бы стать служками при его милости, — он покосился назад на Райса-Майкла, подозвал его ближе, а затем уперся взглядом в Хьюберта. — Нижайше прошу вас позволить нам это, ваша милость. Мы уже исполняли эту роль при вас… и сейчас для нас это было бы очень важно — и для короля тоже.

Ошеломленный, Хьюберт несколько мгновений поколебался, но затем кивнул обоим клирикам, опуская их. Тяжелый подсвечник теперь оказался в руках у Джавана, и он почтительно склонил голову.

Когда за двумя священниками закрылась дверь, Джаван с братом отвесили Хьюберту подобающие поклоны, уверенно держа в руках подсвечники, а затем повернулись к кровати короля. Рядом на коленях стоял Ориэль.

Одной рукой он по-прежнему касался короля, удерживая с ним ментальную связь. Райс-Майкл подошел поближе к Целителю, а тем временем Джаван с архиепископом двинулись к другой стороне постели, — и в этот миг принц взялся свободной рукой за запястье Хьюберта. В тот же миг, воспользовавшись физическим контактом, он установил с ним мысленную связь и задействовал те рычаги контроля, которые установил очень давно, но которыми так редко осмеливался воспользоваться.

— Закройте глаза, архиепископ, — приказал он негромко, одновременно протягивая свой подсвечник Райсу-Майклу. — Закройте глаза и слушайте, что я вам скажу. Вы не можете мне сопротивляться.

Хьюберт безвольно повиновался. Райс-Майкл взял второй подсвечник и передал Ориэлю, чтобы тот поставил его на столик у кровати. И у принца, и у Целителя глаза расширились от изумления. Джаван, с яростно колотящимся сердцем, протянул свободную руку, чтобы подхватить дароносицу… и лишь в этот миг осознал истинную силу и могущество этого священного предмета, — и понял также, что всему, что он сделает сегодня, свидетелем станет само Божественное присутствие, содержащееся в Святых Дарах.

Джаван содрогнулся, когда до конца осознал это. В его душе не было и мысли о святотатстве, о неуважении к святыням; он всего лишь мечтал, чтобы брат его получил причастие так, как того желал, из тех рук, которые он уважает, а этого никак нельзя было сказать о Хьюберте. Надеясь, что Господь поймет и простит его, Джаван взял дароносицу у архиепископа и поставил ее на столик у постели, затем провел Хьюберта на другой конец комнаты и усадил на табурет, заскрипевший под весом прелата.

— Мой брат сейчас примет последнее причастие, архиепископ, — произнес он негромко, уверенно касаясь потного лба Хьюберта. — Но не из ваших рук. Пока я еще не сложил с себя монашеских обетов и потому имею право предложить ему этот дар. Вы же останетесь сидеть здесь с закрытыми глазами, вы не скажете и не сделаете ничего, и не будете ни о чем помнить. Засните поглубже; вы ничего не услышите, пока я не окликну вас по имени. То, что произойдет здесь сейчас, навсегда изгладится из вашей памяти.

Архиепископ даже принялся похрапывать, настолько глубок оказался его сон. Когда Джаван вернулся к постели брата, Ориэль взирал на него в изумлении, а Райс-Майкл — испуганно.

— Ориэль, пожалуйста, усади его, — прошептал Джаван и подхватил дароносицу.

Нежно, очень бережно Ориэль вновь повернул Алроя на спину, затем подхватил его за плечи и приподнял. Дыхание Алроя изменилось, когда Целитель повернул его; теперь оно вырывалось с влажным хрипом и присвистом. Ориэль прижал его к себе и правой рукой коснулся груди.

— Вернитесь теперь к нам, Алрой, — прошептал он королю на ухо, одновременно помогая ему вернуться в сознание и усиливая контроль над болью и теми рефлексами, что отвечали за приступы кашля.

Черные ресницы тотчас затрепетали, и серые глаза, открывшись, не выказали никаких признаков боли, хотя на несколько мгновений еще оставались сонными, — но затем сфокусировались на чаше в руке Джавана. Король удивленно заморгал, затем перевел взгляд на того, кто держал чашу.

— Святые Дары, — в восхищении пробормотал он. — Но что скажет Хьюберт…

— Забудь о Хьюберте, — вымолвил Джаван в ответ, качая головой. — Если уж ты не желал получить причастия от него, то должен принять его от меня. Сейчас.

Алрой кивнул, с трудом сглотнув, и серые глаза налились слезами. Джаван склонил голову над чашей, которую держал в руках и припомнил слова, которые так часто слышал в Arx Fidei, когда ухаживал за умирающими.

— О Господь Сил, Отец наш небесный, — начал он, переводя с латыни, чтобы Алрой лучше понимал слова молитвы, — молим тебя ныне избавить верного слугу твоего Алроя от всякого зла и укрепить его хлебом жизни, плотью Господа нашего Иисуса Христа, что живет и царствует во имя Твое во веки веков. Аминь.

— Аминь, — приглушенно отозвались Райс-Майкл, Ориэль и Алрой.

С дрожащими руками Джаван снял покров с дароносицы и отложил его на столик у кровати. Никогда прежде ему никому не доводилось давать последнее причастие, но он не раз видел, как священники делали это и теперь мог все повторить в точности. С почтением взяв гостию из золотой чаши, он поднял ее повыше, чтобы мог видеть Алрой.

— Ecce Agnus Dei, qui tollis peccata mundi, — произнес он вполголоса, вновь переходя на положенную латынь. — Се Агнец Божий, что принял на себя грехи мира.

— Domine, поп sum dignus… — шепотом отозвался Алрой, и остальные повторили хором за ним. — Господи, я недостоин Твоего присутствия под моей крышей. Произнеси лишь слово, и душа моя будет исцелена…

С этими словами Джаван начертал знак креста над братом и вспомнил другую молитву, с почтением поднося гостию к устам брата.

— Прими, брат мой, эту пищу на твою дорогу, тело Господа нашего Иисуса Христа, и да сохранит Он тебя от всякого зла и приведет к жизни вечной. Аминь.

— Аминь, — прошептал Алрой, закрыл глаза и с трудом сглотнул.

— Джаван, — выдохнул он затем, прежде чем брат успел закрыть чашу. — И еще об одном я попрошу тебя…

— Да, что такое?

— А можно ли… чтобы вы с Райсемом и Ориэлем тоже приняли причастие. — Он слабо закашлялся. — Я знаю, что никто не может отправиться со мной… в этот последний путь, но… хотя бы часть дороги вы сможете проделать со мной?

Тронутый до глубины души, ибо он не ожидал подобной просьбы, Джаван склонил голову над золотой чашей, давая время и другим и себе приготовиться к принятию Святых Даров, а затем должным образом дал всем причастие. Закрывая дароносицу, он почти ничего не видел сквозь слезы, а когда вернул сосуд на столик у кровати, Алрой наконец зашелся в приступе давно сдерживаемого кашля.

Король вновь повалился набок, и даже когда Ориэль сумел побороть приступ, дышал он с огромным трудом. Тряпица, которую он прижимал ко рту, была вся в крови, но когда юный король вновь выпрямился на постели, лицо его было бледным и сосредоточенным. Взгляд его скользнул сперва по Райсу-Майклу, остановился на Джаване, затем он посмотрел на Ориэля и накрыл его руку своей.

— Я… думаю, пришло время… для этой чаши… мастер Ориэль… — с трудом сумел он выдохнуть. — Воздух со всхлипами вырывался из легких. — Я… никогда не отличался… особой отвагой…

— Неправда… Я всегда считал, что вы очень смелый, мой принц, — прошептал Ориэль в ответ, вслепую потянувшись за чашкой, которую заплаканный Райс-Майкл подал ему в руки. Но вам нет нужды больше тревожиться о смелости. Вы славно сражались, и ангелы Господни, конечно, уже ждут вас. Вы упокоитесь на груди Господа.

Недрогнувшей рукой он поднес чашу к губам короля, другой рукой удерживая Алроя за плечи и продолжая ментальными усилиями подавлять его кашель, чтобы король мог осушить сосуд до дна. Глядя на них, Джаван вздрогнул, едва лишь Ориэль упомянул ангелов. Что-то мелькнуло в глубинах памяти, и возник образ иной чаши…

И внезапно воспоминания хлынули потоком. Воспоминания давным-давно сокрытые в самых недрах его сознания. Это была память о той давней ночи, когда умер их отец. Тогда прямо перед его смертью тоже была приготовлена чаша в присутствии Существ столь невероятной мощи, что при одной мысли о них у Джавана подгибались колени. Под напором этих ошеломляющих воспоминаний принц содрогнулся, ему пришлось ухватиться за край постели, чтобы не упасть. Ориэль тем временем вновь уложил Алроя на подушки. Но теперь, когда эти картины прошлого вставали перед его внутренним взором, Джаван точно знал, что он должен сделать сейчас, прежде чем Алрой уйдет в небытие, дабы та сила, которая так и не проросла в нем, вольным цветом расцвела у Джавана, его наследника. Стиснув левую руку брата в своих ладонях, он поднес ёе к своим губам и склонился над ней, на несколько мгновений закрыв глаза.

«Они призвали Архангелов, чтобы засвидетельствовать то, что сделал наш отец и чтобы проводить его сквозь Врата Смерти, — подумал Джаван, крутя на пальце кольцо Огня и чувствуя, как постепенно сознание покидает Алроя. — Они призвали их к нему, а я должен сделать то же самое для тебя, дорогой брат».

Мысленно он вознес молитву тем Силам, что уже являлись сюда по призыву Дерини, покровительствовавших роду Халдейнов.

«Услышьте меня, о могучие Архангелы, — выдохнул он. — Мне неведомо, как следует призывать вас, но я прошу сейчас, во имя того, кто вскорости пересечет грань миров и окажется в вашей власти. Я призываю вас — Рафаил, владыка Воздуха, Михаил, владыка Огня, Гавриил, владыка Воды, и Уриил, темный владыка Земли… Придите, молю вас, и примите того, кто скоро покинет мир живых, дабы предать его в любящие объятия Всемогущего Господа».

К вящему его изумлению эта молитва была услышана. Джаван не осмеливался ни открыть глаза, ни даже поднять голову, но перед мысленным взором его внезапно встали расплывчатые фигуры неких Существ, окруживших постель умирающего. Казалось, они были очень высокими, гораздо выше, чем потолок комнаты, и одеты в прозрачные длинные одеяния, словно сотканные из серого тумана и пламени, и бледнейшего аквамарина, и черной зелени зимних елей.

Изумленный, он приоткрыл глаза всего на щелочку. Измученный, хрипло дышащий Алрой вновь рухнул на подушки и постепенно лишался чувств под действием снадобья, что дал ему Ориэль. Теперь он больше не боролся с той жидкостью, что заполняла его легкие, и уже очень скоро должен был захлебнуться в ней. Ориэль стоял рядом на коленях, одной рукой по-прежнему касаясь плеча короля, чтобы контролировать происходящее, но глаза Дерини беспокойно шарили над кроватью, — возможно, он хотя бы отчасти ощущал то, что сотворил сейчас Джаван. Райс-Майкл, весь дрожа, прижимался лбом к правой руке Алроя, но Джаван сомневался, что брат способен узреть что бы то ни было.

— И поручит он тебя своим ангелам, — прошептал Джаван вслух, не сводя взгляда с Алроя… затем он закрыл глаза и мысленно потянулся к угасающему разуму брата. — Господи, да будет воля Твоя. В руки Твои предаем мы эту душу…

Он чувствовал, как дыхание Алроя становится все более слабым и затрудненным, однако перед мысленным взором духовная сущность брата понемногу восставала из оков плоти и делалась сильнее, высвобождаясь из измученной болезнью оболочки. Дух принял сперва сидячее положение, и невидящим взором уставился куда-то поверх правого плеча Джавана. Мысленно тот также обернулся и увидел человека, которого не видел уже много лет, — и никогда не видел таким.

Так близко, что, казалось, он мог бы дотронуться до него рукой, Джаван узрел величественную фигуру их отца Синхила. С плеч до лодыжек ниспадала пышная мантия Халдейнов; голову, лишь слегка седую на висках, украшала королевская корона Гвиннеда с переплетенными дубовыми листьями и крестами. Он торжественно поклонился, когда взглядом на мгновение встретился с Джаваном, но затем все его внимание оказалось приковано к одному лишь Алрою, и на лице застыло выражение радости и скорби. Он протянул руки старшему сыну.