Помоги проекту - поделись книгой:
Весной в Виргинии все цветет. Цветут азалия и камедное дерево, в горах распускается рододендрон. Теплый, пряный запах идет от жасмина. На полях уже зеленеют маис, табак и хлопок. Когда наступает вечер, на небе появляются крупные яркие звезды.
Весной Джен и Джим Бэнбоу поженились. Все негры поздравляли молодую пару. Они были счастливы, если только могут быть счастливы негры в неволе.
Вскоре у Джен родилась дочка, которую родители назвали Салли. Это был смешной темно-шоколадный шарик с круглым носом и торчащими во все стороны курчавыми волосами. Джен очень боялась за свою маленькую Салли и тщательно прятала ее от хозяина. Паркер заставил Джен, кроме работы на кухне, еще шить на рабочих. Правда, это было несложное дело, потому что весь костюм невольников состоял из холщовой рубахи и бумажных брюк. На ногах негры носили грубые деревянные сандалии, от которых у детей распухали ноги. Джен и Джим мечтали скопить немного денег, чтобы купить своей Салли, когда та подрастет, кожаные туфельки.
Прошло несколько лет. Салли быстро росла, и становилось трудно скрывать ее от хозяина. Она уже не хотела тихо сидеть за печкой в кухне и всюду совала свой шоколадный носик. И вот однажды Салли попалась-таки на глаза хозяину.
Как-то под вечер Джен рвала на огороде салат к ужину, Салли подставляла корзинку, а Джим Бэнбоу, сидя на крыльце, покуривал трубку. Неожиданно появился Паркер. Салли подбежала к нему.
– Откуда эта новость? – буркнул Паркер. – Всюду эти цветные лезут под ноги!
– Это моя девочка, сэр, – залепетала Джен, – она маленькая, сэр.
– Нечего даром есть мой хлеб! Пускай девчонка тоже работает, – приказал хозяин. – Негры и мулы должны работать наравне, – прибавил он свою любимую поговорку.
Пока он разглядывал Салли, Прист, мурлыкая, терся о ноги девочки. Паркер с удивлением поглядел на кота.
– Прист, поди ко мне, – позвал он. Но Прист продолжал ласкаться к Салли.
– Что за пропасть, кот никогда не любил черномазых! – изумился Паркер. – Прист, тебе нравится эта девчонка? Хочешь ее в служанки?
Прист замурлыкал еще громче. Паркер обратился к Джиму:
– Твоя девчонка будет ходить за Пристом. Каждое утро она должна его причесывать, выбивать его матрац, мыть его тарелку, готовить ему еду…
Джим бросил трубку; щеки его посерели.
– Нет, хозяин, – сказал он хрипло, – моя девочка не станет прислуживать кошкам. Девчонка годится на что-нибудь получше.
Паркер вытаращил глаза. Ему впервые осмеливались противоречить.
– Что такое?! – заревел он. – Бунтовать! Ты смеешь!
Он занес над Джимом хлыст.
Раздался громкий плач. Это заплакала Джен. Паркер с минуту глядел на Джима, на его напряженные скулы и закушенную губу.
– У, да ты бешеный, негр! – пробормотал он с проклятием.
Лицо Паркера стало совсем лиловым. Он бросил хлыст и вбежал в дом, хлопнув дверью так, что посыпались стекла.
Негры попрятались по хижинам.
Джен убежала в свою каморку возле кухни и всю ночь проплакала, прижимая к себе дочку.
– Что теперь с нами будет? Хозяин не простит, я его знаю, – причитала она.
– Брось плакать! Скоро все переменится, скоро мы с тобой будем свободными, – утешал ее Джим. – Мой отец сражался за свободу негров. Теперь снова настало подходящее время. О, уж мы покажем себя почище, чем в Канзасе!…
Джен испуганно зажала ему рот:
– Молчи! Молчи об этом!…
– Пускай слышат, мне все равно. Старый Грэгори говорил мне, будто бы аболиционисты [2] опять поднялись. Будто мальчишки-пастухи видели в Мэрилендских горах отряд белых и негров, и отрядом этим командовал сам Джон Браун.
– Тише, ради неба, тише, ты нас погубишь! – шептала Джен. – Скажи, какой это Браун? Он белый?
– Да, он белый, но он обращается с неграми, как с равными, и хочет добиться для них свободы. Это тот капитан Джон Браун, которого называют Осоатомским. Эх, славно он пустил красного петуха канзасским богатеям! Старый Грэгори говорит, что было светло, как днем, и негры плясали с головешками в руках…
Не скоро еще заснули Джим и Джен. Дочка их давно спала, а они продолжали шептаться в каморке, и обоим им грезилась будущая свобода.
Наутро Джим Бэнбоу поцеловал жену и дочку, захватил мотыгу и отправился на работу.
В этот день ему предстояло расчистить хлопковое поле. Солнце только что поднялось, но было уже нестерпимо жарко. Джим шел мимо грядковых полей табака. Осенью табак этот соберут и будут настаивать на меду и прогревать на солнце, а потом хозяин отправит его в Нью-Орлеан на продажу.
Из всех хижин шли на плантации черные люди. Джим не заметил, что за ним по пятам следуют два надсмотрщика ирландца. Один из них был Кеннон, вечно пьяный и сонный лентяй. У него были всклокоченные волосы, бессмысленные глаза и бледное лицо. Негры его не боялись и презирали за пьяную болтовню. Зато второй ирландец – О'Дейн – всем внушал страх. Он был изысканно вежлив с невольниками; обращаясь к ним, звал их «сэрами», постоянно улыбался, показывая белоснежные зубы, – и при всяком удобном случае бил негров тонким стальным хлыстом.
Мулат быстро шагал по дороге, красный шарф болтался у него на шее, широкие брюки были запачканы землей. Вот уже его участок, на самой опушке леса.
Дурная слава шла про этот лес. Говорили, что в чаще есть болото, в котором погибает всякий осмелившийся проникнуть в лесную глубь.
Под темной тенью деревьев прятались мускусные крысы, вечером над лесом пролетали желтоголовые ночные цапли. На опушке росли дикий имбирь, остролист и брусника. Фантазия негров населила лес злыми духами, домовыми, лешими. А тетка Харри уверяла, что в лесу живет сам Визигира, царь летучих мышей. Негры боязливо обходили лес и передали свой страх белым. И никто не отваживался нарушать лесной покой.
Джим готовился свернуть на хлопковую межу, когда прямо перед ним появились оба ирландца.
– Ну-ка, парень, дай лапки, я тебе надену украшеньице, – сказал, заступая ему дорогу, Кеннон. – Да ты не ерепенься. Спокойней, спокойней, паренек…
Бабушка Салли заговорила басом, изображая грубый голос надсмотрщика. Ребята слушали затаив дыхание.
СТОН В ТЕМНОТЕ
Вдруг в вечерней тишине раздался не то стон, не то плач.
– Вы слышали? Что это такое? – насторожилась бабушка. – Как будто кто-то стонет…
Она поднялась со стула и заковыляла на угол, к бензиновой колонке, откуда доносились стоны.
Было совсем темно и прохладно. По дороге, отбрасывая беглый свет, проносились автомобили с зажженными фарами.
– Кто здесь? Отзовись! – негромко сказала бабушка.
Ребята шли за ней по пятам. Стоны раздавались все явственней. Густая тень лежала у домов. Нил зажег спичку, но она обожгла ему пальцы и погасла. Беппо вытащил из кармана электрический фонарик, и при его слабом свете все увидели согнутую человеческую фигуру, прислонившуюся к колонке. Человек жалобно стонал. Бабушка заковыляла к нему.
– Что с вами, сэр? Вы больны? Боже праведный, да это Чарли! – вдруг закричала она. – Чарли, мальчик мой, как ты сюда попал?
– Кровь! – отскочила Мэри Роч. – Ай, смотрите, он весь в крови!…
Беппо перемахнул через забор, отделяющий бензиновую колонку от соседнего дома.
– Сейчас позову миссис Аткинс! – крикнул он из-за решетки.
Бабушка, Нил и Стан подхватили Чарли под руки и осторожно повели его к дому. Ноги у Чарли заплетались, по лицу ползла струйка крови и пачкала его праздничную рубашку.
Позади испуганной кучкой следовали остальные ребята. Никто не решался говорить. Навстречу уже бежала миссис Аткинс.
– Чарли, дорогой, что с тобой? – Она схватила мальчика на руки. – Кто тебя обидел?
– Полицейские… – пробормотал Чарли. – Полицейские нас… – У него захватило дыхание.
Учительница внесла его в дом и положила на постель. Бабушка быстро извлекла из своих карманов бинт, марлю, вату – все, что нужно для перевязки. Нил побежал греть воду. Миссис Аткинс снимала с Чарли чулки и башмаки. В это время раздался стук в дверь, и на пороге появилась взволнованная белокурая женщина. Она была закутана в черную шаль, на подбородке у нее виднелось большое родимое пятно. При виде Чарли женщина всплеснула руками:
– И его уложили?! Негодяи! Сражаются с ребятами! Боже мой, когда же кончатся эти ужасы?… Тони вернулся с выбитыми зубами.
– Он не сказал вам, миссис Фейн, где их так изуродовали? – спросила учительница, продолжая быстро раздевать сына.
– Нет, он только бормочет: «Полиция, полиция…», и весь трясется. Я его поскорей уложила в постель. Да что уж тут расспрашивать! Разве и без того мы не знаем, кто их избил… А прошлогодние забастовки, когда арестовывали ни в чем не повинных ребятишек!…
Миссис Фейн махнула рукой и подошла к постели.
– Дайте я вам помогу, миссис Аткинс. Перевязки – моя специальность. Когда Фейна забрали на войну, я пошла работать в Красный Крест. Через мои руки прошло по меньшей мере тысячи две раненых.
Она быстро осмотрела Чарли.
– На щеке просто большая царапина. Это пустяк, залепим пластырем. Дайте марлю. Вот так. Теперь бинт. Вот ранка на лбу меня беспокоит. Надеюсь, что жара не будет.
Миссис Фейн быстро и ловко перевязала лоб Чарли. Мальчик весь ушел в подушки. Он не шевелился и не открывал глаз.
– Ничего, отойдет, – успокоительно сказала миссис Фейн. – Ну, а теперь я бегу к своему мальчишке. Нет, не благодарите меня, миссис Аткинс, вы же знаете, как я люблю вашего Чарли…
Она пожала руку учительнице, поцеловалась с бабушкой и ушла.
Школьники молча толпились у дверей, не зная, что делать.
– Отправляйтесь по домам, дети, – устало сказала учительница. – Уже поздно, и Чарли нужен покой.
УТРОМ В ШКОЛЕ
Утром учительница, как обычно, пришла в школу. Голос ее звучал ровно, и воротничок был свежевыглажен, но лицо осунулось, и ребята не слыхали от нее обычных шутливых замечаний. Да и сами ребята в этот день сидели очень тихо и почти не шалили. Все еще находились под впечатлением вчерашних событий. Тони не пришел в школу, а Нил явился только ко второму уроку: ему пришлось помогать дома бабушке. Весь этот урок ребята просидели как на иголках; они ерзали на своих скамьях и пальцами, губами, глазами сигнализировали Нилу: «Как у вас там дела?»
Нил делал вид, что не понимает этих знаков. Он сидел напыжившись, чувствуя, что на него направлены взгляды всего класса. Часть славы двух больных мальчиков как будто распространялась и на него. Нил хмурил брови, морщил лоб, вообще напускал на себя значительный и таинственный вид. Когда раздался звонок, ему даже жалко стало. Со всех сторон спешили к нему, прыгали через парты ребята:
– Алло, Нил, какие новости?
– Видел ты Тони?
– Что они рассказывают?
– Как Чарли? Здоров?
Нил очень важничал: он был центром внимания.
– Приходите к нам – сами все узнаете, – отвечал он каждому. – А Тони с утра сидит у нас. Он теперь шепелявит: ему полицейские вышибли зубы.
– Какой ужас! – воскликнула Мэри. – Если б мне вышибли зубы, я бы, наверное, умерла!
– Чем же он будет теперь грызть орехи? – озабоченно спросила Нэнси. – Какие зубы ему вышибли: передние или боковые?
Стан, Беппо, Сэм и другие мальчики презрительно слушали болтовню девочек. Известно, девчонки всегда спрашивают ерунду.
– Вздули они хоть одного полицейского? – спросил Стан. – Не говорили они тебе?
Но Нил этого не знал. Стан завидовал раненым мальчикам. Они дрались с полицией, теперь о них все говорят, они стали героями. Эх, а тут сиди над учебником географии!
Стан потихоньку пощупал мускулы на собственной руке. Кость, одна тоненькая кость – и никакого намека на бицепс. Он вспомнил дюжего полисмена на Бродвее и огорчился.
«Конечно, я мог бы дать ему подножку, – подумал он. – Вообще в драке это нечестно, но с полицейскими нечего стесняться. А потом, когда он упадет, с ним уж нетрудно будет справиться».
И Стан совсем утешился.
После уроков весь класс решил пойти навестить больных. Но пришла учительница и сказала, что весь класс – это слишком много: мальчики еще нездоровы. Поэтому пусть идут трое-четверо, по выбору класса, а остальные могут прийти позже к дому и узнать все новости.
В классе поднялся шум. Каждый хотел, чтобы его выбрали; каждый уверял, что он больше других дружит с Тони или Чарли. Все говорили сразу, и никто не слушал другого. Миссис Аткинс водворила тишину.
– Мне кажется, – сказала она, – нужно послать тех, кто вчера нашел Чарли и помог ему добраться до дому: Стана, Беппо, Нэнси, Мэри…
Мэри густо покраснела.
– Я… я не помогала вчера, – растерянно сказала она, – я убежала, испугалась…
Учительница мельком поглядела на нее.
– Значит, пойдут трое, – продолжала она: – Нэнси, Беппо и Стан. Согласны?
– Согласны, – отвечали ребята.
Школьники окружили трех посланцев и обсуждали, что подарить больным мальчикам. Каждый хотел послать им что-нибудь. На Мэри Роч, по примеру учительницы, никто не обращал ни малейшего внимания.
Условились к вечеру собраться у дома миссис Аткинс, чтобы узнать, как чувствуют себя больные.
Мэри незаметно проскользнула между партами и подошла к учительнице.
– Простите, мэм, – сказала она робко, – можно мне… Я…я хотела что-то спросить… попросить… – Она смущенно теребила передник. – Можно мне все-таки пойти к Чарли? Мне так хочется…
Миссис Аткинс поглядела девочке в лицо. Один глаз у Мэри подозрительно моргал.
Поделиться книгой: