Помоги проекту - поделись книгой:
Он закусил губу, прекрасно понимая, что плод расстроенной психики причинить вред никому постороннему не в состоянии; что надо подойти, взять фотографа за руку, развернуть лицом к пруду – и наваждение исчезнет, развеется… Леша даже сделал шаг вперед, но остановился… не мог, просто не мог…
А фотограф покачал головой и решительно направился от пруда к нему. Отросток качнулся было ему вслед и стал втягиваться обратно.
– П-п-посмотрите! – дар речи наконец вернулся к Леше.
Юноша недоуменно обернулся, повинуясь настойчивому жесту, но за короткое время этого его движения нечто успело окончательно и бесследно исчезнуть.
– Нет, с того берега ничего не получится, дом будет казаться слишком мелким, – ничего не понял фотограф. – А с этого нормально, вот только сарай картину портит. Ничего не поделаешь, придется снимать от дороги.
Леша уныло кивнул. Действительно, ну что тут поделаешь?
Рекламное объявление не лгало, цена на агрегат оказалась на самом деле символической. Доставка в Спасовку – и та обошлась дороже. А ремонт и вправду требовался небольшой, прямо скажем, совсем пустяковый ремонт – Леша заменил свечу да прочистил карбюратор – и четырехсильный одноцилиндровик, выпущенный треть века назад, добросовестно затарахтел. Завертелся пропеллер воздушного охлаждения и зачавкал поршень-диафрагма насоса. – за издаваемые характерные звуки сие чудо техники именовалось в просторечии “лягушкой”. Прозвище придумали строители, осушавшие затопленные котлованы подобными устройствами.
Скажу, что нашел здесь, в сарае… А то узнает Ирка про такую покупку – мало мне не покажется, подумал Леша, заглушая двигатель. И так постоянно пилит, что работу совсем с этим домом забросил…
Работу он действительно забросил, но отнюдь не по своей вине – июль, жара, полный застой: потенциальные заказчики греют косточки на пляжах и смывают трудовой бизнесменский пот в теплых морских волнах… За всю неделю на электронном адресе единственный заказ – отнюдь не длинное письмо на итальянском, которое он перевел за десять минут, почти не заглядывая в словарь. Но жене и теще объяснять ситуацию бесполезно – по их мнению, оправдать мужчину, не носящего в дом деньги мешками, не может ничто…
Леша вздохнул и навалился на тронутую ржавчиной станину насоса. Литые катки-колеса, казалось, приросли к осям, но затем с огромным трудом и жутким скрипом провернулись – “лягушка” медленно покатила к пруду.
А потом он увидел деда Серегу, единственного из соседей, с кем был более-менее знаком. Тот пролез сквозь прореху в кустах крыжовника, разделяющих их участки, и направлялся прямо к Леше, явно заинтригованный видом здоровенного громоздкого насоса – в округе для полива и прочих надобностей использовали чаще всего портативные погружные “Малыши”.
Леша остановился и торопливо прикрыл промасленной ветошью лежавший на поддоне “лягушки” топор. Орудие это он отыскал в сенях и наточил до бритвенной остроты после визита фотографа. Галлюцинации галлюцинациями, а с топором приближаться к пруду как-то спокойнее…
– Ты, никак, Леха, яму выкачать задумал? – первым делом спросил дед Серега, протягивая для рукопожатия широченную ладонь. – Правильно, я давно Якову говорил: надо чистить, ил вычерпывать. Ил прудовый-то для грядок пользительней любого навоза… А так зазря на дне лежит, только комарье в нем разводится. Вроде и место у нас сухое, высокое, а комары вечером так в окна и летят… Ну давай, помогу что ли…
И он пристроился с другого края насоса – невысокий, мощный, жилистый, с коричнево-загорелой лысиной, похожий в свои почти семьдесят на старый дуб, не поддающийся ни ветрам, ни грозам, ни времени…
Вдвоем они быстро докатили агрегат до берега. Пока Леша пристыковывал толстый гофрированный шланг и укладывал жестяные желоба, долженствующие отводить в ближайшую канаву выкачанную воду, дед Серега уселся на березовый чурбак в тени яблони и завел неторопливый разговор о том, о сем: о безбожных ценах на рынке, о непонятно почему переставшей доиться козе, которую придется резать (не надо ли, кстати, мяса по дешевке?), о тле, опять напавшей на смородину…
Леша слушал вполуха и отвечал коротко, постоянно посматривая на неподвижное зеркало воды и стараясь не поворачиваться к пруду спиной.
Как он в глубине души и подозревал, тот, кто сидит в пруду, ничем не проявил себя. Очень хотелось спросить деда: не видал ли он, случаем, со своего участка чего-нибудь подозрительного? Ну, например, вставшего на дыбы навозного червя ростом с хорошую оглоблю? Но дед Серега выглядел абсолютно приземленным материалистом, способным после такого вопроса только посоветовать плотнее закусывать (не надо ли, кстати, сала по дешевке?). И Леша не спросил ничего.
Потом он дернул за шнур стартера, движок заработал и разговаривать стало трудно – дед еще раз пожал ему руку и неспешно отправился обратно. Леша печально проводил его взглядом, но повода попросить остаться так и не придумал… Теперь, никуда не денешься, надо ждать гостя. Скромного такого гостя, не любящего шумного общества. И являющегося, только когда хозяин скучает в одиночестве.
Все шло по плану – двигатель ровно трещал, насос поквакивал, вода бодро журчала по наклонным желобам. Леша стоял в отдалении от воды – топор в правой руке. Поглядывал то на ее поверхность, то на “лягушку” – очень его беспокоил приводной ремень, старый, обтрепанный, с торчащими в стороны махрами ниток – порвется, пойди поищи подходящую замену.
Заметной убыли в пруду не наблюдалось. Стоило, наверное, воткнуть в дно у берега палку с делениями – но что-то совсем не хотелось подходить слишком близко и наклоняться над водой. Производительность у “лягушки” около четырех кубов в час, ну, если сделать скидку на износ, то поменьше… Сколько воды может быть в этой яме? Если принять воронку за правильный конус с диаметром основания шесть метров и глубиной… ну пусть будет тоже шесть… Черт, есть ведь какая-то школьная формула для объема конуса… Вроде половина от объема соответствующего цилиндра… или нет…
Леша (всегда “плававший” в точных науках) не успел сделать даже грубый расчет и прийти к совершенно неожиданному для себя и неприятному выводу о том, что выкачивать яму досуха придется около трех суток – ровный звук работающего насоса сменил тональность.
Он встревоженно посмотрел на агрегат – вроде все двигалось как положено, но вместо полноводного потока по желобу катилась тоненькая иссякающая струйка. Перевел взгляд на исчезающий в воде шланг – ага, так и есть, сжимается в такт кваканью насоса, чем-то забился, надо вытащить и прочистить…
… Рывок был направлен не по оси шланга, но вбок и вглубь – и семидюймовая, армированная стальной проволокой резиновая труба не соскочила с металлического патрубка насоса – с громким треском порвалась и тут же исчезла в глубине. Но пруд не успокоился обманчивым зеркалом, как бывало раньше – что-то там продолжало ворочаться, поднимая теперь совсем не рябь и не легкие буруны.
Хотя и большими волнами это не было, нет в крошечном водоеме места для разбега больших волн. Просто бурлящая вода перекатывалась от одного берега к другому, совсем как при полоскании белья в корыте – ударялась о берега, обливая все вокруг, вставала почти вертикально и устремлялась обратно.
На долю секунды промелькнул, оказавшись на поверхности, перекрученный шланг с разодранным, разлохмаченным концом – но тут же скрылся – и (показалось?) что другой его конец исчезал в смутно виднеющемся сквозь пузыри и перепутанные струи… в чем? непонятно, в чем-то большом, движущемся, округлом и меняющем форму. Звуков водяной катавасии не было слышно – все заглушал завывающий вхолостую двигатель.
Леше казалось даже, что подрагивает земля под его подошвами. Но, может быть, просто дрожали ноги, медленно, шажок за шажком, пятящиеся от пруда. Споткнулся о чурбак деда Сереги, с трудом удержался от падения, развернулся, готовый припустить к дому и… Истошный вой движка замолк, резко и неожиданно. Против воли он глянул через плечо: агрегат оставался на месте, что происходило на поверхности (или под нею) – отсюда уже не видно, по крайней мере через берега вода не выплескивается. Но… возможно, ему и показалось, но высокая и густая, никем не кошеная в это лето трава между ним и “лягушкой” шевелилась и сгибалась гораздо сильнее, чем то мог сделать сегодняшний легкий ветерок – и эпицентр шевеления явственно и довольно быстро продвигался в сторону Леши…
Таких результатов в спринте он в жизни не показывал, Леша всегда недолюбливал спорт – а сейчас несся с олимпийской прытью, не глядя под ноги, напрямик, напролом – под ступней что-то подалось, он сбился с бега и, конечно, не удержался на такой скорости, упал лицом в молодую, всю в белых цветах, крапиву – не чувствуя жгущих листьев.
Цап! – что-то пружинисто и цепко ухватило за лодыжку. Леша даже не закричал – заверещал пронзительно и тонко, как попавший в капкан заяц, как поросенок, почувствовавший яремной веной первое касание отточенной стали.
Тут же замолк и рванулся с утроенной, с удесятеренной адреналином силой – ничто и никто, казалось, не выдержит такого рывка: или отпустит, или просто оторвется ступня – не оторвалась и не отпустило. Ногу потянуло обратно. Вокруг щиколотки затянулось кольцо боли.
Какая-то, совсем малая, часть мозга еще боролась, еще не поддалась древней животной панике: топор, где топор?! выронил его сейчас?! или раньше?! где-е-е??!! – он лихорадочно шарил в крапиве, под руку попались обломки трухлявых, осклизлых досок, еще какое-то зловонное гнилье – нету, нету топора! – пальцы ухватили что-то небольшое и твердое, выдернули из сплетения стеблей – длинное зеленое горлышко винной бутылки, “розочка” с острыми краями. С этим пустячным оружием он извернулся назад с отчаянием схваченной крысы – и замер.
Кромсать, резать, рвать ногтями и грызть зубами оказалось некого – ногу охватывала петля заржавленной проволоки. Целый клубок ее валялся тут, на заброшенной мусорной яме, куда впопыхах влетел Леша, проломив деревянную прогнившую крышку. Никакого шевеления в зарослях крапивы не наблюдалось. Он высвободился из силка и торопливо заковылял к дому сквозь бурьян и крапиву, обходя теплицу и сарай с дальней, неудобной, самой удаленной от пруда стороны.
Очки остались где-то позади, куда он не вернулся бы сейчас и под дулом пистолета; не замеченная вовремя притолока входной двери в очередной раз врезала по макушке – Леша зашел в сени, ничего не почувствовав.
Тряслось все: и руки, и ноги, и губы, и все внутренние органы. Он щурясь, ощупью поискал на столе стопку, не нашел, припал губами к горлышку припасенной бутылки – и не отрывался долго, зубы стучали по стеклу, пролитая водка стекала с подбородка, к которому прилипла какая-то бесформенная гнилая гадость – не то картофельные очистки годичной давности, не то еще что-то…
Она меня отравила, думал Леша, понуро сгорбившись за рулем и напряженно сощурившись – старые очки оказались на пару диоптрий слабее, чем нужно, и глаза отчаянно болели. Точно отравила, других вариантов быть не может. И точно она – работала ведь фармацевтом, прежде чем податься в эту непонятную многоуровневую торговлю.
ЛСД или другие синтетические аналоги – все симптомы налицо, один к одному: яркие и совершенно жизненные галлюцинации наяву, другими людьми, естественно, никак не видимые…
Но зачем?
Избавиться от надоевшего зятя могла и проще – выгнать из квартиры, и все дела, я у нее не прописан, у меня вообще прописка тихвинская… А временная, студенческая, давно закончилась…
Побоялась, что уйдет и Ирина?
Хм-м.. Все, конечно, может быть… Уговорить развестись с угодившим в дурдом мужем, наверное, проще… Правда, тогда должна посматривать хоть искоса, интересоваться: как подействовало? Или мастерски скрывает свой интерес к возможным симптомам? Ведь в четверг, после эпопеи с насосом, я вполне созрел для психушки…
А что будет сегодня при виде этой проклятой ямы? И телефон под рукой, недолго вызвать спецтранспорт – и в Саблино с песнями… Или куда там сейчас буйных возят…
Женщины щебетали о своем на заднем сиденье и не обращали на его молчаливые раздумья никакого внимания – то есть вели себя вполне естественно, не проявляя ни малейшего подозрительного любопытства: теща живописала подробности недельного отдыха на даче у подруги, жена задавала заинтересованные вопросы, параллельно с неприязненным любопытством поглядывая в окно – в Спасовку ехала в первый раз, да и вообще за городом бывала редко.
Судя по мимике, окрестные пейзажи Ирину раздражали – хотя, похоже, ее бесил субботний вояж еще задолго до выезда из дома.
Инициатором поездки выступала Елизавета Васильевна, всерьез заинтересовавшись идеей сплавить молодую чету в деревню. Поэтому, закончив описание отдыха, она, наоборот, начала вслух восхищаться открывающимися видами. Тещу умиляло все: и живописно разваливающиеся избушки; и, напротив, выросшие на задах старых участков новенькие двух-трехэтажные виллы с готическими башенками; и торопливо пересекшая дорогу стайка белых гусей; и невысокие сельские водонапорные башни, в местах побогаче – крашенные серебрянкой, в остальных – буро-ржавые; ветеранам второй мировой они наверняка напоминали немецкие гранаты с длинной ручкой, а психоаналитику-фрейдисту Саульскому… ну, всем известно, что напоминает фрейдистам большинство окружающих их предметов…
Голову Леше сверлила странная мысль: наверное, его чувства, когда ногу сдавила тугая петля проволоки, были сродни ощущениям водных обитателей, накрываемых розовой марлей Лешиного сачка. Тогда, в далеком детстве… Интересно, сходят с ума тритоны и жуки-плавунцы? Все может быть… Если есть какая-то нервная деятельность, какие-то поведенческие реакции – отчего бы не быть и их расстройствам… Но вот тещами шныряющая в воде мелочь не отягощена, это точно.
Ладно, мрачно подумал Леша, дорогую тещу недолго проверить, есть у меня одна идея…
Женщины выгрузились из машины и медленно двинулись по участку, продолжая гнуть начатую еще в дороге линию: теще все нравилось, а ее дочь воротила от всего нос, один раз даже довольно ехидно намекнув, что они с мужем, так уж и быть, готовы уступить столь приглянувшуюся дорогой маме недвижимость – в обмен на городскую жилплощадь, разумеется…
Леша благоразумно не вступал в дискуссию, отперев дом, держался поодаль и, нервно переступая с ноги на ногу, выжидал: пойдут к водоему или нет?
Не пошли – постояли на крыльце и зашли внутрь дома, продолжая о чем-то спорить… Он опасливо выглянул из-за дальнего угла сарая – у пруда все мирно и спокойно, абсолютно ничего подозрительного. Правда, наблюдается маленькое изменение в окружающем пейзаже – неизвестно куда испарился весящий два центнера насос-”лягушка”.
Исчезновение это его поначалу никак не расстроило – насос, как и Лешин мохнатый приятель-Бобик, вполне мог быть плодом заботливо подсыпанных тещей в сахарницу галлюциногенов (точно! именно в сахарницу – гости к ним не ходят, а Ирка в своей борьбе за здоровый образ жизни к “белому яду” не прикасается).
Потом, однако, он кое-что вспомнил. Вернулся к “четверке”, пошарил в бардачке. Достал сложенный вчетверо лист тонкой желтоватой бумаги – товарно-транспортную накладную на “лягушку”. На вид – совершенно реальная бумага, шуршит в руках, на галлюцинацию никак не похожа, печать вот круглая: ЗАО “ЛенспецСМУ– 25”, в углу три масляно-грязных отпечатка пальцев, оставленных перевозившим агрегат шофером…
Спрашивать жену или тем более тещу, видят ли они сей документ, не хотелось – первый шаг к психушке, понятное дело.
Леша оторвал краешек накладной, свернул трубочкой, чиркнул зажигалкой… Поколебавшись немного, сунул в желтый огонек палец – заорал, уронил мини-факел, затоптал торопливо, долго дул на вполне материальный и жутко ноющий волдырь. Разозлился сам на себя: совсем ты, мужик дошел! Да сперли твой насос, обычное дело. Увидели, что плохо лежит, – и укатили ночью, в хозяйстве вещь полезная…
Злость на себя, на жену, на тещу, на проклятого прудового жителя нарастала и он торопливо пошагал к крыльцу, пока не прошел боевой запал этой злости…
– Алексей, вы не видели мою сумку? Она лежала здесь, на крыльце… – теща вышла из дома с очень недовольным выражением лица, похоже, так и не договорившись ни о чем с дочерью.
– Я… ее… – промямлил Леша, вытирая холодную испарину со лба, – я ее туда… к пруду снес…
– Зачем? – теща удивилась совершенно искренне.
Понятно… Все правильно, почем ей знать, где и откуда полезут вызванные ее отравой призраки – из пруда или из городской канализации…
– Я.. ну, думал… может, перекусим… ну, на свежем воздухе…
– Зря вы так
Леша злорадно смотрел на ее летний брючный костюм и шляпу с неимоверно широкими полями. По случаю выезда в безлюдное загородное местечко теща позволила себе некую экстравагантность в наряде – и сказать, что цвета ее одежды были кричащими – ничего не сказать. Они не просто кричали – они истошно вопили, пронзительно свистели, подпрыгивали на месте и размахивали конечностями. А воздействием на сетчатку глаза немногим уступали светошумовой гранате “Заря”.
Если тот, кто сидит в пруду, реагирует на внешние раздражители не только в лице Леши, то… Но и он внес свою маленькую лепту – осторожно положив на дальнем берегу сумку и отойдя на безопасное расстояние, зашвырнул в пруд два кирпича…
Теща обходила пруд, стараясь не наступить на кучки гниющих водорослей. Леша, затая дыхание, следил за нею и сам не знал, чего хочет больше – чтобы все оказалось его горячечным бредом или…
– Мама?!
Ирка – встрепанная, с пылью в волосах – все-таки услышала, что-то услышала, находясь в доме. Плеск воды? Сдавленный крик, перешедший в бульканье?
– Виноградов, где мама? – глаза ее метались по участку, как два напуганных крысенка.
Он медленно повернулся к ней, выпрямившись во весь рост, развернул плечи и ответил после тяжелой паузы:
– Разве я сторож маме твоей? И у меня есть имя.
Сделал три уверенных шага к крыльцу и повторил раздельно:
– У меня. Есть. Имя.
Ирина смотрела на мужа сейчас (и всегда!) сверху вниз, она вообще была на четыре сантиметра выше, но под его давящим взглядом из-под очков сжалась, ссутулилась, отступила назад, сказала неуверенно, прислонившись к двери:
– Ты чего, Вино… Леша?
– Ничего, все в порядке, – жестко улыбнулся он углами губ, поднимаясь по ступеням. – Пошли в дом. В
Конечно, ничего этого не было. Все это Леша представил, пока теща возвращалась от пруда с сумкой. А Ирка действительно выскочила на крыльцо с совершенно ледяным лицом. Леша попытался принять тот суровый и мужественный вид, который только что вообразил: напряг скулы, стиснул кулаки и распрямил узкие плечи – и тут же скривился, сдавив невзначай ноющий волдырь ожога.
Ирина не обратила никакого внимания на его мимические попытки, прошла к машине, не глядя ни на мать, ни на мужа.
– Запирайте дом, Алексей. Мы уезжаем, – Елизавета Васильевна явно не собиралась посвящать его в подробности разговора с дочерью и в детали принятых (или отложенных?) решений.
– Но ведь… мы ведь еще… постройки… теплица, фундамент для бани… – залепетал Леша совсем уж невразумительно.
– Мы уезжаем, – повторила теща с плохо скрытым презрением.
Если бы кто-то сказал этой высокой, моложавой, абсолютно спокойной женщине, что зять подозревает ее в отравлении (его? этого слизняка?) – она смеялась бы долго, весело и абсолютно искренне. Ну и возомнил зятек о себе, да чтобы растереть такого в порошок, достаточно одного слова и короткого взгляда – а потом хорошенько проветрить комнату…
«С этим надо кончать. С этим надо кончать…» – твердил Леша про себя два последних дня. Не конкретизируя, впрочем, с чем надо кончать: с такой вот непутевой семейной жизнью, с осточертевшим обществом тещи или с тем, кто живет в пруду. Наверное, он имел в виду все сразу. Но начать решил именно с пруда.
Последняя попытка должна стать окончательной. Довольно. Хватит. Где бы не была проклятая яма – в его мозгу или на дедушкином огороде – сегодня и сейчас он с ней покончит. Убьет всех таящихся на дне призраков и зысыплет самосвалом песка, если надо – двумя самосвалами. А потом разберется и с другими проблемами. Пришло время.
Он поднес огонек зажигалки к кембрику, плотно набитому спичечными головками – в воде такая штука горит никак не хуже бикфордова шнура. Кембрик исчезал в недрах толстой трубы – корпуса старого автомобильного насоса. Чтобы снарядить это оружие возмездия, пришлось вспомнить все навыки пиротехника-любителя времен средних и старших классов (а нынешние, ха! – так вот не смогут, куда уж им, избалованы китайскими ракетами да петардами…).
Но основная убойная сила отнюдь не в насосе, он только должен привести в действие главное оружие – плотно забитый, загерметизированный корпус с четырех сторон сжимали крутые бока здоровенных, двадцатипятилитровых бутылей толстого стекла. Бутылей с концентрированной серной кислотой – центнер с лишним чистого олеума. Или не олеума? С химией у него в школе обстояло еще хуже, чем с геометрией – но не надо быть Менделеевым, чтобы понять – такая доза убьет и растворит все, что угодно. И кого угодно.
Как он дрожал, покупая эти четыре бутыли! Почему-то Леше казалось, что такое количество кислоты может понадобиться частному лицу для одной-единственной надобности: растворить в ванной и спустить в канализацию нечаянно образовавшийся в собственной квартире (всякое в жизни бывает!) криминальный труп… Надо думать, менеджеры фирмы “Балт-Реактив” придерживались схожих жизненных принципов – и наотрез отказывались продавать кислоты частным лицам.
По счастью, почти на каждом рынке есть неприметный ларечек с надписью: “Печати, штампы, бланки.” Приобретенную там за смешную сумму доверенность несуществующей фирмы Леша протягивал дрожащей рукой и заказывал товар прерывающимся голосом. Казалось – сейчас где-то под столом сработает потайная кнопочка, и суровые парни в камуфляже поволокут Виноградова А.Н. на предмет выяснения потребностей в таком количестве убийственной жидкости… И он (а что еще делать?) пригласит их на берег маленького такого, но оч-чень уютного водоема… Обошлось. И через весь город кислоту он довез без приключений.
…Содержимое кембрика вспыхнуло, огонь пополз внутрь пластиковой трубки, выбрасывая наружу искры и вонючий сизый дымок – “раз…” сказал про себя Леша и поспешил (стараясь, однако, не слишком топать) к другому, снабженному противовесом, концу деревянной конструкции, отдаленно напоминающей не то самый древний из шлагбаумов, не то журавль над деревенским колодцем.
Старина Архимед не подвел, закон рычага сработал без осечки – чудовищный заряд, раза в полтора тяжелее своего создателя, осторожно проплыл по воздуху и застыл над самой серединой пруда; аккуратно, без плеска, коснулся поверхности и медленно погрузился почти полностью, над поверхностью торчал лишь дымящийся кембрик.
“Двенадцать… тринадцать…” – дрожащей рукой Леша выдернул заранее воткнутый в дерево конструкции скальпель. Полоснул по натянутому струной нейлоновому шнуру – тут же, не ожидая падения на дно заряда и реакции на это тех, кто сидел в пруду – бросился бежать. Не в слепой панике, как в прошлый раз – заранее выбранным и выверенным маршрутом.
Оказавшись в безопасном далеке, выглянул из-за угла сарая, продолжая отсчитывать секунды. Сработало на тридцать пятой.
Пуф-х-х-х!!!
Не очень эффектно, взрыв сквозь толщу воды донесся негромким глухим хлопком, но бутыли он наверняка разнес и Леша знал – сейчас там, у дна, царил ад.
Ему казалось, что поверхность вздулась огромным пузырем, потом вздыбилась концентрическими кругами – может, действительно на дне подыхал кто-то большой, а может, просто затихала ударная волна взрыва – отсюда, издалека, разобрать трудно. Но скоро все успокоилось – ни единой капли не выплескивалось над зелеными берегами…
Вот и все.
Так просто. Больше в пруду никто не сидит. Можно зарывать. Ничего и никого живого в этой луже теперь нет. Поделись улыбкою своей – дурацкая песенка крутилась в голове победным маршем.
Поделиться книгой: