Насчастливый город

— Какое впечатляющее слово, миссис Райт…

— В таком случае я позабочусь, чтобы, кроме нескольких наших ближайших друзей, никто не знал, кто вы, — пообещала Герми. — Над чем вы планируете работать, мистер Смит?

— Над романом, — ответил Эллери, — действие которого происходит в типичном маленьком американском городке, миссис Райт.

— Выходит, вы приехали сюда, чтобы почувствовать колорит? Как изобретательно! И выбрали наш милый Райтсвилл? Вы должны сразу же познакомиться с моей дочерью Патрицией, мистер Смит! Она такое смышленое дитя. Уверена, что Пэт поможет вам лучше узнать наш город…

Спустя два часа мистер Эллери Квин подписался именем Эллери Смит в договоре об аренде меблированного дома номер 460 на Хилл-Драйв сроком на шесть месяцев, начиная с 6 августа 1940 года, с арендной платой семьдесят пять долларов в месяц, внесении авансом суммы за три месяца и обязательстве освободить дом через месяц в случае уведомления о его продаже.

— Должен вам признаться, мистер Смит, — сказал Дж. С., когда они вышли из дома Райтов, — что я на минуту затаил дыхание.

— Когда?

— Когда вы взяли у Джона Ф. ручку и подписали договор.

— Задержали дыхание? — Эллери нахмурился. — Почему?

Дж. С. усмехнулся:

— Вспомнил, как бедняга Хантер свалился мертвым в этом Несчастливом доме. Но вы, слава богу, живы-здоровы!

Он сел в свой автомобиль и, не переставая ухмыляться, поехал в город забирать вещи Эллери из отеля «Холлис». А Квин остался на подъездной аллее Райтов, испытывая легкое раздражение.

* * *

Возвращаясь в свою новую резиденцию, он ощущал покалывание в спине. Теперь, когда Эллери удалось вырваться из тисков миссис Райт, дом показался ему каким-то незавершенным и пустым, как космическое пространство. Он едва не произнес про себя слово «нечеловеческим», но успел взять себя в руки. Несчастливый дом? Это все равно что назвать Райтсвилл «Несчастливым городом»! Квин снял пиджак, засучил рукава рубашки и взялся за работу.

— Мистер Смит! — послышался испуганный голос. — Что вы делаете?

Эллери виновато бросил мебельный чехол. Гермиона Райт с пылающими щеками — ее седые волосы на сей раз отнюдь не выглядели приглаженными — влетела в комнату.

— Не смейте ничего трогать! Входи, Альберта, — мистер Смит тебя не укусит.

В комнату, робко шаркая ногами, вошла мужеподобная женщина.

— Мистер Смит, это Альберта Манаскас. Уверена, что вы найдете ее услуги вполне удовлетворительными. Не стой на месте, Альберта! Начни сверху!

Альберта быстро вышла. Эллери пробормотал слова благодарности и опустился на обитый ситцем стул, покуда миссис Райт атаковала комнату с приводящей в ужас энергией.

— Мы живо наведем здесь образцовый порядок! Кстати, надеюсь, вы не будете возражать? По пути в город за Альбертой я случайно заглянула в редакцию газеты «Архив»… фу, ну и пыль!.. и имела конфиденциальный разговор с Фрэнком Ллойдом — редактором и издателем.

Сердце Эллери тревожно заколотилось.

— Между прочим, я взяла на себя смелость заказать для вас у Логана мясо и бакалею. Хотя, конечно, сегодня вечером вы пообедаете с нами. Господи, неужели я забыла?.. Электричество… газ… вода… нет, кажется, я подумала обо всем. Ах да, телефон! Завтра утром я займусь этим в первую очередь… Как бы мы ни старались, мистер Смит, рано или поздно все узнают, что вы в Райтсвилле, а Фрэнк, являясь газетчиком, будет вынужден поместить о вас статью, поэтому я решила в порядке личного одолжения попросить его не упоминать, что вы знаменитый писатель… Пэтти, малышка! Картер! Дорогие мои, у меня для вас такой сюрприз!

Эллери поднялся в поисках пиджака. Единственной его связной мыслью в тот момент было, что у девушки глаза цвета ключевой воды, играющей на солнце.

— Так вы знаменитый писатель, — заговорила Патриция Райт, рассматривая его, слегка склонив голову набок. — Когда папа только что рассказал Картеру и мне, какую добычу отхватила мама, я подумала, что увижу поэта в мешковатых брюках, с меланхолическим взглядом и брюшком. Очень рада.

Эллери Квин что-то пробормотал, пытаясь выглядеть учтивым.

— Разве это не чудесно, дорогая? — воскликнула Герми. — Вы должны извинить меня, мистер Смит. Я знаю, что вы считаете меня жуткой провинциалкой, но я просто потрясена… Пэт, дорогая, представь Картера.

— Прости, Картер, я совсем забыла! Мистер Смит — мистер Брэдфорд.

Пожимая руку высокому молодому человеку, показавшемуся ему толковым, но обеспокоенным, Эллери подумал, не озабочен ли он тем, как удержать мисс Патрицию Райт, и сразу же проникся к нему сочувствием.

— Полагаю, — вежливо произнес Картер Брэдфорд, — мы все, наверное, кажемся вам провинциалами, мистер Смит. В какой области литературы вы работаете?

— В области беллетристики, — ответил Эллери, чувствуя, что ему объявили войну.

— Я очень рада, — повторила Пэт, окидывая Эллери взглядом. Картер тут же нахмурился, а Квин просиял. — Я приберу эту комнату, мама… Вы не оскорбите мои чувства, мистер Смит, если после того, как мы прекратим вмешиваться в вашу жизнь, вы снова все переставите. Но пока…

Наблюдая, как Пэт Райт приводит в порядок его жилище под подозрительным взглядом Картера Брэдфорда, Эллери подумал: «Может быть, святые каждый божий день будут насылать на меня подобные несчастья?! Картер, мальчик мой, мне очень жаль, но я намерен подружиться с вашей Пэтти!»

Настроение Эллери не ухудшилось, когда Дж. С. Петтигру, вернувшись из города с его багажом, продемонстрировал последний выпуск «Райтсвиллского архива». Фрэнк Ллойд, редактор и издатель, сдержал данное Гермионе Райт слово чисто формально. В заметке он упоминал о приезжем только как о «мистере Эллери Смите из Нью-Йорка». Но заголовок гласил: «Знаменитый писатель собирается жить в Райтсвилле!»

Глава 4

ТРИ СЕСТРЫ

Мистер Эллери «Смит» произвел сенсацию среди haut monde[6] на Холме и местных интеллектуалок: мисс Эйкин — библиотекарши, изучающей греческий; миссис Холмс, преподающей литературу в райтсвиллской средней школе, и, конечно, Эмелин Дюпре, которую непочтительные жители города именовали «городской плакальщицей» и которой, тем не менее, завидовали и молодые и старые, ибо на ее долю выпало чудесное везение стать его соседкой. Дом Эми Дюпре находился по другую сторону от дома Эллери. Автомобильное движение по Хилл-Драйв неожиданно и резко возросло. Интерес был настолько всеобъемлющим, что Эллери не удивило бы, если бы Райтсвиллская автобусная компания организовала экскурсионный маршрут к его дому. Затем посыпались приглашения на чай, обед, ленч, а Эмелин Дюпре пригласила его даже на завтрак, «дабы мы могли говорить об искусстве в атмосфере утренней свежести, когда роса еще не исчезнет с травы». Бен Данциг, владелец книжного магазина-библиотеки в Хай-Виллидж, торговавший заодно и канцтоварами, говорил, что у него еще никогда не покупали дорогую писчую бумагу в таком количестве.

Поэтому Эллери начал с нетерпением ожидать утренних часов, когда Пэт заходила за ним в пуловере и слаксах и увозила его на экскурсии по округу в своем автомобиле с откидным верхом. Она знала абсолютно всех в Райтсвилле и в поселке Слоукем и знакомила Эллери с людьми по фамилии О'Халлеран, Жимбрунский, Джонсон, Даулинг, Голдбергер, Венути, Жакар, Владислаус и Бродбек — машинистами, слесарями, конвейерными рабочими, фермерами, лавочниками, наемными работниками, белыми, черными и коричневыми, с детьми разного возраста и разной степени чистоты. Благодаря широчайшему кругу знакомств мисс Райт записная книжка мистера Квина вскоре наполнилась забавными жаргонными словечками, информацией об обедах на двоих, ссорах, происходивших субботними вечерами на 16-м шоссе, танцах, джазовых конкурсах, полуденных фабричных гудках, обилии дыма, смеха и толчее — короче говоря, об американском колорите в райтсвиллском издании.

— Не знаю, что бы я делал без вас, — признался Эллери однажды утром, когда они возвращались из Лоу-Виллидж. — А ведь на первый взгляд вы кажетесь девушкой, чье место скорее в загородном клубе или церковной общине.

— Я и там состою, — усмехнулась Пэт. — Но, кроме того, я изучала в колледже социологию — в июне получила степень — и, по-видимому, просто не могу удержаться от того, чтобы не практиковаться на беспомощном населении. Если война продолжится…

— Молочный фонд? — осведомился Эллери. — Или что-то в этом роде?

— Варвар! Молочные фонды — мамина епархия. Социология, дорогой мой, занимается не только кальцием для роста костей. Это наука о цивилизации. Взять, к примеру, Жимбрунских…

— Избавьте меня от них! — взмолился Эллери, уже успевший познакомиться с Жимбрунскими. — Между прочим, Пэтти, что обо всем этом думает ваш местный прокурор мистер Брэдфорд?

— Обо мне и о социологии?

— Обо мне и о вас.

— О! — Пэт с довольным видом тряхнула волосами. — Карт ревнует.

— Хм! Послушайте, малютка…

— Только не начинайте разыгрывать благородство, — прервала Пэт. — Беда Карта в том, что он слишком долго воспринимает меня как нечто само собой разумеющееся. Мы практически выросли вместе. Ему полезно немного поревновать.

— Не думаю, что я буду наслаждаться ролью возбудителя любви, — улыбнулся Эллери.

— Что вы! — Пэт была шокирована. — Вы мне нравитесь. А это делает все куда более забавным. — Она искоса посмотрела на него: — Кстати, вы знаете, о чем поговаривают люди?

— Ну и о чем же?

— Вы сказали мистеру Петтигру, что вы знаменитый писатель…

— Мистер Петтигру добавил прилагательное «знаменитый» по собственной инициативе.

— Вы также сказали, что не пишете под именем Эллери Смит, а используете псевдоним, но не сообщили, какой именно.

— Конечно не сказал!

— Поэтому люди говорят, что вы, возможно, вовсе не знаменитый писатель.

— Какие люди?

— Разные.

— Вы думаете, что я мошенник?

— Не важно, что думаю я, — отрезала Пэт. — Но вам следует знать, что состоялся просмотр картотеки фотографий писателей в библиотеке Карнеги и мисс Эйкин заявляет, что вы там отсутствуете.

— Тьфу! — воскликнул Эллери. — Просто я не настолько знаменит.

— Именно так я ей и ответила. Мама пришла в ярость при одной мысли об этом, но я сказала ей: «А откуда мы знаем, мама?» И что вы думаете — бедная мама всю ночь не могла сомкнуть глаз.

Оба засмеялись.

— Кстати, — спросил Эллери, — почему я до сих пор не встречал вашу сестру Нору? Она нездорова?

Его удивило, что Пэт сразу перестала смеяться при упоминании имени сестры.

— Нора? — переспросила она голосом, лишенным всякого выражения. — С ней все в порядке. Давайте на это утро закончим, мистер Смит.

* * *

Вечером Гермиона официально продемонстрировала новое сокровище. Круг приглашенных был самым интимным — только судья Мартин и его жена Клэрис, доктор Уиллоби, Картер Брэдфорд, Табита Райт — единственная оставшаяся в живых сестра Джона Ф., из тех чопорных Райтов, которые до конца так и не приняли Гермиону Блуфилд, — и Фрэнк Ллойд, редактор-издатель газеты «Архив». Ллойд разговаривал с Картером Брэдфордом о политике, но оба только притворялись заинтересованными беседой. Картер бросал испепеляющие взгляды на Пэт и Эллери, занявших «кресло на двоих» возле итальянского камина, а похожий на бурого медведя Ллойд беспокойно посматривал на лестницу в прихожей.

— Фрэнк был влюблен в Нору еще раньше Джима и до сих пор без ума от нее, — объяснила Пэт. — Когда здесь появился Джим Хейт и Нора в него влюбилась, Фрэнк воспринял это очень скверно.

Обследовав в другом конце комнаты монументального газетчика, Эллери про себя признал, что Фрэнк Ллойд может быть опасным противником. Его глубоко запавшие зеленые глаза поблескивали сталью.

— А когда Джим сбежал, Фрэнк сказал, что…

— Да?

— Не важно. — Пэт вскочила с кресла. — Я слишком много болтаю. — И она подбежала к мистеру Брэдфорду, чтобы разбить очередной кусочек его сердца. Вечернее платье из голубой тафты слегка шуршало при каждом ее движении.

— Майлоу, это тот самый Эллери Смит, — с гордостью объявила Герми, подойдя к Эллери в сопровождении громоздкого и неуклюжего доктора Уиллоби.

— Не знаю, мистер Смит, оказываете вы хорошее или плохое влияние, — усмехнулся врач. — Я только что принимал очередные роды у Жакаров. Ох уж эти канадцы! На сей раз тройня. Единственная разница между мною и доктором Дефоу[7] состоит в том, что ни одна леди в нашем округе не оказалась настолько предусмотрительной, чтобы выносить более четырех детей одновременно. Вам нравится наш город?

— Я влюбился в него, доктор Уиллоби.

— Да, городок неплохой. Герми, где моя выпивка?

— Если вы достаточно терпимы, — фыркнул судья Мартин, подходя к ним вместе с повисшей у него на руке Клэрис. Судья был худощавым человечком с сонными глазами и суховатыми манерами. Он напомнил Эллери мистера Татта из книг Артура Трейна.[8]

— Илай Мартин! — прикрикнула на супруга Клэрис. — Не обращайте внимания на моего мужа, мистер Смит. Он злится из-за того, что ему пришлось надеть смокинг, и срывает это на вас, так как вы тому причина. Герми, все просто великолепно!

— Ничего особенного, — пробормотала довольная Герми. — Всего лишь маленький интимный обед, Клэрис.

— Терпеть не могу эти тряпки, — буркнул судья, теребя галстук-бабочку. — А ты чем недовольна, Табита?

— Комедиант! — фыркнула сестра Джона Ф., сердито глядя на старого юриста. — Представить не могу, Илай, что может подумать о нас мистер Смит!

Судья Мартин сухо заметил, что если мистер Смит подумает о нем хуже из-за того, что ему неудобно в вечернем костюме, то он в свою очередь подумает хуже о мистере Смите. Кризис предотвратило появление Генри Клея Джексона. Генри Клей был единственным вышколенным дворецким в Райтсвилле, и дамы из высшего общества, под жестоким воздействием коммунизма, были вынуждены делить его самого и его поношенный черный костюм. Подчиняясь неписаному закону, они нанимали Генри Клея только при торжественных случаях.

— Обед подан! — возвестил Генри Клей Джексон.

* * *

Нора Райт появилась внезапно между жареной бараниной в мятном желе и ананасовым муссом. На мгновение в комнате воцарилась тишина. Затем Гермиона произнесла вибрирующим голосом: «Нора, дорогая!», Джон Ф. радостно воскликнул с набитым солеными орехами ртом: «Нора, малышка!», а Клэрис Мартин ахнула: «Нора, как я рада тебя видеть!» — после чего чары были разрушены.

Эллери поднялся на ноги первым, а Фрэнк Ллойд — последним; его бычья шея под всклокоченными волосами приобрела кирпичный оттенок. Пэт спасла положение.

— Нашла время спуститься к обеду, Нора! — быстро проговорила она. — Мы только что доели лучшую баранину Луди. Мистер Смит — Нора.

Девушка протянула Эллери руку — на ощупь она казалась хрупкой и холодной, как кусок фарфора.

— Мама все рассказала мне о вас. — Голос Норы звучал так, словно она давно им не пользовалась.

— И теперь вы разочарованы. Вполне естественно, — улыбнулся Эллери, взявшись за стул, чтобы придвинуть его Норе.

— Вовсе нет! Здравствуйте, судья, миссис Мартин, тетя Табита… Доктор… Картер…

— Привет, Нора! — проворчал Фрэнк Ллойд.

Бесцеремонно отобрав стул у Эллери, он придвинул его Норе.

Она села, слегка покраснев. В следующий момент Генри Клей принес великолепный мусс в форме книги, и все сразу заговорили.

Нора Райт сидела сложив руки ладонями вверх и скривив бесцветные губы в подобие улыбки. Очевидно, она тщательно подготовилась к выходу — полосатое вечернее платье было свежим, с аккуратно собранными складками, ногти выглядели безупречно, а из прически не выбивалась ни единая прядь каштановых с вишневым отливом волос. Эллери внезапно представилась эта хрупкая девушка в очках хлопочущей в ее спальне наверху, возящейся с ногтями, волосами, платьем так долго, что она на целый час опоздала к обеду.

Теперь же Нора выглядела опустошенной, как будто усилия достичь совершенства изнурили ее и оказались ненужными. Она слушала беспечную болтовню Эллери с деланой улыбкой, слегка опустив бледное лицо, не прикасаясь ни к муссу, ни к кофе и время от времени бормоча односложные ответы, и казалась не то чтобы скучающей, а скорее смертельно усталой.

— Прошу меня извинить, — произнесла Нора так же неожиданно, как появилась, и встала.

Разговоры вновь прекратились. Фрэнк Ллойд вскочил и отодвинул стул Норы, пожирая ее голодным взглядом. Улыбнувшись ему и остальным, она поплыла к арке, ведущей в прихожую, постепенно ускоряя шаг, и вскоре скрылась. Только тогда все опять заговорили.

* * *

Возвращаясь в теплых сумерках домой, мистер Квин мысленно просеивал накопившиеся за вечер зерна впечатлений. В небе светила луна, похожая на огромную камею; листья вязов тихо шелестели; воздух наполняли ароматы цветов Гермионы Райт. Но когда Эллери увидел маленький родстер,[9] припаркованный у тротуара возле его дома, все очарование тут же испарилось. Ночь стала самой обыкновенной, хотя что-то, несомненно, должно было произойти. Темно-серое облако закрыло луну, и Эллери двинулся по краю лужайки к маленькому домику. На крыльце мелькал огонек, двигающийся взад-вперед на высоте пояса стоящего человека.