Дрейфуя у островков Лангерганса: 38°54′ северной широты, 77°00′73″ западной долготы

Харлан Эллисон

Дрейфуя у островков Лангерганса: 38°54′ северной широты, 77°00′73″ западной долготы

Проснувшись однажды утром после беспокойной ночи, Моби Дик обнаружил, что превратился на своём ложе из бурых водорослей в чудовищного Ахава[1]. С трудом выбравшись из утробы влажных простыней, он проковылял на кухню и набрал воды в чайник. Уголки глаз склеились. Он подставил голову под кран, и по щекам потекла холодная вода.

Повсюду в гостиной были разбросаны дохлые бутылки. Сто одиннадцать пустых бутылок из-под робитуссана и ромилара-CF[2]. Моби Дик-Ахав прошлёпал между ними к двери, приоткрыл её — дневной свет больно ударил по глазам.

— О Господи, — пробормотал он и, зажмурившись, наклонился, чтобы поднять газеты с крыльца.

В полумраке своего дома развернул газету. Заголовок гласил: «БОЛИВИЙСКИЙ ПОСОЛ НАЙДЕН МЁРТВЫМ», ниже подробно описывалось, как было обнаружено в брошенном холодильнике на пустыре в Сикокасе, штат Нью-Джерси, зверски расчленённое тело посла.

Засвистел чайник.

Он отправился на кухню — совершенно голый. Проходя мимо аквариума, заметил, что мерзкая рыба всё ещё жива, сегодня утром она что-то насвистывала — казалось, щебечет голубая сойка, — а на поверхности мутной воды лопаются пузырьки. Моби Дик-Ахав остановился возле цистерны с водой, включил свет и вгляделся в волокна колеблющихся водорослей. Рыба ни за что не желала умирать. Она убила остальных жителей цистерны — куда более красивых и дружелюбных, и резвых, даже больших и опасных рыб — убила всех, одну за другой, а потом выела им глаза. Теперь она плавала в аквариуме в одиночестве — правительница своих грошовых владений.

Он пытался погубить рыбу всеми возможными способами — не шёл лишь на прямое убийство и не прекращал кормить; однако бледно-розовая скорпена прекрасно чувствовала себя в тёмной грязной воде. А теперь она ещё и запела, как голубая сойка… Он ненавидел рыбу с такой страстью, что едва мог сдерживаться.

Из пластмассовой коробочки высыпал на ладонь немного хлопьев, растер их между пальцами, как советовали делать специалисты, и наблюдал за разноцветными гранулами рыбного корма, молоки, семенников рыб, морских креветок, личинок однодневок, овсяных хлопьев и яичного желтка, которые несколько секунд плавали на поверхности воды, пока не вынырнула отвратительная голова, чтобы пожрать всё это.

Отвернулся, яростно проклиная рыбу. Она не желала умирать. Как и он сам, это чудовище не желало умирать.

В кухне, наклонившись над кипящей водой, он впервые осознал смысл положения, в котором оказался. И хотя он ещё не подошёл к той грани, за которой человека поджидает пожирающее разум разложение, в воздухе уже ощущалось отвратительное дыхание — так дикий зверь закатывает глаза, почуяв аромат раздираемой на части падали — один лишь этот запах с каждым днём всё ближе подводил его к безумию.

Он поставил на кухонный стол чайник, чашку, достал два пакетика с чаем. На специальной подставке, которую обычно использовали для поваренной книги, чтобы было удобно туда заглядывать во время приготовления еды, со вчерашнего вечера так и остался стоять не прочитанный томик с переводом «Кодекса Майя». Он налил воды в чашку, бросил туда пакетики и попытался сосредоточиться. Упоминания об Ицамне, верховном божестве пантеона Майя, основной сферой влияния которого была медицина, расплывались у него перед глазами. Икстаб, богиня самоубийства, куда больше отвечала его сегодняшнему настроению — утро выдалось просто отвратительное. Он попытался читать, но слова проплывали мимо, лишённые смысла.

Потягивая чай, он обнаружил, что думает о холодном полном круге Луны. Через плечо бросил взгляд на кухонные часы. Семь сорок четыре.

С недопитой чашкой чая в спальню. На кровати, где он метался в беспокойном сне, остался отпечаток его тела. А на металлических прутьях изголовья болтались наручники с прилипшими клочьями волос и запёкшейся кровью. Он потёр запястья в тех местах, где кожа была стёрта чуть ли не до кости, и пролил на себя немного чая. «Не приложил ли я руку к тому, что случилось месяц назад с боливийским послом?» — мелькнула мысль.

Его наручные часы лежали на секретере. Он проверил их. Семь сорок шесть. До встречи с «Консультационной службой» оставалось чуть меньше часа с четвертью. Он вошёл в ванную, включил душ, и ледяные струйки ударили в кафель стены.

Повернулся к аптечке с шампунем. К зеркалу был прикреплён бинт, на котором красовалась аккуратная надпись:

ПУТЬ, ПО КОТОРОМУ ТЫ СЛЕДУЕШЬ, СЫН МОЙ, ТЕРНИСТ, НО В ЭТОМ НЕТ ТВОЕЙ ВИНЫ.

Потом, открыв дверцу и вытащив бутылку травяного шампуня с приятным лесным ароматом, Лоуренс Талбо решил смириться со своим положением, вздохнул, встал под безжалостный душ, и ледяные арктические воды обрушились на его измученное тело.

Комната номер 1544 центрального здания аэропорта Тишман была мужским туалетом.

Он остановился напротив двери с большой буквой «М» и вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт. Бумага была хорошего качества и приятно хрустела, когда он доставал изнутри листок. Адрес правильный — всё совпадает. Тем не менее номер 1544 оказался мужским туалетом. Талбо уже повернулся, чтобы уйти. Чья-то злобная шутка; он не находил в ситуации ничего смешного; во всяком случае, не в его нынешних обстоятельствах.

Талбо сделал один шаг в сторону лифта. Дверь мужского туалета начала мерцать, затуманилась, как ветровое стекло автомобиля зимой, надпись на ней изменилась.

Он прочитал:

КОНСУЛЬТАЦИОННАЯ СЛУЖБА

Комната номер 1544 и в самом деле оказалась «Консультационной службой», как и было написано на отличной бумаге пригласительного письма, которое Талбо получил в ответ на свой запрос, сделанный после того, как он наткнулся на крайне осторожную рекламу в «Форбсе».

Он открыл дверь и вошёл. Девушка за письменным столом тикового дерева улыбнулась, а взгляд Талбо заметался между милыми ямочками, появившимися у неё на щеках, и ногами — стройными длинными ногами, которые были видны в прямоугольнике стола.

— Мистер Талбо?

Он кивнул:

— Лоуренс Талбо.

Она снова улыбнулась:

— Мистер Деметр примет вас немедленно, сэр. Хотите что-нибудь выпить? Кофе? Сок?

Кока-кола?

Талбо вдруг заметил, что его рука, словно по собственной воле, коснулась кармана, где лежало письмо.

— Нет. Благодарю вас.

Когда она встала и направилась к внутренней двери, Талбо спросил:

— А что вы делаете, когда кто-нибудь спускает воду на ваш письменный стол?

Талбо не собирался шутить, потому что был рассержен. Девушка повернулась и посмотрела на него. Он ничего не смог прочитать в её оценивающем взгляде.

— Проходите, мистер Деметр вас ждет, сэр.

Она открыла дверь и отошла в сторону, пропуская посетителя. Тот прошёл внутрь, ощутив мимолетный аромат мимозы.

Кабинет напоминал читальный зал привилегированного клуба для мужчин. Старые деньги. Полнейшая тишина. Тёмные, тяжёлые деревянные панели. Навесной потолок из звукопоглощающей плитки, закреплённый специальным образом — внутри, вероятно, пряталась электропроводка и имелись небольшие полости. Ноги Талбо утонули в толстом мягком ковре цвета апельсинов и жжёной умбры. Сквозь огромное, в целую стену, окно виден был не город, а залив Ханаума у острова Оаху. Яркие аквамариновые волны напоминали клубок змей и, словно кобры, поднимали увенчанные белыми пенными шапками, головы, а потом обрушивались на ослепительно жёлтый песок побережья, питая его смертоносным ядом. На самом деле это вовсе не было окном; в кабинете вообще не было окон. Фотография. Самая настоящая, великолепно исполненная фотография — не голограмма и даже не проекция. Эта стена выходила куда-то в иную реальность, в иные измерения. Талбо ничего не знал об экзотической растительности, но почему-то был уверен, что высокие деревья с острыми, точно лезвие бритвы, листьями, которые росли на берегу, ничем не отличались от тех, что изображаются в книгах, посвящённых каменноугольному периоду развития Земли, и существовали задолго до того, как на ней появились древние ящеры. То, что он видел, исчезло давным-давно.

— Мистер Талбо, рад вас видеть. Я — Джон Деметр.

Хозяин кабинета выбрался из своего кресла с подголовником, и Талбо пожал протянутую руку — холодную жёсткую ладонь.

— Садитесь, пожалуйста, — предложил Деметр. — Хотите что-нибудь выпить? Кофе?

Сок? Кока-кола?

Талбо покачал головой. Деметр жестом отпустил секретаршу; она закрыла за собой дверь — бесшумно, уверенной и твёрдой рукой.

Талбо сел в кресло и принялся внимательно изучать Деметра — чуть больше пятидесяти, роскошные волосы падают на лоб седыми, абсолютно естественными прядями, ясные голубые глаза, правильные черты симпатичного, жизнерадостного лица, большой простодушный рот. Невероятно опрятный человек. Тёмно-коричневый деловой костюм явно сшит на заказ и прекрасно сидит. Джон Деметр держался уверенно, сидел скрестив ноги, так что были видны длинные чёрные носки, терявшиеся где-то в районе голени. Начищенные до блеска ботинки.

— У вас очень интересная дверь. Та, что ведёт в контору, — проговорил Талбо.

— Мы будем обсуждать мою дверь? — поинтересовался Деметр.

— Если у вас возникнет такое желание. Впрочем, я пришёл сюда не за этим.

— У меня не возникнет такого желания. Так что давайте поговорим о ваших проблемах.

— Я видел объявление. Оно меня заинтриговало.

Деметр ободряюще улыбнулся:

— Четверо составителей рекламных объявлений потратили немало сил, чтобы сформулировать всё подобающим образом.

— Это объявление привлекает внимание.

— Только тех, чьё внимание должно привлекать.

— Вы намекнули на солидные деньги. Очень сдержанно. Консервативные, надёжные клиенты, несколько звёзд. Мудрые, старые совы.

Деметр переплел пальцы, кивнул — понимающий добрый дядюшка.

— В самое яблочко, мистер Талбо: мудрые, старые совы.

— Мне нужна информация. Определённая, особая информация. Насколько конфиденциальна ваша служба, мистер Деметр?

Добродушный дядюшка, мудрая, старая сова, улыбающийся бизнесмен понял всё, что стояло за вопросом, всё, что не было сказано. Он несколько раз кивнул. А потом снова улыбнулся:

— У меня и в самом деле хитрая дверь, не правда ли? Тут вы совершенно правы, мистер Талбо.

— Я считаю, что это даже слишком мягко сказано.

— Надеюсь, она скорее отвечает на вопросы наших клиентов, чем озадачивает их.

Только сейчас Талбо откинулся на спинку кресла.

— Думаю, меня это устраивает.

— Отлично. В таком случае почему бы нам не перейти к делу? Мистер Талбо, у вас возникли проблемы — вы не можете умереть? Я правильно вас понял?

— Вы очень деликатны, мистер Деметр.

— Отличительное качество.

— Да. Вы всё правильно поняли.

— Однако вы столкнулись со сложностями, причём довольно необычными.

— Внутренний круг.

Деметр встал и принялся ходить по кабинету, дотронулся до астролябии, стоящей на полке, коснулся хрустального графина в серванте, сложенных стопкой и скреплённых деревянной дощечкой газет «Лондон Таймс».

— Мы ведь специализируемся на информации, мистер Талбо. Мы поможем вам понять, что нужно сделать, но исполнение — ваша проблема.

— Если меня обеспечат modus operandi[3], всё остальное я сумею сделать сам.

— Вы кое-что отставили в сторону.

— Совсем немного.

— Консервативные клиенты? Несколько звёзд, надёжные люди?

— В самое яблочко, мистер Деметр.

Деметр вернулся к своему креслу, снова уселся.

— В таком случае отлично. Если вы напишете очень аккуратно, очень определённо о том, чего хотите — в основном мне это известно из вашего письма, но для заключения контракта необходима точность, — я думаю, что смогу заняться сбором данных, которые помогут решить вашу проблему.

— Сколько это будет стоить?

— Давайте сначала выясним, чего вы хотите.

Талбо кивнул. Деметр потянулся к кнопке на небольшом журнальном столике, рядом с креслом, нажал. Дверь открылась.

— Проводите, пожалуйста, мистера Талбо в рабочий кабинет и дайте ему все необходимые письменные принадлежности. — Секретарша улыбнулась и чуть прошла вперёд, дожидаясь, когда Талбо последует за ней. — И принесите нашему гостю что-нибудь выпить, если он пожелает. Кофе? Или сок?

Талбо никак не отреагировал на это предложение.

— Мне, возможно, понадобится время, чтобы правильно всё сформулировать. Вполне может получиться, что я буду вынужден поработать столь же старательно, как и ваши составители рекламных объявлений. Давайте я лучше отправлюсь домой и принесу вам всё завтра.

У Деметра сделался озабоченный вид.

— Тут могут возникнуть определённые сложности. Именно поэтому мы и предоставляем тихое место, где очень удобно было бы сосредоточиться.

— Вы предпочитаете, чтобы я остался и сделал всё сейчас.

— Внутренний круг, мистер Талбо.

— Завтра здесь может оказаться самый обычный туалет.

— В самое яблочко.

— Пошли, Сьюзан. И принесите мне стакан апельсинового сока.

Талбо последовал за секретаршей по коридору, расположенному в дальнем конце приёмной. Раньше он его не заметил. Секретарша остановилась возле какой-то двери, открыла её перед Талбо. В маленькой комнатке стояли секретер и удобное кресло. Приглушенно звучала какая-то музыкальная запись.

— Я схожу за апельсиновым соком, — сказала секретарша.

Талбо вошёл и уселся у секретера. Прошло довольно много времени, прежде чем он написал на листке бумаги пять слов.

Два месяца спустя, после нескончаемого потока молчаливых посыльных, которые приносили на утверждение черновые проекты договора, потом приходили снова, чтобы забрать уточнённый вариант, возвращались с контрпредложениями, опять уходили с переработанными вариантами, снова приходили наконец с подписанным Деметром окончательным договором и ждали, пока Талбо изучал и подписывал этот окончательный вариант — два месяца спустя последний, немой посланник принес карту. Талбо проследил, чтобы финальная выплата «Консультационной службе» была произведена в тот же самый день, и больше не пытался понять, в чём заключается ценность пятнадцати вагонов кукурузы — выращенной так, как это делают только зуни[4].