Дело в том, что в старину из-за неразвитости науки Солнце не всегда принималось за одно-единственное светило. Считалось, что по утрам каждый раз нарождается новое Солнце, а ночью под землей живет ночное Солнце. В разные времена года тоже светят разные солнца. Вот почему в языческую пору на Руси поклонялись зимнему Солнцу — Коло (Коляде), весеннему — Яриле, летнему — Купале. Были еще Хорс и Дажьбог, да и Бог Светлого Неба Сварог выполнял определенные солнечные функции — и каждый занимал свое законное место в небесной иерархии. Точно так же и египтяне поклонялись нескольким Солнцам: Атуму — первородному Солнцу, Атону — Солнечному Диску, Ра (рис. 24) — сыну Неба — Нут, Хору — его «племяннику».
Наконец, еще один континент — другой мир, другой народ. Загадочное африканское племя догонов, живущее на границе современных государств Мали и Буркина-Фасо. Много лет, начиная еще со времен колониального господства, племя догонов углубленно изучали французские этнографы и сделали удивительное открытие, связанное с космологическими познаниями этого таинственного и немногочисленного (немного больше 300 тысяч) народа. Согласно мифологии догонов, уже населенная людьми Земля в далеком прошлом находилась совершенно в другой области Вселенной — близ звезды Сириуса. Угроза космической катастрофы вынудила верховное Божество Амму переместить Землю к другой звезде — Солнцу, где она теперь и находится. У догонов нет никаких астрономических инструментов, зато они владеют уникальными астрономическими познаниями и, в частности, о Сириусе, его местоположении во Вселенной, движении среди других звезд и даже о наличии у него спутников (к такому выводу современная наука пришла недавно и косвенным путем, так как оптическими средствами спутники, точнее планеты Сириуса, не фиксируются). Вселенная первоначально представляла собой яйцо (здесь космологические представления догонов совпадают со взглядами других народов); из него вышли все первоэлементы, космические миры, существа и стихии. Внутренняя основа вещества, жизни, человека Космоса — спираль. Все структурировано по спирали, движется и развивается по спирали.
РОЖДЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ
Вопрос об устройстве Мироздания неотделим от вопроса о его происхождении. Человека во все времена волновало, откуда взялся этот мир и каковы основные этапы его становления. По-научному такие идеи именуются космогонией (учением о происхождении Космоса) — в отличие от космологии (науки о строении
Вселенной). Хотя в нынешнем ее понимании космология включает в себя проблемы космогонии, причем как важнейшую составную часть. В донаучном прошлом вопрос о начале начал (как, впрочем, и о грядущем конце) относился к тайному эзотерическому знанию. В представлении различных народов конкретная картина эволюции Вселенной рисовалась по-разному. Но, по аналогии с жизненными процессами, здесь обязательно присутствовал момент рождения, а в перспективе со страхом ожидалась неизбежная смерть.
Первый вопрос, который при этом неизбежно возникает: когда все это произошло? Долгое время для значительной части населения планеты на него существовал однозначный ответ: в 5508-м году до рождества Христова. Дата «сотворения мира» была рассчитана по библейским источникам и узаконена авторитетом церкви. До Петровских реформ Россия жила по ветхозаветному летосчислению. Любые события русской истории происходили в пересчете на условную дату «сотворения мира»: Ледовое побоище — в 6750 году, Куликовская битва — в 6888-м и т. д. Если считать от 1997 года, начальная точка и человеческой истории, и истории самого мира — 7505 год. Маловато по нынешним меркам! Однако в прошлом сомневаться в вышеназванной дате было опасно.
Вопрос: «Что было до того, как Бог сотворил мир?» — считался крамольным, и на него даже был выработан устрашающий ответ:
«Бог заготавливал розги, чтобы было чем сечь тех, кто задает подобные вопросы».
Канонические концепции сотворения Вселенной и Человека — христианско-иудаистическая (изложенная в книгах Ветхого завета), мусульманская, буддистская и др. — возникли на совершенно определенной стадии общественного развития.
Первоначально же в русле тех или иных культур сосуществовали или противоборствовали различные космогонические концепции. Так, в русле древнеегипетской мифологической традиции существовало по меньшей мере четыре космогонических картины (в зависимости от того, какой жреческий клан доминировал в идеологической подпитке египетского общества и где на данном историческом отрезке времени находился религиозный центр страны или столица государства): гелиопольская, мемфисская, гермопольская, фиванская. Хотя цельных мифологических компендиумов от тех времен не сохранилось (а возможно, таковых вообще не было), по культовым текстам на камне или на уцелевших папирусах удалось реконструировать все основные версии происхождения Вселенной, какими они виделись древним египтянам в разные периоды существования Нильской цивилизации.
В Гелиополе — религиозно-теологическом центре Египта — была разработана наиболее известная и распространенная версия происхождения Мироздания. Началом начал считался Хаос-Нун, представлявший собой Первичный океан — бесконечный, холодный, темный и неподвижный. В какой-то момент своего вечного существования он породил первого Солнцебога Атума — олицетворение вечернего заходящего Солнца. Его первой задачей было превращение холодной и мрачной Вселенной в живой и светлый мир. Для этого была сотворена изначальная твердь — Холм Бен-Бен (коррелят мировой полярной горы Меру). Его символами стали многочисленные каменные обелиски и, возможно, самые знаменитые памятники древности — пирамиды. По некоторым сведениям одновременно с Атумом в результате самопроизвольного акта из Первичного океана мрака родилась светозарная птица Феникс (по-египетски — Бену) — символ космического возрождения и «вечного возвращения», ибо, как хорошо было известно еще «отцу истории» Геродоту, египетский Феникс постоянно исчезал в огне для того, чтобы немедленно народиться вновь, «восстав из пепла» (рис. 25). В дальнейшем Атум народил следующее поколение Богов — сначала Ветер-Шу и Влагу-Тефнут, а затем Небо-Нут и Землю-Геба, о которых уже рассказывалось выше. В Мемфисе — наиболее известной столице объединенного Египта — сложилась и утвердилась иная космогоническая картина. Здесь в качестве главного почитался Бог Птах. Первоначально он сосуществовал вместе с безграничным Океаном-Хаосом Нуном. Но затем превратился в самостоятельную Первосущность: сначала — в Землю, затем — в телесное воплощение самого себя, в основу которого была положена все та же Земля. Дальнейшее сотворение мира происходило в форме сакрального акта: из Мысли об Атуме-Солнце и произнесенного вслух слова «Атум» родился сам Солнцебог:
Возникла в сердце (мысль) в образе Атума, возникла на языке (мысль) в образе Атума. Велик и огромен Птах, (унаследовавший свою силу от) всех (Богов) и их духов через это сердце, <…> в котором Гор превратился в Птаха, через этот язык, <…> в котором Тот превратился в Птаха. Случилось, что сердце и язык получили власть над (всеми) членами, ибо они познали, что он (Птах) в каждом теле, в каждом рту всех Богов, всех людей, всех зверей, всех червей и всего живущего, ибо он мыслит и повелевает всеми вещами, какими желает.
Затем на свет была произведена Великая девятка других мемфисских Богов, а также весь мир вещей и людей с законами, обычаями, религиозными предписаниями, трудовыми и творческими навыками.
Гермополь — еще один духовный центр Египта. Разработанная здесь космогония во многом совпадает с мифологическими и натурфилософскими идеями других древних цивилизаций и культур. По гермопольской версии, в начале начал также был Хаос. В нем происходила вселенская борьба созидательных и разрушительных сил, в которой участвовали Боги, олицетворявшие Бесконечность, Ничто, Небытие, Тьму, Воду, Воздух и т. д. Из земли и воды был создан Изначальный Холм — вселенская Мировая гора. На ней космотворящая птица Белый Гусь — Великий Гоготун снес Космическое яйцо.
Слава тебе, Атум, я — Два льва [Шу и Тефнут], дай мне благоприятное дыхание твоих ноздрей, ибо я яйцо, пребывающее в Небытии.
Я страж Великой опоры, отделяющей Геба [Землю] от Нут [Неба]. Я дышу дыханием, которым дышит он, я тот, кто соединяет и разделяет, ибо я окружаю яйцо — властелина вчерашнего дня.
Изначальное Космическое яйцо, согласно древнеегипетским текстам, было разбито и пробуждено к космической жизни криком Белого Гуся — Великого Гоготуна. Сначала из него-то и вылупился Бог Солнца Хепри — символ утреннего Солнца. Его рождение послужило толчком для появления всего остального мира Богов, стихий, людей и вещей.
Фивы — известный исторический и политический центр Египта — дважды переживали расцвет и упадок. Объединяя в период своего возвышения всю страну, Фивы объединяли также и систематизировали пантеон многочисленных Богов. Именно здесь сформировался культ единого Солнцебога Амона-Ра. Вместилищем его души считались бараноголовые сфинксы, хорошо известные по аллее сфинксов в храмовом комплексе Карнака (баран у многих народов вплоть до нынешних времен считается символом плодородия). В целом же синтетическое представление о сотворении мира дает один из хорошо сохранившихся рельефов. Здесь изображен Хаос-Нун, который возникает из Первоначальных вод Океана Мрака. Он держит в руках ладью Бога дневного Солнца — Ра, окруженного многочисленным сонмом других Богов. В верхней части рисунка — подземный мир, охваченный телом Осириса. На его голове стоит Богиня неба Нут и протягивает руки, чтобы принять солнечный диск. Синтетическая символика древних авторов с трудом воспринимается современным человеком, однако в ней заложен очень глубокий и емкий смысл.
Не менее показательными в плане плюралистичности мифологии являются и ведийские космогонические представления. В Ведах и других священных книгах Древней Индии содержатся различные ответы на один и тот же сакраментальный вопрос: как родился этот мир во всем его богатстве и многообразии. Наиболее древняя версия — рождение Вселенной и Богов из золотого Космического яйца. Древность данной мифологемы объясняется очень просто: точно такой же сюжет встречается в космогонических мифах других очень разных и далеко отстоящих друг от друга в пространстве и во времени культур, распространенных буквально на всех континентах Земли. В русском народном мировоззрении и традициях отголоски этого древнейшего представления о первичном Космическом яйце сохранились в бесхитростной сказке о Курочке Рябе и ее Золотом яичке, а также в архаичном обычае весеннего крашения и расписывания яиц, впоследствии перешедшем в пасхальный обряд.
Другая популярная древнеиндийская космогоническая версия — происхождение Мира из первичного Океана. Традиционно он представлялся Молочным. Вначале из него появилась земная ось в виде горы Меру. Вокруг нее обвился гигантский змей. Светлые Божества — дев'a — и темные демонические силы — асуры — вступили друг с другом в непримиримую борьбу за власть и первенство: они ухватились за голову и хвост гигантского змея и принялись тянуть его — то взад, то вперед (рис. 26).
Вселенская гора стала вращаться, Молочный океан сгустился: из него появилась суша и весь видимый мир. Таким образом, в основу мирового космогонического процесса, согласно древнеиндийским (ведийским и индуистским) взглядам, положено вполне обыденное и понятное любому простолюдину занятие, наподобие сбивания масла из молока и сливок.
Но на этом процесс миротворения не завершился. В Ригведе в одном из самых знаменитых и чтимых до сих пор гимнов рассказывается, как прародитель всех Богов Праджапати сотворил вместе с ними вселенского человека Пурушу. И лишь затем были созданы обычные люди. Однако его вскоре принесли в жертву. Тело Пуруши было расчленено на части. Вот из них-то и возникли небесные светила, земной небосклон, стихии, ветер, огонь и т. п.
В русской мифологической и космогонической традиции отзвуки древних, еще доарийских представлений однозначно просматриваются в стихах о Голубиной книге, где все богатство видимого мира также истолковывается, как части некоего космического Божества:
Другой вариант Голубиной книги (всего их известно около тридцати) имеет следующее продолжение с учетом христианизированной «правки»:
Сходные космогонические мотивы обнаруживаются и в других индоевропейских мифологических картинах мира. Например, в древнескандинавских преданиях о происхождении Космоса из частей первопредка Имира. Имир — гигантский вселенский великан, из его расчлененных частей был создан весь Мир (понятие «мир» как раз и содержится в имени Имир). Вот как повествуется об этом в Младшей Эдде:
«Сыновья Бора убили великана Имира… Они взяли Имира, бросили в самую глубь Мировой Бездны и сделали из него землю, а из крови его — море и все воды. Сама земля была сделана из плоти его, горы же из костей, валуны и камни — из передних коренных его зубов и осколков костей… Из крови, что вытекала из ран его, сделали они океан и заключили в него землю. И окружил океан всю землю кольцом, и кажется людям, что беспределен тот океан и нельзя его переплыть».
Общеиндоевропейская корневая основа, закрепившаяся в древнескандинавском имени Имир, сохранилась в современном русском слове «имя», а также в глаголе «иметь». Этот корень содержится в имени древнеиранского первочеловека Йимы. По иранским преданиям, Йима — создатель мировой цивилизации, спасший человечество от потопа, обрушившегося на Землю после жесточайшей зимы. При Йиме в подвластных ему странах восцарил «золотой век», красочно описанный Фирдоуси в «Шахнаме». Но в конце жизненного пути Йиму, как и великана Имира, ждало расчленение: он был распилен пополам собственным братом-близнецом.
Древнекитайский первопредок-исполин Пань-гу также претерпел чудесные метаморфозы. 18 тысяч лет он, подобно эллинскому Атланту, продержал небо на плечах, вырастая ежедневно на 1 чжан (около трех метров). Дотошные комментаторы подсчитали, что за все время жизни он вырос до размеров в 90 тысяч ли (примерно 45 тысяч километров). Но главные космические превращения начались после смерти Пань-гу. В полном соответствии с древнейшими общемировыми представлениями из частей его тела образовалось все богатство поднебесного и наднебесного мира. Последний вздох Вселенского исполина сделался ветром и облаками, голос — громом, левый глаз — Солнцем, правый — Луною, туловище с руками и ногами — четырьмя странами света, кровь — реками, жилы — дорогами, плоть — почвою, волосы на голове и усы — звездами на небосклоне, кожа и волосы на теле — травами, цветами и деревьями, зубы, кости, костный мозг — металлами, камнями и минералами, пот — дождем и росою.
В знаменитой древнеегипетской Книге мертвых части тела усопшего, перенесенного в загробный мир, идентифицируются с множеством Богов, а если брать глубже, — с древнейшими тотемами, так как в животноподобии египетских Богов закрепилось их тотемное происхождение. Вот лишь небольшая характерная иллюстрация такого распределения тела по Божествам, взятая из 42-й главы Книги мертвых; всего же в ней 190 глав (в оригинале текст сопровождается виньетками с изображением Богов):
«<…>Лицо мое — это лицо Диска [
Сходные аналогии содержатся и в других египетских источниках, например, в Текстах пирамид.
Данный сюжет был распространен чуть ли не у всех древних народов. В устных талмудических сказаниях (неканонических ветхозаветных сказаниях евреев) знакомое космическое клише перенесено на Первочеловека Адама; первоначально он имел вселенские размеры, заполнял собою весь Мир, и лишь после грехопадения Бог уменьшил размеры Праотца рода людского. Когда Адам лежал, рассказывается в фольклорном предании, голова его находилась на крайнем Востоке, а ноги — на Западе; когда же он встал, то все твари посчитали его, Вселенского исполина, Творцом, равным Богу. Ангелы констатировали: «В мире двоевластие», и тогда Бог Яхве уменьшил размеры тела Адама. Подобные же мотивы обнаруживаются и в мусульманских легендах, изложенных, к примеру, в поэме великого суфийского мыслителя Джалаледдина Руми (1207–1273) «Масневи», написанной на основе ближневосточного фольклора. У Руми Бог творит Адама из праха, а Дьявол проникает через раскрытый рот внутрь Первочеловека и обнаруживает там «Малый мир», подобный «Большому миру». Голова Адама — небо о семи сферах, тело его — земля, волосы — деревья, кости и жилы — горы и реки. Как в природном мире — четыре времени, так и в Адаме — жар, холод, влага и сушь, заключенные в черной и желтой желчи, флегме и крови. А связанный со сменой времен года круговорот природы подобен кругообращению пищи в теле Адама. И т. д.
Впоследствии популярный сюжет общемирового фольклора проник в русские «отреченные книги» — апокрифы — и стал известен под названием «Вопросы, от скольких частей создан был Адам». Здесь Первочеловек рисуется по аналогии с Голубиной книгой, но как бы с обратным знаком: тело — от земли, кости — от камней, очи — от моря, мысли — от ангельского полета, дыхание — от ветра, разум — от облака небесного (Небо — в древнерусском миропонимании — синоним Космоса), кровь — от солнечной росы. Впрочем, с точки зрения единства Макро- и Микрокосма — центральной идеи всего русского космизма — направленность вектора «Человек — Вселенная» не имеет принципиального значения. Важна преемственность идей в общенаучном процессе осмысления Мира и места в нем рода людского. В данном смысле весьма знаменательно, что именно на русский апокриф об Адаме (равно, как и на Голубиную книгу) опирались П. А. Флоренский и Л. П. Карсавин при углубленном обосновании оригинальной концепции русского космизма о первичности Микрокосма в его соотношении с Макрокосмом.
Вообще же русские народные космогонические представления тесно связаны с доиндоевропейской мифологической традицией, в соответствии с которой творцом Вселенной является водоплавающая птица. У народов российского Севера это — или утка, или гагара, или чомга. Так, по представлениям якутов, первоначально в мире царил хаос, а две главные стихии — вода и небо — составляли неразрывное целое. Никакой земли не было вообще. И вот летавшая над водой гагара нырнула под воду и достала со дна океана несколько песчинок. Из них-то и была сотворена вся суша.
В сказаниях других народов Русского Севера на дно океана ныряет чомга — птица с «рожками» на голове (быть может, именно отсюда и произошло последующее ее отождествление с рогатым чертом, дьяволом, сатаной). Она достает со дна щепотку земли, раздает всем птицам и зверям, а сама остается без твердого места — оттого и строит плавающие гнезда прямо на воде.
У русских космотворящая птица — селезень, гоголь, лебедь. Впоследствии чудом уцелевшие архаичные предания сильно христианизировались. Древний языческий Бог превратился в библейского, а его партнер-космотворец — в Сатану. Однако канва первоначального сюжета сохранилась. И, главное, нетронутыми оказались сами образы первотворцов-птиц и первичного мирового океана: «По досюльному Окиян-морю плавало два гоголя: один бел гоголь, а другой черен гоголь. И тыми двумя гоголями плавали сам Господь Вседержитель и Сатана. По Божьему повелению, по Богородицыну благословлению, Сатана выздынул со дня моря горсть земли. Из той горсти Господь-то сотворил ровные места и путистые поля, а Сатана наделал непроходимых пропастей, щильев и высоких гор. И ударил Господь молотком в камень и создал силы небесные; ударил Сатана в камень молотком и создал свое воинство. И пошла между воинствами великая война…» Даже в краткой версии древнерусского мифа (известны фольклорные записи более развернутые и менее христианизированные) отчетливо просматриваются три пласта: самый близкий по времени — библейский; несколько отдаленный — индоиранский (дуальное разделение на две непримиримые космические силы Добра и Зла); наконец, самый древний — доиндоевропейский, общий многим народам всех континентов (космотворящая птица, достающая со дна Первозданного океана горсть или щепотку земли).
Эти архаичные предания, восходящие ко временам нерасчлененной этнолингвистической и социокультурной общности древнего пранарода, теснейшим образом сопрягаются с архетипом Космического яйца, которое, как правило, также сносится какой-либо птицей, творящей мир. Выше это было проиллюстрировано на примере египетского Белого Гуся — Великого Гоготуна. Но есть более близкие российскому читателю образы и сюжеты. В знаменитом карело-финском эпосе «Калевала» в сжатой и поэтически непревзойденной форме описывается, как космическая Утка-первотворец сносит шесть (!) золотых яиц, роняет их в первичный Океан-море. А затем:
Роль Моря, Океана (или, как у русских — нераздельного Моря-Окияна) в народных космогонических представлениях чрезвычайно велика. Существует бесчисленное количество вариаций на эту тему. У прибрежных и островных народов данный космогонический аспект многократно усилен. На передний план выходят «водяные персонажи» — рыбы, морские животные, другие существа, включая гигантских змей, драконов и т. п. Сюда же относятся и представители земноводных — лягушки. У многих народов они считаются волшебными, таинственными существами (достаточно вспомнить русскую Царевну-Лягушку), а у некоторых несут прямую космогоническую нагрузку. Например, в мифологии коми. Здесь широко распространено предание о сотворении мира, согласно которому первоначально не было ни земли, ни неба, а лишь одно болото (коррелят Мирового океана).
Ни зверей никаких, ни птиц, ни человека в те стародавние времена тоже не было. Солнце и Луна также отсутствовали, хотя было светло как днем. Однажды вылезли из болота две лягушки. После ряда мифологических перипетий одна из них превратилась в злого драконоподобного духа Омоля, другая — в доброго Бога Ена. Одновременно были сотворены звери и одна красивая женщина. Из-за обладания ею между Омолем и Еном началась война. Ен — добрый Бог — решил сотворить Небо, и на этой космической арене произошла решающая битва между воронами Омоля и голубями Ена. Первоначально Омоль чуть не победил. Он истребил всех голубей Ена, кроме одного. Он-то и помог Владыке Неба сотворить землю из кусочка тины. Заодно были созданы моря и океаны. Омоль был низвергнут в преисподнюю, а Ен сделался властелином мира и остался жить на небе с красавицей женой. Она родила близнецов — мальчика и девочку, и от них произошли все остальные люди.
АСТРОНОМЫ УЧАТСЯ ЧИТАТЬ «ЗВЁЗДНУЮ КНИГУ»
Случалось, что мифологические представления о Мироздании, его устройстве и происхождении оказывались более цельными, чем последующие научные и натурфилософские космологические концепции. Именно это присуще древнегреческому мировоззрению. Под жгучим средиземноморским Солнцем и яркими южными звездами античные мыслители размышляли о природе и судьбе Вселенной, словно наперегонки выдвигая модели мироздания — одну оригинальнее другой. Даже в отношении формы Земли не было единства: одни доказывали, что она имеет цилиндрическую форму (Анаксимандр), другие, что — кубическую (Платон) (рис. 27).
Многие, начиная с Фалеса Милетского (ок. 624–547 годов до н. э.) и Пифагора Самосского (ок. 580–500 годов до н. э.), отстаивали идею шарообразности нашей планеты. Грандиозные умозрительные картины рисовались и в отношении устройства самого Космоса. Пифагор угадывал в нем гармонию сфер, наподобие музыкальной мелодии (рис. 28). Согласно пифагорейскому учению, в центре Вселенной находится огонь; вокруг него сферическая Земля ежесуточно описывает окружность, в результате на ее поверхности происходит смена дня и ночи (рис. 29). Солнце, наподобие стеклянного прозрачного шара, получает тепло и свет от центрального огня. Он же освещает и земную поверхность и, отражаясь от нее, рассеивается по всему пространству.
Другой философ — Анаксагор (ок. 500–428 годов до н. э.) учил, что Луна светит отраженным солнечным светом, а само Солнце — огромный раскаленный камень (за такое вольнодумство античный мыслитель был изгнан из Афин). Движущей силой мира Анаксагор считал ум — нус. Благодаря ему возникают все небесные тела из первичного беспорядочного смешения «семян вещей» в результате их вихреобразного вращения.
О натурфилософском видении космической архитектоники дают представление взгляды стоиков. Сосредоточивая главное внимание на нравственных началах и воспитании стойкости человеческого характера, они, тем не менее, разрабатывали и активно пропагандировали стройное космологическое учение:
Учение о мироздании они делят на две части. Одна часть, общая у них с математиками, изучает неподвижные и блуждающие звезды, исследует, например, такого ли размера Солнце, каким оно нам кажется; сходным образом они исследуют Луну, а также вращение [звезд]. Другая часть, которая касается только физиков и которая исследует природу мироздания, доискивается, состоят ли Солнце и звезды из материи и формы, сотворено ли мироздание или не сотворено, наделено ли оно душой или нет, преходяще ли оно или непреходяще, управляется ли провидением или нет и т. д.
Платон (428/427–348/347 годы до н. э.) считал все звезды божественными сущностями с телом и душой, состоящими из огня для того, чтобы они выглядели самыми яркими и прекрасными.
Космос — единая, вечная, живая и совершенная сфера, одаренная к тому же душой и движением. Сама же Вселенная устроена по принципу прядильного колеса. И в этом был свой резон. По древнейшим представлениям индоевропейцев, человеческое существование — не что иное, как нить жизни, которую прядет Богиня Судьбы (у многих народов их три: мойры — у эллинов, парки — у римлян, норны — у скандинавов). При этом всякая нить представляет собой вытянутые в спираль льняное волокно или шерстяной волос, скрученные при прядении! Спираль — только беспорядочную — образуют и нити в клубке (недаром он несет столь значимую магическую нагрузку в русском фольклоре, особенно в волшебных сказках, помогая герою в преодолении самых непреодолимых препятствий).
По народным представлениям, смерть — также обрыв нити жизни. Потому-то столь трепетным было во все века у всех народов отношение к Богине Судьбы, прядущей нити человеческих жизней, — Вечной Пряхе, по словам Александра Блока. Ее предначертания «кажут Солнцу путь», ей подвластны сами Боги, бессильные изменить уготовленное Судьбой. От древнего языческого мировоззрения по сей день сохранились в русском обиходе выражения: «нить жизни», «нить судьбы», «узловой момент», «завязка», «развязка». Сюда же примыкает «повитуха», «повивальная бабка» (от слова «вить»), которая перевязывала повитью (скрученной нитью) пуповину новорожденного, соединяя его тем самым с космической нитью жизни. По архаичным обычаям пруссов — древнебалтийского племени, близкого по языку и культуре славянам и поголовно истребленного в ходе экспансии Тевтонского ордена на Восток, — мужчины и женщины обязаны были прясть в угоду Богам: первые пряли лен, вторые шерсть.
Прялку и веретено как приспособления для скручивания спираленитей можно смело назвать первой моделью Космоса. Вспомним, многие русские прялки изукрашены резьбой и рисунками Вселенной, Солнца, Луны, звезд, их символического движения по небосклону. Народный космизм привел впоследствии и к серьезным философским обобщениям. Вот почему в «Государстве» Платона подробно описывается модель Мироздания в виде светового веретена Ананки (Необходимости) (рис. 30 а, б, в). По Платону, лучисто-световая колонна (она же — Ось Необходимости) связывает небеса воедино, и вокруг нее происходят все небесно-космические вращения.
Образ древнерусской Богини Судьбы также не исчез бесследно. В киевском Софийском соборе сохранилось изображение Богородицы с веретеном (рис. 31), вне всякого сомнения, навеянное более ранними дохристианскими представлениями о Небесной Пряхе. Как Илья-пророк занял место Перуна, а св. Власий заменил «скотьего Бога» Велеса, так и к Богородице перешли многие функции языческой Великой Праматери — Богини Судьбы.
Аристотель (384–322 годы до н. э.) был учеником Платона, но впоследствии развил собственное оригинальное учение о мироустройстве. Оно было взято на вооружение многими поколениями ученых и продержалось в Европе и на мусульманском Востоке вплоть до Нового времени. Опираясь на идеи других античных натурфилософов, Аристотель полагал, что обычные вещи состоят из четырех элементов — земли, воды, воздуха и огня, последовательно расположенных друг над другом в виде концентрических сфер. Планеты, звезды и все другие космические объекты движутся по кругу, вечно и неизменно повторяясь. Однако состоят они не из четырех «земных» элементов, а из пятого (quinta essentia) — эфира, более совершенного, чем все остальные. Вселенная конечна и сферична; в самом ее центре находится неподвижная Земля.
Аристотель быстро стал непререкаемым авторитетом, хотя уже в эллинскую эпоху высказывались диаметрально противоположные идеи. Аристарх Самосский (ок. 310–230 годы до н. э.) — быстро забытый всеми одиночка — упорно отстаивал идею о центральном положении Солнца и вращении вокруг него Земли. Эта научно верная мысль оставалась невостребованной более полутора тысячи лет, уступив место Птолемеевой геоцентрической системе мира. Ее стержнем стала теория эпициклов. Предполагалось, что все известные к тому времени планеты описывают небольшие круги (эпициклы), центры которых движутся по большому кругу вокруг Земли. По Птолемею, небесный свод — сфера, которая вращается вокруг своей оси. Внутри нее находится шарообразная Земля — центр Вселенной (рис. 32). Эта картина Вселенной казалось настолько совершенной, всеобъемлющей и незыблемой, что поэты слагали о ней стихи и песни. Ее обессмертил Данте в «Божественной комедии» и соответствующий эпизод проиллюстрировал Боттичелли.
Эти идеи были восприняты и получили статус научного канона на мусульманском Востоке (рис. 33). По повелению халифов, труды Птолемея были собраны и переведены с греческого на арабский язык, получив название «Альмагест» («Величайшее сочинение»). Под этим названием значительно позже, в ХII веке, они стали известны в средневековой Европе. Ислам всячески поддерживал астрономические исследования (рис. 34, 35), так как на них базировалось мусульманское летосчисление, определение религиозных праздников, а также расчеты, на основании которых в мечетях — в какой бы части света они ни находились — молящимся можно было бы безошибочно определить направление на Мекку. Никто не возражал и против шарообразности Земли, ибо в Коране по этому поводу попросту ничего не говорится ни «за», ни «против» (рис. 36). Один из самых знаменитых арабских астрономов и математиков (он стоял у истоков тригонометрии), аль-Баттани (умер в 928 году), утверждал, что наука звезд следует сразу же за религией, так как она является наиболее благородной и совершенной из наук, украшающей ум и формирующей интеллект, потому что она стремится к познанию божественного совершенства и единства Вселенной. Неоценимый вклад в развитие мировой астрономии внесли многие выдающиеся ученые мусульманского мира — представители разных народов: Хорезми, Бируни, Ибн Сина, Улугбек и др.
Чрезвычайно высокого уровня развития достигла астрономия в Древнем и Средневековом Китае, где она добилась впечатляющих результатов (рис. 37). Китайские ученые, которым мировая цивилизация обязана изобретением компаса и первых прообразов сейсмографов, составляли подробные звездные каталоги, вели учет появления комет и падения метеоритов (рис. 38), солнечных и лунных затмений, знали о наличии пятен на Солнце и даже зафиксировали первую в истории науки вспышку сверхновой звезды. Астрономические знания настолько внедрились в жизнь китайского общества, что там даже чеканились особые монеты с изображением знаков зодиака. Впрочем, такие же монеты были известны и в других странах Востока.
Небесные и земные явления, по представлениям китайских астрономов, представляли собой неразрывное целое. Это получило отображение в государственной религии и строго регламентированных церемониях. Китай считался «Срединной империей», то есть страной, находящейся в центре мира. Китайский император объявлялся «сыном неба» — гарантом гармонии Неба и Земли с непременным условием следовать заветам и обычаям предков. Нарушение сложившегося равновесия в обществе приводит к беспорядку и в «небесных делах», о чем предупреждают знамения — кометы, метеоры, затмения, землетрясения.
Даже астрономическая терминология строилась в Китае на основе придворного церемониального языка. Например, одна из групп звезд называлась «Дворец», а отдельные звезды получали имена придворных сановников. В «Пурпурном дворце» (группа звезд Малой Медведицы в районе Северного полюса) самая яркая звезда (b Малой Медведицы) называлась «Небесный император», вторая по блеску звезда (g Малой Медведицы) — «Наследник трона», следующая звездочка — «Императрица», а самая слабая звезда — «Ось неба». Северный полюс и окружающие его звезды считались наиболее важной частью неба: там находилась его вершина и императорский престол.
Еще в Древнем Китае был составлен звездный каталог с перечислением 118 созвездий и 783 звезд. Впоследствии знаменитый астроном Чжан Хэн уточнил эти данные: он разделил небесный свод на 124 созвездия и определил количество видимых звезд — 2500. Всемирную известность получила средневековая карта звездного неба, высеченная на большом камне и хранящаяся в храме Конфуция в городе Сучжоу близ Шанхая (провинция Цзянсу). На карте обозначены группы из 28 созвездий и названо 1565 звезд (рис. 39). Здесь же высечен пространный космологический текст, где сказано, что Небо и Земля первоначально представляли собой огромную туманность. Из нее выделились легкие и тяжелые элементы; первые образовали Небо, вторые — Землю. Все космические явления естественного происхождения и подчиняются строгим законам. Небо круглое и вращается вокруг неподвижной четырехугольной Земли.
Солнце — мужского рода и является хозяином всех других светил, подобно императору — хозяину Поднебесной. Земная и небесная жизнь, Микрокосм и Макрокосм неразрывно связаны. Если на Земле царит мир, государство процветает, а император добр и милостив, то Солнце светит ярко и блестит. Если же земной император плох, несправедлив и совершает дурные поступки, то на Солнце появляются пятна. Луна — женского рода. Она — главный небесный чиновник при небесном императоре — Солнце. Если на Земле царит порядок, то и с Луной все в порядке. Если же на Земле начинают нарушать законы, а чиновники — злоупотреблять властью, то и с Луной творится неладное: происходят затмения, а на небе появляются хвостатые звезды — кометы.
Китайские ученые пытались обосновать гармонию между Макро- и Микрокосмом и другим способом. В Древнем Китае существовала целостная философская теория о музыкальной ритмике Вселенной. В известном памятнике «Люши чунцю» (III век до н. э.) говорится о космогоническом процессе, порождающем первозвук, возникающий при образовании Неба и Земли. Затем возникает непрерывный каскад звуков, мелодий, ритмов, сопутствующих каждому новому циклу космического времени. Сам же Космос образует «тело музыки».
Что касается взглядов на строение Вселенной, то здесь отмечены разные подходы. Одним ученым она представлялась в виде яйца (космологическая идея, весьма популярная и в других древних культурах). Небо охватывает вещественный мир наподобие скорлупы; Земля же, точно желток, плавает в водной стихии — белке. Небо вращается вокруг полюсов; при этом китайцы, судя по всему, имели представление о нескольких полюсах — двух географических и двух магнитных. Земля находится в постоянном движении, но люди не замечают этого, как команда в трюме плывущего судна (любопытно, что к точно такой же аналогии спустя много веков прибег Галилей при обосновании относительности движения). Другие ученые рассматривали небо как стеклянный колпак; оно вращалось, со всех сторон охватывая выпуклую Землю, но не касаясь ее.
Исключительный интерес к астрономии на протяжении веков и тысячелетий всегда обусловливался практическими потребностями — навигацией, хронологическими расчетами, составлением календарей, что, в свою очередь, диктовалось сельскохозяйственными нуждами, укладом и ритмом общественной жизни. Христианская церковь, как и мусульманская, оказывала постоянную моральную и материальную поддержку астрономическим изысканиям и публикациям, если они только не противоречили официальной идеологической доктрине. Это было связано с чисто прагматическими потребностями, в частности, определением христианских праздников, особенно Пасхи. Именно данными обстоятельствами была вызвана необходимость реформы устаревшего календаря, которую осуществил в 1582 году римский папа Григорий ХIII. По григорианскому календарю, получившему имя своего покровителя, основная часть человечества живет по сей день.
ЛИНЗЫ, КОТОРЫЕ ПЕРЕВЕРНУЛИ КАРТИНУ МИРА
Как бы ни была развита космология Старого и Нового Света, сколько бы тысячелетий она ни насчитывала и в какие бы возвышенные мифологические, поэтические и научные образы ни облекалась, — у нее был один непреодолимый недостаток: все наблюдения и вычисления производились исключительно на основе данных, полученных с помощью невооруженного глаза. По существу, вся история мировой астрономии и космологии делится на две не равные по времени части — до и после изобретения телескопа.
Но вначале был Коперник (1473–1543). Смелый мыслью, но не духом, — он жил и действовал с постоянной оглядкой на мнение церковных иерархов и долгое время не решался опубликовать давно написанный труд — дело всей его жизни — «Об обращении небесных тел» (рис. 40). По существу, Коперник так и не увидел всю книгу напечатанной. Она вышла в свет уже после его смерти, а больному автору показывали лишь набранные листы.
Первоначально изданный труд, которому суждено было произвести подлинную революцию в науке и умах, назывался «Шесть книг об обращениях» («De Revolutionibus, libri VI»). Латинское слово в ее названии действительно включает ту же лексическую основу, что и слово «революция», дословно означая «переворот», «круговорот». Сказав Солнцу «Остановись!», как написано в эпитафии, посвященной Копернику, он поместил дневное светило в центре мироздания, доказав, что планеты вращаются вокруг него.
Еще до опубликования знаменитой книги Коперник активно распространял свои идеи в письмах и устных дискуссиях. Всю просвещенную Европу будоражили семь чеканных тезисов, сформулированных великим польским ученым и мыслителем:
Центр Земли не является центром мира. <…> Все, что мы видим движущимся на небосводе, объясняется вовсе не его собственным движением, а вызвано движением самой Земли. Это она вместе с ближайшими ее элементами совершает в течение суток вращательное движение вокруг своих неизменных полюсов и по отношению к прочно неподвижному небу. <…> Любое кажущееся движение Солнца не происходит от его собственного движения; это иллюзия, вызванная движением Земли и ее орбиты, по которой мы вращаемся вокруг Солнца или вокруг какой-то другой звезды, что означает, что Земля совершает одновременно несколько движений.
Идеи Коперника моментально стали мощным импульсом для формирования нового мировоззрения и проведения астрономических исследований. Провозвестником первого стал «неистовый Ноланец» — Джордано Бруно (1548–1600), сожженный на костре по приговору инквизиции и за страстную пропаганду гелиоцентрической системы мира, и за учение о множественности миров и бесконечности Вселенной.
Главным представителем опытных «бестелескопных» наблюдений был датчанин Тихо Браге (1546–1601) (рис. 41). Вместе с учениками (среди которых был и гениальный Кеплер) ему удалось составить удивительно точные таблицы движения светил, внести поправки в карту звездного неба, обнаружить происходящие там изменения (невероятно смелая и рискованная мысль в условиях господства доктрины абсолютной неизменности Мироздания). Тихо Браге, в частности, обосновывал это с помощью наблюдения за изменениями яркости обнаруженной им «новой звезды» (рис. 42). (Только в ХХ веке поняли, что Тихо Браге открыл редчайшую сверхновую звезду.) Ее открытие явилось громом среди ясного (точнее — звездного) неба. Дело в том, что и сам астроном, и весь ученый и неученый мир были убеждены: согласно Священному писанию, Вселенная была сотворена однажды и раз и навсегда. Со дня божественного творения в ней по определению — как выражаются логики — ничего больше не должно появляться. А тут целая звезда! Сегодня данный феномен объясняется просто: вспыхнула сверхновая. Но в ХVI веке появление нового светила означало потрясение научно-теологических основ.
В Россию гелиоцентрические идеи проникли практически сразу же после их обнародования в Западной Европе (рис. 43). В ХVII веке русской читательской общественности был хорошо известен переводной трактат «Зерцало всея Вселенныя», где подробно излагалась теория Коперника. А спустя еще столетие в домах россиян можно было увидеть большую печатную космографическую картину с изображением «глобуса земного и небесного» (то есть карты звездного неба), где теория Коперника (наряду с системами Птолемея, Тихо Браге и Декарта) пояснялись не только прозаически, но и в стихах (виршах):
Однако подлинная революция в наблюдательной астрономии произошла после появления в Европе первых телескопов. Изготовленные разными шлифовальщиками линз и торговцами очков, они демонстрировались то в одном, то в другом научном центре. На основании устных сведений уже в 1607 году великий Галилео Галилей (1564–1642) самостоятельно изготовил свой первый еще не вполне совершенный телескоп (рис. 43).
Сначала я сделал себе свинцовую трубу, по концам которой я приспособил два оптических стекла, оба с одной стороны плоские, а с другой первое было сферически выпуклым, а второе — вогнутым; приблизив затем глаз к вогнутому стеклу, я увидел предметы достаточно большими и близкими; они казались втрое ближе и в девять раз больше, чем при наблюдении их простым глазом. После этого я изготовил другой прибор, более совершенный, который представлял предметы более чем в шестьдесят раз большими. Наконец, не щадя ни труда, ни издержек, я дошел до того, что построил себе прибор до такой степени превосходный, что при его помощи предметы казались почти в тысячу раз больше и более чем в тридцать раз ближе, чем пользуясь только природными способностями. Сколько и какие удобства представляет этот инструмент как на земле, так и на море, перечислить было бы совершенно излишним. Но, оставив земное, я ограничился исследованием небесного…
Перед изумленным ученым воистину открылась «бездна, звезд полна»: оказалось, что Млечный Путь состоит из бесчисленного множества маленьких звездочек, а между знакомыми звездами видны десятки и сотни новых, доселе незаметных для невооруженного глаза. На Луне Галилей обнаружил горы и долины. Были открыты спутники Юпитера и фазы Венеры. Казалось, мир должен немедленно обомлеть от восторга. Но даже бесспорные опытные данные вызывали неприятие и обвинения в фальсификации.
Очевидное — еще не значит общепризнанное. Хрестоматийным фактом до сих пор считается показательное демонстрирование Галилеем своего телескопа 24 ученым в Болонье. Ни один из них не увидел спутников Юпитера, хотя в расположении звезд и планет разбирались прекрасно. Даже ассистент Кеплера, горячий сторонник гелиоцентрической системы, который был специально делегирован великим ученым на публичную демонстрацию, не смог толком ничего разглядеть. Вот что он сообщал в письме Кеплеру по горячим следам:
«Я так и не заснул 24 и 25 апреля, но проверил инструмент Галилео тысячью разных способов и на земных предметах, и на небесных телах. При направлении на земные предметы он работает превосходно, при направлении на небесные тела обманывает: некоторые неподвижные звезды [была упомянута, например, Спика Девы] кажутся двойными. Это могут засвидетельствовать самые выдающиеся люди и благородные ученые… все они подтвердили, что инструмент обманывает… Галилео больше нечего было сказать, и ранним утром 26-го он печальный уехал… даже не поблагодарив Маджини за его роскошное угощение…»
Сам Маджини писал Кеплеру 26 мая:
«Он ничего не достиг, так как никто из присутствовавших более двадцати ученых не видел отчетливо новых планет; едва ли он сможет сохранить эти планеты».
Несколько месяцев спустя Маджини повторяет:
«Лишь люди, обладающие острым зрением, проявили некоторую степень уверенности».
После того как Кеплера буквально завалили отрицательными письменными отчетами о наблюдениях Галилея, он попросил у Галилея доказательств.
«Я не хочу скрывать от Вас, что довольно много итальянцев в своих письмах в Прагу утверждают, что не могли увидеть этих звезд [лун Юпитера] через Ваш телескоп. Я спрашиваю себя, как могло случиться, что такое количество людей, включая тех, кто пользовался телескопом, отрицают этот феномен? Вспоминая о собственных трудностях, я вовсе не считаю невозможным, что один человек может видеть то, что не способны заметить тысячи… И все-таки я сожалею о том, что подтверждений со стороны других людей приходится ждать так долго… Поэтому, Галилео, я Вас умоляю как можно быстрее представить мне свидетельства очевидцев…»
Галилей как раз-таки и ссылался на таких очевидцев, подтверждавших открытие великого итальянца. Но смысл этой удивительной переписки в другом: мало, оказывается, смотреть в телескоп — нужно обладать не столько хорошим зрением, сколько зоркостью ума.
Под прицельным огнем инквизиции, только что отправившей на костер Джордано Бруно, Галилей продолжал отстаивать гелиоцентрическую концепцию Вселенной, подкрепляя ее все новыми и новыми астрономическими и физическими фактами. Затасканный по судам и тюрьмам, больной, полуослепший, но не сломленный, — великий ученый явился открывателем новой эры в наблюдательной астрономии. С момента, когда Галилей направил сделанную собственноручно «трубу» в небо, начался отсчет практической революции — переворот в экспериментальном естествознании. В следующем веке весомый вклад в развитие наблюдательной астрономии внес Исаак Ньютон. Он изобрел принципиально новую «зрительную трубу» — телескоп-рефлектор (рис. 45). Отныне телескоп сделался неотъемлемым и мощнейшим средством научного познания и в какой-то мере олицетворением прогресса самой науки.
Чем дальше проникали ученые в глубь Вселенной, тем более интригующими становились тайны Мироздания. Конечно, Тайна была всегда, и она, как спасительный огонек надежды, манила подвижников науки, больных и одержимых этой Тайной. Каждому чудилось: вот сейчас он распахнет дверь, и человечество шагнет из темноты незнания и заблуждения на широкий и светлый простор. Но действительность оказывалась совсем иной. За первой дверью обнаруживалась другая, столь же наглухо захлопнутая, за ней — третья, четвертая, десятая, сотая. И так — без конца. Познание по неволе и необходимости превращается в непрерывное преодоление тайн. Каждый настоящий исследователь — царь Эдип, который ищет ответы на все новые и новые загадки Сфинкса-Природы.
Дальнейшее победное шествие науки в ХVII и ХVIII веках неотделимо от успехов теоретической и практической механики, неотъемлемой частью которой явилась небесная механика. Оно представлено величайшими умами, составившими гордость и славу человечества, творившими в разных странах: Иоганн Кеплер — в Германии, Рене Декарт — во Франции, Христиан Гюйгенс — в Голландии, Исаак Ньютон — в Англии, Михаил Ломоносов — в России. В результате их усилий была обоснована механистическая картина Природы и Космоса. В науке на долгое время установились относительное единодушие и спокойствие.
В ХIХ веке наблюдательная астрономия по-прежнему опиралась на прочный фундамент механистического мировоззрения, закон всемирного тяготения, постоянные измерения и скрупулезный математический расчет. В это время астрономия являлась одной из немногих естественных наук, где точные практические вычисления составляли основное занятие ученых. Некоторые выдающиеся открытия вообще делались «на кончике пера», то есть путем математических вычислений и расчетов за письменным столом. Так были открыты, к примеру, некоторые из крупных астероидов, а в дальнейшем — две новые, ранее неизвестные планеты Солнечной системы — Нептун и Плутон.
Последнее открытие произошло уже в нашем веке. ХХ век вообще необычайно раздвинул границы наблюдательной астрономии. К чрезвычайно усовершенствованным оптическим телескопам (рис. 46) добавились новые, ранее совершенно невиданные — радиотелескопы (рис. 47, 48), а затем и рентгеновские телескопы (последние применимы только в безвоздушном пространстве и в открытом космосе) (рис. 49). Точно так же исключительно с помощью спутников и высотных аэростатов используются гамма-телескопы, которые по существу представляют собой счетчики g-фотонов (рис. 50), позволяющие зафиксировать уникальную информацию о далеких объектах и экстремальных состояниях материи во Вселенной (в частности, при помощи гамма-аппаратуры одно время усиленно пытались (и — теперь уже ясно — безуспешно) установить в отдаленных участках Космоса наличие изолированных областей, состоящих из антивещества).
Данные, полученные с помощью новых приборов, отличны от привычных фотографий — зато позволяют получить уникальные результаты.
На этом список новых представителей «телескопического семейства» не исчерпывается. Правда, для регистрации ультрафиолетового и инфракрасного излучения используются обычные телескопы — с той разницей, что в первом случае применяются алюминированные зеркала, а во втором — объективы изготовляются из мышьяковистого трехсернистого стекла и других специальных сортов стекла. Полученное из Космоса инфракрасное излучение затем преобразуется в тепловую или фотонную энергию для того, чтобы его было удобнее измерять. Как и в случае с g-лучами, аппаратуру, регистрирующую инфракрасное излучение, требуется поднимать на большие высоты. С ее помощью удалось открыть много ранее неизвестных объектов, постичь важные, нередко удивительные закономерности Вселенной. Так, вблизи центра нашей галактики удалось обнаружить загадочный инфракрасный объект, светимость которого в 300 000 раз превышает светимость Солнца. Природа его неясна.
Зарегистрированы и другие мощные источники инфракрасного излучения, находящиеся в других галактиках и внегалактическом пространстве.
Создания принципиально новой аппаратуры потребовала нейтринная астрономия. Опираясь на вывод физиков-теоретиков о существовании вездесущей и всепроникающей частицы нейтрино, которая образуется при термоядерных реакциях (в том числе происходящих в недрах Солнца и звезд), астрономы-практики предложили для ее регистрации (и, соответственно, получения уникальной информации) необычную установку, ничем не напоминающую привычный телескоп. Приборы размещают по принципу: не поближе к небесным объектам, а подальше (точнее — поглубже) от них. Наиболее подходящими для экспериментов оказались заброшенные шахты. Так, в 1967 году в Хоумстейкских шахтах в Южной Дакоте (США) на глубине 1490 метров была смонтирована мощная установка (рис. 51) в виде громадных баков, наполненных 400 000 литрами перхлорэтилена: согласно теоретическим расчетам он должен был получать и накапливать информацию о солнечных нейтрино (а, возможно, и от других источников). К сожалению, эксперимент не дал положительного результата. Но для науки это тоже результат! Впрочем, точка на нейтринной астрономии поставлена не была. Нейтринные детекторы живут и действуют, отбирая и накапливая информацию о космических частицах высоких и сверхвысоких энергий, поступающих из внеземных источников.
Существуют проекты и других, не менее экзотических «телескопов», например, детектора гравитационных волн (рис. 52), способных дать всеобъемлющую информацию о ранее неведомых тайнах Вселенной. И наверняка это не предел совершенствования астрономических средств наблюдения. Они непременно будут эволюционировать и дальше по мере развития самой науки.
ХХ ВЕК — УТРАТА ОПРЕДЕЛЁННОСТИ