Помоги проекту - поделись книгой:
Оставалось проверить еще библиотеку и райпрокуратуру. Но что было делать там Маврухину? Знакомства с блюстителями закона он не поддерживал и любовью к чтению не отличался.
Я свернул на тихую аллею, где находилось кирпичное здание с надписью по фронтону: «Библиотека имени Новикова-Прибоя». Оказалось, абонемент на ремонте и открыт лишь читальный зал. Это облегчало задачу.
В большом прохладном зале сидели два пенсионера и библиотекарша, славная девушка в передничке, который делал ее похожей на школьницу. Я подсел за ее столик.
— Август, пусто, — как будто оправдываясь, сказала девушка.
Ее звали Надей, она скучала, поэтому, поговорив о литературе, мы перешли на кинематографию.
Затем я сказал, что недавно в читальном зале побывал один мой приятель и восторженно отзывался о Наде. Это была маленькая ложь, и я очень сожалел, что приходится забрасывать блесну перед этой наивной девчушкой.
Естественно, Надя заинтересовалась приятелем, я назвал его, и моя новая знакомая тут же принялась перелистывать журнал, в котором записывала фамилии читателей.
— Вы все придумали, — сказала она. — За последнюю неделю никакой Маврухин не приходил.
— Ну ладно, придумал!
— Вы обманщик, — весело сказала Надя. — Ну, посидите, почитайте. Хотите, дам детектив? Ох, там такое преступление! «Тайна старого особняка».
Оставалось еще заглянуть в райпрокуратуру, но я решил этого не делать. Есть какая-то грань, за которой педантизм превращается в маниакальную одержимость. Подумав об этом, я тут же переступил роковую грань: достал фотографию.
— Вот мой приятель. Все-таки кажется, он рассказывал именно о вас.
Тонкие брови взметнулись вверх.
— Он был три дня назад. Но какой же он Маврухин? Я его хорошо помню: за книжками пришлось бегать в хранилище.
Какая-то пружинка во мне вдруг соскочила со стопора и, больно ударив, заставила вздрогнуть.
— Он не Маврухин, — Надя заглянула в журнал. — Он Чернов Павел Иванович.
— Господи, конечно же, Чернов. Мы его только так называем Маврухиным. Кличка.
Вот и толкуй о том, что чудес не бывает! За какой же книгой приезжал сюда Маврухин, если он вынужден был пробираться тайком да еще и разводить конспирацию?
— Наверно, Кочетова опять читал, — сказал я. — Он Кочетова очень любит.
— Нет, нет! — махнула рукой Надя. — Принесите, говорит, книжки про старинные иконы. Спрашиваю в шутку: «Верующий?» — «Нет, — говорит, — но надо провести беседу с баптистами, а я не совсем разбираюсь». — «Действительно, — отвечаю, — не разбираетесь: баптисты икон не признают». Он смутился: «Я их путаю, баптистов и прочих. Какая разница — все они заблуждаются». Ну, я принесла две книги.
— Какие же?
— Да они здесь, я еще не отдавала в хранилище.
Надя тряхнула взбитой прической и мельком взглянула на свое отражение в стеклянном шкафу.
Зачем понадобились эти книги Маврухину?.. И вдруг, подобно электроразряду, возникла четкая и неожиданная ассоциация. Тот парнишка из Ленинграда, увезший икону!.. Не слишком ли странное совпадение? Два человека, ступившие на уголовную дорожку, одновременно проявляют «интерес» к древнерусской живописи. Не значит ли это, что между ними возник контакт?
Быть может, Маврухин, столкнувшись с Юрским, решил на всякий случай навести справки: что за штука такая — икона, действительно ли в большой цене? Пришлось обратиться к книгам.
— Вот они! — сказала Надя. — Обе.
Бегло пролистав книги — одна оказалась сборником антирелигиозных очерков, а вторая монографией о последних открытиях реставраторов, — я пришел к выводу, что Маврухин вряд ли почерпнул для себя что-либо особенно ценное. Его, очевидно, интересовала стоимость икон. Однако он понял, что за настоящую древнюю икону могут заплатить там огромную сумму. Монография начиналась со слов о том, какой исключительный интерес проявляют во всем мире к произведениям русской древней живописи.
Близ библиотеки отыскал телефон-автомат.
Трубку поднял сам Шиковец.
— Нам нужно срочно встретиться, — сказал я.
— Ладно, через час. Хотите рассказать что-нибудь о церковной живописи? Ладно.
Ну, капитан! После Карен это второй ясновидец, которого я встречаю в городе.
7
Через час мы сидели в той же комнате с тюлевыми занавесками. Шиковец был в прекрасном настроении, глаза выдавали довольную усмешку. Я рассказал по порядку — о маленьком пожаре на пирсе, который раньше не вызывал никаких подозрений, о странном происшествии в машинном отделении, о Копосеве, который встречался с Маврухиным незадолго до его гибели, и, главное, о сенсационном посещении библиотеки.
— Прекрасно, — сказал он. — Ценные сведения.
Шиковец не умел льстить, поэтому похвала была особенно приятна. Однако капитан из угрозыска рубил малейшие ростки самодовольства лихо, по-кавалерийски, как рубят лозу:
— Все это немного дополняет наш материал.
— Как вы догадались, что Маврухин интересовался иконами?
— Стало известно, что Маврухин встречался с Юрским. С этим, — Шиковец положил на стол фотографию паренька, похитившего икону. — Их видели вместе в закусочной «Стадион». По-видимому, раньше не были знакомы. Кто-то вывел Юрского на Маврухина. Или случайно столкнулись.
— «Стадион» как раз на дороге с вокзала в порт.
— И встретились они в тот же день, когда Юрский приехал сюда. В руках у него был большой деревянный чемодан. Теперь вы понимаете, почему я ошибся, предполагая, что убийца находился на «Онеге»?
— Нет.
— Вы забыли: деревянный чемодан Юрского — это ящик от акваланга, — выждав паузу, пояснил Шиковец. — Мы выпустили из виду еще один путь, которым убийца мог проникнуть к пирсу.
Это начинало смахивать на приключенческий фильм, однако я доверчиво относился к лихим сюжетам. Жизнь иной раз закручивает такие штучки, которые не придут в голову самому изобретательному сценаристу.
— Хотите сказать, он пробрался под водой?
— Именно так! Вы говорите, убийцы среди команды «Онеги» не может быть? Но и посторонний не мог появиться у теплохода. Возникает вакуум… Но теперь все разъясняется. Рассказ о стравленном давлении еще раз подтверждает наши предположения. Юрский приплывал к пирсу, а Маврухин заряжал ему акваланг от ресивера.
— Нужен фильтр, в ресивере грязный воздух, — пробормотал я. — И нужно еще подогнать зарядный штуцер.
— В судоремонтных мастерских работает дружок Маврухина. Он сообщил, что три дня назад Маврухин заказал ему выточить одну штуковину… В общем что-то вроде двойничка — один штуцер присоединяется к трубопроводу, другой к фильтру. А фильтр мы нашли на том берегу, где в брошенном катере скрывался Юрский. Теперь Юрского там нет. Бежал.
Признаться, я был немного ошеломлен. Не ожидал от этого педантичного «сухаря» такой прыти. Загадка-то была с семью замками. Но капитан подобрал почти все ключики.
— Как тогда объяснить пожар на пирсе?
— Думаю, икона была уже у Маврухина. Он решил отвязаться от сообщника. В последний раз зарядил акваланг и сделал так, что судно ушло от второго причала.
— Неужели этот тип мог решиться на убийство из-за какой-то иконы?
— Запрашивал Ленинград, — сказал капитан. — Иконы-то разные бывают, вот какая штука. «Наша» называется, кажется, «Благовещение». «Благовещение» — это, знаешь ли, когда архангел Гавриил является к деве Марии возвестить о непорочном зачатии. Ну… Пушкина помнишь?
Он хмыкнул и даже чуть улыбнулся. Вместе с переходом на «ты» это выглядело действительно чудом, как и непорочное зачатие. Но в ту же секунду улыбка соскользнула с лица капитана. Так фокусники прячут яичко в рукав.
— Эту икону написали еще при царе Горохе. Знатоки считают, что ее могут оценить
— Сколько? — спросил я, привстав.
— Юрский знал, что прихватить с собой! — сказал Шиковец. — Думаю, он действовал примерно так. Прежде всего по приезде ему нужно познакомиться с кем-нибудь из «загранки». Он идет в «Стадион», где околачивается всякая портовая шушера. Сталкивается с Маврухиным. Они находят общий язык. Юрский поселяется на той стороне затона, на брошенном катерке… Маврухин, кстати, купил для него свитер, сапоги и ватник, чтобы не мерз ночами. Кое-что из вещей мы нашли на месте ночевки. Наверно, Маврухин обещает Юрскому, что возьмет его на теплоход и запрячет, но это, конечно, липа: Маврухин немерен реализовать икону самостоятельно. Он похищает ее у Юрского или заполучает обманом. Происходит ссора. Юрский переправляется к пирсу под водой и подстерегает Маврухина у «Ладоги»…
Что ж, версия расставила все детали и соединила их прочной связью последовательности. Таким образом, четверо моих друзей с «Онеги» полностью реабилитированы.
— Ну, а Копосев? — спросил я.
— Он действительно был связан с Маврухиным. Даже провожал его в тот вечер. Но в десять сорок пять он уже был в «Стадионе». Это алиби.
— Что же теперь делать мне?
— Думаю, рано раскрываться, — сказал капитан. — Оставайся на «Онеге». Может, Юрский объявится в порту.
— Но «Онега» отправляется в рейс через три дня!
— Ну и что же? Проветрись! У тебя, кстати, за прошлый год отпуск не использован.
Но я знал, что уже не в силах оторваться от «дела Маврухина — Юрского». Прирос к нему. Так всегда бывает. Пока расследование не окончено, не можешь наслаждаться жизнью, как все.
И потом меня не оставляло ощущение, что, несмотря на всю серьезность и обоснованность версии, где-то допущена ошибка.
Я вернулся на «Онегу», когда солнце уже садилось в разрыве туч. Дул ветер. Суда покачивались, как поплавки.
— Сачок! — сказал Леша Крученых.
— Он под охраной профсоюзов, — рассмеялся Ложко. Фраза прозвучала как сплошное раскатистое «о».
— Здорово, волгарь, — ответил я, нарочито подражая его выговору, и тяжело опустился на скамью. — А где невеста?
— Завтра они отправятся в «предсвадебное путешествие», — сказал Леша. — На яхте по заливу.
Механик и его помощник, уткнувшись лбами, колдовали над топливным насосом. «Боцман», шурша стружками, перекладывал из ящика яйца и щелкал на счетах. Валера драил медяшки… Команда готовилась к рейсу.
— Эй! — крикнул мне «боцман». — Ты не брал полиэтиленовые мешки? Четырех не хватает.
— Прошкус целый день пристает со своими мешками!
— Как не приставать? Большие мешки, их нигде не купишь, только в портовом складе выдают. В таком мешке мука хоть под водой хранится.
— А ты заверни муку в свою «болонью»…
Реплики пролетали мимо меня, как теннисные мячи. Но я не принимал участия в этой обычной словесной потасовке.
Мысли о Юрском не оставляли меня… Вряд ли он ушел из порта. Скорей всего схоронился на «корабельном кладбище» или на островах. Суток через пять он вынужден будет выйти из убежища. А ребята Шиковца начеку.
Если бы найти его до того, как «Онега» отправится в рейс!.. Но как искать человека, по существу ничего не зная о нем?
— Пашка, чего ворон считаешь? — крикнул Валера. — Давай, а то Кэп премии лишит. Вкалывай.
Отсыпав из картонной коробки порошок, который матросы звали «чистоплюем», я пошел в рубку. Достал фотографию Юрского, положил перед собой и принялся тереть тряпкой выпуклый колпак компаса.
Итак, этот парень, вчера еще подросток, совершил убийство… Причем из корыстных побуждений — отягчающее обстоятельство!
С фотографии смотрели на меня живые, дерзкие, мечтательные глаза.
— Я-то думал, что ты дурачок, — сказал я. — Насмотрелся киношек, потолкался на улице и решил затеять невиданное путешествие к Азорским островам… Как же! Дурачок прихватил бы пару серебряных ложек да бабушкину «десятку», уцелевшую во времена Торгсина. А ты — «Благовещение» в четверть миллиона… Как же!
И все-таки: кто он, этот Юрский, каков он? Мы построили модель, исходя из двух преступлений — кражи иконы и убийства. Однако между этими двумя преступлениями огромная психологическая дистанция.
Ранним утром я позвонил в управление. Над заливом еще стоял туман. Где-то звенел судовой колокол. Это был предрабочий час, но Шиковец приходил на службу раньше других.
Я говорил пять минут без перерыва. Потом капитан долго дышал в трубку. Я испугался, что он заснул.
— Стало быть, ты не считаешь себя в отпуске? — спросил он наконец. Мне показалось, в голосе его прозвучало удовлетворение. — А к кому явишься в Ленинграде?
— К родственникам… друзьям. Осторожно.
— Ну, ладно. Запиши адрес. Учти, командировки дать не могу. Сам старайся.
Ну вот, обошлось. Я опасался, что он откажет, а я в ответ наговорю глупостей.
На «Онегу» вернулся рысью. Валера, расставив босые ноги, поливал палубу из шланга.
Опять будет жара. А механик обещал дождь на все лето. Знаток из деревни! «На Самсона дож, семь недель тож», «Много мошек, готовь лукошек», — передразнил он нашего волгаря.
Я прошел на нос и спустился в каюту. Ленчик лежал на койке и развинчивал пороховое ружье для подводной охоты. Это был «Бонстром» последней модели, выбрасывающий гарпун, по свидетельству владельца, с силою тысячу килограммов.
— Зачем ты купил эту пушку?
— А зачем я купил аккордеон?
Этого на «Онеге» в самом деле никто не знал. Ленчик любил покупать дорогие вещи, которые были ему абсолютно ни к чему.
— Здорово бьет, — сказал Ленчик, рассматривая патрон. — Дюймовую доску — свободно.
Поделиться книгой: