Нежная отравительница

В раздевалке обнаружились предметы мужской одежды, что означало, что поспешный отъезд носил временный характер и что вскоре можно было ждать возвращения гостей и продолжения банкета.

Ранняя поездка ватаги Кауко Нююссёнена в поисках женщин и бухла охватила обширный район западной части губернии Уусимаа: сначала братва отправилась в Нуммелу в Вихти, но оставаться там они не осмелились, потому как понимали, что состояние сильного опьянения может затруднить разговор с дорожным патрулем. Людные места они старались обходить стороной, и поэтому отправились в объезд города Лохья в направлении Ханко, а оттуда в Вирккалу, затем устроили разведывательное ралли в Лохьясаари, поспрашивали у местных, где можно найти женщин и вина, и поскольку желаемого ответа не получили, то повалили несколько заборов и справили нужду в почтовые ящики у дороги.

Бензин уже был на исходе, но заправляться на круглосуточных заправках было плохой идеей, потому как охранники могли сообщить в полицию о пьяных за рулем. К счастью, на западе Уусимаа есть еще заправки, где ночной охраны нет: в самый последний момент на такую заправку они и наткнулись в районе Карккилы.

Они смело взломали стеклянную дверь, разбили кассовый аппарат, из холодильника в баре набрали в пластиковый мешок пива и бутербродов с яйцом и анчоусами, затем залили полный бак бензина с ручной колонки, несчастный замок на которой запросто свернули с помощью найденного в здании заправки лома.

— Двухтактный немного дымит, но вряд ли движок заклинит, даже если и погазуем слегка, — заметили непрошенные гости Линнеи Раваски — Бак полон, так что собираем свое хозяйство и в тачку.

Можно было ехать, но прежде друганы решили прикончить немецкую овчарку, которую владелец заправки, по обычаю, оставил у кассы сторожить хозяйскую собственность. Домкратом Пера размозжил собаке голову, а Яри стилетом отрезал бедняге хвост по самый копчик. Проехав пару километров, они сделали привал у песчаного карьера, чтобы выпить холодного пивка и закусить бутербродами. Где-то заливался козодой, создавая приятную атмосферу. Пера нашел на склоне карьера моток ржавой проволоки, с помощью которой привязал только что отрезанный хвост собаки к антенне. Здорово, когда во время езды на ветру развевается хвост овчарки, словно знамя свободы.

На обратном пути парни вдруг озаботились состоянием окружающей среды и с энтузиазмом поколотили проснувшегося ни свет ни заря фермера, чтобы обработать свое поле опасным ядохимикатом. Мужика вытащили из трактора и надавали по репе, отчего он потерял сознание. Пожалев злодея, они сунули ему под комбинезон пару банок холодного пива, чтобы утешился, когда придет в себя.

Трактор же они сообразили отогнать с поля так Далеко в лес, чтобы не слышно было мотора, который они оставили работать, при этом расколотив фары, и ушли.

Со смехом они констатировали, что мужикам на сегодня хватит работы, чтобы натаскать солярки в лес, если, конечно, они вообще отыщут свой «Зетор» там, куда Макар телят не гонял.

На этом турне еще не закончилось. В соседней деревне им пришло в голову пробраться в свинарник, где они долго умилялись малюсенькими поросятками, а на прощание прихватили одного двухмесячного поросенка, которого живьем швырнули в багажник машины.

Охваченный ужасом поросенок орал благим матом в темном багажнике машины, которая на огромной скорости неслась в деревню Хармисто. Яри Фа-герстрём уверенно вел машину. Пера был за штурмана. В летней ночи импровизированное ралли проходило по извилистым проселочным дорогам, и как того следовало ожидать, пьяный водитель потерял управление над транспортным средством. Красная машина на полной скорости влетела в лес, повалила с десяток оказавшихся перед ней молодых березок, перевернулась и осталась лежать крышей вниз. Какое-то время слышался только треск стекла и вопли порося, затем из-под машины вылезли парни, все в синяках. Серьезных травм никто не получил: алкашне снова повезло.

Машину тут же поставили на колеса, но вытолкать ее обратно на дорогу не удалось: канава оказалась слишком глубокой, а местность слишком пересеченной, да и силенок вытащить машину из леса было маловато. Так что Яри принялся за любимое свое занятие — бить машины. Он разбил ее в лепешку. Сдавал назад, бил о столетние сосны, газовал, разгонялся, и так до тех пор, пока машина не стала короче на целый метр. Разумеется, багажник тоже сплющился, причем вместе с поросенком, который не замедлил испустить дух. Парням стоило немалого труда вытащить тушку из разбитой машины. Стилетом поросенку отделили голову, а затем вся троица отправилась наугад по лесу к дому Линнеи.

Пиво, бутерброды и приконченный поросенок серьезно замедляли движение по лесу, и к хутору шайка вышла только под утро.

Линнеа чувствовала, что вернутся парни назад отнюдь не в лучшем настроении, поэтому она сварила крепкий кофе и вытащила на улицу круглый стол, на котором накрыла завтрак на троих, надеясь тем самым умилостивить банду, чтобы они не устроили на хуторе погром.

Оборванные, в синяках и измазанные свиной кровью, они появились из лесу, подобно остаткам возвращающейся с войны армии. Зрелище эта понемногу трезвеющая пьянь представляла собой печальное. С мрачным видом троица уселась за завтрак, велев освежевать свиную тушку. Мужчины сделали свое дело, и в доме снова есть настоящее мясо.

Линнеа затащила тушку в сарай, принесла нож и топор, горячей воды и принялась освежевывать поросенка. Слезы так и лились из ее глаз.

Утомительная ночная баня и последовавшая за ней поездка по всей западной Уусимаа отняли все силы у мужской компании. Проглотив скудный завтра Линнеи, они улеглись на траве где попало, чтобы соснуть.

Пару часов во дворе хутора было спокойно. Но потом летнее солнышко начало припекать, мужики проснулись и потребовали внимания. Линнее пришлось снова нагреть воды в бане, чтобы они могли помыться. Вымывшись, парни вспомнили, что настало время обеда. Разломанные садовые качели разобрали на дрова, и посреди двора разожгли костер, решив устроить шашлык. Что еще делать, когда в доме трое голодных мужчин и свеженькая тушка поросенка. Они понатаскали всякого хлама и соорудили приличный вертел. На него насадили тушку и повесили над огнем. Из клумбы друганы вытащили несколько камней и подперли ими конструкцию. Можно было приниматься за жарку. Линнею они отправили в магазин за горчицей и специями для шашлыка и парой десятков банок пива. Линнея пожаловалась, что у нее совсем нет денег, чем вызвала праведный гнев всей компании. Какой тут крик поднялся. Каке заявил, что бабуля вовсе не так бедна, как она утверждает. На что она, например, потратила остаток тех денег, которые получила с продажи хаты? Не станет же она утверждать, что потратила все на покупку этого сарая в глуши и на ту давнюю ссуду Каке? Наверняка старуха припрятала пару тысяч марок и пусть не думает убедить их, что все потратила в этой дыре, где нет даже приличного ресторана!

Вдова полковника пыталась избежать ссоры любой ценой. Она пообещала купить пиво и специи в кредит. Может, хозяин лавки ей разрешит, ведь он давно ее знает.

Покупки Линнее удалось сделать. Хозяин лавки расспросил, как она пережила визит родственника и его друзей. Он сказал, что они заезжали в лавку, купили пива, заправились, а потом ночью он слышал крики и рев мотора. У Линнеи не было сил обсуждать все это, она сказала только, что сыта по горло племянником своего покойного мужа и его друзьями-бандюганами. Она всегда с пониманием относилась к молодежи, но в последнее время они ее только расстраивают.

Хозяин лавки придерживался того мнения, что на селе еще можно изредка встретить приличных молодых людей. Линнеа позволила себе выразить в этом сомнение.

Лавочник от природы был человеком добрым и отзывчивым и предложил подвезти Линнею со всеми ее сумками до дома на машине. Но во двор он въезжать не отважился и высадил ее в паре сотен метров от хутора, объяснив, что не хочет вмешиваться в дела семейные.

Остаток пути Линнее пришлось тащить покупки на себе, и она несколько раз останавливалась передохнуть. Надо было признать, что годы берут свое. Пенсионерка не спала всю ночь, утром ей пришлось вытаскивать стол из дома, готовить завтрак, разделывать целого поросенка, убираться в бане да еще и ходить в магазин за двадцатью банками пива. Линнея знала, что надо прилечь, иначе ей совсем станет плохо.

Но визит еще не закончился. По возвращении Каке сообщил Линнее, что старушка должна написать завещание; разве она не согласна, что самое время это сделать? Они ведь об этом уже говорили, не так ли? Проблема была в том, что Каке не мог быть наследником своей тетушки без завещания: слишком дальним было родство… Пока Линнея ходила за покупками, парни уже успели найти бумагу и ручку и составили необходимый документ, которому недоставало только подписи Линнеи. Пера Лахтела и Яри Фагерстрём изъявили желание выступить в роли свидетелей, а Кауко Нююссёнен пообещал по приезду в Хельсинки отнести документ для регистрации к нотариусу или куда там еще его нужно было отнести. Каке пообещал самым тщательным образом прояснить этот вопрос.

«Теперь еще и это», — с горечью подумала Линнеа. Она попросила время на обдумывание, поскольку она, находясь в здравом уме и твердой памяти, сама хотела бы решить, как распорядиться своим имуществом.

Упрямство Линнеи только спровоцировало Перу и Яри на издевательства над приятелем. Они принялись громко подтрунивать, что и они того же мнения, мол, старуха в полном душевном здравии, вне всякого сомнения, женщины с годами только умнеют, это каждый знает.

Они перевернули поросенка, натерли его специями, солью и горчицей. Когда все доски от качелей закончились, Яри стал отдирать крышку колодца. Линнеа попыталась было ему помешать, но он толкнул ее так, что бедная женщина шлепнулась на землю. Яри влетел в дом, схватил стул, демонстративно разломал его и сунул обломки в огонь.

Дрожа от гнева, Линнеа поднялась на ноги и захромала в дом. Она сложила в сумку свою лучшую одежду, косметичку, документы и пошла к сараю. Парни спросили, чего это она задумала, и Линнеа ответила, что идет стирать. Каке тут же решил, что она заодно может постирать и их тряпки, потому что они все в грязи и поросячьей крови и в таком виде в город ехать неприлично. Пусть заодно и зашьет их. Линнеа ничего не ответила. Но прежде чем отпустить старушку к реке, ее заставили подписать собственное завещание. Подписывая, Линнеа уронила на бумагу слезу, но, к счастью, Каке этого не заметил, не то старушка легко могла схлопотать.

Вкусный запах жареной свинины распространился по хутору. Мужчины отрезали от тушки ломти мяса и с жадностью заглатывали, напрочь забыв про полковницу. Линнеа заперла дом и пошла искать кошку, которая оказалась на чердаке сарая. Линнеа надеялась, что они не слишком мучили кошку, пока она была в магазине.

Вдова полковника Раваска сунула кошку под мышку, взяла сумку с одеждой в другую руку, прошмыгнула за сараем и бесшумно побежала в лес. Со двора доносился воодушевленный мужской гвалт, троица с аппетитом кромсала покачивающуюся на вертеле свиную тушу и запивала купленным Линнеей пивом. На лесной опушке Линнеа еще раз посмотрела в сторону своей красной избушки. Несмотря на усталость, взгляд ее был полон ненависти.

Глава 5

Полковница Линнеа Раваска шла по тенистой лесной тропинке, кошка семенила вслед за вдовой; сзади, со стороны хутора, доносился шум, издаваемый пьяной шайкой Каке, пока на смену ему не пришло спасительное пение птиц. С собой Линнеа тащила тяжелую сумку с одеждой, поэтому время от времени ей приходилось отдыхать в тени деревьев. Вдова сняла сандалии, чтобы они не намокли в сырой траве, растерянно погладила кошку и продолжила свой путь вглубь леса. Страх заставил ее покинуть свою избушку, но теперь она уже знала, что надо предпринять.

Первым делом нужно переодеться в чистую одежду. Уборка в бане и разделывание поросенка превратили ее домашнюю одежду в грязные лохмотья, в которых стыдно было показаться людям на глаза, не говоря уже о том, что сделали с кожей бессонная ночь и все эти переживания из-за Кауко.

Линнеа отыскала подходящее место и достала из сумки косметичку. С досадой пенсионерка отметила, что в спешке забыла положить зеркальце. У Линнеи было несколько зеркал: одно — на стене в избе, одно — в бане, одно — в ящике комода, так называемое дорожное зеркало, и именно его она забыла, когда собирала вещи.

Линнеа сложила вещи обратно в сумку и продолжила путь. Она хорошо знала этот красивый лес, и когда тропинка разветвилась, старушка пошла вместе с кошкой по менее исхоженной тропке. Вскоре она вышла на лесную прогалину, заросшую осокой. Посреди поляны бил ключом источник с прозрачной, освежающе прохладной водой. Возле леса стоял покосившийся серый бревенчатый сарай для сена. В синем безоблачном небе заливался бекас.

Линнеа Раваска аккуратно поставила сумку с вещами на сухую кочку на берегу, оглянулась по сторонам и присела в высокую траву переодеться. Она сбросила с себя всю грязную одежду, засунула ее в пластиковый пакет и положила его на самое дно сумки. Затем она снова удостоверилась, что, кроме нее, на поляне никого нет, и вошла в прохладную воду. Плавно, без брызг, Линнеа доплыла до середины источника и легла на воду, позволяя холодным струям ласкать тело, усталое, но поразительное гибкое для ее возраста.

Спустя какое-то время Линнеа спокойно поплыла к берегу, достала из пакета душистое мыло, шампунь и начала мыться в чистой холодной воде. Она намылила волосы шампунем и тщательно прополоскала, потом вышла из воды и встала на солнце, давая его лучам высушить капельки воды на теле.

Внезапно подул ветерок, напомнивший ей 1934 год, год, когда Эстер Тойвонен стала «Мисс Европа»… да, именно так… красивое стояло тогда лето… Линнеа поехала с матерью в отпуск в Выборг, они заехали также в Терийоки и искупались в море. Море было холодным, как этот родник, — интересно, почему вода в море всегда холоднее, чем в озере, подумала Линнеа, ведь озера зимой замерзают, а море — нет. Ключи вот тоже не замерзают.

В Терийоки Линнеа Линдхольм встретила лейтенанта Райнера Раваску. Райнер тогда был еще молодым энтузиастом военного дела. Его недавно назначили то ли секретарем, то ли адъютантом инспектора, наблюдавшего за строительством оборонительных сооружений.

Линнеа вспоминала, как Райнер рассказывал ей под большим секретом военные тайны, в которых девушка ничего не понимала: как где-то в Инкиле были проинспектированы оборонительные сооружения, орудийные позиции и блиндажи… там должны были разместить 47-миллиметровые корабельные орудия, отлитые на Обуховском заводе. Сам Райнер как прогрессивно мыслящий офицер больше склонялся на сторону 12-миллиметровых пулеметов Виккерса. Их убийственная огневая мощь была бы в сто раз эффективнее устаревших обуховских орудий… Райнер взял с Линнеи слово, что она ни в коем случае не проговорится об этих совершенно секретных военных планах. В тенистых аллеях Терийоки легко было пообещать все, что угодно.

Тогда Линнеа думала: болтай, что хочешь, солдат, военные тайны меня ни капельки не интересуют. Но позже Линнеа заметила, что была не права.

Мужчины всегда говорят о своих делах. Солдат воспевает армию и оружие. Поэт читает стихи собственного сочинения. Врач, как Яакко, описывает страшные болезни и методы их лечения, словно человеческие страдания — подходящая тема для разговора за обедом.

Как следствие, за время замужества Линнеа получила изрядный объем знаний о военном деле. Сначала они были на уровне знаний младшего офицера, потом к ним добавились сложные военные стратегии, и, в конце концов, Линнеа вышла на уровень майора Генерального штаба.

Молодой лейтенант с таким энтузиазмом интересовался всем, что касается войны и смерти, что Линнеа начала испытывать к нему почти материнскую привязанность. К тому же Райнер смотрелся очень эффектно в своей военной форме. Без нее весь эффект сразу пропадал. Когда они пошли купаться, Линнеа украдкой разглядывала голого Райнера и удивлялась тому, каким обычным он кажется без формы. Но когда они после купания грелись в лучах солнца, она решила, что, может, все же стоит выйти замуж за этого лейтенанта.

Ох уж этот прохладный морской ветер, ласкающий соленую от воды кожу!

Линнеа была готова лежать на песке со своим лейтенантом хоть до самой темноты, но сестра Райнера, которая была с ним на море, всегда находила их и предлагала пойти в павильон, на танцы, или в отель. Линнеа уже тогда подумала, что от Эльзы Раваски, сестры Райнера, нельзя ждать ничего, кроме неприятностей. Нервная девица со странностями, никогда не отличавшаяся большим умом, под конец войны она вообще спятила и так и не выздоровела. Но хуже всего было то, что на старости лет Эльза умудрилась выйти замуж за какого-то бездельника по фамилии Нююссё-нен и родить от него сына. Подумать только! Кауко родился в 1958 году, когда Эльзе было уже за сорок. Конечно, пришлось делать кесарево сечение. От этого здоровье ее, и умственное, и физическое, еще больше ухудшилось. Пошли осложнения. Но чего тут удивляться, если родила она Кауко Нююсёнена.

Полковница вернулась от воспоминаний к суровой действительности. Она достала косметичку и нанесла на тело тонкий слой увлажняющего крема, подушила стратегические точки, надела сначала белье, а потом синий костюм для прогулок. Волосы она увлажнила специальным бальзамом и распустила по плечам. Напоследок Линнеа занялась лицом. Сначала увлажнила лицо кремом «Гетпорс», потом припудрила пуховкой, на щеки нанесла малиновых румян, глаза подвела «Эоловой арфой», ресницы подкрасила черной с синим тушью, ногти — лаком «Горный кристалл», а губы Линнеа накрасила красной с блеском помадой.

На все это ушло немало времени, поскольку марафет пришлось наводить в экстремальных условиях. Ей пришлось приседать, чтобы рассмотреть свое отражение в воде, но, в конце концов, она осталась довольна результатом. Трудно было поверить, что эта женщина еще утром разделывала свиную тушу в полутемном сарае.

Линнеа Раваска придерживалась того мнения, что делать макияж — это все равно, что готовить страну к военным действиям. Например, в зимнюю войну Финляндия была все равно что ненакрашенная деревенская деваха, оказавшаяся по милости господ в большом городе и утратившая девичью честь. К следующей войне, напротив, страна намазалась чересчур сильно, широкими, агрессивными мазками боевой раскраски. Но дева Финляндия забыла, что при этом надо еще и мыться, и запах пота пробивался через дешевый немецкий одеколон, столь любимый девицами легкого поведения.

В деле подготовки к войне, как и в случае макияжа, страна, как и женщина, должна помнить о чувстве стиля, чтобы не лишиться чести или независимости и избавить себя от необходимости проливать кровь и слезы. Закончив, Линнеа убрала косметичку в пакет и поманила кошку.

Затем она вернулась по тропинке назад до развилки и там свернула в лес. Через несколько минут вышла к железной дороге. Кошка бежала вдоль рельсов, а Линнеа переступала со шпалы на шпалу, делая широкие шаги, чтобы не поцарапать туфли о гравий.

Впервые за долгое время Линнеа чувствовала такую легкость во всем теле. Вот как меняет человека купание и чистая одежда, подумала пенсионерка. Линнеа приготовилась к предстоящей битве своим, женским, способом. Сперва нужно было вернуть чувство собственного достоинства, которое столько лет попирали грубыми подошвами эти грубые мужики — Кауко и его приятели.

Вскоре дорога уперлась в заброшенную станцию Хармисто. Линнеа прошла мимо старинных станционных построек и вошла в сельскую лавку, где ее эффектное появление заставило продавца и посетителей удивленно приподнять брови. Линнеа спросила, можно ли ей воспользоваться телефоном.

В подсобке Линнеа Раваска позвонила в полицию. Она рассказала, что уже много лет живет в страхе и что сегодня ее вынудили покинуть свой собственный дом и уйти в лес. Она сообщила, что на хуторе бесчинствует шайка хулиганов, которые уже двое суток творят всякие зверства. Линнеа выразила пожелание, чтобы полиция приехала и задержала троих нарушителей, начала расследование преступления и передала негодяев в руки правосудия.

Дежурный констебль принялся жаловаться на малочисленность личного состава. А насколько дело срочное? Избили ли там кого? Не относится ли это дело к компетенции гражданского суда, раз речь идет о дальнем родственнике и его товарищах, визит которых несколько затянулся? Не преувеличивает ли госпожа серьезность присходящего?

Линнеа заявила, что абсолютно уверена в том, что, по меньшей мере, мужчины виновны в вождении машины в нетрезвом виде и краже: они украли, как минимум, один автомобиль и одну свинью. Автомобиль, как ей было сказано, брошен в канаве в лесу, а свинью подло убили. Бандиты также нанесли ущерб ее дому в виде разбитых садовых качелей и стула и даже заставили ее подписать фальшивое завещание. Все визитеры имеют за плечами по нескольку судимостей. Разве этого полиции недостаточно?

По словам дежурного, таких компаний, состоящих из молодых людей, так много теперь развелось, что чтобы уследить за всеми, не хватит никакой полиции. Но он обещает сделать все от него зависящее.

По завершении разговора полицейский в сердцах сказал сослуживцу, что у него на проводе опять была какая-то истеричная старуха. Родственник немного выпил в бане у бабки, а та истерику устраивает. Надо, наверное, отправить туда патруль?

Через полчаса возле магазина появилась полицейская машина. Трое полицейских в форме вальяжно вошли в магазин и спросили, кто звонил. Линнеа и хозяин лавки доложили обстановку. Лавочник также предупредил, что на торппу без оружия лучше не соваться. Это произвело впечатление на полицейских, и они спросили, как проехать на хутор. Затем патруль уехал в указанном направлении. Сразу перед хутором полицейские сообразили врубить сирену, так что шайка побросала жареную свинью и бросилась в лес.

Полицейские обследовали местность, с облегчением констатировали, что злоумышленники скрылись. По радио они доложили обстановку в участок и запросили дальнейших инструкций. Патрулю был дан приказ задержать хулиганов, нарушающих общественное спокойствие, а если это не представляется возможным, то обеспечить в указанном районе безопасность.

Двое полицейских совершили рутинную пробежку по ближайшему лесочку, третий в это время орал в рупор, призывая преступников сдаться властям. Природа отвечала ему молчанием, нарушаемым только птичьими трелями в ельнике.

Кауко Нююссёнен, Пертти Лахтела и Яри Фагер-стрём привычно бросились в разные стороны леса. Кауко по тропкам убежал довольно далеко до какой-то поляны, посреди которой был пруд, а рядом с ним старый разваливающийся сарай. Каке зарылся в высокую траву, стиснув зубы. С горечью думал он о Линнее, которой пришло в голову вызвать полицию. Она еще об этом пожалеет.

Перед глазами Каке предстала вся его никудышная жизнь: вечные погони, никогда ему не дают пожить спокойно, по-человечески. Что бы он ни делал, это всегда заканчивалось проблемами с полицией, повесткой в суд и нудной отсидкой. Но чтобы на него доносила родная тетка, это уже слишком! Неужели она совсем спятила, что осмелилась натравить на него полицию? Каке вспомнил, как восхвалял Линнею перед приятелями, и это благодарность? Как мерзок этот мир лжи и предательства! Каке беззвучно выругался.

Вытащив из кармана джинсов завещание, подписанное Линнеей, он посмотрел на него и мстительно подумал, что эта затея с полицией ей дорого встанет.

Мокрый, пьяный и злой Каке лежал в осоке на берегу родника и матерился про себя. Завещание он сунул в бумажник рядом с предательскими деньгами, полученными от коварной Линнеи. Ох, как сильно он ненавидел старуху в тот момент! Как человек, а особенно женщина, мог донести в полицию на родную плоть и кровь, было выше его понимания.

Тут Кауко бросилась в глаза синяя пластмассовая штуковина в траве. Перед лицом Каке в траве валялась синяя пластмассовая баночка. Он поднял ее и обнаружил, что это мыльница для туалетного мыла. Что это, черт побери, значит? — с подозрением подумал Каке. Он и не догадывался, что мыло забыла его тетя. Парень резко замахнулся и швырнул мыльницу далеко в лес. Потом он попытался утолить жажду из родника, но это было совсем не то, что выпить прохладного пивка, и, разозленный, Каке расстегнул брюки и нас-сал в родник, далеко выпустив струю своего гнева.

Поскольку полицейским не удалось задержать подозреваемых хулиганов, они остались поддерживать порядок на хуторе. Приказ пришелся им по душе, потому как посреди двора на вертеле над горячими углями покачивалась половина аппетитного жареного поросенка.

Представители властей притащили из сарая несколько ящиков из-под картошки, уселись вокруг костра и начали отрезать жирные ломти от поросенка. Как по заказу, рядом оказался стол с пивом, горчицей и специями для шашлыка. Полицейские успели изрядно проголодаться, поэтому они отдали должное обеду из жареной свинины на фоне девственной финской природы.

Вдова полковника Линнеа Раваска не осмелилась вернуться на хутор. Она оставила кошку на попечение хозяина лавки, заплатила утренний долг и вызвала такси.

Линнеа попросила водителя отвезти ее в Хельсинки. Когда машина отъезжала от деревни Харми-сто, она даже не оглянулась. Кошка жалобно мяукала на крыльце.

Глава 6

В Хельсинки Линнеа Раваска дала таксисту адрес доктора Яакко Кивистё на улице Дёбельнинкату в районе Тёё-лё, но попросила проехать через улицу Калониуксенка-ту: ей хотелось взглянуть на улицу, на которой она когда-то жила. Линнее пришлось объяснять деревенскому шоферу как проехать на нужную улицу, потому что откуда уроженцу Сиунтио знать, как проехать к Тёёлё.

В городе было жарко, но он не казался таким вымершим, как в былые годы в летнее время. Раньше жители Тёёлё с наступлением лета выезжали за город, в городе оставались только чиновники по долгу службы, и, разумеется, рабочие, хотя в Тёёлё их практически не было, они вольготнее чувствовали себя в таких районах, как Хаканиеми и Сёрняйнен.

На улице Калониуксенкату Линнеа попросила водителя ехать помедленнее, чтобы пенсионерка могла взглянуть на окна своей прежней квартиры. Там ее ждало разочарование! Шторы были другие! Она хорошо знала свои окна на четвертом этаже, и теперь там висели какие-то мерзкие зеленые тряпки. Во времена Линнеи там висели красивые тюлевые занавески, подвязанные ленточками по бокам.

Линнее вспомнилось последнее военное лето. Ожесточенные сражения на Карельском перешейке уже закончились, говорили о перемирии. Райнер приехал на побывку в Хельсинки. Он пригласил в гости нескольких немецких офицеров на прощальный ужин. Тогда был дефицит продуктов, так что ничего приличного Линнее не удалось приготовить. Отсутствие еды и безнадежность, царившая на Восточном фронте, не придавали офицерам бодрости. Поэтому с горя все напились. Ночью один немецкий капитан вздумал покончить с собой. Он открыл окно на кухне и собирался уже было спрыгнуть с четвертого этажа.

Ситуация была неприятной, а Линнее хотелось избежать скандала. Конечно, немецкие солдаты в те годы мерли как мухи, но чтобы кто-то выбросился из ее окна, ну уж нет!

В последнюю секунду Линнеа успела схватить капитана за мундир, но он только выскользнул из кителя и собрался прыгать в пустоту. Тогда Линнеа вцепилась в его подтяжки, но капитан оказался слишком тяжелым и потянул ее за собой в окно. Линнеа начала звать на помощь. Капитан болтался под окном, пытаясь вцепиться в водосточную трубу. Он уже раскаялся в том, что хотел расстаться с жизнью, и умолял Линнею ни за что не отпускать его.

Полковник Раваска вместе с парой других офицеров сбежали вниз, чтобы поймать своего товарища, который, вцепившись в трубу, начал медленно по ней сползать вниз.

Подтяжки растянулись аж на два метра. В конце концов, застежки не выдержали, и капитан стремительно соскользнул по трубе в объятия поджидавших внизу товарищей.

Все это породило множество слухов и анкедотов, которые все лето и всю осень ходили по городу и привели к тому, что немецкий капитан все-таки застрелился. Конечно, это было не единственной причиной самоубийства. Вышеозначенный офицер испытывал огромное разочарование по поводу Второй мировой войны. Утверждали, что он владел процветающей хлебопекарней в довоенной Германии. Особенно досаден был тот факт, что перед самоубийством капитан пригласил чету Раваска в гости в Германию и из-за случившегося поездка так и не состоялась.

Пока Линнеа предавалась воспоминаниям, такси подъехало к улице Дёбельнинкату. Линнеа рассчиталась и поднялась на лифте на седьмой этаж. На двери была латунная табличка: «Яакко Кивистё, лиценциат медицинских наук».

Яакко Кивистё чрезвычайно обрадовался визиту старой подруги. Он давно уже овдовел и жил один в своей огромной квартире, по совместительству служившей ему консультацией. Яакко было за семьдесят, он почти никого не принимал и даже отказался от услуг медсестры-ассистентки. Новых пациентов у доктора не было, но старыми он еще продолжал заниматься, пока не помрут.

Линнеа отметила, что Яакко со времени их последней встречи постарел. Ему этого, она, конечно, не сказала, поскольку не хотела ранить своего бывшего любовника, который, в какой-то мере, ей по-прежнему нравился. Теперь же Яакко был худым, бледным, лысым и говорил едва слышно.

Линнеа сообщила, что приехала не только на ежегодный медицинский осмотр, но и что ей нужен совет, и возможно, помощь. Яаако, разумеется, сказал, что он полностью к ее услугам. Линнеа рассказала, что хотела бы остановиться в Хельсинки — если Яакко не против, потому что ей нужно продать дом в деревне, там стало небезопасно. Яакко Кивистё ответил, что поскольку медсестры у него больше нет, Линнеа спокойно может оставаться у него, сколько пожелает, не боясь сплетен. Она может выбрать себе любую комнату.

Когда Линнеа устроилась, Яакко ее осмотрел. Пожилая дама была относительно здорова. Сахар в крови в норме — спасибо таблеткам, небольшой недостаток кальция и проблемы с кишечником, так что Яакко выписал ей новые лекарства. Когда осмотр закончился, Линнеа спросила:

— Сколько мне осталось жить, хотя бы приблизительно?

В роду Линдхольмов было много долгожителей, так что не было никаких причин предвещать Линнее скорую смерть. Состояние здоровья у нее было хорошее, несмотря на солидный возраст. Учитывая все эти факторы, Яакко сделал вывод, что вдове полковника суждено жить еще, по меньшей мере, лет десять, а может, и все двадцать. Если, конечно, она на старости лет не приобретет «вредные привычки» или не станет жертвой какого-нибудь несчастного случая.

— Какой ужас, — пожаловалась полковничья вдова, — а я-то планировала умереть через год-два.

Такой неутешительный прогноз означал только одно: с жизнью надо что-то делать, чтобы прожить эти годы с удовольствием. А для этого нужно было, прежде всего, избавиться от Кауко Нююссёнена и его приятелей-хулиганов.

Яакко Кивистё попросил Линнею поведать ему о своих проблемах. Не является ли их источником ее подозрительный родственник, который ему никогда не нравился?

Линнеа рассказала о последних годах, проведенных в Хармисто в Сиунтио.

Приятно, когда есть кому рассказать о твоих злоключениях, пусть даже это мужчина. Яакко Кивистё сварил кофе и налил Линнее шерри, который оказался как нельзя кстати.

На протяжении двух часов Линнеа рассказывала обо всем, что произошло в эти два злополучных года. Закончив, она вздохнула с облегчением. Яакко положил руку подруге на плечо и сказал, что то, что она ему поведала, просто уму непостижимо. Он обещал Линнее свою полную поддержку и помощь во всем. Разумеется, не возвращаться в Хармисто-самое разумное решение. Кивистё вызвался также помочь с продажей дома.

— Ни за что бы не поверил, что такая сильная женщина, как ты, Линнеа, могла позволить унижать себя какому-то молодому засранцу! Ты ведь всегда умела постоять за себя!

Яакко подумал о браке Линнеи и полковника Ра-васка, особенно в последние военные годы. В семье решения принимала Линнеа. Она заботилась о доме и о муже, и это ее заслуга, что муж вырос до чина полковника. А что касается романа Линнеи с Яакко, то и на нем отразилась требовательная, если не сказать, императорская натура. Казалось невероятным, что такая властная и уверенная в себе женщина могла позволить унизить себя и оскорбить какому-то ничтожеству.

Линнеа в буквальном смысле пригрела у себя змею на груди в лице осиротевшего племянника мужа. Эльза Нююссёнен мало того, что была ненормальной, так еще и скончалась вскоре после рождения сына.

Линнеа сказала, что ей страшно за свою жизнь. Ее заставили подписать завещание, по которому Кауко Нююссёнен оставался единственным наследником. Линнеа не страдала старческим маразмом и прекрасно понимала, что это может означать. При любом удобном случае Кауко мог организовать «несчастный случай» со смертельным исходом.

Яакко Кивистё заметил, что, по его мнению, у Линнеи почти нет никакой собственности. А при таком раскладе это завещание — просто ненужная бумажка. Неужели Нююссёнен настолько глуп, чтобы убивать человека ради какой-то развалюхи в деревне?

Линнеа призналась, что, хоть она и обеднела за последние годы, кой-какое имущество у нее все же осталось. Треть денег, полученных от продажи квартиры, она держала в виде облигаций в банке, и оставался еще дом в Хармисто. А для Кауко одного этого дома достаточно, чтобы пойти на преступление. Яакко Кивистё позвонил своему адвокату Лаури Маттиле и рассказал про завещание. Тот заверил его, что страхи Линнеи напрасны. Завещание не имело никакой юридической силы, но, на всякий случай, он советовал написать новое завещание, которое бы аннулировало все предыдущие. К тому же, шантаж — серьезное преступление. Адвокат пообещал приготовить новое завещание и даже послать его Кауко Нююссёнену, чтобы он знал, что не сможет нажиться на смерти родственницы.

Линнеа сообщила, что собирается продать свой дом в Хармисто. Не мог бы адвокат помочь ей и с этим делом тоже? Маттила согласился, у него были связи в сфере торговли недвижимостью. Он сказал, что проблем с продажей не будет, сейчас на деревенские домики за городом повышенный спрос.