Жар сумрачной стали

Гости недоверчиво воззрились на меня: мол, откуда ты знаешь?

В кабинете, разумеется, не так чисто, как в коридоре, и беспорядка куда больше. Просто я не разрешаю Дину тут что-либо трогать. А над моим столом висит картина, которую Дин ненавидит всей душой.

При первом взгляде на картину замечаешь только молодую женщину, которая убегает от подступающей тьмы. Но чем дольше приглядываешься, тем гуще и обширнее становится тьма. Автор картины был наделен талантом столь свирепым, что он граничил с колдовством. Этот талант свел его с ума. И в картину художник вложил все, что мог, включая собственное безумие. Поэтому картина получилась глубоко личной. Она одновременно рассказывала о событии и указывала на злодея. Ныне в ней не сохранилось и десятой доли первоначального заряда, но впечатление она до сих пор производила убийственное. Можно сказать, дышала злобой и страхом.

– Это Элеонора, – пояснил я. – Она умерла еще до моего рождения, но помогла мне распутать одно дельце. – И не только; но незваным гостям о том знать не обязательно.

Портрет когда-то принадлежал тому, кто убил Элеонору. Сейчас он тоже мертв, так что, сами понимаете, картина ему без надобности. А в моем доме Элеонора прижилась. С нею куда легче, чем с Дином, Покойником или Попкой-Дураком. Она редко критикует мои действия и никогда не грубит.

– Нам известно, что вы часто беретесь за… э… необычные случаи, – вякнул блондин.

– Берусь? Я их притягиваю, как громоотвод – молнии! Спасибо, Дин. – На столе появился громадный поднос с чашками, печеньем, пирожными и чайником, над которым клубился пар. Ребятки вновь переглянулись: им явно было неуютно под пристальным взглядом Элеоноры, а тут еще суровый Дин, этакая ходячая аллегория порицания.

Но вот Дин удалился. Я налил гостям чая и спросил:

– Так зачем вы пришли, ребята? Только честно.

Они опять переглянулись.

– Слушайте, у меня полно работы. – Попка-Дурак издал негодующий вопль. – Если вам негде укрыться от дождя, загляните к миссис Кардонлос. Она…

– Аргх! Старая стерва! Старая стерва!

– Дождя вроде нет, – заметил блондин. Клерки что дети: все воспринимают буквально.

– Заткнись, скотина! – прошипел я попугаю.

Гости переглянулись в очередной раз.

Уф! Похоже, это на целый день.

7

– Прошу прощения, мистер Гаррет, – сказал блондин. – Нас предупреждали, что мы можем натолкнуться на… э… непонимание, поэтому мы ничуть не…

– А член у тебя маленький! – изрек попугай.

– Заткнись, не то в мешок посажу, ты, чучело пернатое! – прорычал я.

Брюнет неуверенно улыбнулся.

– Это чревовещание? Помню, в детстве мой дядя…

– Ну почему все спрашивают? Нет, никакое не чревовещание! Этот ублюдок, потомок дикой курицы в седьмом колене, и вправду умеет разговаривать! Запас слов у него такой, что мы с тобой обзавидуемся, и каждое новое словцо сквернее предыдущего. Может, на него заклятие наложили, не знаю. Мне его подарили. И я никак не могу от него избавиться.

– Маленький, маленький, член-недочлен!

Улыбка растаяла. Мне вновь захотелось задушить Покойника. Впрочем, что толку душить того, кто и так уже давно мертв?

– Меня зовут Картер Стоквелл, – сообщил блондин.

Значит, все же переходим к делу?

– Я так и думал. А тебя?

– Трейс Уэндовер.

– Ну конечно. Привет, Картер! Приветик, Трейс! Вам не нужен говорящий попугай? Отдаю задешево. Отличный подарок на день рождения.

– Гаррет, уймись и перестань их попусту дразнить!

– Не нужен, нет? Ладно, кому-нибудь другому впарю. Пожалеете – поздно будет. Выкладывайте, зачем пришли. Или уходите.

– Нам говорили, что ваши манеры оставляют желать лучшего, – холодно произнес брюнет, то бишь Трейс.

– Мы хотим привлечь вас к нашему общему делу, – заявил Картер.

– Прямо сейчас у меня одно дело, одна-единственная забота – где бы раздобыть деньжат на пополнение своего обеденного фонда.

– Нам не нужны деньги. Нам нужна помощь. Пожалуйста, выслушайте нас.

– Вам денег никто не предлагает. А что до послушать, вы здесь уже десять минут и до сих пор ничего не сказали.

– Вы правы, мы из Вольных Сообществ. Черные Драконы Вальсунга. – Картер пристально поглядел на меня.

– Это кто такие? – поинтересовался я.

– Вы не слыхали о Драконах? – встрял Трейс.

– Извини. – Следуя совету Покойника, я воздержался от фразы, которая могла бы выдать мои истинные чувства по отношению к этим скроенным на военный манер бандам, именующим себя Вольными Сообществами. Их развелось столько, что всех было ни за что не упомнить.

– Наш предводитель – полковник Вальсунг. Нортон Вальсунг. – Теперь уже оба вперили в меня свои взгляды.

Я пожал плечами.

– Мы с ним не знакомы. Полковник, говорите?

Картер, похоже, начал закипать. Трейс пока еще сохранял хладнокровие.

– Вот именно, мистер Гаррет, – процедил блондин. – Полковник Вальсунг командовал бригадой Черных Драконов. – Приятель метнул на него предостерегающий взгляд, но Картер продолжал: – Его послужной список исполнен великих побед.

Не сомневаюсь. На войне быстро становится понятно, кто чего стоит.

– Он вам не родственник?

– Мой дядя, – гордо сообщил Трейс.

– Который чревовещатель? Знавал я таких полковников. Знатные были умельцы свои слова в чужие рты вкладывать.

– Нет, мистер Гаррет, другой дядя.

– Ага! Наконец-то мы имеем хоть что-то. Полковник, который не чревовещатель. И что же вашему другому дяде нужно от меня?

– Мы наслышаны о ваших талантах и вашем опыте, как боевом, так и… э… мирном.

Все-таки я не сдержался.

– Вам понадобился бывший морской пехотинец, привычный к отлову вампиров, спасению колдунов и розыску сбежавших жен, чтобы одолеть одряхлевших гномов и увечных крысюков? Неужто сами не справляетесь?

– Гаррет!

Ребятки побагровели. Картер вскипел раньше, поэтому его физиономия сделалась даже не багровой, а бурой.

– Мистер Гаррет, – процедил Трейс, – мы не нападаем на людей на улицах. Мы состоим в братстве ветеранов, а не в уличной шайке, и наша цель – помогать вернувшимся с войны.

– Ну да, ну да. На днях прямо у нас перед домом чуть не забили до смерти ветерана, который отслужил пять сроков по пять лет, последние три срока в Кантарде. У него восемь наград, среди них Имперская звезда с мечами и дубовыми листьями. В сражении он потерял левую руку, а лицо ему обезобразил колдовской залп. Сейчас он в Бледсо. Возможно, не выживет. Эти мясники отделали его по полной, просто так. Ступайте-ка помогите ему. Его зовут Берт Верняк.

– Но ведь Бледсо – благотворительная…

– Ты что, родился не в Танфере? В нашем городе за благотворительность надо платить.

– Какая низость! – Трейс, похоже, не на шутку расчувствовался. А вот Картеру было явно плевать на всех ветеранов вместе взятых. – Потому-то мы и пытаемся…

– Прости, Трейс, я не закончил. Видишь ли, Брет – настоящий герой, отличный солдат. К сожалению, он совершил огромную, чудовищную ошибку…

Гости выжидающе уставились на меня.

– Гаррет, прекрати! Замолчи немедленно! – чуть ли не взмолился Покойник.

– Он изрядно сглупил, выбрав себе в деды огра.

До них дошло не сразу. Я наблюдал, как сужаются глазки, как начинают подергиваться губы. Из двоих Картер был, пожалуй, потупее, но тут он дотумкал первым.

– Вы ошибаетесь, – сказал он мне. – Пошли, Трейс, мы зря теряем время.

– Ничего подобного, – возразил я. – Постарайтесь понять, кроме черного и белого есть множество других цветов. – Я посмотрел на Трейса; тот поспешно отвел взгляд. – Чем вы занимаетесь, парни? Бумажки сочиняете, по поручениям бегаете? Дядя подыскал тебе местечко потеплее, а, Трейс? Картер, и у тебя, верно, есть покровитель? Так кто из нас, по-вашему, защищает карентийскую корону? Вы или мой уродливый приятель?

– Вы понятия не имеете, что происходит на самом деле, – изрек Картер. Почему-то мое невежество его обрадовало.

Я встал и направился к двери.

– Валите отсюда, ребята. Я тоже ухожу. Пойду проведаю Берта и других бедняг.

Трейс раскрыл было рот, но Картер не дал ему ничего сказать.

В следующее мгновение эти серьезные молодые люди покинули мой дом. Картер наверняка назавтра и не вспомнит историю про несчастного Берта. (Признаться, я сочинил ее не сходя с места. Нет, Берт Верняк существует, на него и впрямь напали, вот только избить не получилось – огра, даже огра-полукровку, поколотить не так-то просто). Однако мои гости ничуть не возражали бы против того, чтоб Берт очутился в Бледсо. Или на кладбище.

Короче, за Картера можно не волноваться, а вот с Трейсом надо бы повозиться. Он показался мне человеком, у которого иногда наступает просветление.

Я запер дверь, насвистывая в блаженном неведении.

8

– Гаррет, ты утратил форму. Это представление было далеко не лучшим. Мне ли не знать, что ты способен на гораздо большее.

– Чего? Неужто пожалел эту шушеру? Да они полные придурки, блондин в особенности.

– Эти придурки, как ты изволил выразиться, вовсе не закоснели в предрассудках, которые ты им приписываешь. Кроме того, они мало чем отличаются от большинства современных людей. Вы все чувствуете себя уязвленными, вам необходимо выплеснуть обиду и раздражение. Эти двое в основе своей вполне приличные человеки. Однако…

– Ну? Чего замолчал?

– В них не ощущается глубины. А глубина есть у всех, даже у столь поверхностного сознания, как то, каким наделен твой друг мистер Тарп.

– Шутишь? Эта парочка белоручек, в жизни палец о палец не ударивших…

– Ты не понял, Гаррет. Их сознание имеет поверхность – и все, дальше ничего нет. Обычно людей переполняют эмоции, темные течения мыслей свиваются в жуткие кольца в нижних слоях сознания, недоступных человеческому разумению. Это происходит у всех, даже у мистера Тарпа и мисс Торнады. Но эти двое лишены какой бы то ни было глубины; на поверхности фанатизм, дальше – пустота. Кстати сказать, их фанатизм вовсе не такой слепой, как у большинства. Они уловили суть твоего велеречивого выступления, постигли смысл притчи об огре. Непонимание – не более, чем притворство; они повели себя так, потому что того требовали их маски.

Признаться, я совсем запутался. Ухватил только то, что Покойник говорил насчет поверхности.

– Это меня не удивляет. Знаю я таких типов, навидался по самое не могу. Они предпочитают, чтобы за них думали другие. Так оно гораздо проще, верно?

– Может быть. Но меня не покидает ощущение, что в наших общих интересах было задержать гостей подольше, чтобы я успел как следует изучить их сознания – или, выражаясь твоим языком, выдоить их до дна.

– Выдоить? Разве хоть один из них мычал?

– Прибереги свои колкости для очередной красавицы, которую тебе вздумается обольстить. Тебе следовало извлечь из них максимум сведений. Следовало занять их беседой, пока я проникаю под поверхность. – Судя по накалу мысленной речи, я таки ухитрился слегка рассердить своего партнера. – Данное Вольное Сообщество может добывать средства, вымогая деньги именем «Клича». И подобной возможностью отнюдь нельзя пренебрегать. Ты согласен?

Терпеть не могу, когда Покойник оказывается прав в наших спорах. А сейчас он был прав. Я поддался эмоциям. Совсем не подумал о том, что эти двое шутов могут иметь отношение к наездам на Вейдера. А ведь с них вполне станется. Между прочим, кто-нибудь из их подельников мог заметить троих девиц, заглянувших к приятелю-сыщику…

– Когда ты повзрослеешь, Гаррет?

– Чего?

– Ты не размышляешь. Ты действуешь под влиянием чувств. И твои действия часто идут в ущерб здравому смыслу. Впрочем, наши недавние гости как будто не связаны с делом Вейдера. Из чего, правда, вовсе не следует, что то же самое можно сказать о тех, кто их прислал.

– Ага! Так они знали про тебя?

– Эти двое – нет. И о тебе они тоже ничего не знали, за исключением того, что им сообщили. По– моему, ты снова все испортил, Гаррет.

Не знаю, не знаю. Может, они и вправду хотели нанять меня… Я вздохнул. Да, как это ни противно, Покойник прав. Как же мне надоела его вечная правота!

– Думаю, надо прогуляться на пивоварню и…

– Разумеется. Но не сию секунду. Потом. Когда заступит ночная смена. В ней молодые мужчины, которые еще хорошо помнят Кантард. Если на пивоварне есть борцы за права людей, почти наверняка их следует искать среди молодых.

Что я мог ответить? Когда Покойник прав, он прав. Но что-то слишком часто он оказывается правым в последнее время.

– Ладно. Что ты предлагаешь? – Может, что-нибудь разумное?