Когда Бог был женщиной

— А как же… кодекс? — смутилась Алиса.

— Ну… — широко улыбнулась Лиза. — Поэтому черствые бублики никто не продает. У меня, например, в Китае производство — делают обувь в огромных количествах, марка «Фетиш», в Москве сеть ювелирных и две гостиницы.

Алиса, опешив от такого размаха, лишь кивала.

— И все, что мне нужно — просто убедить людей, что они должны выбрать именно мой товар. А это, дорогая, проще простого. Я делаю качественные, красивые вещи, они всем нравятся, мне всегда сопутствует успех, у меня нет черных полос…

Она еще что-то говорила, но Алиса глубоко нырнула в собственные мысли. Жизнь без черных полос? Жизнь в полной уверенности, что завтра — и через год, и через пятьдесят лет все будет хорошо? Это про нее?!! Она что, тоже так может?

Почувствовав себя членом клуба избранных, она вольготно разлеглась на кушетке и пригубила ром. Даже Дима, ее рефлексирующий миллионер, и мечтать не мог о такой роскоши! Лиза ведь все тратила на себя!

— Мне не нужно одалживать деньги в банке, я просто встречаюсь с каким-нибудь миллиардером и беру в долг — без процентов, — вещала Лиза. — Конечно, я отдаю долги, но тут дело не честности, а в возможностях. Безусловно, тебе еще надо поучиться, не каждая может влиять на людей, и, разумеется, многие просто не способны прыгнуть выше чудо-масок для лица — кстати, это тоже неплохой бизнес, если взяться за дело с умом, но тут все дело в принципе. Если ты считаешь, что настоящая ведьма должна с головой погрузиться в чистую магию — это один вариант, но лично я и многие другие нашли себя в современном мире.

— А кто, например? — полюбопытствовала Алиса.

Лиза вскочила, схватила с журнального столика последний «Харперз Базар» и открыла раздел светской хроники.

— Она. — Лиза ткнула пальцем в фотографию не очень симпатичной, но холеной и модной дамы, за спиной которой робко улыбались юные красавцы.

Дама прославилась тем, что около полугода крутила скандальный роман с актером лет на двенадцать моложе ее, а потом с очередным скандалом бросила его. Говорили, что это был пиар-ход, что актер получил взятку, а дама обрела известность, но достоверно никто не знал — ни подробностей, ни того, чем, собственно, она занимается. Но она была богата. Сказочно богата.

— Она?.. — удивилась Алиса.

— Ну да! — кивнула Лиза. — Эта действует с размахом, но она и была одной из первых, кто с астрологии перекинулся на экспорт черных металлов. И вот еще эта… — Лиза показала на шикарную блондинку, которой по слухам было лет сорок, а выглядела она на двадцать пять. И никаких следов операций.

— А… Устя… — разочаровалась Алиса.

Лиза как-то странно на нее посмотрела.

— Что? — не поняла Алиса.

Лиза отложила журнал и села рядом с ней на козетку.

— Послушай меня, — серьезно произнесла она. — Пока что у тебя здесь… — она приложила палец к голове Алисы, — полный сумбур. Ты еще привыкла сравнивать — себя и свою подругу Наташу…

— Откуда ты… — встрепенулась Алиса, но Лиза лишь отмахнулась:

— Ты привыкла завидовать, ревновать, ненавидеть… Это прекрасно. Замечательно. Но какой смысл завидовать слабому? Это не поединок, это бойня, моя милая. Наташа — лишь ступень эволюции, женщина трудной судьбы, жалкая, беззащитная, рабыня. Она не наслаждается жизнью, она лишь расплачивается — тяжело и скучно — за те крохи, которые подбирает за мужем. Муж у нее, кстати, гомосексуалист.

— Да ты что?! — Алиса подалась вперед и приложила руку к груди.

— Я тебе говорю! Устинья — это картина, шедевр, ее жизнь — искусство. Она прирожденная гедонистка и существует для того, чтобы на нее равняться. Лучшие любовники, от которых она получает все, чего пожелает, не ограничивают ее свободы — вообще ничего не требуют взамен… Красивые мужчины, красивая жизнь — на это не каждый способен. Но если ты полагаешь, что она зря коптит воздух, то ошибаешься. Каждый мужчина, с которым она рассталась, считает время, проведенное с ней, лучшим в своей жизни. И они правы — она приносит удачу. Это древняя магия, и пусть она больше ничего не умеет — но в своем ремесле достигла совершенства. Она делает своих мужчин счастливчиками.

Лиза замолкла и несколько минут наблюдала, как Алиса разглядывает узоры на обивке.

— Я знаю, тебе сейчас непросто. Ты взрослый человек со сложившейся системой ценностей, но у тебя есть два варианта — либо ты останешься заурядной женщиной, которая трясется, как чихуахуа, при мысли о пенсии, о складках на шее и о бесплатной медицине, либо ты рискнешь оставить прошлое в прошлом.

Алиса встала, налила еще рому и села в кресло напротив Лизы.

— Алиса… — тихо позвала та. — Ты теперь другая. Пойми, по большому счету, мы отличаемся от людей именно тем, что умеем жить. Мы знаем правила игры. Человек умирает, а его близкие говорят: «Отмучился». Люди живут в вечном страхе, в ожидании беды, они боятся наказания, страдают, они беззащитны и слабы! Они как дети, которые потерялись в толпе! Неужели ты не понимаешь, что жизнь — это счастье, свобода, наслаждение и Божий дар, а не череда унылых будней, которые люди оправдывают необходимостью, долгом, ответственностью?! Тебе повезло, ты — другая, хоть и узнала об этом слишком поздно, но у тебя есть шанс все наверстать! Не будь мазохисткой!

— И что мне делать? — как-то плаксиво, так, что самой смешно стало, спросила Алиса.

— А все, что хочешь! — воскликнула Лиза.

И Алиса поехала к Марку.

Он жил в переулке между проспектом Мира и Каланчевкой, в старом, после капитального ремонта доме, в просторной трехкомнатной квартире. Алиса любила его уютный беспорядок: на диванах вперемешку навалены пледы, книги, блокноты, одежда, на всех столах громоздились стопки альбомов по искусству, чашки, тарелки, пустые пачки от сигарет, свечи, клочья бумаги, на полу валялись диски с фильмами и музыкой… Здесь хотелось отдыхать, свернувшись в калачик на одном из мягких кресел, накрывшись пледом и уставившись в какую-нибудь глупую развлекательную передачу, казалось, в этом огромном кабинете, в который Марик превратил свой дом, нет места для быстрых рискованных решений, для терзаний, интриг и поспешных выводов.

В квартире у Марика все было таким же ленивым и равнодушным к той огромной части жизни, в которой люди делали карьеру, бурно спорили на тему войны на Ближнем Востоке, пытались создать семьи и т. д., как и он сам. Алиса один раз наблюдала, с каким изумлением Марик смотрел на оппонентов в передаче «К барьеру!» — казалось, он увидел инопланетян.

Он не признавал ничего, что не вписывалось в тот образ жизни, который он выбрал для себя — неспешный писательский труд, прогулки в хорошие дни и встречи в ресторанах в непогоду, красивые женщины, на которых он просто любит смотреть (это он так говорит!), мужчины, пахнущие «Ком де Гарсон», одетые в кашемировые свитера и замшевые куртки, запах дорогого трубочного табака, тяжелый аромат «Шанс» от Шанель или волнительный «Джуси Кутюр», дым сигарет, малиновый закат где-нибудь в Мексике или на Гавайях — все это было настоящим, жизнью, а все эти политики с толстыми мрачными лицами, нервные неухоженные женщины с отросшей прической-сэссон, отстаивающие право… да хоть право женщин не брить подмышки, и уж конечно, программа «Максимум» с подробностями жизненного уклада бомжей, проституток и прочих личностей, при взгляде на которых Ад кажется не таким страшным, выходили за границы его личной, Марка, реальности.

— Это я! — закричала Алиса в домофон.

— А я к тебе собираюсь, — сообщил Марк. — Навожу марафет.

— Ты откроешь, или мне внизу подождать, пока ты примешь ванну, выпьешь кофе и сделаешь маникюр?! — возмутилась Алиса.

— Маникюр я делаю в салоне, — обиделся Марик, но домофон запищал, Алиса толкнула дверь и через пять минут уже пыталась с порога зашвырнуть пальто на диван.

Марк выглядел чертовски соблазнительно в майке-алкоголичке, стильных тренировочных от «Y3» и кожаных шлепках.

— И где марафет? — поинтересовалась Алиса, оценив щетину на подбородке.

— В ванной, — усмехнулся Марик и немедленно полез ей под платье.

— Отстань от меня, животное! — отбивалась Алиса.

— Ни за что, — мрачно ответил Марик, расстегивая молнию.

Закружилась голова — так было всегда, когда Марик ее тискал. Очнулась она уже в спальне, когда он снимал с нее трусы и смотрел особенным взглядом — от этой поволоки в глазах Алиса млела и вряд ли могла в этот момент вспомнить даже номер своей квартиры (если бы кому-то взбрело в голову его спросить). Он был такой крепкий, теплый, близкий и возбуждающий, что ей казалось, будто они находятся в неком условном коконе, за пределами которого происходит нечто странное: растут деревья, ходят люди, кто-то что-то покупает в магазине — в общем, загадочные события, не имеющие никакого отношения к сути вещей, — их с Мариком сексу.

И у него была лучшая задница в городе — таких круглых, мускулистых и упругих ягодиц не было ни у одного ее мужчины. Алиса сходила с ума, когда он поворачивался спиной — когда чистил зубы, или включал телевизор, или выходил из комнаты.

На этот раз спонтанный секс был быстрым, но отчаянным — Алиса казалась себе портовой шлюхой, на которую набросился залетный морячок, и от этой дурацкой фантазии ей вдруг стало весело.

— Что? — прошептал Марк, когда она захихикала.

— Ты меня не порви только на части! — попросила она.

— Это уж как получится… — пробормотал он и поцеловал ее взасос. — Ничего не могу обещать…

— Знаешь, Марик! — заявила она, вернувшись из ванной. — Я, кажется, хочу выйти за тебя замуж и родить тебе шестерых детей. Я просто не знаю, как еще объяснить, что со мной сейчас! — произнесла она, усевшись рядом с ним на кровать.

Он протянул руку и завалил ее на себя, поцеловал в макушку и погладил по спине.

— А я готов жениться на тебе, даже если у тебя уже есть шесть детей… Или собак.

— Мы же не серьезно? — забеспокоилась она. И даже попыталась вывернуться, чтобы взглянуть ему в глаза, но Марк не позволил.

— Почему это несерьезно? — возмутился он.

Она все-таки выскользнула из его рук и посмотрела на него с плохо скрываемым ужасом.

— Скажи, что это шутка! — потребовала Алиса.

— Шутка! — подтвердил Марк. — Но вообще-то в этом нет ничего страшного. Я два раза был женат. Или три. Нет, два. А у тебя что, замужествофобия?

— Наверное, — кивнула Алиса. — Просто меня раздражает весь этот бред на тему свадьбы. Все эти «жениться — не жениться»… Я, если честно, не понимаю, зачем это нужно.

— Ну, люди хотят жить вместе и подтвердить свои намерения перед богом и людьми… — Марк пожал плечами.

— Да ну, чушь какая-то! — фыркнула Алиса. — Сейчас-то кому нужна вся эта чепуха со свадебными платьями и родственниками из Моршанска? Мне лично совершенно не интересно весь день щеголять в дурацком белом парашюте, целоваться, когда все орут «горько!», и принимать пожелания плодиться и размножаться!

— А как же мои шесть детей? — ахнул Марк.

— О! — Алиса закатила глаза. — Отобьем парочку у Анджелины Джоли! Она, наверняка, уже со счета сбилась!

— Ты хочешь есть? — Марк оторвался от кровати и поискал треники, но не нашел.

— Хочу чаю и сладостей! — оживилась Алиса.

— Сейчас…

Марк вернулся с сервировочным столиком, на котором исходил паром чайник и была навалена куча пакетов с конфетами, печеньем, ватрушками, пирожными с заварным кремом и фруктами.

Оставив Алису со всем этим добром, Марк пошел в ванную, а она нашла у него в дисках «Других» с Николь Кидман и уставилась в телевизор. Думать ни о чем не хотелось — все переживания лучше было отложить на завтра. Или на послезавтра.

Когда Марк вернулся, она уже спала — с половиной булочки на груди и с пультом в руке. Он стряхнул крошки, выключил свет, забрал ноутбук и пошел в кабинет — дописывать очередной детектив, которого так ждали его преданные поклонники. Он был лучшим. Самым популярным, самым богатым, самым интеллектуальным. И ему это нравилось.

Глава 4

На следующий день Алиса позвонила ему часа в три и каким-то странным голосом сообщила, что они встречаются вечером, в восемь, в «Ситории» рядом со станцией метро «Аэропорт».

Когда Марик приехал, Алиса уже была в ресторане, на столе красовались устрицы, сашими из угря и набор суши.

— Я хотела завалиться в какой-нибудь шикарный кабак, но поняла, что суши хочется совершенно неудержимо, так что гулять будем на полную катушку! Ни в чем себе не отказывай! Я угощаю! — заявила она.

Глаза у нее светились каким-то нездоровым возбуждением.

— А что случилось? — насторожился Марк.

— Слушай, я слегка не в себе, поэтому проявляй такт и понимание, но я… уволилась! — выпалила Алиса.

— Что? — удивился Марк, впрочем, не очень сильно.

Он никогда не понимал, что за нужда у творческих людей ходить в офис и прозябать там с десяти до шести, как какой-нибудь персонаж гоголевской «Шинели».

Алиса же так одержимо защищала свою работу, свое сложносочиненное отношение к жизни, что несколько его пренебрежительных замечаний растворилось в шуме и ярости, которые Алиса подняла в поддержку какой-то там карьеры и каких-то планов.

— Что случилось-то? — повторил он, зацепив устрицу.

— На-до-е-ло! — по слогам произнесла она и приняла у официанта текилу. — Я счастлива, и мы сегодня напьемся! — провозгласила Алиса.

Правда, ей и так уже казалось, что она пьяна — события сегодняшнего дня ударили в голову. Началось все с того, что она проснулась на полчаса раньше будильника. Общение с Еленой сегодня отчего-то прошло без потерь — та ее не очень мучила, и с утра не было привычной головной боли и усталости. Елена ведь обнадеживала, что она привыкнет — может, и правда, Алиса приспособилась как-то к этим ночным бдениям во сне?

«Пока все человеческое в тебе сопротивляется, но скоро ты будешь ждать наших встреч с нетерпением, они будут тебе в радость», — увещевала Елена, но Алиса, признаться, не верила.

Настоящая магия оказалась испытанием — приходилось так напрягаться душевно и физически, что иногда чудилось, будто она пробежала двадцать километров задорным галопом, а не лежала спокойно в кровати. Мозг словно отказывался принимать странные вещи, которым учила Елена, и все тело ему помогало — мышцы скрючивало, а в висках тяжело стучало. И это при том, что они пока не разучивали никаких заклинаний — Елена просто рассказывала ей о сути вещей, о том, что такое быть ведьмой, что работает, а что нет, и все эти простые слова было очень тяжело понять.

Она тянула из нее душу — жестоко, клещами, с кусками плоти, и Алиса нечеловеческими усилиями зализывала раны, оставшиеся после новых знаний о жизни.

Но этим утром Алисе было необычайно хорошо. Солнце, впервые показавшееся после долгих пасмурных дней, выставило все в новом свете — краски заиграли, наполнили жизнь восторгом и счастьем. В отличном настроении Алиса сварила чудный кофе, нарезала зеленый бри, отломила кусок булки и позавтракала с большим аппетитом, что было ей не свойственно.

Она заехала домой, вывалила из шкафа все вещи и выбрала драпированное черное платье из шелкового джерси, черные замшевые сапоги и огромную красную сумку.

Подумала и отрыла бабушкино пальто с пышным воротником из черной ламы, шляпу с огромными полями, накрасила губы помадой цвета «русский красный» и отправилась на работу. Она выглядела шикарно. Недоступно. Звездой.

В здание издательского дома вошла она примой, но в офисе настроение поскользнулось и рухнуло с высоты собственного роста. О, боже… Как тут уныло! Скучные офисные столы, запылившиеся компьютеры, уродливые сувенирные кружки с логотипами разных компаний… В глазах потемнело. Неужели за этим тоскливым офисом она не видела жизни? Неужели ей казалось, что здесь, в этих грязно-белых стенах, есть что-то такое, ради чего стоит горбатиться до глубокой ночи — задержав дыхание, бережно расходуя кислород, прячась от акул и пугая мелких рыбешек? Неужели этот мрачный подводный мир, куда (за закрытые даже днем жалюзи — чтобы не отсвечивали экраны мониторов) не проникает солнечный свет, — привлекал ее?

Алиса постояла в дверях офиса, и, пока не передумала, не втянулась в какие-нибудь рутинные дела, развернулась, зашла в кабинет генерального директора и сообщила, что увольняется.

Татьяна Бек, дама лет пятидесяти, провела с ней длинную душеспасительную беседу — как и предписывал корпоративный кодекс, так как совету директоров требовалось знать, отчего сотрудники желают покинуть место, но, впрочем, без особенного трепета. В «Глянце» считалось, что любая должность в самом популярном журнале — манна небесная. Поэтому и платили меньше, чем в «Харперз Базаре», и уж тем более меньше, чем в «Воге», а претензий было больше: мол, ты разве не понимаешь, какая это честь — работать в та-а-аком журнале? Осознаешь, какая это важная веха в твоей жизни?

Поэтому Татьяна отпустила ее без истерик и упреков. Попросила отработать неделю, а это значило, что уже есть кандидат на ее место, пожала руку, поблагодарила за сотрудничество и вернулась к текущим делам.

Алиса все-таки вернулась к себе в кабинет, который сейчас казался ей залом ожидания в каком-нибудь третьесортном аэропорту — неприятно, но ненадолго, выписала премии всем сотрудникам, всем авторам определила повышенный гонорар, заказала за счет редакции шампанского, дождалась пяти вечера и собрала коллег в большом зале.

— Девушки! — обратилась она к ним. — Без лишних слов. Через неделю у вас будет новый главный редактор! Я ухожу!

— Куда? — подпрыгнула Катя, корректор.

— Никуда! — расхохоталась Алиса. — Просто мне все надоело!

Девушки, разумеется, смотрели на нее так, словно она заявила, что у нее СПИД — им она казалась больной, ненормальной: разве может нормальный человек радоваться тому, что у него больше нет работы. И какой работы! По большому счету, уход Алисы для всех этих женщин был лишь хорошим поводом для сплетен — надо же чем-то разбавить унылую жизнь среднего офисного сотрудника? Сплетен хватит на пару-тройку месяцев (это в совокупности с назначением нового главного редактора), а потом все станет как всегда — и ссоры арт-директора с обозревателем рубрики «Культура», и шпильки, которыми обмениваются два младших редактора, и ненависть, пропитавшая отношения автора колонки «Дневник блондинки» и автора «Другими словами»… И так будет всегда. Но без нее. Ура!

— Девушки! — провозгласила Алиса. — В течение получаса я принимаю поздравления! У нас есть шампанское за счет редакции и конфеты за мой счет! Налетай!

Вылетела первая пробка из бутылки «Вдовы Клико», зашелестела обертка шоколадного набора «Линдт», все быстро выпили, набили животы и, правда, разошлись через полчаса — веселиться здесь не принято. Веселых пирушек в редакции не закатывали — не умели. Самым «веселым» событием была загородная вечеринка на Валдае, на которую весь персонал вывезли на автобусах — и два дня они умирали от тоски, распевая в караоке «Айсберг» и «А я все летала».

Алиса села в такси и отправилась в «Ситорию» к Марку. Ей хотелось разделить с ним триумф. Не с Фаей, не с Марьяной, а с ним. Она поняла это и сама удивилась — неужели она превратится в одну из этих типичных женщин, которые ценят дружбу, пока у них нет мужчины, а стоит появиться тому, кто не заглядывается на бюсты четвертого размера, не говорит, что мечтает переспать со Скарлетт Йохансон и не корчит презрительные мины, если ты смотришь «Секс в большом городе», то тебе уже никто не нужен — и прощайте вечеринки с текилой в клубах, светлая память спонтанным поездкам в Питер вчетвером, чтобы курить в купе! И ночные посиделки в пижамах до шести утра — чтобы трепаться, пока не упадешь лицом в подушку, никто и не помянет всуе — табу?! Так, что ли, теперь будет? Алиса думала об этом с двенадцати до трех дня, пока не позвонила Марку, потому что всем нутром чувствовала — это должен быть он. Первый человек, который узнает о переменах в ее жизни. Тот, кто примет удар на себя.

Потому что… Файка с Марьяной будут охать, визжать и кричать, что она сумасшедшая — пусть и с одобрением! В общем, будут вести себя так, будто она купила новую машину.

А у нее началась новая жизнь, и это было так важно, что Алиса не готова была к воплям и экстазу, не хотелось, чтобы торжественность момента растворилась в гвалте.

— А ты уволилась так… под настроение или у тебя большие планы? — Марик задал тот самый вопрос, которого она ждала.