Газета Завтра 228 (67 1998)

А не то что говорить.

За окном ликует день весенний,

Лучше о весне поговорим.

Неоткуда ждать пока спасенья.

Что без боя завтра отдадим?

* * *

На тонком стебле молнии

Качнулись небеса —

И вдруг загрохотала,

Заискрилась гроза.

Как будто в шторм попали мы.

Москва плывет. Куда?

Балкон залит, как палуба, —

Сверканье, треск, вода…

Куда ж нам плыть?..

Понятно ведь,

Что надо к Богу плыть.

А нас несет на скалы.

И не остановить?

КОНЕЦ АПРЕЛЯ

Растворяется лед в бочажине

Под весенним горячим огнем.

И березы стоят в крепдешине,

Изумрудно-прозрачном таком…

Начинаются чудных полгода -

Без морозов и грузных снегов.

И легка, и воздушна природа!

И — лебяжий полет облаков!

Леонид Бородин КОГДА ПРИДЕТ ДЕРЗКИЙ

ИЗВЕСТНОМУ РУССКОМУ ПИСАТЕЛЮ, ГЛАВНОМУ РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА “МОСКВА” ЛЕОНИДУ БОРОДИНУ — 60 ЛЕТ. ПОЗДРАВЛЯЕМ!

Юбиляр среди друзей.

Николай ПЕНЬКОВ,

Владимир ЛИЧУТИН,

Леонид БОРОДИН,

Владимир БОНДАРЕНКО,

Александр ПРОХАНОВ

СЕГОДНЯ НЕСОМНЕННЫМ кажется факт, что “российский корабль” прекратил погружение в бездну, что весьма оптимистически оценивается правящими политиками и экономистами, хотя, скорее всего, погружение прекращено по причине достижения дна, впереди еще долгий, медленный и безболезненный процесс засасывания в ил, обрастание паразитами и тление…

Даже для самых непосвященных более нет секретов в умах и портфелях правителей: ОНИ НЕ МОГУТ И НЕ ЗНАЮТ, КАК…

На сей день не оправдалось расхожее мнение, что Россия — страна чудес, что в ней, дескать, все возможно, вопреки обстоятельствам и предпосылкам. Чудес не произошло, если не принимать во внимание факты молниеносного распада государства и столь же сверхскоростной переориентации российского сообщества от социалистической (хотя бы по букве) в демонстративно антисоциалистическую по существу. Если Советский Союз и был колоссом на глиняных ногах (а как иначе понять молниеносность его крушения), то глина его ног была убедительно закамуфлирована. Глиняные же ходунки новой “независимой” России — объект потехи и презрения для “всего прогрессивного человечества”. Только присутствие на территории России ядерного оружия удерживает Запад от вовсю беспощадного к нам отношения, то есть того отношения, какового заслуживает всякий заявлявший о себе, но заявлений не оправдывающий.

Капитуляция в Чечне и развал армии — не последняя, но весьма весомая оплеуха всем, обижающимся за державу. Последние не правы. Обижаться надо не за державу, а за отсутствие ее. Державы нет, есть некое пространство, над которым московские выдвиженцы пытаются установить хотя бы мало-мальский контроль.

Всем ясно уже, что единственное достижение власти — обуздание инфляции — отнюдь не шаг вперед, но отчаянное топтание на месте, елозание по дну пропасти, ибо необъятные окрестности бывшего государства стонут от отсутствия денег, а их нет и быть не может, возможно лишь перманентное латание дыр. Чтобы всем заплатить, надо запускать печатный станок — а это взрыв инфляции. Госбанк накопил кое-что, но брать из него нельзя, доллар взовьется под небеса, и — взрыв инфляции. Займы и капиталовложения Запада оговорены, отечественное производство роста в ближайшие времена не обещает — внутренний рынок переполнен импортом, не оставляющим нашим устаревшим технологиям никакого шанса.

Но, как всегда, кому-то плохо, а кому-то хорошо. Без излишней детализации попробуем прикинуть.

Плохо:

рабочим, инженерам и служащим бюджетных структур — платят мало и нерегулярно; рабочим, инженерам и служащим приватизированных производственных объединений и предприятий — задержка зарплат разоряет; работникам культуры — они в нищете; культуре — она в опале и развале; Дальнему Востоку и Крайнему Северу — брошены на произвол судьбы; бывшим и нынешним колхозникам, которым теперь не всегда даже есть где украсть, не то что заработать; творческим работникам, за исключением некоторых непотопляемых; военным… но об этом уже говорилось.

Хорошо:

справедливости ради следует сказать, что хорошо нынче тем немногим, кто обнаружил в себе положительные деловые качества и сумел хоть что-то сотворить на общую пользу, не обидев при этом и себя; но по-настоящему хорошо в наши времена, прежде всего, руководителям государства, министерств и ведомств, депутатам и чиновникам высших категорий, генералам и маршалам по причине принципиальной неответственности за содеянное и несодеянное, насладиться же и упаковаться успевают весьма; работникам средств массовой информации, этим не просто хорошо, им превосходно… (слыхивал об окладах ведущих телепрограмм, но умолчу, дабы не спровоцировать очередной штурм “Останкино”); специалистам по воздуху (появилась такая профессия — добывать из него, нечистого, якобы чистые деньги); хорошо проституткам и их сутенерам, гомосексуалистам и прочим сексменьшинствам; специалистам по тамтаму — их нынче время (сравните, как отмечался юбилей Лепешинской и приезд Джексона; после Чечни русский офицерский мундир можно напяливать и на дергунка Джексона, и на Мадонну, и на какую-нибудь звезду стриптиза — на всех хорошо смотрится русский офицерский мундир!); хорошо ворам в законе и вне закона, что сегодня одно и то же; цеху юмористов хорошо — вся Россия гогочет над ихними хохмами о самих себе…

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ назад, полные предчувствий краха системы, своим предчувствиям мы верили лишь наполовину, или уж во всяком случае полагали, что крах сей не близок, и у нас полно времени, чтобы самоопределиться и этим самоопределением задать тон национальной интеллигенции, сфор-мировать должное национально-государственное ядро по перехвату политической инициативы. Сегодня едва ли кто помнит, что именно тогда, в середине семидесятых, А. Солженицын высказывал предположение, что России в случае краха коммунистической идеологии необходимо будет пребывать некоторое время в авторитарном режиме — то есть было же опасение за судьбу ребенка в умывальном тазике…

Чувствующие несвободу, страдающие от нее, к свободе — как идеалу бытия — мы. тем не менее, относились крайне подозрительно и настороженно, за что и обвиняемы были нововзрастаемыми либералами и демократами в русопятстве, то есть в поклонении “традиционно русскому тоталитаризму, который со времен Ивана Грозного…” и так далее. В “равнодушии масс” к недостаткам и преступлениям режима мы усматривали не просто атрофию гражданского чувства, но в гораздо большей степени — таинственно огромный заряд “энтропии”, способный при определенных обстоятельствах пустить в распыл саму российскую государственность как таковую. Один из молодых “русопятов” конца шестидесятых писал тогда:

… Но вдруг однажды воскреси я

Всему причину и цену,

Мою смятенную страну

В какую бездну страсти кину?!

Я сам… я сын… На мне печать…

Добра и зла наполовину -

Боюсь молчать и не молчать…

Коварство нынешней ситуации в том, что на крайних идеологических полюсах оказались сегодня люди, в прошлом с равной добросовестностью подпиравшие гниющий режим. И те, и другие пребывают теперь в реабилитационной экзальтации, только одни реабилитируются отрекаясь, а другие — из кожи вон лезут, доказывая, как они были правы, что подпирали режим. Ни тем, ни другим не может быть ни веры, ни доверия хотя бы потому, что руководимые личными комплексами эти люди прежде всего политически и социально бесплодны и способны лишь мутить воду, разжигать страсти и пакостить друг другу. Возможно даже, что именно этому “заинтересованному” противостоянию вчерашних охранителей и теоретиков павшего режима обязаны мы кричащей и вопиющей безнадежностью ситуации…

А что она безнадежна — неужто кто-нибудь еще сомневается в том?

Народа в традиционно-историческом понимании этого слова на территории усеченной России сегодня нет. Есть население, до предела раздраженное неустроенностью и б е с п о р я д к о м! И жажда п о р я д к а л ю б о й ц е н о й, все больше овладевающая сердцами (не умами), из проблемы социальной готова перерасти в проблему гражданскую, когда жесточайшая диктатура видится населению как последняя возможность снова стать народом.

Не решусь оспаривать моральность этого, не раз проявлявшегося в истории коллективного инстинкта, но зато рискну утверждать, что уже сегодня значительная часть населения России именно м о р а л ь н о готова, созрела для диктатуры, и более того — жаждет ее как последнего средства, как спасительного взмаха “македонского” меча, как Божьей кары на всех, бесстыдно высунувшихся из общей массы, “не знающих, как”, но возомнивших, что сумеют, на всех зарвавшихся в азарте “прихвата” благ, на всех распоясавшихся в бесстыдстве — ведь сколько ни талдычь о неизбежности проституции и правах сексуальных меньшинств, инстинкт масс справедливо подсказывает им, что подобное философствование не просто аморально, но онкологично, то есть смертоносно, не только для народа, но даже и для населения.

Практически уже не срабатывают отвлекающие маневры-сенсации: беспоследственные разоблачения мздоимцев, скандальные разборки “высунувшихся” между собой, смакование бедствий и катастроф — на всю эту “информацию” обыватель хмурится и угрозливо прищуривается: дескать, мели, Емеля — ужо конец недели! Как прокурор, подшивающий в дело улики, рядовой житель России накапливает в сердце факты и фактики, аккумулирует их, преобразуя в ярость: вот офицерики российские подрабатывают на жизнь разгрузкой картошки, а вот миллионодолларовые особняки генералов и маршалов, проигравших войны; вот всемирно известный ученый объявляет голодовку по причине нищеты личной и ведомственной, а вот какой-то телевизионный кривляка бахвалится, что специально ездит в Монте-Карло в Висбаден проиграть в казино тыщонку-другую “зелененьких”; таксист-работяга, в час ночи вернувшийся со смены, треплет за уши одиннадцатилетнего сынка, смотрящего по НТВ порнуху, а вот “говорильщик” с НТВ получает в Израиле всемирную премию за супероперативность своего канала…

В отличие от голосистых коммунистов, беспартийный гражданин “независимой России” никакими революциями более не грезит, партиям не доверяет, от посулов и прогнозов отмахивается — он ждет по-настоящему сердитого хозяина, который скоро, вот-вот, объявится, стукнет кулаком по столу-игралищу так, что не только карты, но и игроки-шалопаи взлетят и перемешаются в кучу, и скажет коротко и весомо: “Все! Хватит! Наигрались!”

Из множественности услышанных или подслушанных грез уставших от “демократии” и возмущающихся “бардаком” жителей России, в особенности — провинциальной России, с достаточной ясностью вырисовывается тот стратегический план, с каковым объявится на Руси новый хозяин.

Даже самый “экономически не подкованный” человек сегодня знает, что первейшая причина всех бед — падение производства и благодетельная для Запада и губительная для нас импортная агрессия. Потому первейший поступок, по которому новый хозяин узнается народом, — гулкий стук упавшего наижелезнейшего занавеса, чтоб не только оттуда, но и туда ни-ни всяким пакостникам, ворюгам, шаромыжникам, агентам влияния и агентам на ставках. Второе, и немедленное, — это изъятие из российской жизни самого главного агента Запада — доллара…

Русский человек убежден, и в том его не раз уверяли политики, что Россия, даже в ее нынешнем состоянии, способна прокормить себя, а невостребованность возможностей сельского хозяйства очевидна всякому, живущему за пределами московской кольцевой. Таким образом, временный полнейший изоляционизм видится первейшей мерой по спасению России. Сперва порядок, а потом диалоги. У России долги? Подождут. Куда денутся? Воевать не посмеют. Атомный бронепоезд хотя и на запасном и подзапущенном пути, но под парами!

У Запада нет иного инструмента давления на Россию, кроме того, который внутри нее, но с этим фактором мы разберемся…

Новый хозяин обязан сформулировать состояние страны как катастрофическое, приравнять его к военному положению со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отмахиваясь от всяких капитализмостроительных концепций, русский человек так приблизительно понимает происходящее: в процессе “перестройки” все то, что именовалось общенародным, и пусть даже фактически было ничейным, все оно было пущено на “прихват”, и в итоге одна часть населения, очень меньшая, внаглую ограбила большую часть и свершила сие исключительно в личных, то есть корыстных, то есть преступных, целях, ибо хваленое первоначальное накопление никак не отразилось на положении государства в целом, зато наглядно выявилось в демонстративном процветании “активистов-прихватчиков”; потому жестокая разборка команды нового хозяина с хищниками, при дружной поддержке ограбленных и обманутых народных масс, будет вершением объективной справедливости.

Русский человек также уверен, и в том его тоже убедили постоянно реорганизующиеся спецслужбы, что на каждого “хищника”, будь то рядовой “новый русский”, “думчанин” или человек президентской команды, — на каждого из них имеется в соответствующем месте полнокровное досье, которое нынче никак не может быть пущено в ход — по причине теснейшей взаимоповязанности “хищников”. О том же свидетельствуют уже приевшиеся беспоследственные взаиморазоблачения и обличения, эксклюзивные интервью и пресс-конференции…

Неумехи, но говоруны, реформаторы в глазах человека народа лишь имитируют деятельность, не имея ни чести, ни мужества признаться в том, что обречены на долговременное и бесперспективное латание “тришкиного кафтана”, озабоченные одним только: как можно дольше продержаться “наверху” и успеть обеспечить себе “достойное” существование после неизбежного, но безболезненного ухода со сцены. В рамках правил игры, которые они сами для себя установили, выход из катастрофы невозможен, они это понимают, знают, и уже тем преступны, что продолжают играть.

ДЛЯ ВОССТАНОВЛЕНИЯ державы в ее инстинктивном народном понимании первей прочего необходимы два дорогостоящих действа: реорганизация армии до державной кондиции и должное обустройство новых, навязанных судьбою государственных границ. Эти действа не могут быть отложены до лучших времен, ибо они понимаются как необходимые условия для дальнейших восстановительных работ. Потому армия, доведенная до нынешнего ее существования, видится первым и самым надежным союзником-исполнителем планов грядущего российского хозяина. Пополненная крутыми и мужественными парнями, что бродят “делово” по улицам российских городов без пользы для державы, и не крутыми, но шустрыми, вроде тех, что, опять же без всякой пользы для державы, отчаянно дрыгают конечностями на эстрадах за спинами хрипучих и визгливых эстрадных див, а также срочно отозванными с инкурортов, из инвузов и инофирм сынами министров, депутатов, бизнесменов, шоуменов и телемагнатов, она, новая, призванная к возрождению Российская армия, в единстве с пострадавшей частью российского населения вполне способна обеспечить установление в стране жесточайшего режима экономии за счет временного введения всеобщей карточно-талонной системы, изъятия “очевидных” излишков у шустрых, деловых, но антигосударственных элементов, каковые, утратив за годы “халявы” бдительность, так или иначе попытаются оказать сопротивление, и тем самым в итоге воссоздадут необходимый для непроизводительных работ по устройству границ контингент рабсилы. Умный хозяин (а он непременно будет умным — новый российский хозяин) сумеет должным образом оценить тех из нынешних деловых и “богатеньких буратинов”, кто правильно просчитает ситуацию и вовремя озаботится державным радением, освятится скромностью личного быта и воспылает жаждой благотворительности. Суровый телезритель всякий вечер будет оттаивать лицом, переключая каналы ТВ, где вместо рекламы сникерсов и тампаксов будут сплошные торжества добровольных вручений особняков, вилл и дворцов детприютам, детсадам, инвалидам и ветеранам. Не будет проблемы и с капиталами, вывезенными за рубеж. Наделенный обратной силой закон о преступности вывоза поставит в прямую зависимость сроки “отбывания” со сроками возвращения капитала.

Взятый под жесткий государственный контроль экспорт сырья обеспечит стратегически планируемую закупку новейших технологий — и ничего более! Не до жиру!

Если под всю эту “музыку порядка” с западной стороны объявится инвестиционная инициатива (а не исключено, что тогда-то, именно при “порядке”, она и объявится) — добро пожаловать в сферу производства и на условиях корректного процента прибыли, и никак иначе!

Предполагается, что “явление хозяина”, его зычный и властный призыв к возрождению державы всколыхнут прежде всего русское население страны, вдохнет в него утраченную пассионарность, и первые решающие свершения произойдут с преобладающим участием русских, что положит начало воссозданию исторически традиционного Русского государства, каковым его знал весь прочий мир до начала двадцатого века. Русские должны доказать, что продолжают быть “системообразующим народом”, должны явить малым народам России историческую волю, способную обеспечить достойное существование в своих границах иным культурам и религиям.

По широко распространенному народному мнению, преображение русских — дело не сложное, хотя и болезненное. Державная идея перво-наперво должна объявить пьянство скрытой формой национального предательства. Только такая формула, по мнению многих, ныне пьянствующих, способна подвигнуть их к трезвости или хотя бы к умеренности в питии. Было б ради чего не пить — говаривают. Ради державы да под угрозой остракизма — стоит попробовать. К тому же если при “горячем” деле, так, пожалуй, и не до того будет…

С прочими народными язвами — проституцией, наркоманией, сексуальными извращениями и даже с воровством в его простейших формах — управиться легче, хотя без перегибов не обойтись. Поскольку возрождение державы видится делом, не менее тяжким, чем, положим, победа в прошлой Отечественной войне, то “сурово брови мы насупим”, как пелось в песне предвоенных лет, и будем “без сантиментов” чистить себя под хозяина, а страну от нечисти.

Следующая проблема после первых успехов внутреннего оздоровления (именно следующая, а не одновременная) — активное государственное попечение над территориями так называемого ближнего зарубежья с преобладающим русским населением, денонсация, хотя бы и в одностороннем порядке, Беловежских соглашений; долговременная программа воссоединения волюнтаристски отторгнутых территорий всеми средствами, каковыми способна располагать вновь ставшая великой русская держава.

А за всеми вышеперечисленными действиями и намерениями, за всеми прочими, не названными по причине их множества, как опорная стена, должно присутствовать в каждом всерьез рассердившемся русском уверенность в том, что нет такой силы в мире, какая могла бы помешать ему возрождать свое государство. Экономически самодостаточному, не страшны ему никакие бойкоты, а наличие ядерного оружия — гарантия от агрессии “всего прогрессивного человечества”, понимающего, что никаких “малых войн” с нами быть не может, может быть только одна “большая” и без победителей.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ о “хозяине”. Редчайше и с большой долей сомнения и неуверенности в этой роли видят царя. Чаще “военного”, а последнее время некоего, еще вообще не знаемого. В дни последнего “предвыборья” возникало имя А. Лебедя, явившего народу суровую немногословность и таинственную многообещаемость. В. Жириновский в кампании растерял своих воздыхателей, потому что отчего-то надумал доказывать, что он “не верблюд”, что хороший семьянин и вообще — как все. Но таковой-то он как раз никому и не нужен. Ранее расхожие исторические аналогии практически исчезли с уст: Пиночет, Франко, де Голль — нет, сегодня они ниже той планки, которую воображает народное сознание для будущего спасателя земли русской. О Православии говорится лишь как о сопутствующем факторе — по-другому и не может быть в стране преобладающего атеизма. Коммунистов же в роли спасателей видят только коммунисты.

Народ ждет, и потому фактически безмолвствует.

ПОСЛЕДНЯЯ ФРАЗА заведомо не точна, ибо никакое, даже суперпрофессиональное социологическое исследование, не способно определить, какая часть народонаселения России мыслит сегодня таким образом, каковой я старался добросовестно изложить. Уверен в одном: что часть эта будет возрастать в геометрической прогрессии по мере дальнейшей демонстрации властью своего бессилия.

Не знающий КАК и пребывающий в отчаянии от собственного бессилия, сам я с типичным интеллигентским трепетом предчувствую миг, когда скажу себе тихо, но в унисон с массами: да будет так! Пусть придет дерзкий и возьмет за шиворот…

Владимир Бондаренко НОВОЕ РУССКОЕ КИНО

КАК ИЗВЕСТНО, ПЕРЕСТРОЙКА у нас началась с Дома кино, этого оплота радикальной демократии. Как известно, на Съезде кинематографистов освистали нашего величайшего кинорежиссера Сергея Бондарчука, а заодно и других крупнейших лидеров советского кино. Досталось даже Никите Михалкову за его поддержку Бондарчука…

Началось десятилетнее царство крутой чернухи, порнухи и оголтелых антисоветских агиток. Все эти “Маленькие Веры”, все эти “Такси-блюз”, все эти Мамины и Соловьевы очень быстро надоели нашему зрителю. Кинотеатры катастрофически опустели еще и потому, что отечественное кино, кроме аллергии, ничего не вызывало. Вдруг оказалось, что пляска на гробах своей истории не интересует никого и на Западе. Советское кино было одним из уважаемых в мире. Несмотря на все идеологические противостояния, на всех крупнейших кинофестивалях принимали участие советские мастера кино. Несмотря на весь свой оголтелый мазохистский антисоветизм, перестроечное кино не допускалось ни на один международный кинофестиваль. Вместо создания киноработ Элем Климов, Сергей Соловьев и прочие кинореволюционеры совместно с Юлием Гусманом и Марком Рудинштейном занялись производством кинофестивалей: сочинских, ялтинских и других… Если не пускают в Канны, погуляем хотя бы в Сочах — вот лозунг провалившегося кинодесятилетия. Пожалуй, один Никита Михалков и представлял на международном уровне современное отечественное кино. Это было воистину — время Михалкова. Никакой серьезной конкуренции. После Бондарчука он и стал следующим обладателем российского “Оскара”. Тогда же в этой пустоте и чернушной вакханалии серьезно заявил о себе фестиваль славянских и православных фильмов, который организовал Николай Бурляев… На просторах “Мосфильма” и “Ленфильма” гулял ветер. Многие кинорежиссеры просто замолчали, не зная, что делать, зачем делать? Отечественное кино оказалось “бывшим”. Или, как верно подметил герой фильма Владимира Бортко “Цирк сгорел, и клоуны разбежались” замолчавший кинорежиссер Николай Худокормов, которого играет Николай Караченцев, все они — бывшие кинодраматурги, кинорежиссеры, бывшие артисты, клоуны, писатели — оказались “за чертой”. За чертой новой жизни. Это как целые социальные слои оказались ненужными и бывшими в семнадцатом году, так и ныне — те же самые слои интеллигенции оказались невостребованными. Самое парадоксальное в том, что произошел обвал прежде всего той интеллигенции, которая готовила и воспевала перестройку. Еще никто не анализировал состав пострадавших и “опущенных” за годы перестройки. Это не партноменклатура, которая легко пересела с “чаек” и черных “волг” на “мерседесы” и “вольво”, вывески обкомов и горкомов сменила на вывески губернаторов и мэров. Это не асы из КГБ и не директора заводов… даже рабочие и крестьяне, потерявшие состояние стабильности, не потеряли свои руки и живут в полуфеодальном состоянии натуральным хозяйством… Это не чиновники и бюрократы, лишь усилившие свою власть. Все потеряла прежде всего интеллигенция, жившая за счет государства. Кончилось государственное меценатство, кончились субсидии на культуру, на кино и музеи, на журналы и библиотеки… Бывшие властители дум размазывают сопли и мечтают о новом хозяине… Но наш цирк сгорел, и клоуны разбежались кто куда. Старое кино тоже оказалось “за чертой”.

Символичным оказался недавний съезд кинематографистов, когда все эти “бывшие”, когда-то дружно освиставшие Бондарчука и Михалкова, призвали на трон того же Никиту Михалкова, униженно принимая все его ультиматумы…

Тем временем менялось и отношение к советскому кино. Везде замелькали рубрики: “старое кино”, “старые фильмы”, “старые песни о главном”… От “Веселых ребят” до “Белого солнца пустыни”, от “Десяти негритят” до “Тени исчезают в полдень” — все стало приниматься на “ура”. Вдруг по-новому зазвучала фраза “советское — значит, отличное”… Пудовкин, Панфилов, Параджанов, Тарковский, Бондарчук, Александров, Пырьев, Шукшин — обрели новое качество. “Бывшими” оказались именно перестройщики с вечной фигой в кармане. На мастеров советского кино стали смотреть, прежде всего, как на блестящих художников, обозначивших целую эпоху в мировом кино… Постепенно, отодвигая чернушную пустоту, учась именно у мастеров старой школы, стали появляться новые киноработы. Большинство новых имен, но кто-то уцелел из среднего поколения, изрядно переболев и нигилизмом, и гласностью… За этот период страна уже, к счастью, объелась американским кино и с интересом присматривалась к новым отечественным фильмам…

Первыми ласточками “нового русского кино” оказались, на мой взгляд, фильмы “Кавказский пленник” и “Особенности национальной охоты”. Взошла звезда актера Олега Меньшикова, заговорили о режиссуре Владимира Хотиненко и Сергея Бодрова-старшего. Оказался откровением для многих “Брат” Валерия Балабанова. Новый киноязык, новые актеры, новые сюжеты.

Новую волну определяют новые тридцатипяти-сорокалетние режиссеры. От Эльдара Рязанова или Сергея Соловьева уже никто ничего не ждет. Скорее, всматриваются в еще более молодых… Мне нравится, что прошла мода на болтовню, на эти бессмысленные кинофестивали, на клипы и кинорекламу. Вперед выходят трудяги, умеющие и любящие работать. Снять богатый пятиминутный клип, а потом месяцами оттягиваться на кинотусовках, изображая из себя мастеров жанра, — это уходящий стиль. Это уже явление массовой культуры, неприличное для серьезных художников. Споры ведут уже те, кто доказал свое право. Только за последний год на экраны вышли такие разные и такие значимые фильмы, как “Сирота казанская” Владимира Машкова, “Вор” Павла Чухрая, “Тело будет предано земле, а старший мичман будет петь” Ильи Макарова, “Мытарь” Олега Фомина, “Мама, не горюй” Максима Пежемского, “Странное время” Натальи Пьянковой, “Время танцора” Вадима Абдрашитова и “День полнолуния” Карена Шахназарова… Это — не считая нашумевшей “Страны глухих” Валерия Тодоровского. Не считая уже названного мною фильма Владимира Бортко “Цирк сгорел, и клоуны разбежались”. Фильмы разные, фильмы странные: от комедии до триллера, от мелодрамы до трагедии. Это и городской фольклор, городской карнавал, криминальный фарс в веселом фильме “Мама, не горюй”, где высмеиваются и мафия, и милиция, и вруны-тележурналисты, и криминальные авторитеты, а все во имя простого морячка, которому так надо попасть вовремя на рейс и которому так некстати подвернулся под горячую руку хозяин городского питерского округа. Вот и бегают в поисках морячка братва и уголовный розыск, повязанные ныне одной цепью и одним хозяином. Хоть время-то у нас нынче плохое, но люди-то у нас хорошие, так думает сценарист Константин Мурзенко, он же автор еще одной веселой питерской криминальной комедии “Тело будет предано земле, а старший мичман будет петь”, так думают и актеры Иван Охлобыстин, Валерий Приемыхов, Сергей Колтаков. Максим Пежемский искренне считает, потому и живем до сих пор, что ко всему злу с юмором относимся. Злые исполнители порой оказываются добрее закулисных мастеров. И в наше постперестроечное время мы стараемся найти место добру. С той же иронией относятся к нависающему над нами злу и актеры Александр Лазарев, Евгения Игумнова, Андрей Барило вместе со своим режиссером Ильей Макаровым в фильме “Тело будет предано земле…” Само название странно-иронично. В фильмах как бы и нет настоящих злодеев, они у нас в жизни. Там, в кино, мы их легко побиваем, и из-под пуль вылезаем, и в огне не сгораем, и в воде не тонем. Так что не горюй, мама, морячок в свой рейс отплывет, и мичман будет петь, и бензопила не распилит хорошего актера Александра Лазарева… Новое русское кино смотрится с удовольствием, в нем зло побеждаемо. А если и нет, то есть надежда на будущее, и есть сладкая ностальгия по хорошему прошлому… Через весь фильм Карена Шахназарова “День полнолуния” проходит лишь одна сквозная сцена, объединяющая чуть ли не всех героев, это сцена в ресторане сталинских лет, где встречается бравый офицер с обворожительной женщиной в фиолетовом, этакой блоковской незнакомкой, красавицей, так странно-очаровательно бросающей на пол фужер с вином и с улыбкой уходящей от своего боевого спутника… Эта красота жеста, красота поведения, красота исчезания запомнились мальчику, сидящему в том же ресторане с родителями, и официанту, и юноше, заказывающему пломбир. Символ всеобщей ностальгии посреди сегодняшних киллеров и банкиров, охранников и ди-джеев. Все мы повязаны друг на друга, на наше прошлое и наше будущее — убеждает “День полнолуния”. До девяносто актеров, и очень известных, среди них Коренева, Приемыхов, Ильин — на каждого не более трех минут экранного времени, а далее эстафета, перекличка идет в прошлое, идет вширь, по всей земле… Очаровательная Анна Герм, молодая талантливая выпускница ГИТИСа, всех заворожила, как сладкоголосая птица вечной юности, как память о простом и величавом прошлом, которое мы все несем в себе, память о родителях, о времени радостного детства… Ретро в исполнении прелестной юной актрисы явно удалось. Дай Бог, тебе, Анна Герм, и дальше счастливой актерской карьеры… Это фильм, так же, как и фильм “Цирк сгорел, и клоуны разбежались”, тоже напоминает о тех, кто оказался за страшной чертой жизни, кто оказался “бывшим” в новой жизни. Одним из лучших эпизодов, мастерски снятых Шахназаровым, стал эпизод с умирающей собакой. Это тоже как бы “бывшая собака”, выпавшая за черту нынешней жизни. Она лежит в куче мусора, среди гниющих объедков и помойных отбросов, она тоже выкинута в эту мусорную кучу. Она вспоминает о былой жизни. Охота на уток, благодарность хозяина, верная служба — все в прошлом. А сейчас мимо проходят “новые русские”, киллеры, влюбленные. Собака провожает их равнодушным взглядом… Кстати, и в этом, и в других фильмах мы видим новых персонажей в мире кино. Ди-джей в “Дне полнолуния”, ди-джей в фильме “Тело будет предано земле…”, у Невзорова в фильме “Чистилище” главаря чеченов играет популярный питерский ди-джей Дмитрий Нагиев. Популярны и киллеры — в “Цирк сгорел…”, в “Дне полнолуния”, в комедиях и в драмах. Впрочем, и главный герой фильма “Брат” — наемный киллер. Киллерство — как тяжелая и занудная работа, как часть жизни нашего общества, как неизбежность. Ты кем работаешь? — челноком. А ты? — киллером… Правила нынешней игры. Опять же войны как неизбежность новой жизни. С войны вернулся герой “Брата”, чеченской войной заканчивается “Вор” Чухрая. О войне на Кавказе “Кавказский пленник” — первая ласточка нового русского кино. Да и как к нему ни относись, но художественный фильм Александра Невзорова “Чистилище” весь о той же чеченской войне… И в нем тоже тоска по “бывшему”, по стабильной стране…

Конечно, наиболее раскручены из всего нового кино сегодня “Вор” Павла Чухрая и “Страна глухих” Валерия Тодоровского. Они уже обросли прессой, славой, международными фестивалями, премиями. Думаю, будет иметь большую известность и фильм Владимира Бортко “Цирк сгорел, и клоуны разбежались”. Здесь и неожиданный для Николая Караченцева образ героя, оставшегося “за чертой”… Все поколение пятидесятилетних уже оказывается за чертой новой постперестроечной жизни. Герою фильма только пятьдесят, а все уже в прошлом. Сгорело все то, чем он жил, а новое ему откровенно неприятно. Бывшая звезда, бывшая популярность, банкир ему предлагает идти на выборы в Думу и изображать демократа, и выполнять политику банка. Спонсоры дают деньги на кино только на неприемлемых условиях, дети живут непонятной жизнью со своими компьютерными играми, любовниками, дискотеками. Друзья предают… Верной оказывается только смерть, которая убеждает героя отступить от тщетной борьбы и уйти из бренного мира. Может, на самом деле наш цирк сгорел? Или все же “мы еще побултыхаемся!” — как считает режиссер фильма.

В фильме “Вор” действие происходит в 1952 году. Молодая женщина (актриса Екатерина Редникова) и ее шестилетний сынок Санька (его сыграл просто великолепно Миша Филипчук, получивший за свою роль специальный приз при вручении “Оскаров” этого года) встречают в поезде красавца-офицера (Владимир Машков), так начинается счастливая поначалу жизнь троих людей. Но офицер оказывается профессиональным вором, мать гибнет от подпольного аборта, и предстоит Саньке далеко не легкая жизнь. Впрочем, уроки временного отца Толяна пригодились будущему полковнику спецназа, так же, как пригодился и его пистолет. Фильм как бы не о современности, но есть общая атмосфера для всех новых фильмов — нет ненависти ни к стране, ни к ее истории, ни к героям. При всей условности — это гораздо больший реализм, чем атмосфера чернухи проигранного отечественным кино десятилетия. Ведь и Толян показывается нам во всей жесткости поступков, но без ненависти. Страна не хочет ненавидеть свое прошлое. Есть трагедии, есть гибель, но нет ненависти. А значит, есть надежда на будущее.

Я обратил внимание на слова Валерия Тодоровского: “Как бы то ни было, людям необходимо смотреть кино на своем родном языке… Я тут поймал себя на том, что смотрю по телевидению плохие картины, но наши. Они чем-то для меня притягательны. И здесь, мне кажется, очень мощный пример подала нашему кинематографу российская попса, потому что она открыла в народе колоссальную потребность слушать музыку на своем родном языке…”

Младший Тодоровский сам прошел период оголтелой политизации, считал себя радикальным демократом. Жизнь научила. Его “Страна глухих” уже стала новейшим отечественным кинохитом. И вполне заслуженно. Молодые актрисы Дина Корзуе и Чулпан Хаматова мгновенно стали популярны. Очень интересно играет Максим Суханов. Оригинальный музыкальный фон к фильму написал молодой композитор Алексей Айги. Продюсер — Сергей Ливнев. Молодые сделали кассовый фильм о молодых. Два одиноких человека, две девушки защищают себя от злого мира. К тому же одна из них — глухая, со странным именем Яя. Она мечтает о неведомой стране глухих, где все друг другу желают добра, где царит любовь. Она зовет туда и свою подругу. А их окружают торговцы наркотиками, сутенеры, сомнительные дельцы. По-своему это два очень сильных человека, может быть, поэтому они и побеждают…Нашлись сразу критики, прочитавшие фильм как манифест лесбиянок. Но это — их дело, искореженных людей. Скорее, женская дружба Яи и Риты держится на женской сопротивляемости миру зла. Там, где мужчина предает и сдается, женщина выживает и ведет за собой.

Они, несмотря на свою молодость, тоже оказались “за чертой” нынешней жизни. Как и миллионы нынешних беспризорников, безработных, проституток. Они так же, как и многие их прототипы в жизни, приехали в Москву из других городов. Нет ни прописки, ни работы, куда им? Идти на панель? Идти воровать? Да и другие герои — глухой владелец ресторана по кличке Свинья, возлюбленный Риты Алеша — тоже не врожденные злодеи, а жертвы этой новой жизни. Их сопротивление, их предательства, их преступления — это попытка удержаться у черты, доказать свою вживаемость в жесткое время… Получается, что молодые герои новых фильмов — тоже, еще и не пожив, выбрасываются за черту, тоже становятся “бывшими”… И их цирк тоже сгорел… Получается, что и молодые герои тоскуют по богатству минувшей жизни.

Общее у всей новой волны русского кино — ностальгия по полноценной жизни, нежелание остаться “за чертой”, утверждение своего права на жизнь. Большинство бывших людей — ученых, писателей, военных, бомжей, инженеров, учителей — отрицают право избранных руководить настоящим и определять будущее. Они тоже хотят участвовать в жизни. По сути, они и есть полноценные люди, все эти “бывшие”, отрицающие одномерность нынешнего состояния…

Уверен, меня начнут упрекать, что же я не нашел никаких отрицательных сторон в новом русском кино? Что же, там нет моих оппонентов? Сколько угодно. Но если я прав, и новое русское кино прежде всего отрицает былую отрицаловку нашего прошлого, нашего языка, нашей культуры, то чего же мне играть в их отрицаловку и отрицать иные их жесты, их драматургию, их киноязык?

Да, в новом кино чересчур много наркоты, вместо былых пьянок герои то и дело что-то курят, чем-то колются. В “Брате” и в “Стране глухих”, в “Тело будет предано…” и в “Мама, не горюй”… Балуются наркотой милиционеры и молодые девушки, криминальная братва и предприниматели, студенты и ди-джеи… В американских фильмах положительным героям не позволят колоться, на то и их политическая корректность. Я вроде бы эту политкорректность, то бишь цензуру — осуждаю, но тем не менее, по-моему, это звучит как неосознанная реклама наркотиков.

Да, у молодых актеров, как бы они ни были привлекательны, еще не хватает мастерства, в сценариях есть неувязки.. Но в конце концов, как правило, эти фильмы принадлежат к “малобюджетному кино”, к бедному кино. Нет ни лишней пленки, ни лишней аппаратуры. Сама идея молодого директора киностудии Горького Сергея Ливнева — делать на первых порах малобюджетное кино, чтобы позже, завоевав успех и популярность, прийти к любым дорогостоящим постановкам, — уже доказала свою жизненность. Когда былые звезды плакались в жилетку на многочисленных, никому не нужных кинофестивалях, нашлись ребята, которые предпочли не плакать, а работать. Они верят и в себя, и в свой народ. Они не издеваются над ним, как былые мастера чернухи перестроечной, а любят его и дают ему надежду.

Я в этой статье никого не хочу критиковать. Это чудесно, что появилось новое русское кино. Работайте, ребята! Бог вам в помощь!

ТИТ О “ТИТАНИКЕ”

Мне одному из первых в Москве удалось посмотреть на большом экране “Титаник” Камерона. Фильм, что называется, “понравился”. То есть на меня произвели впечатление те дорогие и отчасти виртуозные трюки, которыми насыщено трехчасовое действо. Можно сказать и так: я получил удовольствие от лицезрения картины гибели суперлайнера и двух третей его пассажиров. Говоря об “удовольствии”, я не собираюсь тут же ханжески раскаяться и начать морализаторствовать… Создатель фильма Джеймс Камерон демонстративно отказался от некоторой части вознаграждения за ленту и во время церемонии награждения Оскорами заставил жухлую киношную публику почтить минутой молчания память людей, погибших в результате гибели “Титаника” в апреле 1912 года. Но все эти трогательные подробности вряд ли заслонят грубую подоплеку: реальное историческое событие, отмеченное массовой гибелью людей, превратилось в дорогой товар, кристаллизовавшись в новый миф масс-культуры. С момента гибели реального “Титаника” этот миф воспроизводится западным Агитпропом с упорством сосисочной машины, и так будет вплоть до разрушения Голливуда как такового. В этом контексте можно вспомнить следующий факт: первый художественный фильм о судьбе “Титаника” был снят уже в июне 1912 года, то есть через два месяца (sic!) после самой катастрофы. Видимо, полноценный миф о “Титанике” был отлит с помощью прессы буквально в течение нескольких недель, и в последующие 86 лет претерпевал необходимые трансформации, приобретая более законченный и более совершенный вид.

В дни, когда я смотрел “Титаник”, в российской прессе стихийная кампания по раскрутке нового голливудского хита была в разгаре, и честно говоря, не хотелось со своим гаснущим баритоном встраиваться в басистый хор впавших в патетический раж либеральных кинокритиков. Механизм раскрутки очередного “эпохального” фильма мне, наивному человеку, до сих пор представляется загадочным. Разумеется, я понимаю, что мировая, а вслед за ней и отечественная пресса, как голодный птенец, требует информационных поводов, различных тем и сюжетов, а потому с удовольствием жрет и переваривает все, что связано, например, с Голливудом. Но меня почему-то не оставляет ощущение, что публикации в российских газетах и журналах, посвященные “Титанику”, есть отголоски тривиальной коммерческой рекламы (Таня открыла для себя “Титаник”), всерьез развернутой на Западе. Забавно видеть, как умачи-обозреватели, воспитанные, видите ли, на Тарковском, презрительно кивают на “голливудскую поделку”, по ходу дела, как бы невзначай, выбалтывая подробности биографий актеров, всякий раз сообщая информацию о стоимости проекта и “кассовых сборах”. Но если вы, уважаемые критики, заговорили о коммерции, то извольте забросить ваш искусствоведческий инвентарь и перейти на социальный психоанализ…