Агата Кристи
Загадка трефового короля
— Да-а, реальная жизнь подчас куда удивительней всяких книжных фантазий, заметил я, откладывая в сторону «Дейли ньюсмонгер».[1]
Склонив набок свою яйцеобразную голову, Пуаро попытался смахнуть невидимую пылинку с безукоризненно выглаженных брюк. Мое не слишком оригинальное замечание, кажется, ужасно его рассердило.
— Какая глубокая мысль! Да вы мудрец, mon ami![2] Стараясь не показать, что его насмешка обидела меня, я спросил:
— Вы уже прочли утреннюю газету?
— Разумеется, прочел. И между прочим, аккуратно сложил, а не бросил на пол, как вы, Гастингс, со свойственной вам неаккуратностью. Между тем во всем необходимо придерживаться порядка и действовать методически.
Ужасная у Пуаро привычка: по всякому поводу заводить речь об аккуратности и порядке. Метод и Порядок — вот боги, которым он поклоняется. Он настолько в них уверовал, что все свои успехи приписывает их чудодейственной силе.
— Значит, вы уже прочли сообщение об убийстве импресарио Генри Ридберна? Я имел в виду именно этот случай, когда сказал, что реальная жизнь куда удивительней вымысла. И не только удивительней, но и драматичнее. Представьте себе почтенное семейство. Таких семей, как Оугландеры, в Англии тысячи. Отец и мать, сын и дочь.
Мужчины каждый день уходят на работу, женщины хлопочут по хозяйству. Мирная, безмятежная, хотя слов нет, чрезвычайно однообразная жизнь. И вот вчера вечером вся семья собирается в уютной гостиной своего коттеджа с трогательным названием Дейзимид[3] в предместье Стритхэма сыграть партию в бридж, и вдруг дверь, ведущая в сад, распахивается, и в комнату неверной походкой входит молодая женщина. На ее сером шелковом платье алеет пятно. Она произносит только одно слово «убийство» и падает без чувств. И тут, Оугландеры узнают в женщине Валери Сентклер — балерину, не так давно пленившую своим талантом Лондон…
— Это вы так красноречивы, друг мой, или репортеры из «Дейли ньюсмонгер»? — осведомился Пуаро.
— Газета уже была подготовлена к печати, поэтому там сообщаются лишь общие факты. Но драматизм происшествия меня сразу поразил.
Пуаро глубокомысленно кивнул.
— Да, в жизни любого человека случаются драмы. Даже в жизни тех, у кого их вроде бы быть не должно. Учтите это, mon ami. Однако случай действительно интересный, и мне, видимо, придется им заняться.
— Правда?
— Да. Утром мне позвонили и от имени принца Поля Моранийского попросили принять Его Высочество сегодня вечером по весьма важному делу.
— Но какое это имеет отношение к убийству?
— Дорогой Гастингс, вы, очевидно, не читаете английские бульварные газетенки. А ведь в них уйма интереснейших сплетен. Взгляните-ка.
И Пуаро ткнул своим коротким толстым пальцем в одну из газет.
Я пробежал взглядом указанный отрывок: «…действительно ли иностранный принц и известная балерина помолвлены? Понравилось ли ей обручальное бриллиантовое кольцо?»
— А теперь, мой друг, можете продолжить ваше столь эффектное повествование. Вы остановились на том, как леди без чувств упала на ковер в гостиной Дейзимида.
Я пожал плечами:
— Отец и сын Оугландеры тут же бросились — один за врачом для молодой женщины, другой — в полицейский участок. Наряд полиции сразу же выехал в Мон-Дезир, великолепную виллу Ридберна, расположенную неподалеку от их коттеджа. Кстати говоря, этого Ридберна считали довольно-таки сомнительной личностью. Тело было найдено на полу в библиотеке — голова треснула, как яичная скорлупа…
— Простите, но вынужден вас перебить, — дружески сказал Пуаро. — А вот и принц!
Принца представили нам под другим именем — как графа Феодора. Это был молодой странноватый человек.
Высокий, порывистый, с чуть скошенным безвольным подбородком, с характерным для рода Моранбергов изгибом рта и темными пламенными глазами. Это были глаза фанатика.
— Мосье Пуаро?.. — осведомился он. Мой друг поклонился.
— Мосье, у меня ужасные неприятности, я даже не могу выразить…
Пуаро движением руки остановил его и сказал:
— Я вполне понимаю вас. Ведь мадемуазель Сентклер очень дорога вам, не так ли?
— Я надеюсь, что скоро она станет моей женой, — откровенно ответил принц.
Пуаро выпрямился в кресле, глаза его чуть-чуть округлились.
— Я не первый в моей семье решился на морганатический брак,[4] - поспешил продолжить принц. — Мой брат Александр также в свое время не подчинился воле императора. Но ведь в наши дни все эти сословные предрассудки не имеют почти никакого значения. И кроме того, в жилах мадемуазель Сентклер течет благородная кровь. Вы, наверное, знаете, что рассказывают о ее происхождении?
— О да, весьма романтические истории, что неудивительно, когда речь идет о столь очаровательной и знаменитой особе. По слухам, ее матерью была не то поденщица-ирландка, не то русская великая княгиня.
— Первая история — это, конечно, вздор, — пылко ответил молодой человек. А вот вторая похожа на правду. Валери, хотя и вынуждена сохранять тайну, намекнула мне кое о чем. Кроме того, породу видно с первого взгляда. Я верю в наследственность, мосье Пуаро.
— Я тоже, — ответил Пуаро задумчиво. — Мне довелось быть свидетелем многих странных случаев, которые укрепили эту веру. Да, я тоже верю в наследственность. Но вернемся к нашему делу. Чем могу служить? Чего именно вы опасаетесь? Надеюсь, мы можем говорить откровенно. Скажите, была ли мадемуазель Сентклер знакома с мистером Ридберном?
— Да. И он не скрывал, что был от нее без ума.
— А как относилась к нему мадемуазель?
— Весьма равнодушно, чтобы не сказать больше. Пуаро внимательно посмотрел на молодого человека.
— У мадемуазель Сентклер были какие-нибудь причины опасаться Ридберна?
Принц на мгновение заколебался, затем ответил:
— Недавно произошел необычный случай. Вы когда-нибудь слышали о гадалке по имени Зара?
— Нет.
— О, она просто великолепна. Вы непременно должны как-нибудь заглянуть к ней. Мы с Валери обратились к Заре на прошлой неделе. По картам выходило, что Валери угрожает какая-то опасность. Затем гадалка перевернула последнюю карту — это был трефовый король. «Остерегайся, — сказала она Валери, — есть человек, который имеет над тобой власть и может принести тебе страшное несчастье. Ты догадываешься, кто он?» Побелевшими губами Валери еле слышно прошептала: «Да-да, я знаю». Напоследок Зара еще раз предупредила ее: «Помни о трефовом короле, тучи сгущаются над тобой». После этого мы поспешно ушли. Я пытался расспросить Валери, но она отмалчивалась, лишь заверила меня, что с ней все в порядке. Но теперь, после вчерашнего ужасного происшествия, я уверен, что Ридберн и есть тот самый трефовый король, которого так боялась Валери.
Помолчав, принц добавил:
— Теперь вы понимаете, что я испытал, когда сегодня утром раскрыл газету. Даже если Валери сделала это в состоянии аффекта… О нет! Это невозможно!
Пуаро поднялся с кресла и ласково похлопал молодого человека по плечу.
— Умоляю вас, не терзайтесь. Эркюль Пуаро все уладит.
— Вы поедете в Стритхэм? Думаю, что Валери не оправилась еще после такого ужасного потрясения и находится там.
— Я отправлюсь тотчас же.
— И еще: я все уладил через посольство — вам не будут чинить препятствий.
— Тогда в путь! Гастингс, надеюсь вы составите мне компанию?
Мон-Дезир оказался необыкновенно изящным, современным и удобным домом, окруженным со всех сторон чудесным садом. К крыльцу вела подъездная аллея.
Дворецкий открыл дверь и, услышав имя принца, тут же провел нас на место трагедии. Библиотека располагалась в великолепной комнате весьма внушительных размеров, с двумя огромными окнами с каждой стороны. Из одного открывался вид на подъездную аллею и дорогу, другое выходило в сад. Возле этого окна и было обнаружено тело. Полицейские осмотрели место преступления, поэтому труп уже убрали.
— Вот невезение, — вполголоса сказал я Пуаро, — полицейские опередили нас. Кто знает, какие важные улики они могли ненароком уничтожить.
— О Боже, Гастингс, сколько раз повторять вам, что ключ к разгадке лежит не снаружи, а внутри — в маленьких серых клеточках нашего мозга. Именно там, и нигде более, находится разгадка любой тайны.
Произнеся эту назидательную сентенцию, Пуаро повернулся к дворецкому.
— В комнате ничего не меняли после того, как убрали тело?
— О нет, сэр. Все оставлено так, как было вчера вечером, когда приехала полиция.
— А шторы на окнах были задернуты?
— Конечно, сэр. Я задергиваю их каждый вечер.
— Но сейчас, я вижу, шторы раздвинуты. Должно быть, ваш хозяин раздвинул их?
— Наверное, так, сэр.
— Вы знали о том, что он вчера вечером ожидал гостя?
— Он не упоминал об этом, сэр. Но он приказал, чтобы его не беспокоили после обеда. Видите, сэр, здесь есть дверь, которая выходит на террасу. Через эту дверь он сам мог впустить посетителя.
— А он часто так делал?
Дворецкий осторожно кашлянул.
— Кажется, да, сэр.
Пуаро направился к указанной двери — она была не заперта. Он распахнул ее и вышел на террасу, правая сторона которой выходила на подъездную аллею, а левая примыкала к красной кирпичной стене.
— Там фруктовый сад, сэр. В стене есть дверь, через которую туда можно пройти, но ее всегда запирают в шесть часов.
Пуаро кивнул и вернулся в библиотеку, дворецкий последовал за ним.
— А вы вчера не слышали чего-нибудь необычного?
— Около девяти часов я и остальные слуги слышали голоса в библиотеке: хозяин разговаривал с какой-то леди. Правда, в этом-то как раз не было ничего необычного. Хозяина довольно часто посещали дамы. К сожалению, сэр, больше ничего не могу сообщить — спальные комнаты слуг находятся в другом крыле дома. А потом, около одиннадцати, приехала полиция.
— Как вы думаете, сколько человек было в библиотеке?
— Не могу с уверенностью сказать, сэр. Я слышал только голос леди. Извините, сэр, но доктор Райан все еще здесь, может, вы хотите поговорить с ним?
Мы конечно же хотели. Через несколько минут доктор — розовощекий жизнерадостный джентльмен — уже отвечал на ваши вопросы. Судя по его рассказу, Ридберн лежал возле окна, головой в сторону мраморного подоконника. На его голове были обнаружены две раны: одна на переносице и другая, смертельная, на затылке.
— Ридберн лежал на спине?
— Да. Здесь даже осталось пятно. — И доктор указал на небольшое темное пятно на полу.
— Скажите, доктор, а не мог ли покойник разбить голову, когда падал на пол?
— О нет, это исключено. Орудие убийства, что бы это ни было, глубоко проникло в череп.
Пуаро задумчиво глядел прямо перед собой. Подоконники обоих окон представляли собой мраморное сиденье, с подлокотниками в виде львиных голов. Глаза Пуаро сверкнули.
— А если предположить, что он, падая, ударился головой об один из этих подлокотников, а затем соскользнул на пол?
— Теоретически, конечно, возможно. Но положение тела начисто опровергает такое предположение. Да и если бы это произошло так, как вы говорите, на сиденье обязательно остались бы следы крови.
— Но ведь их могли стереть. Доктор пожал плечами:
— Повторяю, вряд ли это возможно. И потом, зачем кому-то понадобилось выдавать несчастный случай за убийство? Это же абсурд!
— Да-да, конечно, — неохотно согласился Пуаро. — Как по-вашему, хватило бы сил у женщины нанести подобные удары?
— О, это совершенно исключается. Вы ведь имеете в виду мадемуазель Сентклер?
— Я никогда и никого не имею в виду, пока у меня нет абсолютной уверенности, — мягко ответил Пуаро.
Затем он обернулся и внимательно посмотрел на стеклянную дверь, ведущую на террасу.
Заметив это, доктор сказал:
— Через эту дверь мадемуазель Сентклер выбежала из комнаты. Если вы приглядитесь внимательно, то между деревьями сможете заметить Дейзимид, он находится довольно далеко отсюда, но, кроме него, с этой стороны не видно ни одного дома. Те дома, что поближе, расположены со стороны фасада.
— Благодарю вас за помощь, доктор, — сказал Пуаро. — Ну а мы с вами, Гастингс, отправимся по следам мадемуазель Сентклер.
Мы с Пуаро прошли садом, вышли через чугунные ворота Мон-Дезира и еще некоторое время брели по лесистой местности. Наконец подошли к садовой калитке Дейзимида, который оказался совсем маленьким скромным домиком. При нем был небольшой — в пол-акра[5] — участок земли. Еле заметные следы вели прямо к двери, выходящей в сад. Пуаро, указывая на них, сказал:
— Ага, кажется, здесь и прошла мадемуазель Сентклер. Нам же с вами, не имеющим никакой причины врываться в чужой дом, лучше воспользоваться парадной дверью.
После того как мы вошли, горничная сразу провела нас в гостиную и отправилась доложить хозяевам о нашем приходе. В комнате сегодня явно не убирались. В камине было полно золы, на столе в беспорядке валялись карты видимо со вчерашнего вечера. Гостиная была переполнена дешевыми безделушками, стены увешаны на редкость уродливыми фамильными портретами. Пуаро внимательно разглядывал их, хотя, наверное, с меньшим интересом, чем я; затем он поправил криво висевший портрет.
— Семейные узы — замечательная вещь, не так ли, Гастингс? Чувства тут заменяют красоту.
Я согласно кивнул, не отрывая глаз от портрета, на котором были запечатлены джентльмен с бакенбардами, дама с высокой старомодной прической, упитанный мальчуган и две маленькие девочки, украшенные невероятным количеством бантиков. Я решил, что это семейный портрет Оугландеров, сделанный, вероятно, много лет тому назад, — и поэтому изучал его особенно внимательно.
Дверь неожиданно открылась, и вошла молодая женщина. На ней были неопределенного цвета спортивный жакет и твидовая[6] юбка, темные волосы уложены в аккуратную прическу. Она вопросительно посмотрела на нас. Пуаро шагнул ей навстречу.
— Мисс Оугландер? Простите, что врываюсь к вам после столь неприятных событий… Вы, должно быть, из-за всего этого ужасно расстроены?