Обручальные кольца ( рассказы )

– Подожди, – сказал Ярослав жалобным голосом. – Давай чуть-чуть еще постоим.

– Ты же сам жениться хотел.

Ярослав кивнул головой, мол, хотел.

– Ты же сам мне предложение сделал.

Ярослав подумал, да, конечно, предложение он сделал сам. Но Надя его вынудила. Они сидели у нее в квартире. Он к ней приставал, Надя со строгим лицом убирала его руки.

Тогда Ярослав решил ускорить процесс. Он в очередной раз признался ей в любви. В этот раз с особенной искренностью. Он думал, это подействует и девушка станет сговорчивей. Но не тут-то было.

– Любишь – женись, – строго сказала Надя.

Повинуясь порыву, Ярослав бухнулся на колени и произнес:

– Дорогая, выходи за меня замуж.

– Хорошо, – сказала Надя очень серьезно. – Я подумаю.

Она подумала, и вот они теперь стоят возле магазина, в котором продают обручальные кольца. Слова словами, а деньги потратишь – обратно дороги уже не будет.

– Я в последний раз тебя спрашиваю: ты идешь?

Ярослав хотел уже было отказаться. Он даже успел подумать, что сил это сделать у него вполне хватит, но Надя не дала ему открыть рот.

Она обняла Ярослава, поцеловала его в щеку. Голос ее стал низким и нежным:

– Давай вот как поступим. Мы сейчас пойдем и купим кольца. Но это ничего не означает. Мы друг другу ничего не должны. Если захотим, мы сможем их тут же продать. Или обратно сдать. Договорились?

– Если что, сразу продадим, – сказал Ярослав.

– Сразу же. Обещаю.

Ярослав постоял еще несколько секунд, разглядывая обледеневший асфальт.

– Ладно. Пойдем.

В магазине Ярослав уставился на витрину с нелепыми золотыми перстнями-печатками. В голове у него гудело. Сильно хотелось плакать. Однако, вглядевшись в свое отражение в витрине, Ярослав с удивлением обнаружил, что он улыбается.

Продавец ювелирных изделий обратился к Наде с вопросом:

– Что вас интересует?

– У нас не очень много денег, – спокойно объяснила продавцу Надя. -

Мне обычное обручальное кольцо. Вот что-то типа такого. А ему кольцо тоже обручальное, но можно потоньше. Правда, милый?

– Правда, – кивнул Ярослав, на секунду отвлекшись от золотых перстней.

Затем он стал опять глядеть сквозь стекло, но все расплывалось у него перед глазами, а в висках стучала кровь. В этот момент он ясно понял, что жизнь его кончилась. Кончилась, так и не успев как следует начаться.

Вдруг Ярослав услышал решительный голос Нади:

– Все отменяется. Мы ничего покупать не будем!

“Какое счастье, Господи! – подумал Ярослав. – Какая радость!” Душа его возликовала.

– Мы ничего покупать здесь не будем, – добавила Надя. – Тут очень дорого. Пойдем в другой магазин.

Взгляд Ярослава снова потух. Спасения ждать было неоткуда.

РАЗДРАЖЕНИЕ

Матвееву было тридцать восемь лет, и работал он в фирме по продаже автомобильных запчастей. Целыми днями стоял с палкой над двумя волосатыми компьютерщиками и следил, чтобы они вовремя обновляли сайт фирмы. Сам Матвеев в компьютерах не разбирался.

После Нового года появилась возможность съездить в отпуск. Жена не успела сделать загранпаспорт, и Матвеев поехал в Египет один. В группе русских туристов Матвеев сразу заметил одну очень наглую девушку. Звали девушку Оля. Вела она себя вызывающе и беспардонно.

Громко разговаривала, комментировала происходящее и вступала в долгие разговоры с иностранцами. По-английски она не просто говорила, а говорила безо всякого повода, демонстрируя произношение и знание языка. Можно было подумать, что никто, кроме нее, английским не владеет. Матвеев, между прочим, тоже по-английски мог.

Со словарем. Однажды он даже прочитал самостоятельно инструкцию для воздухоочистителя.

Эта Оля вела себя самоуверенно и нахально. Командовала, распоряжалась, куда туристам идти, что делать, будто бы она была старшим группы, а не тот худой парень. Еще очень раздражал Матвеева ее смех. Неестественный и противный. Было этой Оле лет восемнадцать-девятнадцать. Откуда у таких малолетних девиц берется эта смелость в общении с людьми? Она ведь и сказать ничего толкового не может, а так свободно обсуждает все вопросы, как будто действительно что-то знает. Откуда эта уверенность у таких вот пустышек? Всех она называет на “ты”, словно давних знакомых, и вырез у нее на майке такой, что невозможно в него не заглянуть, хоть тебе это и неинтересно.

Если это и есть новое поколение, думал Матвеев, то я плевать на него хотел!

Сам Матвеев с людьми общался с большим трудом. Когда, например, он звонил знакомому и попадал не туда, он стеснялся сказать: “Извините, я попал не туда”. В этом случае он делал вид, что с телефоном что-то случилось и аппарат барахлит. Матвеев артистично дул в трубку и кричал: “Алло, ничего не слышно. Алло!” Хотя все Матвееву было слышно. Он просто считал, что общение между людьми – это серьезно. И люди должны это понимать. А просто так с незнакомым человеком заговорить – это неправильно.

Белые, выгоревшие волосы, большие голубые наглые глаза этой самой

Оли за несколько часов поездки на курорт очень надоели Матвееву.

Хорошо еще, что в салоне самолета они сидели в разных местах.

Правда, она ходила по самолету туда-сюда, как будто не для нее загоралась надпись “Пристегните ремни”. А когда Матвеев отправился в туалет и проходил мимо нее, он увидел, как девица эта сидела с ногами в кресле, слушала СD-плеер и сама себе подпевала. А соседка ее, пожилая женщина, вместо того, чтобы сделать ей замечание, спокойно читала журнал.

Может быть, я старею, подумал Матвеев, уединившись в туалете. Ворчу, как старый дед. Терпимее надо быть к людям. Принимать их такими, какие они есть.

И тут же другая мысль появилась у Матвеева: о чем я, что за ерунда?

К кому надо быть терпимее? К этим наглым рожам, которые скоро на шею нам всем сядут?

На отсутствие мыслей он пожаловаться не мог. Их всегда было у

Матвеева с избытком.

В Египте Матвееву понравились разноцветные рыбки в море и не понравились местные жители.

Последние три дня он жутко скучал по жене.

Когда они летели обратно, эта Ольга оделась еще более вызывающе.

Белая майка с короткими лямочками. Майка на размер меньше, чем следует, обтягивала тело так, что были четко видны огромные соски.

Каким бы ты ни был, ты все-таки мужчина, думал Матвеев, и волей-неволей ты станешь на эти соски смотреть. Она же об этом прекрасно знает, хоть и малолетняя. Зачем же так делать?

А когда они проходили регистрацию в Шарм-Эль-Шейхе, случился конфликт. Худой парень, главный в группе, собрал у всех паспорта и передал египтянке – работнице аэропорта. Первую партию паспортов египтянка оформила и вернула. Тогда-то Матвеев узнал фамилию девицы.

Приставакина. Довольно смешная фамилия. Вторую партию паспортов египтянка задержала. Приставакина стояла напротив регистрации и не отходила, а громко беседовала с женатым мужчиной. Матвеев услышал ее фразу:

– …мы хотим помимо моей еще одну машину покупать. Машин, я считаю, должно быть много.

– Да, – согласился с ней мужчина. – Машин должно быть много.

Эти слова засели у Матвеева в голове. Машин должно быть много! Да она хотя бы на одну машину заработала? Если и заработала, то прекрасно известно, ЧЕМ она заработала! Или родители богатые купили.

Вдруг невероятная злость и мутное раздражение словно заполнили

Матвеева изнутри. Как воздушный шарик, надуваемый курильщиком, заполняется воздухом вперемешку с дымом. Матвееву стало трудно дышать. Он даже покраснел. Хотя на загорелом лице этого почти не было видно.

Приставакина и мужчина с обручальным кольцом продолжали разговор, а

Матвеев пытался прийти в себя. Обычно в этих случаях он курил. В аэропорту курить запрещали. Поэтому он просто постоял две минуты, рассматривая собственные ноги. Вроде бы отпустило.

Паспорта их долго не отдавали. Главный в группе куда-то делся.

Матвеев подошел к стойке регистрации и попытался по-английски спросить, что с их документами. Как назло, в этот момент все вокруг замолчали, и Матвеев в тишине выдавил из себя несколько английских слов. Говорил он от волнения с каким-то странным акцентом. Так по-английски говорят индусы. Неграмотно составленная фраза прозвучала и повисла в воздухе. Египтянка за стойкой, судя по выражению ее лица, ничего не поняла. Матвеев не стал настаивать. Он развернулся, чтобы скорее отойти от стойки, и тут услышал громкий голос Приставакиной, она обращалась прямо к нему:

– А куда ты торопишься? Все равно без тебя не улетят.

Мужчина с кольцом глупо рассмеялся.

Это было уже слишком!

– А ты на “вы” не пробовала с людьми разговаривать?! Я чего тебе, дружок твой?

– Вы чего такой нервный, товарищ? – первым среагировал собеседник

Приставакиной.

Она и мужчина с кольцом смотрели ему прямо в глаза. Матвеев этого не выносил.

– Я не к вам обращаюсь! – Голос Матвеева начал предательски дрожать.

– Он перегрелся, – сказала Приставакина нагло.

– Я не перегрелся, – все больше заводился Матвеев. – Я в порядке.

– Спокойнее. Спокойнее, – начала уже командовать Приставакина.

Но Матвеев перебил ее:

– Я-то спокоен, а вот ты с людьми сначала научись говорить нормально. Ясно тебе?!

Не получив ответа, Матвеев резко развернулся и зашагал в сторону выхода из аэропорта. Там он остановился, чтобы отдышаться, как после забега. Курить не стал. Сигареты остались в сумке, а сумка возле стойки. Стрелять сигареты у египтян не решился. Кто знает, может, это не принято.

Несколько минут он анализировал свою выходку. Сделал вывод, что со стороны он выглядел позорно. Нес ерунду. Чуть ли не фальцет у него прорезался. Орал высоким голосом. Но по существу, и в этом Матвеев был убежден, по существу он выступил правильно. Разве что глупо сделал, покинув место скандала. Надо было оставаться там до конца с невозмутимым видом. Тогда его правота уж точно не вызвала бы ни у кого сомнений. А так у присутствующих могла появиться мысль, что он какой-то истерик. Что, разумеется, не соответствует истине.

Матвеев собрался с духом, сделал невозмутимое лицо и отправился обратно к стойке регистрации. Приставакиной там уже не было, мужчины с кольцом тоже. Матвеев забрал свой паспорт, вещи и направился на посадку, чувствуя сильное волнение.

В салоне самолета Матвееву досталось место возле прохода.

Приставакину, как назло, посадили через проход чуть-чуть впереди его. Весь полет он был вынужден глядеть на нее, потому что смотреть больше было некуда. Не на спинку же кресла ему было смотреть.

Сначала Приставакина читала роман в мягкой обложке, который ей дала соседка. Потом она, надев наушники, стала смотреть фильм. От обеда, который разносили стюардессы, она отказалась. Кажется, единственная из всех пассажиров. Затем к ней из салона бизнес-класса пришел мужчина, который обхаживал ее возле регистрации. Мужчина принес открытую бутылку виски. Он сел в проходе на корточках и очень долго беседовал с Приставакиной. Видимо, он ее соблазнял. Приставакина делала вид, что мужчина мешает ей читать, но общество его терпела. В итоге она дала мужчине свой номер телефона, и тот, покачиваясь, отправился к себе в бизнес-класс. Матвеев смотрел на нее и понимал, чем еще она его раздражает. Она была неестественной. Все – как сидит, как волосы поправляет, как стакан с газировкой держит, – все не по-людски, а как-то демонстративно. Матвеев терпеть не мог людей, которые ломаются, строят из себя непонятно что. Жену Матвеев выбрал именно по этому принципу. Чтобы была естественной, натуральной.

Чтобы говорила то, что думает. Чтобы реагировала на все с непосредственностью. Выбрал Матвеев именно то, что хотел. Женщина она была простая, и хотя от этой простоты делалось немного не по себе, зато не было в ней никакой ненужной тайны. Все ее поступки можно было легко объяснить.

В самом начале полета, когда самолет еще стоял на взлетной полосе,

Приставакина сделала нечто, что испортило Матвееву все путешествие домой. Матвеев сидел и разглядывал ее сзади. Вдруг Приставакина резко обернулась и посмотрела ему в глаза. Причем взгляд у нее был нехороший. Обиженный и злой. Стало понятно, что она не забыла его выходки у регистратуры. Приставакина отвернулась, достала из сумочки мобильный телефон и набрала номер.

– Алло, – сказала она в трубку. – Дорогой, это ты? Встречаешь меня?

Замечательно…

Потом Приставакина стала говорить много тише, недобро поглядывая на

Матвеева. “Все ясно, – понял Матвеев, – она своему ухажеру жалуется, чтобы тот за нее отомстил”.

Матвеев не то чтобы испугался, но ему стало не по себе. Он просто не хотел лишних неприятностей. Очень он не любил, когда люди некрасиво между собой разбирались. Объяснить он этого не мог, но всегда выступал за красоту человеческих отношений. И если даже так сложилось, что между определенными людьми не могло быть никаких красивых отношений, все равно, считал Матвеев, внешне все должно быть пристойно.

Чем ближе подлетали к родине, тем сильнее нервничал Матвеев. Мыслей, как обычно, было много и все неприятные. Разумеется, вида он не подавал, демонстративно читал журнал на английском языке. Был в этом небольшой обман. Матвеев скользил глазами по тексту, находил изредка знакомые слова и рассматривал картинки. У стороннего наблюдателя создавалось впечатление, что человек свободно читает по-английски.

Люди с уважением смотрели на такого умного человека. Матвееву это нравилось. Но в данный момент это не доставляло ему удовольствия. Он невидящим взглядом уставился в глянцевую страницу и думал о своем.

Например, думал о том, как он станет драться с ухажером

Приставакиной. Думал о том, кто из них победит. В мужской компании

Матвееву нравилось строить из себя бывшего боксера. Он так о себе и говорил: “Я когда-то был совершенно пробитым боксером”. На самом деле в секцию бокса он ходил шесть или семь раз уже в зрелом возрасте. И прекратил свои посещения, потому что в секции не было душа, а еще и потому, что физически не выдерживал даже двадцатиминутной разминки.

Как правильно бить, Матвеев помнил. Но он не был уверен в том, что сможет попасть куда надо. Тем более не было гарантии, что удар нанесет противнику какой-либо ущерб.

Самолет летел. По салону гулял сквозняк с запахом пластика, а

Матвеева уже мучили угрызения совести. Зачем он не сдержался и высказал Приставакиной все, что он о ней думает? Не стоило бы этого делать. Кто он ей, близкий человек, что ли? Какое ему дело до ее внутренних качеств, ее поведения и воспитания? Он своими словами ничего не изменил, а только сделал хуже. А все вокруг умнее его, они молчали, потому что понимали, что изменить Приставакину – это дохлый номер. Хотя мир все-таки устроен несправедливо. Все вокруг видят какое-то неприятное явление и терпят что есть сил, никак на это явление не реагируют. А находится один отважный человек, который дает этому явлению справедливую оценку, и на этого человека сразу валятся все шишки. Что лишний раз подтверждает мудрость: молчи, здоровее будешь.

Приставакина спала, свернувшись в кресле калачиком. Матвеев от переживаний совсем скис. Он даже позволил соседу налить в стакан коньяка. Глотнул, понял, что пить сейчас ему совсем не хочется, и все оставшееся до посадки время держал пластиковый стакан с остатками коньяка в руке. Так и пошел с ним к выходу, когда самолет приземлился. В Египте было солнце, на родине – снег и ветер. Матвеев первым из пассажиров проследовал через стеклянную трубу в здание аэропорта и первым почувствовал недружелюбный холод. Зачем он так стремился скорее вернуться домой, где ждут его мороз, грипп и злобный кавалер Приставакиной?