Белая ночь

Лицо у Мёрфи немного смягчилось, и она сняла с нее наручники.

— Надеюсь, что так.

Молли, морщась, растирала запястья.

— Э… мэм? Как вы догадались, что я здесь?

— Половицы скрипели, хотя никто на них не стоял, — сказал я.

— И ваш дезодорант, — добавила Мёрфи.

— Твой пирсинг на языке лязгнул о зубы, — продолжал я.

— И воздух шелохнулся несколько минут назад, — продолжала Мёрфи. — Причем так, что на сквозняк не похоже.

Молли поперхнулась, и на щеках ее выступил румянец.

— Ох, — только и сказала она.

— Но мы ведь ее не видели, правда, Мёрф?

Мёрфи мотнула головой.

— Ни чуточки.

Небольшая встряска во избежание избыточного самомнения всегда полезна для воспитанника. Моя воспитанница жалобно вздохнула.

— Что ж, — сказал я. — Раз уж ты здесь, можешь поучаствовать и дальше, — я кивнул Мёрфи и направился к двери.

— Куда мы сейчас? — спросила Молли. Двое санитаров, скучавших в холле за дверью, при виде выходившей из квартиры Молли выпучили глаза. Мёрфи вышла последней и дала им знак выносить тело.

— Повидаться с одним из моих друзей, — ответил я. — Ты польку любишь?

Глава ТРЕТЬЯ

Я не был в институте патологоанатомии с самой той заварушки с некромантами, то есть, выходит, года два уже. Не могу сказать, чтобы это место выглядело непривлекательно — и это при том, что предназначено оно для тех, кто совсем еще недавно был жив, а сейчас ожидает вскрытия. Расположено оно в небольшом технопарке — чистеньком таком, с зелеными лужайками, стриженными кустиками и свежепокрашенными разделительными линиями на стоянках. Сами строения здесь непритязательны, но функциональны и взгляда тоже не раздражают.

Это одно из тех мест, что преследуют меня в страшных снах.

Я и так-то не очень люблю общаться с покойниками, а тут, помнится, человек, которого я хорошо знал, попал в магические разборки и в результате, превратившись в ходячий супертруп, едва не растерзал голыми руками мою машину.

С тех пор я возвращался сюда только один раз, и то ненадолго. Есть дела приятнее, чем навещать места, подобные этому. Но раз уж я приехал, и поставил машину на стоянку, и подошел к дверям, я решил, что здесь не так уж и плохо, и без малейших колебаний ступил внутрь.

А вот Молли оказалась здесь впервые. По моей просьбе она убрала с лица большую часть своих побрякушек и напялила поверх выбеленных перекисью, шипастых волос старую бейсболку. Даже так она мало смахивала на почтенную бизнесвуман, но в этом отношении я и сам ничего. Мой костюм тоже не назовешь деловым, а тяжелая кожаная ветровка так и вовсе сообщает моему образу этакой эксцентричности. Ну, или придавала бы, будь у меня немного больше денег.

Охранник, сидевший за той же стойкой, где убили Фила, ожидал меня, но не Молли, поэтому сказал мне, что ей придется подождать. Я сказал, что подожду вместе с ней — пусть Баттерс сам подтвердит, что мы к нему. Нельзя сказать, что перспектива тяжелого физического усилия, каковой он, похоже, считал набор телефонного номера, обрадовала охранника, но он все же буркнул что-то в трубку, пару раз недоверчиво хмыкнул, потом ткнул пальцем в кнопку. Замок в стальной двери зажужжал, и мы с Молли прошли дальше.

Прозекторских в морге несколько, но определить, в какой из них работает Баттерс, всегда проще простого. Достаточно прислушаться, откуда слышится полька.

Я шел на уханье тубы, к которому добавились звуки кларнета и аккордеона. Смотровая номер три. Я постучал в дверь и приоткрыл ее, не заходя.

Уолдо Баттерс сидел за столом, щурясь в экран компьютера и ерзая задом на стуле в ритм доносившейся из кассетника польке. Он пробормотал что-то себе под нос, кивнул и ткнул локтем в клавишу пробела, притопнув в такт ногой — все не оборачиваясь ко мне.

— Привет, Гарри.

Я зажмурился.

— Уж не «Богемская Рапсодия» ли?

— Янкович, — отозвался он. — Охренительный талант. Дайте мне пару секунд добить дела, прежде чем входить, ладно?

— Без проблем, — заверил я его.

— Вы с ним раньше работали? — шепотом спросила Молли.

— Умгум, — кивнул я. — Он проинформирован.

Баттерс подождал, пока не застрекочет принтер у него на столе, потом заглушил компьютер, взял с принтера пару распечатанных листов и сколол степлером. Потом он сунул их в пачку бумаг и перетянул ее большой канцелярской резинкой.

— О’кей, так сойдет, — он повернулся ко мне и ухмыльнулся.

Баттерс — тот еще чудак. Ростом он ненамного выше Мёрфи, а уж по части мускулатуры так и вовсе ей в подметки не годится. Всклокоченная черная шевелюра более всего напоминает взрыв проволочной фабрики. Он весь состоит из коленок и локтей — что еще заметнее в зеленом хирургическом комбинезоне; лицо его тоже такое, угловатое, а глаза за толстыми линзами очков кажутся еще пронзительнее.

— Гарри, — произнес он, протягивая мне руку. — Давненько не виделись. Как рука?

Я обменялся с ним рукопожатием. Пальцы у Баттерса длинные, цепкие и уж никак не слабые. То есть, он не производит впечатления опасного человека, но силы духа ему не занимать, да и котелок очень даже варит.

— Месяца три, не больше. И спасибо, ничего, — я поднял одетую в перчатку левую руку и пошевелил пальцами. Безымянный палец и мизинец шевелились неуверенно, рывками, но, видит Бог, все-таки шевелились, когда я приказывал им шевелиться.

Дело в том, что во время стычки со стаей вампиров я ухитрился сжечь себе левую кисть. Я не позволил врачам ампутировать ее, но меня заверили в том, что мне никогда не удастся пользоваться ею. Баттерс назначил мне курс лечебной гимнастики, и мои пальцы снова почти годны к использованию, хотя смотреть на обожженную кисть по-прежнему страшно — впрочем, и это медленно, но меняется. Уродливые шрамы понемногу сглаживаются, и рука уже почти не напоминает оплавившийся восковой слепок, как это было раньше. И ногти начали расти.

— Отлично, — кивнул Баттерс. — Отлично. На гитаре продолжаете играть?

— Ну, я держу ее. Издаю какие-то звуки. Назвать это «игрой» было бы преувеличением, — я махнул рукой в сторону Молли. — Уолдо Баттерс, а это Молли Карпентер, моя ученица.

— Ученица, да? — Баттерс протянул руку и ей. — Приятно познакомиться. Он что, превращает вас в белок, и рыбок, и все такое, как в «Мече в Камне»?

— Если бы, — вздохнула Молли. — Я все пытаюсь уговорить его показать мне, как превращаться во всякое, но он не хочет.

— Я пообещал твоим родителям, что не позволю тебе превратиться в комок слизи, — напомнил я ей. — Скажите, Баттерс, вас никто — не будем называть имен — не предупреждал, что я могу заскочить?

— Было дело, — кивнул коротышка-патологоанатом. Он покачал пальцем в воздухе, подошел к двери, запер ее и привалился к ней спиной. — Не забывайте, Дрезден, я ведь не могу разбрасываться информацией направо и налево, верно? Работа у меня такая.

— Разумеется.

— Значит, вы от меня этого не слышали.

Я покосился на Молли.

— А кто-то говорил иначе?

— Вот и отлично, — сказал Баттерс. Он подошел ко мне и сунул в руку стопку бумаг.

— Имена и адреса больных, — произнес он.

Я нахмурился и просмотрел несколько листов: колонки текста, в основном чисто профессионального, поганого качества фотографии.

— Жертвы?

— Официально они скончались от естественных причин, — он стиснул на мгновение зубы. — Но… угу, я совершенно убежден, что это жертвы.

— Почему?

Он открыл рот, закрыл его и нахмурился.

— Вам приходилось видеть что-нибудь краем глаза? Так, чтобы, когда вы посмотрите на это прямо, там ничего не оказалось? Ну, или по крайней мере, оказалось, но не то, что показалось сначала?

— Конечно.

— Вот и здесь так, — сказал он. — Большинство видит в этом классические, обычные самоубийства. Всего лишь мелочи не укладываются в общую картину. Вы понимаете?

— Нет, — признался я. — Просветите меня.

— Возьмем хоть эту, верхнюю, — вздохнул он. — Полина Московитц. Тридцать девять лет, двое детей, муж, две собаки. Исчезла вечером в пятницу и вскрыла себе вены в гостиничной ванне около трех утра в субботу.

Я пробежал листок глазами.

— Я правильно понял? Она принимала антидепрессанты?

— Да, да, — кивнул Баттерс. — Но в пределах разумного. Восемь лет их принимала, и держалась вполне стабильно. И никаких суицидальных склонностей за ней тоже не наблюдалось.

Я покосился на поганого качества фотографию женщины заурядной внешности, лежавшей нагишом в ванне с помутневшей от крови водой.

— И что вас насторожило?

— Порезы, — ответил Баттерс. — Она пользовалась макетным ножом. Он лежал в ванной рядом с ней. Она перерезала связки на обеих запястьях.

— И что?

— А то, — хмыкнул Баттерс. — Стоило ей перерезать связки на одном запястье, как это очень и очень ограничило в подвижности пальцы этой руки. И как она тогда ухитрилась повторить это с другой рукой? Двумя ножами одновременно? Тогда где второй нож?

— Ну, может, она его зубами держала? — предположил я.

— Допустим, я зажмурился, бросил камень в сторону озера, а попал в лодку, — сказал Баттерс. — Чисто теоретически такое возможно, но маловероятно. В любом случае вторая рана вряд ли оказалась бы такой глубокой и ровной. А тут они почти одинаковые — словно кто-то нарезал сыр кубиками.

— Полагаю, в официальном заключении об этом ни слова, — заметил я.

— Еще бы.

— Такое я сегодня уже слышал, — я нахмурился. — А что думает об этом Бриош?

При упоминании имени босса Баттерс поморщился.

— Говоря его собственными словами, мало ли чего случается. Самоубийство. Дело закрыто.

— Но сами вы считаете, нож держал кто-то другой?

Лицо коротышки-патологоанатома утратило выражение, и он молча кивнул.

— Ясно, — вздохнул я. — А что насчет сегодняшнего тела?

— Ничего не могу сказать, пока сам не гляну, — покачал головой Баттерс и подозрительно покосился на меня. — Вы что, считаете, что и здесь убийство?

— Не считаю, — поправил я его. — Знаю. Но это известно только мне, а мнение Мёрфи в управлении мало кого волнует.

— Угу, — со вздохом кивнул Баттерс.

Я перевернул страницы с заключением о смерти миссис Московитц и остановился на следующей подборке поганых фотографий. Тоже женщина. Из бумаг следовало, что ее звали Мария Касселли. Марии исполнилось двадцать три года, когда она приняла тридцать таблеток валиума и запила их флаконом жидкости для промывки раковин.

— Тоже в гостинице, — вполголоса заметил я.

Молли заглянула через мое плечо в фотографии, побледнела и отступила от меня на несколько шагов.

— Угу, — согласился Баттерс, немного беспокойно косясь на Молли. — Это несколько необычно. По большей части счеты с жизнью сводят дома. Ну, за исключением случаев, когда кому-то взбрендится прыгнуть с моста, или свернуть машину в озеро, или что-то еще в этом роде.

— У миссис Касселли была семья, — заметил я. — Муж и двое младших сестер, которые проживали вместе с ними.

— Угу, — снова кивнул Баттерс. — Догадываетесь, что сказал Бриош?

— Что она застала мужа с одной из младших сестричек и решила покончить с этим?

— Вот-вот.

— Э… — вмешалась Молли. — Мне кажется, меня…

— В коридоре, — поспешно сказал Баттерс. — Первая дверь направо.

Молли вихрем вылетела из комнаты в указанном Баттерсом направлении.

— Господи, Гарри, — заметил Баттерс. — Она не слишком юна для такого?

Я помахал в воздухе фотографией тела Марии.

— Что-то слишком много такого.

— Она что, настоящий чародей? Как вы?

— Со временем, возможно, станет, — ответил я. — Если доживет.