Забытый сон

– Теперь хоть буду знать, кто за мной следит. Ладно, Челноков, отбой. Я иду спать. А вы передайте вашим товарищам, что до утра я буду в номере и никуда не собираюсь уезжать. Чтобы вы не беспокоились. И завтра поднимусь достаточно поздно. В десять спущусь на завтрак. Если вы обещаете меня не убивать и не стрелять мне в спину, то я не буду от вас отрываться. Все ясно?

– Да, – кивнул Челноков.

– Тогда спокойной ночи. И передайте вашему Августу Карловичу, что я постараюсь с ним встретиться. Если он, конечно, не возражает. И узнать, для чего мне нужен этот эскорт. До свидания. – Он кивнул Челнокову и пошел к лифту. Поднявшись на свой этаж, вошел в номер, раздеваясь на ходу. Затем прошел в ванную комнату, открыл горячую воду. Влез под душ, привычно морщась.

«Что происходит? – размышлял Дронго. – Почему они за мной следят? И почему Челноков так спокоен? Кто им поручил за мной следить и зачем? Почти все, что я пока услышал, укладывается в первоначальную версию самоубийства. Почти все. Но не все. Первая причина – это вылетевшая в окно запонка. Странный самоубийца, который теряет запонку, затем закрывает окно и вешается. Причем запонка могла вылететь только тогда, когда он лежал на полу. Только под этим углом вверх. Окно было закрыто. Первый факт, не укладывающийся в общую схему. Факт второй: никаких особых проблем с возвратом долга у Краулиня не было. И не могло быть. Достаточно познакомиться с его преемником Интом Пиесисом, чтобы все понять. Пиесис прекрасный исполнитель, добросовестный бухгалтер. Он четко расплатился со всеми долгами, сумел сохранить фирму. Но переехал в другой офис, менее претенциозный и дорогой. Этот человек не способен на прорыв, великие дела не для него, он не умеет стратегически мыслить. Пиесис всего лишь прекрасный менеджер для обычной работы. И он бы не стал ничего придумывать, если бы ситуация вышла из-под контроля.

В-третьих, эти ключи, оказавшиеся в комоде под полиэтиленом. Почему Арманд положил их так далеко? Ведь он заранее позвонил Ингриде Петерсен и попросил ее зайти к нему в дом его отца. А выглядит так, будто сам Арманд спрятал ключи, чтобы не открывать дверь. Глупо и невозможно. Тогда почему? Почему он положил их так далеко? Разве не логично было оставить их в дверях, чтобы не искать, когда придет Ингрида Петерсен? Ведь ему нужно было открыть дверь, чтобы впустить свою секретаршу.

Дронго показалось, что под горячей водой он лучше соображает. Факт четвертый – судьба самого Арманда Краулиня. Неужели такой человек мог оказаться настолько слабым? И какова причина самоубийства? Только страх перед необходимостью уплатить долг? Или, может, навалилась усталость от вечных упреков за его коммунистическое прошлое? У очень сильных людей бывали такие срывы сразу после августовских событий девяносто первого. Одни выбрасывались в окна, другие вешались или стрелялись… Но это было сразу после тех событий. Потрясение от неудавшейся попытки спасти страну было слишком сильным. Однако вешаться по этой же причине спустя два с лишним года? Нет, невероятно!

Пятый факт, возможно, самый существенный. Кровоподтеки на руке, как раз на той самой руке, с которой слетела эта запонка. Айварс Брейкш совершил, по существу, самое настоящее должностное преступление. Он объяснил врачу, что этот синяк погибший получил при падении, когда тело Арманда не удержали и кто-то перехватил его за руку. А если нет? Тогда выходит, что кто-то схватил Арманда до того, как он повесился. В принципе тело должно было хранить тепло еще около часа. И такой синяк мог появиться. Но не у трупа. Нужно более тщательно просчитать время. Брейкш решил, что тело нашли почти сразу. Но это не так. Ингрида долго стучала, звонила. Она явно не тот человек, который сразу побежит за запасными ключами. Медлительная, спокойная, неторопливая латышская женщина.

Пять фактов, которые можно опровергнуть, но которые вызывают сомнения в правильности первоначальной версии. И наконец, эти «наблюдатели» из охранного агентства «Триумф». Почему им поручили следить за Дронго? Кто решил, что Дронго опасен? При этом они появились до того, как он позвонил и встретился с Брейкшом. Нужно просчитать момент их появления. Это случилось сразу после того, как Дронго проводил Лилию Краулинь домой. Он поехал на вокзал и там в электричке обнаружил Челнокова.

Дронго вылез из ванной, достал полотенце. Тогда получается, что кто-то следит за Лилией Краулинь. Зачем? Хотят завладеть ее квартирой? Нет, глупо. Квартиру тестя она уже продала, а свою наверняка завещала сестре. Больше у нее ничего нет. Кому нужна несчастная женщина, обреченная на смерть? Или она знает какую-то тайну? Нет, этот вариант тоже не подходит. Но почему тогда неизвестный Август Карлович решил, что Дронго может представлять какую-то опасность, и приказал сразу трем своим сотрудникам следить за приехавшим гостем? С какой целью?

Дронго лег в постель и тут вспомнил, что его смущает еще какой-то факт, о котором сегодня он еще не вспоминал. Что-то его беспокоило. Только что именно? Он начал анализировать состоявшиеся встречи. И вспомнил слова Рябова. Тот явился на дежурство в девять часов утра. Значит, запасные ключи до этого были у его напарника. Теоретически можно допустить, что это напарник открыл дверь ключами и впустил в квартиру убийцу, ведь полицейские дежурили рядом с домом не всю ночь. Или всю ночь? Это тоже нужно уточнить. А если убийца оказался в квартире, то куда он исчез потом? И как запер дверь изнутри?

Дронго вспомнил преступление в Монпелье, которое он расследовал много лет назад, – абсолютно загадочное убийство, которое ему все-таки удалось раскрыть. Хозяин дома, запершись изнутри, кричал и просил о помощи. Дронго и еще одна женщина выломали дверь и обнаружили хозяина дома погибшим. Дронго поспешил позвать остальных. Казалось бы, абсолютно идеальное убийство – ведь не было никого из посторонних. И все же он сумел установить, что убийца – его напарница, стоявшая рядом с ним в тот момент, когда хозяин дома просил о помощи. Оказывается, хозяин решил разыграть своего гостя и заперся изнутри. Когда они сломали дверь, хозяин был жив, но притворился погибшим. А пока Дронго бегал за помощью, вошедшая вместе с ним в комнату женщина хладнокровно совершила убийство, обеспечив себе абсолютное алиби.

Дронго подумал, что тогда было тоже достаточно сложно. Кстати, когда это было? Сколько лет прошло с тех пор? Кажется, пятнадцать или чуть меньше. Но здесь явно не тот случай. У Ингриды не было запасных ключей и она не входила в квартиру. А если входила? Если Арманд открыл ей дверь, и она вошла? Нет, не получается. Тогда кто же запер дверь изнутри и спрятал ключи под полиэтиленом? Если даже предположить невозможное, что Ингрида справилась с крепким мужчиной, сумев повесить его на крюк… Нет, это невозможно. И тем не менее нужно будет обязательно съездить в Вентспилс. И постараться понять, кто именно звонил Дронго в отель, предлагая ему уехать из Латвии. Если Челноков не соврал, то это должны быть другие люди. Или хотя бы те, кто знает господина Лагадиньша. С этой мыслью Дронго и заснул.

Глава 11

Утром его разбудил телефонный звонок. Он недовольно покосился на аппарат. На часах было двадцать минут десятого. Протянув руку, Дронго поднял трубку.

– Слушаю.

– Доброе утро, – неизвестный говорил по– русски с сильным латышским акцентом, – простите, что беспокою вас так рано. Как мне вас называть? По фамилии? Или вам нравится, когда вас называют по-другому.

– Меня обычно называют Дронго.

– Я знаю, господин Дронго. И мне известно, кто вы такой. Я позвонил вам, чтобы предложить встретиться со мной.

– А кто это говорит? Вы не представились.

– Извините. Моя фамилия Лагадиньш. Август Карлович Лагадиньш. Я руководитель охранного агентства «Триумф», о котором вы наверняка слышали.

– Я даже видел троих ваших сотрудников, которые уже два дня ходят за мной по пятам.

– Именно поэтому я вам и позвонил. Когда мы можем увидеться? Если хотите, я пришлю за вами машину.

– Надеюсь, не ваш «Ситроен»? – пошутил Дронго. – Давайте встретимся где-нибудь в городе. Или лучше приезжайте ко мне в отель. Здесь неплохой ресторан, и мы с вами сможем поговорить.

– Я приеду через час. Спасибо. Будет лучше, если мы с вами немного погуляем вокруг отеля.

«Ах, Челноков, – подумал Дронго, – напрасно он рассказал о нашей беседе. Теперь его наверняка выгонят из агентства или перестанут доверять ответственные поручения».

– Договорились, – сказал он.

Через час в холле отеля появился Лагадиньш. Руководитель агентства был высокого роста, сухой, подтянутый, с серыми, почти бесцветными глазами. Дронго понравился его внимательный взгляд, крепкое рукопожатие, строгий стиль одежды. Лагадиньш приехал один, без своих сотрудников. Они вышли из отеля и свернули налево.

– Вы такой, каким я вас себе и представлял, – признался Лагадиньш, – я много о вас слышал. Впрочем, и неудивительно, учитывая, что вы работали в ООН, были экспертом Интерпола и, говорят, офицером КГБ.

– Это слухи, – возразил Дронго, – я ни одного дня не работал в КГБ, но действительно был экспертом по линии ООН и Интерпола. Мне приходилось иногда их консультировать по различным вопросам.

– Но вы беспокойный клиент, – добавил Лагадиньш с легкой улыбкой, – сначала вы обманули Челнокова по пути в Юрмалу, что, я думаю, было нетрудно. Затем оторвались от моих людей в центре Риги. Устроили автомобильный трюк, едва не стоивший жизни двум нашим сотрудникам. И наконец, напали на Челнокова. Не слишком ли много за два дня?

– Ну, если бы за вами в другом государстве следили два дня, думаю, и вы начали бы проявлять некоторое беспокойство, – заметил Дронго.

– Наверное, – вежливо согласился Лагадиньш, – но вы приехали не на туристическую прогулку. Насколько я понял, вы решили заново расследовать трагическую смерть Арманда Краулиня, для чего встречались с его бывшей супругой, ездили в дом его отца, побывали в Юрмале у его бывшего секретаря Ингриды Петерсен, разыскали Рябова, говорили с Интом Пиесисом… Вы многое успели сделать за эти дни, мистер Дронго.

– Поздравляю, – отозвался тот, – а я-то думал, что сумел оторваться от ваших людей. Неужели ошибался?

– Это обычные рядовые работники, – пояснил Лагадиньш, – приходится набирать их из бывших пограничников, таможенников, милиционеров, уволенных за непрофессионализм. Они не могли справиться с вами. Но когда мне сообщали, что вы едете в Юрмалу, я сделал правильный вывод, что вы хотите увидеть Ингриду Петерсен. Когда же узнал, что вы выехали за город, было нетрудно догадаться, что вы хотите навестить Рябова.

– Я еще встречался с вашим депутатом Айварсом Брейкшем, – признался Дронго.

– Вот этого я не знал, – ответил Лагадиньш, – но можно было догадаться, что вы рано или поздно захотите с ним увидеться.

– Где вы раньше работали? – поинтересовался Дронго. – С вашими аналитическими способностями нужно было остаться в правоохранительных органах. В милиции? Нет, для этого у вас слишком интеллигентный вид. И вы говорили обо всех сотрудниках бывших правоохранительных служб, не сказав ничего о сотрудниках КГБ. Я не ошибся?

– Не ошиблись. Я работал по линии первого отдела республиканского управления.

– Хорошая школа, – кивнул Дронго. – Теперь позвольте мне узнать, чем именно я привлек такое внимание вашего агентства?

– Нам сообщили, что вы приехали по делу Арманда Краулиня. Занимаетесь повторным расследованием этого преступления. Как только мне об этом сообщили, я сразу распорядился подключить к расследованию наших работников и дал указание моим людям. Только вы напрасно пытались все время от них уйти. Они не следили за вами, скорее вас охраняли.

– Подождите, – не понял Дронго, – вы сказали «преступления»?

– Да, – кивнул Лагадиньш, – я в этом убежден. Дело в том, что тридцать лет назад я работал в комсомоле вместе с Армандом. Мы были близкими друзьями. Затем я поехал на учебу в Москву. Там был такой Краснознаменный институт.

Дронго кивнул. Он знал, о каком институте идет речь. В бывшем Советском Союзе там готовили разведчиков.

– Я ждал этого дня целых одиннадцать лет, – продолжал между тем Лагадиньш, – и все одиннадцать лет не верил в самоубийство Арманда. Я слишком хорошо его знал. Очень близко. Но за несколько месяцев до того, как он познакомился со своей второй женой, я уехал в Москву.

– Лилия Краулинь вас не знала? – понял Дронго.

– И не могла знать. Мы учились вместе с Армандом в одной школе, он был старше меня на год. Потом вместе учились в институте, работали в комсомоле. Он был примером для меня во всем. А потом меня послали в Москву. Вы же знаете, как это обычно бывает. Мне сменили имя и фамилию, обеспечили легендой. И я уехал в другую страну.

– Надолго?

– Навсегда. Я должен был закрепиться и остаться там. И поэтому меня не было в Риге. Много лет не было. Меня отозвали в девяносто первом. Считается, что самый большой урон разведке нанесли сталинские репрессии. А если вспомнить, что у нас творилось в начале девяностых, то вполне можно сопоставить. Сколько разных реорганизаций было! Сколько тысяч профессионалов выбросили на улицу, уволили, сократили, отозвали! Если бы тогда не Примаков, я даже не представляю, что могло бы произойти. По существу, он спас тысячи разведчиков. Но я ушел из их рядов еще в девяносто втором. В Ригу возвращаться не имело смысла, тогда нас здесь не очень жаловали. Уехал в Америку, получил гражданство, жил там около семи лет. А в девяносто девятом вернулся в Латвию. О смерти Арманда я узнал в девяносто четвертом. Когда мне сказали, что он покончил с собой, я сразу в это не поверил. И не верил никогда. Он был не таким человеком. Таких людей сейчас уже нет. Честным, смелым, отважным, настоящим лидером, бойцом. Когда Арманд говорил, в него влюблялись все – мужчины и женщины. А как он пел! Мне кажется, что я иногда проявляю излишнюю эмоциональность. Когда я вернулся в девяносто девятом в Ригу, то сразу основал агентство «Триумф». Несколько раз пытался провести собственное расследование этого загадочного самоубийства, но ничего не нашел. И когда мне сообщили, что вы приехали в Ригу, я даже не поверил. И сразу послал людей к дому Лилии Краулинь. Нам повезло, вы появились там через полчаса. Остальное вы знаете.

– Вы рисковали, – понял Дронго, – в нынешней Латвии по-прежнему не любят бывших сотрудников КГБ.

– Сейчас уже многое изменилось. Это было в другое время. Прошло уже столько лет. Но вы правы, я и сейчас ношу другую фамилию, под которой живу все эти годы. Меня не узнают даже мои одноклассники, с которыми я учился в школе. У меня нет прошлой жизни. Для всех я американский латыш, вернувшийся сюда на постоянное жительство из Америки. У меня американское гражданство, и уже много лет я не являюсь офицером КГБ. Сейчас у нас много приехавших из Америки и Канады. Из трех президентов прибалтийских государств двое появились из Америки и Канады. Считается, что им больше верят западные спонсоры, чем доморощенным политикам. Наша собственная Президент, которая прибыла из Канады, так и не сумела выучить русский язык, на котором говорит половина населения Латвии. Сначала она пыталась выучить, но потом махнула рукой, сообразив, что эта часть населения никогда не будет ее электоратом. В отличие от нее, Адамкус в Литве выучил русский, но ему было легче, он был военным разведчиком.

Дронго усмехнулся. Они остановились.

– И теперь приехали вы, – сказал Лагадиньш. – Если вы думаете, что я ничего не знаю, то ошибаетесь. Все эти годы я следил за Лилией, пытался ей помочь, понимал ее состояние. Но она не знала меня и не поверила бы мне, если бы я вдруг возник из прошлой жизни. К тому же это было нецелесообразно.

– Понимаю.

– Вы приехали по ее просьбе, или у вас уже были какие-нибудь факты? – спросил Лагадиньш.

Дронго остановился. Он не знал, имеет ли право доверять этому человеку. Возможно, что его рассказ был всего лишь очередной уловкой.

– У меня есть некоторые факты, – уклонился от ответа Дронго.

Лагадиньш понимающе кивнул:

– Я хочу, чтобы вы знали, ради Арманда я готов на все, что угодно. Мы с ним были как братья. Он всегда дрался за меня. Понимаю, что вы мне не верите. Если пожелаете, я уберу моих людей. А если понадобится, передам вам их всех. У меня около сорока человек. И я не спрашиваю вас больше ни о чем. Но если вы сумеете раскрыть это преступление и найти настоящего убийцу, то знайте, я буду вашим должником на всю оставшуюся жизнь. Я не сумел защитить Арманда при жизни, поэтому хочу хотя бы защитить его память после смерти. Наверное, это звучит слишком патетически.

– Не очень, – угрюмо буркнул Дронго и тут же попросил: – Вы можете найти мне завтра утром машину для поездки в Вентспилс?

– Обязательно. И это будет не «Ситроен», – вспомнил слова своего собеседника Лагадиньш.

Дронго, оценив шутку, усмехнулся:

– Только уберите ваших сотрудников. Мне они не нужны. Если понадобятся, я вам позвоню.

– Хорошо, – Лагадиньш протянул ему руку, – я понимаю, что вы не обязаны мне верить, но все равно благодарю вас.

– Подождите, – остановил его Дронго. – Дело в том, что мне звонили и требовали прекратить расследование, уехав отсюда. Я думал, что это сделали по вашему поручению.

– Нет, – ответил Лагадиньш, – я не мог дать такого поручения.

– А как вы узнали, что я приехал?

– Вас видели в аэропорту вместе с Лилией Краулинь. А потом вы снова появились у ее дома. К тому времени я уже знал, кто вы такой. Все эти годы я не терял надежды найти убийцу Арманда. Так, значит, вам звонили и угрожали? – задумчиво протянул Лагадиньш. – Интересно… У меня тоже появились некоторые подозрения, о которых я пока не хочу говорить. Мы должны доверять друг другу, господин Дронго.

– Посмотрим, – уклонился тот от конкретного обязательства.

Лагадиньш и Дронго еще раз пожали друг другу руки. Когда его загадочный собеседник ушел, Дронго неторопливо отправился в другую сторону. За парком находился отель «Мартам». Там можно было взять такси. Но тут он вспомнил, что в «Радиссоне» его будет ждать Фешукова, и позвонил ей, предупредив, что заедет через двадцать минут.

Шагая по аллее парка, Дронго размышлял. Если Лагадиньш говорит правду, то человек, звонивший Дронго в отель, действительно хотел, чтобы он прекратил расследование. И тогда получается, что в этом городе есть кто-то, заинтересованный в прекращении расследования. И этот кто-то узнал о визите Дронго, понял цель его приезда.

С одной стороны, было приятно и полезно встретить такого союзника, как Лагадиньш. Но с другой, было опасно ему доверять. Вполне вероятно, что это всего лишь трюк после вчерашнего разговора с Челноковым. Лагадиньш как умный человек понял, что их разоблачили, и решил сыграть на опережение. Возможно, он получил приказ от третьего лица. Учитывая рассказанную им легенду, Лилия Краулинь не сможет ни подтвердить, ни опровергнуть слова Лагадиньша. И никто не сможет. Нет, сможет. Лагадиньш сообщил, что был самым близким другом Арманда Краулиня, учился с ним в школе и в институте. Они были как братья. Значит, о Лагадиньше могут помнить соседи Арманда по дому, которые жили там при его отце. И еще один важный факт. Лагадиньш сказал, что поехал в Москву за несколько месяцев до знакомства Арманда с его второй женой. Если это неправда, то продумано все просто превосходно, до мелочей. А если правда? Тогда можно узнать обо всем у Визмы, первой жены Арманда. Ведь она должна была знать такого друга, даже если у него было другое имя. Визма должна его помнить.

Дронго подумал, что его встреча с первой супругой Арманда становится просто необходимой, и ускорил шаг. Когда он подъехал к отелю, на ступеньках у входа его уже ждала Татьяна Фешукова. Несмотря на ее неудовольствие, он все-таки узнал у нее адрес Визмы и ее телефон. И уже из машины ей позвонил.

– Слушаю вас, – отозвалась Визма по-латышски.

– Простите, что я вас беспокою, – начал Дронго, – вы говорите по-русски?

– Очень плохо, – ответила Визма.

– Я прилетел из Москвы, – сообщил Дронго, – меня обычно называют Дронго. Если разрешите, я хотел бы с вами встретиться.

– По какому вопросу?

– Я эксперт по вопросам преступности, – пояснил Дронго, – и хотел бы поговорить с вами о вашем первом супруге Арманде Краулине.

– Мне нечего сказать, – раздраженно заявила женщина, – и не нужно мне звонить. До свидания. – Она бросила трубку.

Дронго растерянно посмотрел на Татьяну Фешукову, сидящую рядом.

– Я же вам говорила, что она не очень нормальный человек, – напомнила Фешукова.

– Мне очень нужно с ней встретиться, – признался Дронго.

Татьяна нахмурилась. Они ехали по мосту через Даугаву.

– Я думаю, будет лучше, если вы поговорите с Лаймой, ее дочерью, – неожиданно предложила Фешукова. – Она единственный человек, который имеет влияние на Визму.

– У вас есть телефон Лаймы?

– Сейчас найду, – ответила Татьяна, доставая свой телефон, – узнаю у Дорики, сестры Лилии. Она должна знать.

Глава 12

Лайма Краулинь жила в старом доме, в самом центре города на улице Рихарда Вагнера. Ее супруг был руководителем одной из самых известных компаний по производству пластика. Узнав, что с ней хочет встретиться эксперт, приехавший в Ригу в связи с гибелью ее отца, она сразу согласилась с ним побеседовать и назначила ему свидание в большом ресторане напротив отеля «Ди Рома». В полдень они уже ждали там Лайму. Вскоре в полупустой ресторан вошла высокая, красивая, светловолосая женщина в обтягивающих темных брюках, кожаных сапогах и в ярко-красной куртке. Увидев сидящих за столом Дронго и Фешукову, она приветливо им кивнула, сдала гардеробщику куртку и подошла к их столику. Под курткой у нее оказался красивый джемпер фиолетового цвета с бисерной вышивкой на груди. У Лаймы были крупные черты лица, большие глаза, красивый рот, полные, чувственные губы. Подойдя к гостям, она энергично пожала им руки.

– Спасибо, Лайма, что вы пришли, – сказал Дронго, когда она села за столик. – Извините, что пришлось оторвать вас от дел.

– Ничего, – улыбнулась она, – дела подождут. Так вы говорите, что приехали в Ригу из-за моего отца? – У нее были крупные ровные зубы.

– Да, – ответил Дронго, – ваша мачеха Лилия до сих пор считает, что он не мог совершить самоубийства.

– Я тоже так думала, – призналась Лайма, – но следователь Брейкш заверял меня, что это было типичное самоубийство. Я тогда была максималисткой, иногда спорила с отцом. В двадцать лет все кажется немного другим. Я ходила на митинги, пела песни, голосовала за новую власть. Все представители старой власти мне казались чудовищными предателями собственной страны. И отца я не могла понять, когда он говорил, что я во многом не разбираюсь. Тогда писали и о сталинских лагерях, и о массовых выселениях латышей. Мы так ненавидели этот комсомол, что в институте вышли из него всей группой. Коммунистов мы не любили еще больше. И тогда я думала, что отец осознал всю ничтожность и аморальность этого коммунизма, которому служил. И поэтому покончил с собой. Ему стало стыдно за его прошлое. А мне теперь стыдно, что я могла тогда так думать. Сейчас у меня совсем другое мнение.

– Лучше стали относиться к коммунистам? – улыбнулся Дронго.

– Нет, – ответила она, – для меня они все равно остались такими же чудовищами. Только я стала понимать, почему люди делают выбор. Иногда нужно встать на чью-то сторону, не оставаться в стороне. Теперь мне не нравятся ни наши бывшие коммунисты, ни нынешние националисты. И я теперь лучше понимаю моего отца. Такие, как он, всегда честно служат идее. Таких порядочных и принципиальных людей всегда использует любая власть.

– И теперь вы не верите в его самоубийство?

– Не знаю. Я понимаю Лилию, но сама не знаю. Может, потому, что я не всегда понимала отца при жизни. А сейчас я чувствую, как мне его не хватает.

– Вы были в городе, когда произошла трагедия?

– Нет, я училась в Германии. Отец тогда помог мне уехать, и я училась там с девяносто первого по девяносто четвертый год. Он считал, что я должна знать иностранные языки и получить хорошее образование. Мы в институте почти не учились. В конце восьмидесятых все ходили на митинги. Но диплом я получила. А потом защитила диссертацию в Германии, на немецком языке.

– Он оплатил ваше образование? – поинтересовался Дронго.

– Да, – кивнула Лайма, – и даже когда отец погиб, выяснилось, что он заплатил вперед за три года. У меня не было никаких проблем. Но на его похороны я сразу прилетела. Лилия чуть с ума не сошла, и я тогда стала к ней относиться немного по-иному. Она очень любила моего отца.