Закулисье войны. Штрафники, заградотряды, трудовые армии

Чтобы результативнее бороться с этим явлением, в январе 1942 года Пленум Верховного суда СССР своим постановлением установил, что кражи у эвакуированных необходимо квалифицировать как совершенные во время стихийных бедствий, а если они были совершены при дополнительных отягчающих обстоятельствах: группой лиц, рецидивистом и др. – то уже как бандитизм.

Несмотря на это, в августе 1942 года размах бандитизма в Саратове принял огромные масштабы. «В борьбе с преступностью тесно взаимодействовали подразделения уголовного розыска, ОБХСС, паспортные службы, участковые милиционеры и подразделения внутренних войск НКВД. В течение года саратовские милиционеры изъяли у преступников в общей сложности два миллиона рублей, 2100 рублей золотыми монетами царской чеканки, 360 долларов США, 4,8 кг изделий из драгоценных металлов и 6,5 кг серебра».

В 1943 году в ходе проведения операции «Танго» правоохранительными органами была обезврежена бандитская группа Луговского – Бизяева, состоявшая из двенадцати человек. Она, подобно московской «Черной кошке» из знаменитого фильма, длительное время терроризировала население областного центра, создавала у граждан атмосферу страха и неуверенности. Практически ежедневно в различных частях Саратова бандитами совершались убийства, дерзкие вооруженные налеты на денежные кассы государственных учреждений, магазины и склады.

В конце того же 1943 года в Пензенской области милиционеры ликвидировали бандитскую группу Жилина. Она состояла из 19 человек и совершила 18 вооруженных налетов. При этом бандиты действовали дерзко, стараясь не оставлять свидетелей.

29 ноября 1944 года в г. Мурманске старший оперуполномоченный лейтенант Туркин, обходя городской рынок, по подозрению в продаже краденых вещей, задержал гражданина в военной форме, назвавшегося А.С. Богдановым. При следовании в областное управление НКВД тот неожиданно выхватил из кармана наган и попытался выстрелить в милиционера. Однако Туркин сумел обезоружить Богданова и доставил его в управление. Впоследствии выяснилось, что накануне задержанный совершил кражу, а краденые вещи принес продавать на рынок.

Результативность работы милиции была достаточно высокой. Так, только в Ленинграде органы НКВД изъяли у спекулянтов и воров 9,5 млн рублей наличных денег, 41 215 рублей золотой монетой и 2,5 млн рублей облигациями госзаймов, а также почти 70 кг золота, полтонны серебра, 1537 бриллиантов, 1295 золотых часов, 36 км мануфактуры и 483 тонны продуктов питания! Уже одни эти цифры говорят о том, что уровень жизни в блокадном Ленинграде у разных людей сильно отличался.

У бандитов был обнаружен большой арсенал оружия, коим можно было вооружить полдивизии: 1113 винтовок, 820 ручных гранат, 631 револьвер и пистолет, десять автоматов и три пулемета, а также почти 70 тыс. патронов. Что касается социального состава осужденных, то среди них больше всего было рабочих – 10 тыс. человек. Второе место занимали лица без определенных занятий – 8684 человека.

В годы Великой Отечественной войны бандитизм широко распространился и в отдаленных районах СССР, в том числе в Сибири. Типичный пример – криминальная деятельность так называемой банды Павлова в Томмотском районе Алданского округа Якутской АССР. Свое название эта «бригада» получила по имени организатора Егора Николаевича Павлова – 50-летнего эвенка. До войны этот гражданин был членом ВКП(б) и занимал должность председателя колхоза. Но война в корне изменила судьбу этого человека.

Началось все с того, что в августе 1942 года из возглавляемого Павловым колхоза имени 18-й Партконференции началось массовое бегство колхозников. Почти одновременно из него вышли восемь промысловиков-охотников, которые после этого с семьями ушли в тайгу, к ним присоединились и еще три единоличника. Однако просто так отсиживаться в лесной чащобе «павловцы» не собирались.

Сколотив банду, частично основанную на родственных связях, они 22 ноября 1942 года напали на табор оленевода Хатырхайского прииска. Их трофеями стали двадцать оленей, принадлежавших прииску. На следующий день «отряд» совершил уже куда более дерзкую вылазку. Атаке подвергся участок «Крутой», где бандиты произвели подворный обыск и массовое изъятие оружия у населения. Попутно ими был ограблен местный магазин и взяты «пленные» – рабочие старательских бригад. В центре Хатырхайского прииска «павловцы» атаковали контору с целью грабежа золота и денег. Однако небольшой вооруженный отряд во главе с начальником прииска и парторгом организовали оборону.

Перестрелка длилась до поздней ночи. Бандиты уже в темноте взломали склад с продовольствием. Загрузив товарами 15 нарт, они отправили добычу в тайгу к месту нахождения своего табора. Перед уходом они подожгли радиостанцию, а выбежавшую оттуда безоружную женщину – врача местной приисковой больницы Каменскую – застрелили.

Так начинался грабеж приисков и террор мирных жителей бандой Павлова. В дальнейшем нападения на прииски следовали одно за другим. Только с одного прииска Хатырхай «бригада» Павлова вывезла семь тонн муки, разных промышленных товаров на сумму 10 310 рублей в золотом исчислении, угнала двадцать оленей, попутно ограбив все мирное население.

Милиция той местности бросила все силы на борьбу с бандой Павлова. Благодаря этому в феврале 1943 года со значительными потерями личного состава сотрудники НКВД сумели обезвредить банду.

Помимо банды Павлова, в 1941–1945 гг. в самом Якутске, а также в других районах страны удалось ликвидировать и ряд других бандформирований.

Важнейшей задачей для органов внутренних дел во время Великой Отечественной войны стала борьба с дезертирством. Надо признать, что дезертирство в эти годы было достаточно распространенным явлением. При этом одни дезертиры, сбежав с фронта, попадали в различные банды, другие – благополучно устраивались на работу и даже занимались «бизнесом».

При этом надо сказать, что именно село стало основным приютом для бежавших из армии солдат. Здесь народ жил проще, нежели в городе, документы у «вернувшихся с фронта» не проверяли, и односельчане верили в то, что их «отпустили» по состоянию здоровья. Разоблачение чаше всего наступало только после письменного сообщения командиров воинских частей о дезертирстве военнослужащего. Впрочем, если человеку удавалось затеряться в суматохе боя и только потом сбежать, был шанс попасть в графу «пропал без вести». В таком случае вероятность быть пойманным становилась еще меньше. Тут важно было успеть предупредить родственников до получения теми соответствующего извещения. Впрочем, бумаги эти, как правило, приходили с большим опозданием или вообще не приходили. Иногда у дезертира был шанс, что его воинская часть, скажем, попадет в окружение и погибнет, а документы сгорят или попадут к противнику. Тогда бы о бегстве солдата никто не узнавал.

Работа по розыску дезертиров и призыву новобранцев лежала на плечах районных военкоматов. Наибольшее число дезертиров с фронта было в 1941 году. Но в 1942 году власти, видимо, вздохнув после окончания битвы за Москву, всерьез «озаботились» судьбой тысяч сбежавших из армии бойцов. Но не каждого пойманного дезертира настигала суровая кара. Смертная казнь в отношении них применялась примерно в 8–10 % случаев. А у «уклонистов», то есть не явившихся в военкомат по повестке или иным способом избежавших призыва в армию, встать к стенке шансов было еще меньше. У большинства же появлялся второй шанс послужить Родине, но уже в штрафной роте. К высшей же мере наказания людей приговаривали только за неоднократное дезертирство и дезертирство, связанное с грабежами и другими тяжкими преступлениями. Из-за большого числа дезертиров у следственных органов не хватало времени на тщательное расследование каждого случая. Дела, как правило, велись поверхностно, данные о дезертирстве вписывались в протокол со слов обвиняемого без всякой проверки. Детали побега с фронта, местонахождение оружия и соучастники не всегда выявлялись.

Впрочем, и в крупных городах, несмотря на, казалось бы, строгие военные порядки, дезертирам удавалось не просто скрываться, а жить прямо у себя дома. Так, некто Шатков сбежал с фронта 28 ноября 1941 года и прибыл в родной город Горький, где без всякой прописки проживал со своей семьей. Задержан он был лишь 11 января 1942 года, опять же после получения сообщения командира части. Всего только за 1942 год в Горьковской области были выловлены и осуждены 4207 дезертиров, при этом многим другим удалось избежать наказания.

Статистика «отлова» дезертиров была более, чем внушительной. В июле – сентябре 1944 года по приказу Л.П. Берии органы НКВД, НКГБ, прокуратуры и Смерш провели масштабную операцию по выявлению дезертиров и уклонистов. В результате этой акции в 1944 году в Саратовской области было выловлено 5700 дезертиров, в Сталинградской – шесть тысяч дезертиров.

В результате проведения этой акции всего по стране были арестованы в обшей сложности 87 923 дезертира и еще 82 834 уклониста от службы. Из числа задержанных 104 343 человека были переданы в райвоенкоматы и пополнили ряды Красной Армии перед заключительным этапом Второй мировой войны.

Мнения и том, что всех выловленных дезертиров ожидало суровое наказание, – не всегда верно. Некоторые из них умудрялись избегать его по несколько раз. Вот один из многочисленных примеров. 31 декабря 1942 года уже шесть раз судимый вор, некий Г.В. Киселев был освобожден из тюрьмы и направлен в воинскую часть, откуда очень быстро дезертировал. 30 августа 1943 года его снова арестовали, осудили еще на десять лет и снова отправили «искупать вину» в Красную Армию. И опять Киселев оттуда сбежал и продолжил заниматься грабежами и кражами. 10 октября того же 1943 года он был арестован снова, но и на этот раз сумел дезертировать. И только в стычке с милицией при очередном ограблении данный преступник был убит.

Всего за весь период Великой Отечественной войны из рядов Красной Армии, по разным оценкам, убежали от 1,7 до 2,5 млн человек, включая перебежчиков к противнику. При этом по статье «за дезертирство» были осуждены только 376,3 тыс. человек, а 212,4 тыс. из числа дезертиров, объявленных в розыск, найти и наказать так и не удалось.

К особой категории в годы Великой Отечественной войны относились лица, совершавшие преступления в экономической области. Трудности с продовольствием, карточная система породили новые виды преступлений, такие как кражи и сбыт по спекулятивным ценам продовольственных карточек, хищения продовольствия со складов, из магазинов и столовых, сбыт и скупка золота, драгоценностей, контрабандных товаров. Основной контингент арестованных по статьям «спекуляция» и «хищение соцсобственности» составляли работники торгово-снабженческих организаций, магазинов, складов, баз и столовых.

Борьбу с этими людьми вели сотрудники отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности (ОБХСС), которые проводили внезапные проверки торговых организаций и столовых, контролировали работу вахтерско-сторожевой службы, следили за порядком на крупных предприятиях, обеспечивали сохранность и строжайшее распределение продовольственных и промтоварных карточек, выслеживали и задерживали с поличным спекулянтов.

Законодательная основа этих действий была разработана еще в 30-е годы. Уже тогда, в отличие от обычной кражи, за которую можно было отделаться и условным сроком, хищение соцсобственности (фактически госсобственности) согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года каралось лишением свободы на срок до десяти лет с конфискацией. В блатной среде это постановление именовали «Указ 7–8».

С переходом страны на военные рельсы, хищения материальных средств происходили и в армии. Поэтому 3 марта 1942 года Госкомитет обороны СССР принял секретное постановление № 1379сс «Об охране военного имущества Красной Армии в военное время». Согласно ему, за хищение оружия, продовольствия, обмундирования, снаряжения, горючего и т. п., а также за его умышленную порчу устанавливалась высшая мера наказания – расстрел с конфискацией всего имущества преступника. За «разбазаривание», т. е. недостаточно строгий учет и пропажу военного имущества, полагалось давать не менее пяти лет лишения свободы.

Одним из факторов, определявших значение и формы борьбы с экономической преступностью в СССР, выступала высочайшая степень огосударствленности советской экономики. В силу этого преступления в хозяйственной сфере либо иные антиобщественные деяния экономической направленности нередко имели признаки должностного злоупотребления, характеризовались определенной политической составляющей. В свою очередь, сугубо должностные преступления наряду с противоправностью самого деяния нередко сопровождались ощутимым экономическим ущербом.

В связи с этим приходится отметить проявление в советском государственном аппарате в условиях неблагоприятной обстановки на фронте тревожных тенденций. Так, отмечались факты, когда при приближении противника часть ответственных работников «пускалась в бега», покидая на произвол судьбы возглавляемые участки, имущество и подчиненных. В этом плане весьма характерна ситуация, сложившаяся 16–17 октября 1941 года в Москве, где в условиях эвакуации началась массовая паника. Она охватила не только рядовых жителей столицы, но и руководящее звено города. Так, только 16 октября из Москвы бежало 779 руководящих работников.

Чрезмерная «пугливость», проявленная частью советского руководства, нередко сопровождалась различными формами шкурничества, наносившего нашей стране наряду с дискредитацией власти ощутимый экономический ущерб. Дело в том, что каждый из этих работников старался вывезти с собой все наиболее ценное. Кроме того, бегство таких руководителей создавало благоприятную почву для массовых хищений ценностей на местах.

Например, в сентябре 1941 года, когда противник стал угрожать захватом Ленинграда, «…часть руководителей предприятий поддалась паническим настроениям и проявила «эгоистический интерес», выразившийся в стремлении «использовать государственные средства в личных целях»… сам факт того, что 5 сентября 1941 года, когда ожидался штурм города, бюро ГК ВКП(б) сочло необходимым принять специальное постановление «Об усилении финансового контроля за расходованием государственных средств и материальных ценностей», говорит о многом… В документе, в частности, говорилось: «…в последнее время имеют место случаи незаконных выплат из соцбытфонда и других источников на лечение, компенсации за неиспользованный отпуск; выплаты за «сверхурочные работы» в воскресные дни руководящим работникам аппарата; производство расходов на эвакуацию семей под видом служебных командировок; грубейшие нарушения финансовой дисциплины, приводящие к прямому использованию государственных средств в личных целях; бесхозяйственное расходование средств по эвакуации и консервации предприятий и организаций; несвоевременная сдача наличных денег в кассы банков; рост растрат и хищений в торгующих организациях; составление фиктивных сделок и операций и ряд других антигосударственных действий. Больше того, отдельные работники, рассчитывая на ослабление финансового контроля в условиях военной обстановки, встали на путь обмана государства, воровства и расхищения государственных средств…»

Тревожные симптомы проявились в ходе панической эвакуации части представителей руководящего звена страны из Москвы, когда «бежавшие похитили материальных ценностей и денег на сумму около 1,5 млн руб., разбазарили имущество на сумму более 1 млн руб., угнали 100 легковых и грузовых машин». Таким образом, можно заключить, что и в условиях войны задачи защиты экономических ресурсов страны от посягательств со стороны недобросовестных представителей государственного аппарата, хозяйственников не потеряли своей актуальности. В значительной степени осуществление этих задач возлагалось на службу по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией (ОБХСС).

Особое значение и остроту деятельность ОБХСС приобрела в окруженном гитлеровцами Ленинграде. В условиях жесточайшей ограниченности ресурсов жизнеобеспечения корыстные махинации ряда должностных лиц заметно ухудшали и без того крайне тяжелое положение горожан. Остроту ситуации повышало то, что в блокадном городе действия расхитителей угрожали множеству ленинградцев, большинство из которых находились в стадии крайнего истощения, в буквальном смысле перспективой мучительной смерти от голода и лишений.

О неблагополучном положении в деле обеспечения сохранности и распределения продовольствия свидетельствует ряд источников. Весьма характерно в этом плане содержание писем из сражающегося города: «Паек нам полагается хороший, но дело в том, что в столовой крадут много». «Есть люди, которые голода не ощущали и сейчас с жиру бесятся. Посмотреть на продавщицу любого магазина, на руке у нее часы золотые. На другой – браслет, золотые кольца». Каждая кухарка, работающая в столовой, имеет теперь золото. «Хорошо живут те, кто в столовых, в магазинах, на хлебозаводах работают, а нам приходится много времени тратить, чтобы получить мизерное количество пищи. А когда видишь наглость сытого персонала столовой – становится очень тяжело». «Прожить трудно. … Хотя некоторые живут хорошо и войны не чувствуют. Особенно везет евреям, уселись в магазины и столовые, где не только жрут и крадут продукты. Они имеют возможность посылать своим эвакуированным семьям по несколько тысяч в месяц». «Есть люди, которые живут хорошо и наживаются на чужом горе. Это воры и продавцы столовых и лавок, а честные, нужные работники гибнут».

В складывающейся ситуации возрастало значение службы БХСС, ее действий по пресечению расхищения продовольствия, мошенничества, спекуляции. О масштабах и интенсивности работы на этом направлении свидетельствуют данные отчетов управления НКВД по Ленинградской области и городу Ленинграду за осень 1941-го – 1943 годы: были разоблачены: хищническая группа на хлебозаводе и в торговой сети в количестве 8 человек (грузчики, шофера, заведующие хлебобулочными магазинами); преступная группа в системе треста столовых и ресторанов Ленинграда в составе 6 человек; спекулятивная группа в столовой № 10 Василеостровского района в составе 5 человек.

Управление НКВД 10 июня 1942 года сообщало о том, что «за последнее время арестовано несколько преступных групп, которые, используя поддельные и похищенные продовольственные талоны, расхищали хлеб и другие продукты.

В августе 1942 года к уголовной ответственности были привлечены 8 человек во главе с заведующим детским садом завода имени Воскова. В следственном деле было сказано: «Руководящие работники заводоуправления систематически посещали детский очаг, устраивали там пьянки и самоснабжение нормированными продуктами. Преступление тщательно скрывалось путем подлогов, систематического занижения количества питания детей против установленных норм, составления фиктивных отчетов с включением «мертвых душ». Ревизия, назначенная в ходе следствия, никаких злоупотреблений не установила. И только оперативное мастерство сотрудников позволило следственно-оперативными мероприятиями собрать необходимые доказательства и прекратить хищения, совершавшиеся с конца 1941 года по август 1942 года».

4 ноября 1942 года информационная сводка содержала сообщения о том, что «Управхоз домохозяйства Фрунзенского района и директор детдома № 49, систематически получали излишние продовольственные карточки путем подлогов и составления фиктивных списков. Полученные продукты продавали по мародерским ценам. При обыске у этих граждан были изъяты золотые изделия, бриллианты и другие ценности, а сами они были арестованы.

Еще один случай. Было вскрыто, что «один из управделами городского управления по учету продовольственных карточек систематически похищала продовольственные карточки, изымаемые у преступного элемента и направляемые в управление по учету для ликвидирования». Но при этом было выяснено, что никакого учета этих карточек в Управлении не было. При обыске у данного преступника было обнаружено 25 килограмм продуктов и разные промтовары.

За систематическое расхищение продуктов из магазина военторга были арестованы заведующая этим магазином и работница завода «Ленфрукткооп». Женщины вошли в преступный сговор. Первая похищала продукты в магазине, вторая с целью покрытия недостач расхищенных продуктов через служащих разных столовых приобретала отоваренные талоны, которыми и покрывались хищения.

6 мая 1943 года Наркоматом внутренних дел были представлены следующие сведения: «Арестована группа хищников и спекулянтов в составе: начальник продснабжения, шофер 42-го отдельного батальона понтонных работ. Участник группы систематически расхищал продукты питания, хранившиеся в продскладе батальона.

Вскрыта и ликвидирована хищническая группа, состоявшая из работников базы «Главрыбсбыта», работников Фрунзенского и Куйбышевского райпищеторгов. Выяснилось, что: «Участники группы, работавшие в базе «Главрыбсбыта», по договоренности между собой умышленно не приходовали поступавшие на базу сельди. Созданные таким путем излишки сельдей работники базы по сговору с работниками райпищеторгов по фиктивным документам вывозили с базы в магазины райпищеторгов, где делили между собой, а затем обменивали их на ценные вещи и продавали по спекулятивным ценам».

Всего за годы блокады по линии ОБХСС было привлечено 14,5 тыс. чел. Тем не менее реальное положение дел в рассматриваемой сфере было еще более неприглядным, чем оно выглядит в милицейских сводках и отчетах. Одним из подтверждений таковой констатации могут послужить сведения, содержащиеся в произведениях Э.А. Хруцкого – писателя, уделяющего большое внимание истории органов охраны общественного порядка. В частности, по утверждению данного автора, в годы войны некоему ловкому московскому администратору удалось организовать поставку в блокадный Ленинград продовольствия и фальшивых продуктовых карточек в обмен на вымениваемые у голодающих людей золото и драгоценности.

Количество выявленных и привлеченных к ответственности групп расхитителей, их состав и численность свидетельствуют о том, что на протяжении рассматриваемого периода в блокадном Ленинграде сохранялась угроза масштабной криминализации сферы хранения и распределения продовольствия, всех остальных ресурсов жизнеобеспечения. Реализация данной тенденции в первую очередь угрожала усугублением тех сверхчеловеческих бедствий, которые выпали на долю ленинградцев, без преувеличения, означая для многих из них мучительную смерть от голода и истощения. Кроме того, расхищение скудных продовольственных ресурсов вело к обогащению определенной категории лиц, наживающихся на переживаемых согражданами бедствиях.

В этой ситуации успешная деятельность ОБХСС означала прежде всего спасение жизней тысяч горожан, что являлось одним из важных условий, позволивших Ленинграду выстоять.

Отметим, что ситуация в Ленинграде была наиболее трагической и острой, но соответствующие преступления фиксировались по всей стране, а значит, борьба с ними осуществлялась практически повсеместно. Так, значительное количество хищений выявлялось и пресекалось в Москве – городе, охрана порядка в котором всегда служила объектом особого внимания властей. Например, в 1943 году «ОБХСС Московского городского управления милиции разоблачил группу расхитителей в 12 человек, действующую на кондитерской фабрике «Ротфронт». Возглавлял ее начальник транспортного отдела фабрики». Аналогичные преступные группы выявлялись в Рязанской, Калининской, Саратовской, Оренбургской областях, Хабаровском крае.

Обращает на себя внимание то обстоятельство, что значительная часть уличенных расхитителей занимала ответственные должности в системе хранения и распределения продовольствия, торговли, общественного питания, социального обеспечения. Должностной статус многих из перечисленных лиц подразумевает наличие у них определенного образовательного уровня, специальной подготовки, организаторских способностей, опыта работы по специальности. Данные качества, вкупе с явной моральной нечистоплотностью их носителей, частично объясняют то обстоятельство, что многие выявляемые преступные группировки имели «…четко разработанные каналы связи, сбыта похищенной продукции, элементы организации, что, безусловно, было наиболее опасным фактом». Разумеется, выявленные свойства орудующих в хозяйственной сфере преступных группировок требовали использования соответствующих ресурсов и применения адекватных подходов, возможностями для применения которых служба ОБХСС располагала далеко не всегда.

Сложность ситуации выражалась и в том, что наряду с торгово-распределительной сферой угроза криминализации распространялась на целый ряд отраслей государственного управления, по понятным причинам исключаемым из милицейской компетенции. Тем не менее в контексте пресечения обозначенной угрозы ряд случаев мошенничества, расхищения казенного имущества был выявлен и пресечен.

Вести борьбу за чистоту собственных рядов приходилось и самой милиции. Так, в 1943 году в Ленинграде была проведена ликвидация банды Черненко-Черновицкого, которая, в числе прочего, наладила канал систематического хищения подлинных чистых бланков с печатями воинских частей. Используя открывающиеся таким образом возможности, преступники получили в воинских частях продовольствие на гигантскую по тем временам сумму – 2 млн 635 тыс. 243 рубля по розничным ценам. Кроме того, в воинских частях они получили две грузовые автомашины, два мотоцикла, большое количество горючего и оружие. В ходе разработки данной банды были установлены ее связи со служащими штаба армии и сотрудниками ГАИ, за взятки выписывающими преступникам поддельные водительские удостоверения.

В условиях войны значительная нагрузка по поддержанию жизнеобеспечения страны, снабжению вооруженных сил возлагалась на финансовую систему. Понимание этого вызвало к жизни директиву ГУМ НКВД СССР от 29 декабря 1944 года «об усилении агентурно-оперативной работы в финансовых органах». В ходе реализации данной директивы управлением БХСС были выявлены серьезные должностные преступления в финансовой сфере, наносящие ощутимый ущерб нашей стране. Так, в Кировской области было арестовано 14 работников финансовых органов во главе с заведующим одного из районных финансовых отделов и старшим налоговым инспектором, которые похитили у населения свыше 300 тыс. рублей.

В 1945 году ОБХСС Управления милиции Татарской АССР организовало массовую проверку работы финансовых инспекторов и агентов по сбору от населения налогов, страховых взносов и других платежей. В результате по 45 районам республики вскрыто хищение более одного миллиона рублей, полученных с граждан в уплату налогов и сборов. В связи с этим привлечено к уголовной ответственности 104 работника финансовых органов.

Имеющийся материал подтверждает заключение о том, что «в военный период должностные преступления выражались, главным образом, в злоупотреблении продовольственными и промышленными товарами, а также взяточничестве. В результате расхищение государственного имущества, спекуляция, паразитирование ряда недобросовестных лиц (части хозяйственников, руководителей и сотрудников госпредприятий питания, торговли, финансовых служб и т. д.) на переживаемых страной трудностях грозили приобрести постоянный характер и угрожающий размах, что было чревато пагубной дестабилизацией внутреннего положения в стране. Деятельность сотрудников ОБХСС на рассмотренном участке «внутреннего фронта» нередко приобретала серьезное значение, зачастую требуя от милиционеров не только профессионализма и энергии, но и мужества, самоотверженности.

В годы войны органы милиции проделали большую работу по борьбе с бандитизмом и другими видами преступности. Однако были в них и серьезные проблемы. Нехватка кадров зачастую вынуждала брать на работу малообразованных и малокультурных людей, не проверяя, чем те занимались в прошлом. Поэтому и среди стражей порядка имела место преступность и нарушение законности. «4 июня 1943 года начальник Вадского райотдела (Горьковская обл.) НКВД Карпов организовал прямо на работе коллективную попойку, в которой по его приглашению приняли участие секретарь отдела Лапин и участковый уполномоченный Патин, бывший в тот день ответственным дежурным. Последнего поили зря. Дело в том, что пока милиционеры поднимали тосты за Победу и за Сталина, сидевшие в камере предварительного заключения лица совершили подкоп и сбежали. Всего из лап милиции удрали семь человек. Этот вопиющий случай стал известен даже в Горьковском обкоме ВКП(б)».

Таким образом, преступные элементы на территории СССР в годы Великой Отечественной войны продолжали свою деятельность. Оказалось, что война создает определенные благоприятные условия для такой деятельности. Она заключалась как в откровенных разбойных нападениях, грабежах, кражах, так и в преступлениях экономического характера. При этом также следует отметить, что органы правопорядка и ОБХСС, которые вели борьбу с данными проявлениями, действовали не только активно и исключительно жестко, но и достаточно результативно.

Карточная система

История продуктовых карточек весьма давняя. Известно, что впервые их ввел в обращение еще римский трибун Гай Гракх за полтора столетия до новой эры. Тогда к появлению фрументационных тессер (хлебных жетонов) привел экономический кризис, вынудивший власти каким-то образом защитить от вымирания голодающих горожан.

В Российской империи Николаем II в 1916 году было введено карточное распределение многих видов продовольствия. Весной 1917 года эту же схему продолжило и Временное правительство. Затем, вплоть до 1921 года, ее использовало советское правительство. И только с переходом к НЭП она была отменена.

В 1929 году, после отказа от НЭП, карточная система была возрождена и просуществовала вплоть до 1935 года. Но при этом нужно отметить, что в это же время в связи с мировым экономическим кризисом нормированное распределение было установлено во всех европейских странах, а также в США, Канаде, Новой Зеландии, Австралии, Японии, Индии, Турции, Алжире, Тунисе и др.

В Германии имперская карточная система на все продукты была введена сразу с началом Второй мировой войны. Тогда немцы получили 62 вида различных карточек.

В СССР после начала Великой Отечественной войны была произведена перестройка системы обеспечения граждан продуктами питания и промышленными товарами, выраженная в переходе к нормированному, централизованному снабжению, посредством введения карточек. Первыми Постановлением СНК СССР № 1882 от 18 июля 1941 года карточную систему приняли города Москва и Ленинград. Но тогда она вводилась только на продукты питания. Затем она была распространена на другие промышленные города страны.

В частности, в Магнитогорске переход к карточной системе происходил постепенно. В этом процессе можно выделить два этапа.

Первый – подготовительный этап начался с того, что на заседании исполнительного комитета городского Совета рабочих депутатов 9 июля 1941 года было принято решение «с 16 июля с./г. ввести систему «Предварительных заказов» в г. Магнитогорске с отпуском всего причитающегося количества хлеба на семью». Торговля хлебом была запрещена через сеть столовых, а обедающим рабочим выделялась норма хлеба «не свыше 300 грамм на человека». Также этот пункт устанавливал «равномерное распределение населения по магазинам». Обязанность выдачи «предварительных заказов» была возложена на «Управдомы и квартальные комитеты Райисполкомов».

Второй этап – непосредственное введение карточек в городе Магнитогорске в соответствии с приказом Наркомторга № 298 от 5 августа, постановлением Облисполкома от 12 августа и решением Исполкома Магнитогорского горсовета от 22 августа 1941 года. Тогда было принято постановление «О введении продажи хлеба населению по карточкам». Само карточное снабжение хлебом было введено с 25 августа.

При этом местные власти заботились об уменьшении очередей посредством «пересмотра дислокации торговой сети Торга и увеличения количества продавцов хлеба». К 23 августа планировали «закончить выдачу хлебных карточек на руки рабочим». Однако на практике выполнить это не удалось. В протоколе сообщалось, что «карточки на хлеб и сахар были своевременно получены в Челябинске, но из-за дождей автомашина смогла доставить в Магнитогорск только 31 июля».

Постановлением правительства № 2148 от 19 октября 1941 года с 1 ноября карточки на продовольственные товары были введены для всего населения страны. По ним горожане получали хлеб, мясо, рыбу, жиры, крупы, макаронные изделия. Соль и чай продавались повсеместно по отдельным талонам или карточкам. По промтоварным карточкам выдавались хлопчатобумажные, льняные и шелковые ткани, чулочно-носочные, швейные и трикотажные изделия, кожаная и резиновая обувь, хозяйственное и туалетное мыло.

С 1 января 1943 года приказом Наркомата торговли СССР «Об упорядочении карточной системы на хлеб, некоторые продовольственные и промышленные товары» вводились единые формы карточек на нормированные товары и платные (5 копеек) стандартные справки на получение этих карточек.

Существовало несколько категорий городского населения при распределении продуктов по карточной системе. Наиболее высокие нормы были установлены для рабочих, занятых в металлургии и на военных заводах. Они снабжались по первой категории и получали от 800 граммов до 1–1,2 килограмма хлеба в день. В других отраслях производства рабочие были отнесены ко второй категории и получали по 500 граммов хлеба. Служащие по 400–500 граммов, иждивенцы и дети по 300–400 граммов.

Отдельно следует сказать о снабжении спецпереселенцев, которых в то время по стране было довольно много. Их карточки отоваривались обычно после отваривания карточек остальных групп рабочих и служащих.

Наряду с категориями населения, получавшими продукты и товары по карточкам, существовали категории граждан, которые находились на полном государственном обеспечении. В их числе были пациенты домов престарелых, учащиеся ФЗО и воспитанники детских домов.

Для руководства нормированным снабжением в стране было создано Управление по нормированному снабжению в составе Наркомата торговли СССР. На областном уровне учреждались карточные бюро, в функции которых входило распределение карточек по городским карточным бюро. Выдачей продовольственных и промышленных карточек занимались исполнительные комитеты городских и районных Советов депутатов трудящихся. Каждый месяц они посылали заявку в областное карточное бюро, где указывали необходимое количество карточек и талонов.

Образцы продовольственных и промтоварных карточек были утверждены постановлением СНК СССР № 6907 от 18 июля 1941 года.

Отоваривание карточек было сопряжено с определенными трудностями. По воспоминаниям свидетелей тех событий, «люди в очередях на отоваривание карточек стояли часами. Иногда они отпрашивались уйти ненадолго, поспешно возвратившись, и вновь стояли, судачили, жаловались, тревожились. Писали номера на руках, слюнявя огрызок химического карандаша. Отмыть цифру не удавалось неделями. Цифры разных очередей путались на ладони».

Местные власти в силу своих возможностей пытались решить эту проблему посредством увеличения количества точек и продавцов в торговой сети. Так, в Магнитогорске с 1 февраля 1942 года исполком горсовета ввел прикрепительные талоны на хлеб к конкретному магазину. Это позволяло на основании предъявленных заранее талонов планировать завоз хлеба на данную точку.

Следить за соблюдением режима экономии были призваны контрольно-учетные бюро (КУБ), созданные в 1942 году по районам городов. В их задачу входило «помочь государству и трудящимся ликвидировать расхищение и разбазаривание продуктов питания и промтоваров».

Карточки месячного пользования выдавались на предприятиях, прикреплялись, т. е. заверялись печатью того магазина или столовой, где их можно было отоварить. В каждом магазине существовала должность марочника, в обязанность которого входило собирать талоны, наклеивать их на картонку (по 100 шт.), составлять ордер и сдавать в КУБ, где их «гасили» (попросту сжигали). По числу отоваренных талонов определяли, какое количество товаров необходимо завезти в магазин.

Контрольно-учетные бюро неоднократно проводили проверки «правильности выдачи карточек». Нужно признать, что каждая такая проверка «устанавливала массовые случаи злоупотребления с карточками». В качестве нарушений отмечались: выдача карточек по завышенным категориям, излишняя выдача карточек, отсутствие контроля со стороны руководящих организаций за действиями исполнителей, на коих возложена работа по выдаче карточек.

Местная пресса не оставалась в стороне от проблем снабжения городов продовольствием и товарами первой необходимости. В частности, в газете «Магнитогорский рабочий» за 2 декабря 1942 года была размещена статья заместителя заведующего горторготделом горсовета Н. Кириллова «Осуществим контроль в снабжении трудящихся». Она сообщала, что при проверке предприятий, учреждений и домоуправлений города вскрыто много фактов неправильной выдачи стандартных справок на иждивенцев, а также о том, что «находились люди, которые, пользуясь беспечностью отдельных работников, получали продуктовые карточки на несуществующих лиц». Также отмечалось, что отдельные лица получали по две карточки, а бывали и такие случаи, когда карточки выдавались людям, не имеющим никакого отношения к производству. Незаконная выдача карточек влекла за собой суровое наказание.

Частыми были случаи утери продуктовых карточек. Власти на это реагировали соответствующим образом. Так, 8 июля 1943 года прокурор города Магнитогорска Н. Матвеев написал статью в газете «Магнитогорский рабочий» под названием «Сурово карать за хищения и продажу карточек». Но вместо того чтобы призвать к борьбе с преступниками, прокурор посетовал, что «многие граждане проявляют небрежность, продолжая терять хлебные и продуктовые карточки и такой беспечностью пользуются преступники». Таким образом, вина была переложена с больной головы на здоровую.

И все же нужно отметить, что местные власти не оставляли горожан, утерявших карточки, наедине со своей бедой. В частности, в том же Магнитогорске на заседании исполкома горсовета 11 июня 1942 года был принят «порядок оказания помощи лицам, у которых похищены карточки на хлеб». При этом горторготделу было поручено «выделить из фонда реализации хлеба по коммерческим ценам для отпуска лицам, потерявшим карточки». Разрешения на отпуск хлеба давались райсоветами «в пределах однодневного лимита хлеба». Но при этом человек, оставшийся без карточек, должен был иметь при себе «документы, подтверждающие хищение и ходатайство с места работы».

Таким образом, в довольно короткий срок был осуществлен переход к нормированному снабжению, которое обеспечивала карточная система. Нельзя отрицать, что нормированное снабжение не всегда было эффективным, но с другой стороны, именно оно стало той необходимой мерой, обеспечившей выживание населения в условиях военного времени.

Трудовые армии

Сам термин «трудовая армия» был заимствован у реально существовавших в годы Гражданской войны трудовых армий («революционных армий труда»). Первой трудовой армией стала 1-я Революционная армия труда, решение о сформировании которой на базе 3-й армии Восточного фронта (Урал) 15 января 1920 года принял Совнарком. Последней – восьмой – стала Сибирская трудовая армия, решение о создании которой было принято 15 января 1921 года.

Постановлением Совета Труда и Обороны от 30 марта 1921 года трудовые армии были переданы в ведение Наркомата труда РСФСР. В УССР с июня 1921 года перешли в подчинение уполномоченному Главкомтруда на Украине при командующем трудовыми частями Украины.

В УССР управления трудовых армий были расформированы в сентябре – декабре 1921 года. В европейской части РСФСР расформирование трудовых армий было начато с декабря 1920 года и завершилось 2 февраля 1922 года, когда была расформирована созданная первой 1-я Революционная Армия Труда.

В годы Великой Отечественной войны вновь была введена принудительная трудовая повинность, и тех, кто ее нес, стали называть «трудармейцами». Но ни в одном официальном документе периода 1941–1945 гг. понятие «трудовая армия» не встречается. Большую часть этих формирований составили люди, считавшиеся неблагонадежными по социальному или национальному признаку: поволжские немцы, евреи, эстонцы, финны, румыны, венгры, итальянцы. Они использовались на стройках НКВД в различных отраслях народного хозяйства, стали бесплатной рабочей силой, пополнив обширную сеть ГУЛАГа в Сибири и на Урале.

Всего в истории трудовых армий периода Великой Отечественной войны условно можно выделить четыре этапа.

Первый этап – с сентября 1941 года по январь 1942 года. В это время на основании постановления Политбюро ЦК ВКП(б) от 31 августа 1941 года «О немцах, проживающих на территории Украинской СССР» в республике происходит трудовая мобилизация мужчин-немцев призывного возраста. Правда, из-за стремительного продвижения германских войск это постановление в значительной мере не было выполнено, тем не менее всё же удалось сформировать 13 строительных батальонов, общей численностью 18 600 человек. Одновременно с сентября начинается отзыв военнослужащих немецкой национальности из Красной Армии, из которых также формируют строительные батальоны. Все эти стройбаты направляются на 4 объекта НКВД: Ивдельлаг, Соликамбумстрой, Кимперсайлаг и Богословстрой. С конца сентября первые из сформированных батальонов уже приступили к работе.

Вскоре, по решению ГКО СССР, строительные батальоны расформировываются, а военнослужащие снимаются с интендантского снабжения и получают статус строительных рабочих. Из них создаются рабочие колонны по 1 тыс. человек в каждой. Несколько колонн объединяли в рабочие отряды. Такое положение немцев было недолгим. Уже в ноябре их вновь переводят на казарменное положение и распространяют на них действие воинских уставов.

По состоянию на 1 января 1942 года на строительстве и в лагерях НКВД работало 20 800 мобилизованных немцев. Ещё несколько тысяч немцев трудилось в рабочих колоннах и отрядах, приданных другим народным комиссариатам. Таким образом, с самого начала, по ведомственной принадлежности трудармейские рабочие колонны и отряды разделились на два типа. Формирования одного типа создавались и размещались при лагерях и стройках ГУЛАГа НКВД, подчинялись лагерному начальству, охранялись и обеспечивались по нормам, установленным для заключённых. Формирования другого типа образовывались при гражданских наркоматах и ведомствах, подчинялись их руководству, но контролировались местными органами НКВД. Административный режим содержания этих формирований был несколько менее строгим, чем колонн и отрядов, функционировавших внутри самого НКВД.

Второй этап – с января по октябрь 1942 года. На этом этапе происходит массовый призыв в рабочие отряды и колонны – немцев-мужчин от 17 до 50 лет, первоначально тех, кто подвергся переселению, а затем и постоянно проживающих в восточных районах страны.

Начало второму этапу положило постановление Государственного Комитета Обороны № 1123 сс от 10 января 1942 года. «О порядке использования немцев-переселенцев призывного возраста от 17 до 50 лет». Мобилизации подлежали депортированные из европейской части СССР немцы-мужчины, годные к физическому труду, в количестве 120 тыс. человек «на всё время войны». Проведение мобилизации возлагалось на наркоматы обороны, внутренних дел и путей сообщения в срок до 30 января 1942 года. Постановление предписывало следующее распределение мобилизованных немцев:

– 45 тыс. человек на лесозаготовки в распоряжение НКВД СССР;

– 35 тыс. человек на строительство Бакальского и Богословского заводов на Урале;

– 40 тыс. человек на строительство железных дорог: Сталинск – Абакан, Магнитогорск – Сара, Сталинск – Барнаул, Акмолинск – Карталы, Акмолинск – Павлодар, Сосьва – Алапаевск, Орск – Кандагач в распоряжение наркома путей сообщения.

Необходимость проведения мобилизации объяснялась нуждами фронта и мотивировалась интересами «рационального трудового использования немцев-переселенцев». За неявку по мобилизации для отправки в рабочие колонны предусматривалась уголовная ответственность с применением «к наиболее злостным» высшей меры наказания.

12 января 1942 года в развитие постановления ГКО СССР № 1123 сс нарком внутренних дел СССР Л. Берия подписал приказ № 0083 «Об организации отрядов из мобилизованных немцев при лагерях НКВД». В приказе 80 тыс. мобилизованных, которые должны были поступить в распоряжение наркомата, распределялись по 8 объектам: Ивдельлаг – 12 тыс.; Севураллаг – 12 тыс.; Усольлаг – 5 тыс.; Вятлаг – 7 тыс.; Усть-Вымлаг – 4 тыс.; Краслаг – 5 тыс.; Бакаллаг – 30 тыс.; Богословлаг – 5 тыс. Последние два лагеря образовывались специально для мобилизованных немцев. Все мобилизованные обязаны были явиться на сборные пункты Наркомата обороны в исправной зимней одежде, с запасом белья, постельными принадлежностями, кружкой, ложкой и 10-дневным запасом продовольствия. Безусловно, многие из этих требований были трудновыполнимыми, поскольку в результате переселения немцы лишились своего имущества, многие из них, по существу, были безработными, и все они, как уже отмечалось ранее, влачили жалкое существование.

Управление военных сообщений Наркомата обороны и Наркомата путей сообщения обязаны были обеспечить перевозку мобилизованных в течение оставшихся дней января 1942 года с доставкой к местам работ не позднее 10 февраля. Эти сроки оказались нереальными, точно так же, как не удалось мобилизовать 120 тыс. человек.

О том, как проходила мобилизация немцев-переселенцев и почему не было в полном объёме выполнено требование ГКО СССР, можно судить на примере Новосибирской области. В отчёте местного управления НКВД указывалось, что по наряду Наркомата обороны Новосибирская область должна была отмобилизовать в рабочие колонны 15 300 депортированных немцев из 18 102 учтённых для отправки. Персональными повестками в военкоматы были вызваны для прохождения медкомиссии 16 748 человек, из них явилось 16 120 человек, мобилизовано и отправлено 10 986 человек, то есть наряд оказался невыполненным на 4314 человек. Не удалось мобилизовать лиц, успевших получить освобождение от мобилизации по причине их «незаменимости» в сельском хозяйстве, угольной и лесной промышленности. Кроме того, на призывные пункты прибыло 2389 человек больных и не имевших тёплой одежды. Освобождение от призыва получили также лица с высшим образованием.

Мобилизация немцев в Новосибирской области проходила в течение 8 дней с 21 по 28 января 1942 года. Мобилизованным не объявляли, что они будут направлены в «Трудармию», вследствие чего циркулировали различные слухи о причинах и целях мобилизации. В ходе призыва были привлечены к уголовной ответственности за уклонение – 12, за «антисоветскую агитацию» – 11 человек. Не явилось по повесткам всего 628 человек.

В других краях и областях мобилизация немцев проходила в аналогичных условиях. В результате в «Трудармию» вместо 120 тыс. было набрано лишь около 93 тыс. человек. Из них наркому путей сообщения передали 25 тыс. человек, остальных получил НКВД.

Ввиду того, что план, определённый постановлением ГКО СССР № 1123 сс, был недовыполнен более чем на 27 тыс. человек, а потребности военной экономики в рабочей силе всё росли, руководство СССР решило мобилизовать и тех советских немцев-мужчин, которые не подверглись депортации. 19 февраля 1942 года Государственный Комитет Обороны издал постановление № 1281 сс «О мобилизации немцев-мужчин призывного возраста от 17 до 50 лет, постоянно проживающих в областях, краях, автономных и союзных республиках».