Помоги проекту - поделись книгой:
РАСУЛ ГАМЗАТОВ
МОЙ ДАГЕСТАН
Перевод с аварского Владимира СОЛОУХИНА
Художник И. УРМАНЧЕ
М., «Известия», 1977
Сурен Агабабян
Ануар Алимжанов
Лев Анненский
Сергей Баруздин
Альгимантас Бучис
Константин Воронков
Валерий Гейдеко
Леонид Грачев
Игорь Захорошко
Имант Зиедонис
Мирза Ибрагимов
Алим Кешоков
Григорий Корабельников
Леонид Лавлинский
Георгий Ломидзе
Андрей Лупан
Юстинас Марцинкявичюс
Рафаэль Мустафин
Леонид Новиченко
Александр Овчаренко
Александр Руденко-Десняк
Инна Сергеева
Леонид Теракопян
Бронислав Холопов
Иван Шамякин
Людмила Шиловцева
Камиль Яшен
8 сентября 1923 года в ауле Цада Хунзахского района Дагестана, в семье народного поэта Дагестана Гамзата Цадаса родился сын. Назвали его Расул, что означает по-арабски «представитель». Детство Расула Гамзатова прошло в аварском ауле. Здесь он ходил в школу, которая помещалась в Хунзахской крепости, помнящей еще времена Шамиля. Сюда же вернулся учителем в 1940 году, окончив Буйнакское педагогическое училище. В Цада одиннадцатилетний Расул написал свое первое стихотворение. Здесь постигал он мудрость своего народа.
Расул Гамзатов рано начал писать. Когда ему было четырнадцать лет, в аварской газете появились его стихи. А в 1942 году вышел первый сборник «Пламенная любовь и жгучая ненависть» на аварском языке (в 1943 году — на русском). этих первых стихах сразу же прозвучала дна из основных тем творчества Расула Гамзатова — тема содружества советских народов.
Большое значение для формирования поэтического таланта Гамзатова имела его учеба в Литературном институте им. А. М. Горького в Москве. Здесь, в институте, Гамзатов с упоением переводил на аварский язык стихи и поэмы Пушкина («Цыгане», «Медный всадник», «Полтава» и др.). Здесь же он нашел своих первых переводчиков, и стихи Расула Гамзатова зазвучали на русском языке. С тех пор у Гамзатова и в Махачкале на родном языке и в Москве на русском языке вышло более сорока сборников.
В 1947 году — «Наши горы» и «Земля моя», в 1950 — «Родина горца», в 1952 — «Слово о старшем брате», в 1955 — «Дагестанская весна».
Стихи Гамзатова, объединенные общим названием «Песни гор», ясные, простые. Иногда лукавые, иногда мудрые и всегда подкупающе искренние. Большое место в поэзии Гамзатова занимает любовная лирика. В ней звучит то напряженное страстное чувство, то мужественная сдержанность. Влюбленный уверен, что он один знает о своей любви. Но, оказывается, его любовью ^наполнен весь мир. Ее ликующая мелодия слышна и в звуках песни старого чабана, и в шуме горной реки, и в нежном шелесте листьев. Лирический герой Гамзатова — человек большой душевной силы, истинного благородства.
В 1953 году вышла в свет поэма Р. Гамзатова «Разговор с отцом». В ней затронута одна из «вечных тем» поэзии — о назначении поэта. «Стихи, вы обязаны трудиться. Я понял, что в этом — призванье поэта» — такова основная мысль поэмы. В 1958 году читатель знакомится с новой поэмой Расула Гамзатова — «Горянка». Ее героиня Асият, наша современница, воспитанная Советской властью, смело бросает вызов старым законам и побеждает в этой борьбе.
За сборник стихов и поэм «Год моего рождения» (1950) Расулу Гамзатову была присуждена Государственная премия.
За поэтический сборник «Высокие звезды» поэт удостоен Ленинской премии.
Расул Гамзатов — народный поэт Дагестана. Он глубоко почитаем в своей родной республике. Но поэта чтит вся наша страна, весь советский народ. Много лет Расул Гамзатов избирается депутатом Верховного Совета СССР. Книги поэта выходят огромными тиражами и неизменно пользуются популярностью. Хорошо известно творчество Р. Гамзатова и за пределами нашей страны. Его стихи и поэмы переведены на многие языки мира. И сам поэт объездил почти весь мир. Дважды побывал он и в Хиросиме, в «столице трагедии нашей планеты». Итогом этих поездок стала поэма «Колокол Хиросимы», где трагический материал воссоздан во всей своей чудовищной беспощадности, сурово и обнаженно.
Каждый год приносит читателю новые книги Гамзатова. Вот далеко не полный перечень его поэтических сборников, вышедших за последнее десятилетие: «Четки лет», «Мулатка», «Две шали», «Стихи и поэмы», «Книга любви» и др.
Многие стихи Гамзатова положили на музыку, и его песни получили признание и пользуются заслуженным успехом в нашей стране.
«Мой Дагестан» — первая книга в прозе Расула Гамзатова, Книга автобиографична, освещена мягким юмором. Писатель рассказывает в ней смешные и грустные истории, пережитые им самим или сохранившиеся в народной памяти, перемежая их размышлениями о жизни, об искусстве, обо всем, что ему дорого и важно в этом мире.
В 1974 году Расулу Гамзатову за большие заслуги в развитии советской литературы и общественную деятельность присвоено звание Героя Социалистического Труда.
КНИГА ПЕРВАЯ
Если ты выстрелишь
в прошлое
из пистолета,
будущее
выстрелит
в тебя из пушки.
Путник, если ты обойдешь
мой дом,
Град и гром на тебя, град
и гром!
Гость, если будешь сакле
моей не рад,
Гром и град на меня, гром
и град!
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
О ПРЕДИСЛОВИЯХ ВООБЩЕ
Когда проснешься,
не вскакивай с постели,
словно ужаленный.
Сначала подумай над тем,
что тебе приснилось.
Я думаю, что сам аллах, прежде чем рассказать своим приближенным какую-нибудь забавную историю или высказать очередное нравоучение, тоже сначала закурит, неторопливо затянется и подумает.
Самолет, прежде чем взлететь, долго шумит, потом его везут через весь аэродром на взлетную дорожку, потом он шумит еще сильнее, потом разбегается и, только проделав все это, взлетает в воздух.
Вертолету не нужно разбегаться, но и он долго шумит, грохочет, дрожит мелкой, напряженной дрожью, прежде чем оторваться от земли.
Лишь горный орел взмывает со скалы сразу в синее небо и легко парит, подымаясь все выше, превращаясь в незаметную точку.
У всякой хорошей книги должно быть такое вот начало, без длинных оговорок, без скучного предисловия. Ведь если быка, пробегающего мимо, не успеешь схватить за рога и удержать, то за хвост его уже не удержишь.
Вот певец взял в руки пандур. Я знаю, что у певца хороший голос, так зачем же он так долго и бездумно бренчит, прежде чем начать песню? То же самое скажу о докладе перед концертом, о лекции перед началом спектакля, о нудных поучениях, которыми тесть угощает зятя, вместо того чтобы сразу позвать к столу и налить чарку.
Однажды мюриды расхвастались друг перед другом своими саблями. Они говорили о том, из какой прекрасной стали их сабли сделаны и какие прекрасные стихи из корана начертаны на них. Среди мюридов оказался Хаджи-Мурат — наиб великого Шамиля. Он сказал:
— О чем вы спорите в прохладной тени чинары? Завтра на рассвете будет битва, и ваши сабли сами решат, которая из них лучше.
И ВСЕ ЖЕ я думаю, что аллах неторопливо закуривает, прежде чем начать свой рассказ.
И ВСЕ ЖЕ в моих горах есть обычай — всадник не вскакивает в седло около порога сакли. Он должен вывести коня из аула. Наверно, это нужно, чтобы еще раз подумать о том, что он оставляет здесь и что ожидает его в пути. Как бы ни подгоняли дела, неторопливо, раздумчиво проведет он коня в поводу через весь аул и только потом уж, едва коснувшись стремени, взлетит в седло, пригнется к луке и растает в облачке дорожной пыли.
Вот и я, прежде чем вскочить в седло моей книги, медленно иду в раздумье. Я веду коня в поводу и сам иду рядом с ним. Я думаю. Я медлю произнести слово.
Слово может задержаться на языке не только у человека, который заикается, но и у того, кто ищет наиболее подходящее, наиболее нужное, наиболее мудрое слово. Я не надеюсь поразить мудростью, но я и не заика. Я ищу слово и потому запинаюсь на нем.
АБУТАЛИБ СКАЗАЛ: предисловие к книге — это та же соломинка, которую суеверная горянка держит в зубах, латая мужу тулуп. Ведь если не держать в это время соломинку в зубах, тулуп, согласно поверью, может обернуться саваном.
АБУТАЛИБ ЕЩЕ СКАЗАЛ: я похож на человека, который бродит впотьмах, ища дверь, куда бы войти, или на человека, который уже нашарил дверь, но не знает еще, можно ли и стоит ли в нее входить. Он стучится: тук-тук, тук-тук.
— Эй, там, за дверью, если вы собираетесь мясо варить, то пора вставать!
— Эй там, за дверью, если вы собираетесь толокно толочь, спите себе на здоровье, спешить нс надо!
— Эй там, за дверью, если вы собираетесь пить бузу, не забудьте позвать соседа!
Тук-тук, тук-тук.
— Так что же, заходить мне или вы обойдетесь без меня?
Человеку нужно два года, чтобы научиться говорить, и шестьдесят лет, чтобы научиться держать язык за зубами.
Мне не два и не шестьдесят. Я на середине пути. Но все же я, видимо, ближе ко второй точке, потому что несказанное слово мне дороже всех уже сказанных слов.
Книга, не написанная мною, дороже всех уже написанных книг. Она самая дорогая, самая заветная, самая трудная.
Новая книга — это ущелье, в которое я никогда не заходил, но которое уже расступается передо мной, маня в туманную даль. Новая книга — это конь, которого я еще никогда не седлал, кинжал, которого я еще не вытаскивал из ножен.
Горцы говорят: «Не вынимай кинжал без надобности. А если вынул — бей! Бей так, чтобы сразу убить наповал и всадника и коня».
Вы правы, горцы!
И ВСЕ ЖЕ. Прежде чем обнажить кинжал, вы должны быть уверены, что он хорошо заточен.
Книга моя, долгие годы ты жила во мне! Ты как та женщина, как та возлюбленная, которую видишь издали, о которой мечтаешь, но к которой не приходилось прикоснуться.
Иногда случалось, что она стояла совсем близко — стоило протянуть руку, но я робел, смущался, краснел и отходил подальше.
Но теперь — кончено. Я решился смело подойти и взять ее за руку. Из робкого влюбленного я хочу превратиться в дерзкого и опытного мужчину. Я седлаю коня, я трижды ударяю его плетью — будь что будет!
И ВСЕ ЖЕ сначала я сыплю горский наш самосад на квадратик бумаги, я неторопливо скручиваю самокрутку. Если так сладко скручивать ее, каково же будет курение!
Книга моя, прежде чем тебя начать, я хочу рассказать, как ты прозревала во мне. И как я нашел для тебя название. И зачем я тебя пишу. И какие цели у меня в жизни.
Гостя впускаю на кухню, где еще разделывается баранья туша и пахнет пока не шашлыком, а кровью, и теплым мясом, и парной овчиной.
Друзей я ввожу в заветную рабочую комнату, где лежат мои рукописи, и разрешаю копаться в них.
ХОТЯ МОЙ ОТЕЦ ГОВОРИЛ: тот, кто копается в чужих рукописях, подобен шарящему в чужих карманах.
ОТЕЦ ЕЩЕ ГОВОРИЛ: предисловие напоминает человека с широкой спиной, к тому же в большой папахе, сидящего в театре впереди меня. Хорошо еще, если он сидит прямо, а не клонится то вправо, то влево. Как зрителю мне такой человек приносит большие неудобства и вызывает в конце концов раздражение.
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ. Мне часто приходится выступать на поэтических вечерах в Москве или других городах России. Люди в зале не знают аварского. Сначала кое-как, с акцентом я рассказываю о себе. Потом друзья, русские поэты, читают переводы моих стихов. Но прежде чем они начнут, меня обычно просят прочитать одно стихотворение на родном языке: «Мы хотим услышать музыку аварского языка и музыку стихотворения». Я читаю, и мое чтение не что иное, как бренчание на струнах пандура перед началом песни.
Не таково ли и предисловие к книге?
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ. Когда я был московским студентом, отец прислал мне денег на зимнее пальто. Получилось так, что деньги я истратил, а пальто не купил. На зимние каникулы в Дагестан пришлось ехать в том же, в чем уехал летом в Москву.
Дома я стал оправдываться перед отцом, на ходу сочиняя всякие небылицы, одну нелепее и беспомощнее другой. Когда я окончательно запутался, отец перебил меня, сказав:
— Остановись, Расул. Я хочу задать тебе два вопроса.
— Задавай.
— Пальто купил?
— Не купил.
— Деньги истратил?
— Истратил.
— Ну вот, теперь все понятно. Зачем же ты наговорил столько бесполезных слов, зачем сочинил такое длинное предисловие, если суть выражается в двух словах?
Так учил меня мой отец.
И ВСЕ ЖЕ ребенок, родившийся на свет, не сразу начинает говорить. Прежде чем произнести слово, он бормочет что-то невнятное. И бывает, когда он плачет от боли, даже родной матери трудно узнать, что у него болит.
Но разве душа поэта не схожа с душой ребенка?
ОТЕЦ ГОВОРИЛ: когда люди ждут появления с гор отары овец, сначала они видят рога козла, всегда идущего впереди, потом всего козла, а потом уж саму отару.
Когда люди ждут появления свадебной или похоронной процессии, сначала они видят гонца.
Когда люди ждут в аул гонца, сначала они видят облачко пыли, потом лошадь, а потом всадника.
Когда люди ждут возвращения охотника, они видят сначала его собаку.
О ТОМ, КАК ЗАРОДИЛАСЬ ЭТА КНИГА,
И О ТОМ, ГДЕ ОНА ПИСАЛАСЬ
И маленькие дети видят большие сны.
Оружие, которое понадобится один раз,
нужно носить всю жизнь.
Стихи, которые будешь повторять
всю жизнь, пишутся за один раз.
Над весенним аулом пролетала весенняя птица. Думала, где бы отдохнуть. Увидела крышу сакли, широкую, плоскую, чистую. На крыше — каменный каток. Спустилась птица со своего поднебесья и села на катке отдохнуть. Проворная горянка поймала птицу и унесла ее в саклю. Птица увидела, что все в доме относятся к ней хорошо, и осталась здесь жить. Она свила себе гнездо на подкове, вколоченной в старую закоптелую балку.
Не так ли и моя книга?
Сколько раз я взглядывал из своего поэтического поднебесья вниз, на равнину прозы, отыскивая, куда бы сесть, отдохнуть…
Нет, лучше здесь сравнение с самолетом, которому нужно спуститься на аэродром. Вот уж я делаю круг, чтобы зайти на посадку. Но аэродром из-за плохой погоды отказывается меня принять. С широкого круга я снова перехожу на прямую линию полета и лечу дальше, а желанная земля снова остается внизу… Так было не один раз.
Значит, думал я, не суждена мне твердая бетонная опора. Значит, моим ногам суждено безостановочно идти по земле, моим глазам — без отдыха оглядывать новые места на планете, моему сердцу — без отдыха рождать новые песни.
Как пахарь, залюбовавшийся проплывающим мимо облаком либо пролетающим журавлиным клином, снова, стряхнув с себя очарование, с еще большим усердием налегает на ручки плуга, так и я садился опять за поэму, оставленную на середине.
Да, моя поэзия, сколько бы я ни сравнивал ее с поднебесьем, была для меня моей нивой, моей пашней, моим тяжелым трудом. Прозы я не писал совсем.
И вот однажды я получил пакет. В пакете — письмо от редактора одного уважаемого мною журнала. Впрочем, редактора я уважаю тоже. Да и редактор начинал письмо со слов «уважаемый Расул». В общем, сплошное взаимное глубокое уважение.
Когда я развернул письмо, оно показалось мне с буйволиную шкуру, которую горцы расстилают на кровле сакли, чтобы хорошенько высушить. И страницы, когда я их перебирал, гремели не хуже буйволиной шкуры, когда она уже высохла и ее складывают вчетверо, чтобы нести в саклю. Не было только резкого, щиплющего в носу запаха шкуры. Письмо не пахло ничем.
Редактор, между прочим, писал: «Наша редакция решила опубликовать в ближайших номерах журнала материал о достижениях, о добрых делах, о трудовых буднях Дагестана. Пусть это будет рассказ о простых тружениках, об их подвигах, об их чаяниях. Пусть это будет рассказ о светлом «завтра» твоего горного края и о его вековых традициях, но главным образом — о его замечательном «сегодня». Мы решили, что такой материал лучше всех можешь написать ты. Жанр — по твоему усмотрению: рассказ, статья, очерк, ряд зарисовок. Объем материала 9—10 машинописных страниц. Срок 20–25 дней. Надеемся и заранее благодарим…»
Когда-то, выдавая девушку замуж, не спрашивали ее согласия, но просто, как бы теперь сказали, ставили ее перед фактом. Говорили, что все решено. Но даже в те времена у нас в горах никто не посмел бы сыграть свадьбу своего сына без его согласия. На это, говорят, решился однажды некий гидатлинец. Но разве мой уважаемый редактор журнала из аула Гидатли? Он все решил за меня… Но решил ли я рассказать о моем Дагестане на девяти страничках в двадцатидневный срок?
В сердцах отбросил я подальше оскорбительное для меня письмо. Однако через некоторое время мой телефон начал звонить так настойчиво, словно это был не телефон, а курица, только что снесшая яйцо. Ну, конечно, это был звонок из редакции журнала.
— Здравствуй, Расул! Получил наше письмо?
Поделиться книгой: