MARHUZ
Мир, где нас не ждали 2.0
Пролог
«…В начале, после очередного вселенского застоя, существовала лишь Точка. В неё собралась вся масса (в виде энергии), весь объём и все измерения. Однако, чем больше степеней свободы, тем нестабильнее структура. И не только в социологии! После очередного взрыва образовалось множество многомерных расширяющихся миров. Те, в свою очередь, разваливались на миры с меньшим количеством измерений.
Динамика проста:…бесконечное количество измерений…множество измерений…восемнадцать измерений…три измерения… Количество измерений в мирах уменьшается, миры становятся стабильнее, но количество самих миров растёт. Причём, не в едином пространстве, а параллельно друг другу. И чего ожидать в будущем: переход в двухмерность, затем в одномерность, затем в точки? Потом — даже я не знаю. Скорее всего точки соберутся в единую стартовую Точку для нового взрыва.
А как это — „параллельно“? Напомню классический пример: я с трёхмерным пакетом (пачкой бумаги в пятьсот листов), поднимаюсь на крышу двенадцатиэтажного дома. Бросаю трёхмерную пачку вниз, без упаковки, и люди во дворе наблюдают появление пяти сотен условных двухмерных миров. Одни листки чуток соприкасаются друг с другом, другие — разлетаются в разные стороны, даже в мусорный ящик. И как „параллельность“ выглядит в сегодняшний, трёхмерный день?
Назовём наше Пространство — #1. Измерения: 1, 2, 3 (всего — три).
Соседнее пространство — #2. Измерения: 3, 4, 5 (всего — три).
Ещё одно — #3. Измерения: 4, 5, 197 (всего — три).
Пространство #4. Измерения: 1, 49, 1000567890 (всего — три). И так далее.
Выводы: Земля #1 и Земля #2 соприкасаются по одному измерению. Если использовать общее измерение и добавить два искусственных — можно построить Портал Перехода. Правда, география Земли #2 отличается от нашей. Там нет Индостана, Австралия же соединена с Антарктидой. Земля #2 и Земля #3 имеют общую Плоскость — два измерения. И Портал будет более дешёвым. Правда, астероид, расколовший Пангею, в их истории пролетел мимо и там только один общий континент, на котором живут и правят динозавро сапиенсы.
Земля #1 и Земля #4 вообще никакого Портала построить не могут. В Пространстве #4… нет Земли. Она не была создана их Богом!..»
«…Если любого из нас, сегодня, запихать в параллельный мир — мы очень быстро сообразим что что-то не так — „лес немного не такой“, „был вечер и вдруг стало утро“, „дома изменились“. Мы, жители современной современности, сразу подумаем о том, что нас „куда-то перенесло“, так как видим это часто на экранах ТВ, читаем в книгах, слышим от друзей и знакомых. Поэтому после переноса не стоит вопрос „где я?“, мы занимаемся не самокопанием, а как достаточно практичные человеки, сразу думаем „куда идти?“ и „как быть?“.
Причём самой главной будет чисто нервно-физиологическая реакция „Жрать охота!“ — так мы реагируем на стрессы. Из леса постараются выбраться все, но каждый по своему поводу: демократы побегут искать крайнего, спецназовцы рванут туда, где можно вооружиться, алкаши — за выпивкой, „лирики“ пойдут искать „жилетку“ и так далее. А вот сидеть и ждать, когда распогодится и само собой рассосётся, останутся только авторы нежизненных фэнтези. Если, конечно, они не алкаши — иначе тоже побегут за бутылкой…»
«…Оранжевый мир является одним из семнадцати параллельных миров, находящихся под патронажем Святой Церкви. Цивилизация данного мира является стагнирующей из-за практически полностью исчерпанных ресурсов. Никаких предпосылок к прогрессу местное население не имеет и иметь не может…»
Глава 1
Костер уже догорал, распространяя вокруг духовитый черёмуховый дымок. Козе понятно, что эстеты от природы такое оценили бы без раздумий, а вот два горожанина, домашне-семейного разлива, добились такого аромата от безысходности. Попробуй найди возле Бородинского поля нужное топливо. Люди разумные всё с собой привозят, чтобы отдохнуть на природе, а не тратить время на поиски подходящего горючего материала.
Угли в конце концов подёрнулись лёгким седым пеплом, так что пора что-то водрузить над ними.
— Ну, где там твои шашлыки? — нетерпеливо спросил Витёк (а что делать, коли он никак не взрослеет?).
— Экий ты торопыга, — засмеялся Фёдор, доставая из ведра шампуры, унизанные кусками сочного маринованного мяса, — ботан ботаном, а жрёшь, как бешеный слон.
— Никогда не слышал, — поправляя очки, заметил слегка продвинутый (или двинутый?) друг, — чтобы слоны ели шашлыки. И не видел.
— Эх, ты, наивняк, — укоризненно покачал головой Чугунов, укрепляя шампуры, — я же сказал бешеный. Да хрен с ним, со слоном, пусть ест, что хочет — у него пузяка всё вместит. А вот погода мне, определённо, перестаёт нравиться.
Поездочка с самого начала не задалась, обе тёлки вдруг отказались ехать, сославшись на прогноз погоды. Ну не пропадать же мясу, которое три дня мариновали? Пришлось самим ехать к Можайску, чтобы жареное мясо слопать, а потом рассказывать кентам легенды о крутом оттяге.
Федя с сомнением поглядел на горизонт, где потихоньку созревала и чернела абсолютно нежелательная туча, с одного бока освещённая солнцем. Стремительно разбухая, она наливалась пакостным и подозрительным цветом. Именно от таких непременно дождёшься какой-нибудь гадости в виде шаровых молний или града с куриное яйцо. Звуки лесного бытия несколько завязли в сгустившемся воздухе, а над Бородино нависла напряжённая тишина. В душе вдруг шевельнулось непонятное предчувствие, что всё не просто так. Обладая аналитическим умом, Фёдор попытался разобраться, но увы. Предчувствие, оно предчувствие и есть — неясно по определению. Подсознание предупреждает, а не разъясняет.
Точно так же он чувствовал себя однажды утром. Всё не складывалось и валилось из рук, когда шеф попросил его отнести на почту корреспонденцию. Обычное дело, но именно в тот раз у него что-то ёкнуло внутри. Суевериями Чугунов особо не страдал и посмеявшись над собой стал дожидаться лифт. Того, по закону подлости, долго не было и в результате пришлось тащиться вниз по лестнице теряя время. На выходе его задержал поток посетителей, рвавшихся внутрь, а на перекрёстке… Там уже толпились люди, потому что здоровенный грузовик въехал в столб. В тот самый столб, возле которого обычно стоял Фёдор, дожидаясь зелёного сигнала. И к которому он, слава богу, опоздал подойти. Окружающие говорили, что водитель мощно газанул перед перекрёстком, пытаясь ухватить остаток жёлтого цвета и видимо потерял управление.
— Федя!
— А? — опомнился парень.
Перевернув подрумянившиеся с одного бока шашлыки — глянул вверх. За какие-то несколько минут туча внаглую расползлась почти по всему небу. В глубине её посверкивали разряды, сопровождаемые запоздалым рокотом грома.
— Ох, чует моё сердце, шашлык дожариться не успеет, — упавшим голосом произнёс Витька.
— Срубаем, — махнул рукой Чугунов, — горячее сырым не бывает, тем более маринованное.
Вдруг стремительно потемнело, хлестнул порыв холодного ветра, отчего потемневшие угли взорвались искрами бенгальского огня и даже разгорелись. Землю сотряс оглушительный удар грома и раскатистым эхом пронёсся над замершим лесом.
— Бежим! — Фёдор быстро собрал в пучок шампуры и рванул в палатку. Следом, подхватив трёхлитровку с пивом, мчался Витька. Крупные капли ударили им в спину, но парни уже запахивали за собой полог. А снаружи вовсю бушевала стихия — от порывов ветра ходуном ходило лёгкое убежище, крупные капли непрерывной дробью барабанили по всему, что попадалось на пути.
— Бляха! — хлопнул себя по лбу Чугунов, — Мобильник забыл.
Откинув полог и втянув голову в плечи он рванул наружу. Виктор видел как друг добежал до кострища и схватил мобильник со столика. В это время молния сверкнула так, что пришлось невольно зажмуриться. То ли от резкого света, то ли от страха, когда рванул гром. Через несколько секунд, Витёк открыл глаза, но Феди возле костра уже не было. Исчезнув неизвестно куда, он так и не появился. Домой, после безуспешных поисков, пришлось возвращаться одному.
Воздух вокруг Чугунова словно сгустился, не давая свободно двинуть ни рукой, ни ногой, в глазах быстро мелькали радужные полосы и пятна. Когда он окончательно пришёл в себя, то обнаружил, что сидит задницей на чём-то очень сыром. Федя вскочил и под ногами противно чавкнуло. Какая-то сырая низина, костра и палатки как не бывало. На секунду в голову пришла мысль, что его шарахнуло молнией, а Витька принял за мёртвого и уехал. Хотя нет, полная чушь. Во-первых, друг по-любому погрузил бы его в машину и увёз. Во-вторых, ландшафт вокруг совершенно другой. Там — открытое место окружённое берёзами, да клёнами, а здесь небольшая полянка в хвойном лесу. Да и вообще лажа какая-то… Он сделал несколько шагов по сырой земле — даже трава была совсем другой. Там…здесь…тут… — куда это мысли понеслись?
Ни с того, ни с сего, вспомнилась книга Юрия Каменского о менте, попавшем в 1910 год. Тот, небось, тоже сразу увидел различия между «там» и «тут», особенно внутри общества. А что, если и его непонятно куда уволокло? Говорят, что молнии обладают огромной энергией — вдруг могут искривлять пространство и время персонально для одиночного субъекта, который опять разосрался со своей подругой и решил ей изменить разочек? По спине сразу пробежал холодок — естественная реакция на возможность встречи с каким-нибудь тиранозавром, если вдруг в сверхдальнее прошлое унесло. Правда, тогда были хвощи и папоротники, а здесь хвойные вроде. Блин, родители же беспокоиться будут.
Впрочем, хрен с ним, с непонятным попадаловом, разобраться можно будет потом, добравшись хоть до какой-нибудь цивилизации или её подобия. Будучи сыном армейского офицера, и, кроме того, без дураков отслужившим службу рядовым бойцом, Федя все эти мысли загнал в кубышку, на будущее. «Сначала люди и инфа, а потом самокопания».
Определёнка, даже надуманная, слегка успокоила, а противная волна паники медленно откатилась.
«Если не знаешь, куда идти, иди на север!» — вспомнил он правило для заблудившихся, понять бы ещё, где здесь этот самый север. За частоколом стволов поблёскивала поверхность широкой реки. Сквозь ветви деревьев пробивался золотистый свет, а такой оттенок бывает только на рассвете или на закате. Хотя нет, пожалуй всё-таки утро — вон над водой ещё плыли клочья тумана. Ещё через несколько минут из-за леса, слева, выглянул край солнечного диска, намекнувшего на вполне солнечный день впереди. Сразу стало как-то веселее, всё-таки днём, в отличие от ночи, гораздо уютнее, да ещё и в незнакомом месте. По крайней мере, появляется больше шансов оценить обстановку и хоть как-то подготовиться к поганым сюрпризам, коли таковые объявятся.
Север оказался за спиной и сделав «поворот кругом», Федя пошёл через лес. Под ногами уже не чавкала вода, земля с песком была усыпана хвойными иголками и мелкими веточками. Хорошо, что обут в берцы, а не в окультуренные мокасины с висюльками для особо модных мужчинок. Чугунов по-своему даже порадовался своей консервативности и неумению модничать, иначе набрал бы в обувь все виды лесного мусора. И как книжные попаданки умудряются изящно бродить в таких местах на шпильках? А некоторые ещё и бегают.
Хаос в мыслях постепенно отступил, сменившись диким желанием поесть, даже пожрать. Несколько раз попадались грибы, но Фёдор, как истый горожанин, изо всех грибов знал в лицо лишь мухомор, причём только по картинкам. Да и не будешь же эти грибы сырьём жрать, коли они не сыроежки. Хотя, их тоже надо отличать от каких-нибудь поганок. Мало того, чёрт его знает, может в этом мире сыроежки сами кого хочешь схомячат и не подавятся ни разу?
Сколь внимательно ни смотри, а хамбургеров с кокой на кустах не росло и с деревьев ничего вкусненького не свешивалось. Правда, мелькнул какой-то зверёк, похожий то ли на зайца, то ли на кролика — вот и бросился за пушистиком, сломя голову. Чугунов так и не смог разглядеть добычу, потому что зайце-кролик шмыгнул в густые кусты. Федя в два прыжка оказался возле них, но тут же с горечью сообразил, что протиснуться сквозь сплетение колючих веток можно лишь имея размеры хотя бы небольшой лисы. Путешественник сплюнул и только тут заметил, что кусты усеяны знакомыми до боли ягодами. Когда он несколько раз гостил у бабушки в деревне, кусты малины, росшей по краю огорода, были для него и лабиринтом для игр, и кормушкой. Так что сию вкуснятину и полезнятину Чугун знал хорошо и тут же приступил к харчеванию. Сочные и сладкие ягоды ещё и приятно освежали. Насытившись первым насытом и набив лёгкую оскомину — стал выбирать только самые крупные, однако, потянувшись за очередной эксклюзивиной, пришлось остолбенеть.
Поверх кустов на него смотрела жуткая морда, покрытая костяными щитками, как у эфы или гремучки, с сильно выдвинутой вперёд зауженной челюстью. В следующую секунду чудовище, разинув огромную пасть, издало странный клёкот и, треща кустами, прыгнуло к нему. Тут уж не до сравнительной анатомии и ориентировки на местности. «Всё-таки динозавры…» — не успела закончиться мысль, а Федины ноги уже задали такого стрекача, что ветер, казалось, стал посвистывать в ушах. Топот и злобный клёкот сзади лишний раз убеждали в том, что останавливаться категорически не рекомендуется.
Парень прибавил ещё, однако тварь не отставала и топот за спиной не затихал. От страха казалось, что он чувствует спиной горячее зловонное дыхание непонятной животины. Сердце колотилось где-то в горле, раскалённый воздух жёг горло, а зверюга клекотала прямо в затылок. Секунды казались минутами и Федя боялся, что не выдержит этого бешеного аллюра. Беглец что было сил наддал ходу, но вдруг ноги потеряли опору и он ухнул в пустоту, больно стукнулся боком, локтем, головой, а потом пострадавшие места просто слились в единое целое. Кубарем летевшее тело прикатилось куда-то вниз, тормознувшись о густой кустарник, а в глазах сразу запестрeли цветные круги. Мама дорогая, роди меня обратно и я буду послушный-препослушный!
Весь мир перед Федей медленно вращался, болело всё тело, рёв непонятной зверюги доносился откуда-то сверху. Ага, оказывается всего лишь почти отвесный обрыв под ноги попался. Кряхтя, невольный экстремал поднялся и на дрожащих ногах сделал пару шагов. Вверху виднелся ящер, который громко шипел от бессильной злобы, не решаясь повторить тарзанку без страховки.
— Что, обосрался урод?! — от восторга и пережитого стресса Чугунов хохотал, забыв о боли, приплясывал на месте, показывая хищнику фиги и «факи». Каждый новый возмущённый вопль твари вызывал идиотский смех на грани истерики. Ящер сам положил этому конец, когда от его топота сверху начали скатываться камни. Первый валун, тяжело подпрыгивая, рухнул вниз и с треском вломившись в кусты прокатился совсем рядом.
Мигом протрезвев, попаданец прекратил истерику и повернувшись медленно побрёл. Стресс сменился откатом и временным безразличием. Север снова нашёлся, но идти пришлось вверх вдоль небольшой речки, механически переставляя ноги, пока не вышел к каменному мосту. Он поднялся, продираясь сквозь кусты, по крутому откосу и выбрался на какую-то дорогу с твёрдым покрытием. Она была выложена желтовато-серой плиткой, похожей на песчаник, и довольно широка, примерно на четыре полосы. Вот только шла с запада на восток (или обратно?) поперёк рекомендуемого направления. Впрочем, любая дорога — верный признак цивилизации, что обнадёживало. И должна же она куда-то вести? Желательно к людям, а не к динозавровым сапиенсам.
Перейдя мост, он двинулся на запад, так как в обратную сторону вернулся бы к ареалу обитания лесной страхолюдины. Справа виднелось массивное каменное здание, по виду — типичный форт, какие он видел, когда ездил по обмену опытом в Калининград. Вдали, с левой стороны, метрах в пятистах, тёмным исполином возвышался какой-то старинный замок. Со рвом, подъёмным мостом перед высокими и мощными въездными воротами и узкими бойницами, выглядевший давным-давно заброшенным. Может именно его Абрамович купил, чтобы перед кентами бахвалиться? Проходя мимо, Федя почувствовал какой-то иррациональный страх. Хотелось отвернуться и в то же время трудно было оторвать взгляд от этих тёмных башен. Вздохнуть с облегчением довелось лишь, когда замок остался позади.
Зато само шоссе почему-то вызывало странное чувство защищённости. Признав собственные выводы вполне логичными и обнадёживающими (за неимением и нежеланием сделать другие), младший научный сотрудник Чугунов бодро зашагал по трассе, держась строго середины. Если тут и есть какие-нибудь правила дорожного движения, то и хрен с ними. Навряд ли местные гаишники где-нибудь прячутся — уж больно замусорен местечковый автобан. То, что к обочине лучше не приближаться, Фёдор чувствовал, можно сказать, всеми фибрами души. Хотя, рассуждая логически, где гарантия, что и здесь он не нарвётся на такого же озабоченного ящера? Прааативный!
Минут через пятнадцать ходу даже нормальная деревня появилась. Дома имели, как и положено, небольшие лоскуты обработанных огородов с довольно чахлой растительностью и выглядели настолько знакомо обыденными и унылыми, что пришлось задуматься. Если бы не одномоментная смена лиственного леса на хвойный, а пасмурного вечера на яркое солнечное утро, то всё было бы в норме. Да и встреча с непонятной тварью в лесу — что-то про таких любителей малины он раньше не слышал. Враз захотелось есть и пить, но неудобно было попрошайничать. Млеко, яйки?
Конечно, если бы окружающая среда была знакомой (например, то же Бородино), он давно бы постучался. Хотя в «знакомой местности» можно тупо сесть на автобус и вернуться в Москву. А здесь Фёдор реально стеснялся к кому-нибудь обратиться, по-хорошему он был даже рад, что на улице никого не видно. Всё-таки, надежда на саморассасывание проблемы действительно умирает последней. Порой, вместе с самим траблмейкером. Правда, когда в одном из домов хлопнула дверь, и вышла пожилая женщина с корзиной мокрого белья, Федюня расслабился. И улыбнулся возникшей аналогии: «девушка с веслом» — «женщина с бельём». Он уже намылился подойти к ней, чтобы поспрашивать, когда послышался мерный перестук копыт. Сзади, догоняя его, катилась большая крытая повозка. Лошадь, запряжённая в неё, мирно пофыркивала и лупоглазила на незнакомого пришельца.
Глава 2
Решившись наконец пообщаться Федя направился к вознице. Любой выход всё-таки лучше никакого и он был рад, что заставил себя покончить с сомнениями. Ездок, натянув вожжи, остановил свою колымагу, похожую больше всего на цыганскую кибитку или повозку первых поселенцев Америки. Крепко держа кнут, мужик лет пятидесяти насторожённо смотрел на молодого путника. Не доходя до повозки, Чугунов остановился, миролюбиво показывая открытые ладони (как в фильмах и книгах полагается).
— Здравствуйте! Как до города добраться, подскажите, пожалуйста?
Тот, вытаращив глаза, ответил что-то. Видя, что странный прохожий озадаченно смотрит на него, водитель повозки повторил вопрос на другом языке. И Федя, как ни странно, понял. Его отец, пока дослужился до полковника, сменил не одну часть и не один гарнизон. Жили они и на Камчатке, и в Средней Азии, и на Урале. И иностранные языки Феде тоже пришлось изучать разные. То немецкий, то французский. Даже английский две четверти учил в Сыктывкаре, где англичанка ему крови знатно попила. Но с французским сложилось наиболее удачно, по той простой причине, что бабушка Людмила Францевна была преподавателем французского языка, хотя и на пенсии. Так что, воспользовалась тем, что внук оказался единственным и вдолбила знания по полной.
Возница оказывается интересовался: откуда он такой взялся? Да, собственно, любой бы на его месте спросил то же самое — деревня находилась на самой окраине обширной империи (хотя мы пока этого не ведаем).
— Честно говоря, я заблудился и не совсем понимаю, куда попал.
— Смарагди? — вдруг удивлённо поднял брови мужчина, разглядывая Федину одежду.
Странно, при чём тут изумруд? Вроде джинсовая куртка, да и сами джинсы синего цвета, а майка вообще белая, с чёрной надпечаткой. Видя его недоумение, возничий ткнул его пальцем в грудь.
— Ты — изумруд. Я — апельсин.
Сумасшедший? Или просто шутник? Оранж? Апельсин? Или цвет? И почему его назвали «изумрудным»? Дальтоник, что ли? Или это местная разновидность заслуженных маразматиков?
— Ты изумрудный? — видя, что Федя ничего не может понять, помотал головой сокрушённо, мол, ну ты и дуб, и повторил, сделав широкий жест рукой вокруг себя, — это оранжевый мир (или всё-таки апельсиновый?).
Видя, что его не понимают, селянин махнул рукой и снова ткнув себя в грудь сказал:
— Я Пьер Ламер, здешний бортник.
— А я Фёдор Чугунов, — надо бы добавить, чтобы сответствующе получилось, мол, «местный федя».
Замялся, вспоминая, как по-французски «учёный». О, вспомнил — савант.
— Я учёный.
— О-о, очень хорошо!
Пьер предложил Феде сесть рядом на облучок и продолжил движение, не прекращая беседы. Если он правильно понял рассказ Пьера, то наткнулся, выйдя из леса, на Мерль — самую крайнюю деревню некой Империи, эдакий юго-восточный край местной географии. Действительно, селение было каким-то полузапущенным, а часть домов — явно заброшенными. Даже их дворы и огороды заросли непонятно чем. Через некоторое время, как ни странно, оба объяснялись довольно свободно. Способности к языкам у Фёдора всегда были отменные, да и жестикуляция, что ни говори, значительно упрощает дело. Постепенно после бурного махания руками и бесконечных уточнений, Федя понял, что действительно оказался «не дома», но попал не в прошлое, а в параллельный мир.
Мир, из которого он сюда так нежданно угодил, здесь называют Изумрудным, а людей из него — изумрудниками. Ну, а расстилавшийся вокруг звался Оранжевым. Именно это пытался втолковать ему селянин, когда Чугунов ошибочно решил, что тот представляется ему апельсином. Правда так и не понял — привнесённые это обозначения или самоназвания. Зверь, который гонялся за попаданцем, называется «дронг». Выяснилось, что этот ящер не хищник, а вполне травоядный и просто не любит, когда заходят на его территорию и нагло объедают его малину.
— И часто здесь появляются изумрудники?
— Нет, — покачал головой бортник, — изредка попадают, но никто не удивляется, привыкли. Миров много, таких, как твой и мой, и все разные. И люди тоже разные.
— А вы там, у нас, бываете?
— Нет. Некоторые маги бывают.
— Кто? — не понял Фёдор.
Ослышался, что ли? Но маг и по-французски звучит практически так же. Пёс его знает это параллельное пространство. А вот интересно — в младшем научном сотруднике вдруг проснулся учёный.
— А эльфы, тролли и гномы тут есть? — эти-то слова он помнил великолепно.
Когда-то, классе эдак в шестом, разучивали французскую песенку про сказочных персонажей. Подсознательно он был готов к тому, что Пьер засмеётся или покрутит пальцем у виска, ну или что-нибудь в том смысле. Поэтому ответ совершенно ошарашил.
— Есть, хотя лучше бы не было, конечно. Металлы сейчас только у гномов купить можно. Но они очень жадные, от их цен с ума сойти можно.
Пьер с досадой сплюнул, видно что тема старая, наболевшая, не раз и не два обсуждаемая среди своих.
— Не понимаю, — удивился Федя, — они, что, владеют всеми рудниками?
— Какими рудниками? — Пьер уставился на парня, как на папуаса времён Миклухо-Маклая, — За пятьдесят тысяч лет нашей истории всё давным-давно истрачено. А гномы и кобольды ведут сверхглубинную добычу металлов, но уж очень мало.
— Тебе ещё повезло, — хмыкнул неожиданно Пьер, — что ты не нарвался на зоргха.
— На кого?
— Зоргх, — не моргнув глазом, повторил бортник, но видя что изумрудник его не понял, озадачился.
Потом объяснил, что это зверь, похожий на дронга — только гораздо крупнее, мощнее, да ещё и плотоядный. У Чугунова натурально глаза полезли на лоб. Не, ну это уже слишком, тиранозавр, что ли? Каким образом могли сохраниться динозавры по соседству с цивилизацией, насчитывающей пятьдесят тысяч лет активной истории? И каким образом им подходит местный климат, более холодный и менее удобный? Чувствуя себя ребёнком, которому старшие пацаны во дворе рассказывают о сексе, он начал засыпать селянина вопросами. После пространного объяснения Ламера стал вырисовываться образ разумного ящера, добыть которого очень непросто. Регулярно охотиться на него приезжают разные графы и бароны со своими свитами, латниками и нанятыми проводниками. Для Феди, действующие графы и бароны были не меньшей экзотикой, чем сами зоргхи, но он не стал подавать вида. И так уже, похоже, выглядит в глазах Пьера форменным дикарём, не знающим самых простых вещей.
Федя не был уверен, что понял правильно, но из рассказа Пьера следовало, что охота на ящера больше походила на «бои местного значения». Где с одной стороны зоргх и его группа поддержки из десятка дронгов, а с другой — более сотни охотников в воинских доспехах. Последние годы (причём совершенно бесчестно) побеждает местный зоргх. Что уж там он такое нарушает из правил Чугунов так и не понял, но тем не менее охотники упорно съезжаются каждые полгода, несмотря на обилие тяжёлых ранений и даже нередких смертей.
— Охота пуще неволи, — согласился Фёдор, думая о своём.
Видя, что собеседник не понял, он, как мог, постарался объяснить смысл этой русской поговорки. Поняв, не без труда, смысл сказанного, Пьер, смеясь, кивнул.
— А чем тут ещё графам и баронам заниматься? Только охотиться или воевать, им землю пахать не надо.
Пользуясь удачей, оттого что спутник попался словоохотливый, младший научный сотрудник дал волю своему младшему научному любопытству. Благо дорога до города Аргента, куда оказывается они ехали, оказалась неблизкой. Постепенно картина здешнего Мира начала вырисовываться. Обитатели-оранжики представляли собой довольно разнообразный контингент, включая «малые народцы».