Ирландские танцы (СИ)

Чекист. Ирландские танцы

Глава 1

Задание Коминтерна

Париж встретил меня прохладой, запахами цветов, а еще пронзительным ревом супруги. Впрочем, слезы любимой женщины были позже, когда я явился в дом своего тестя.

Вместо того, чтобы сразу мчаться в торговое представительство Советской России, я отправился в особняк графа Комаровского, отдать подарки любимой жене и узнать — как она там? С торпредством за пару часов (ладно, за сутки) ничего не случится, а вот супруга и будущий ребенок… В общем, вы поняли.

К моему удивлению, на вокзале не нашлось такси, хотя, обычно, к приходящим поездам выстраивается целая очередь, поэтому пришлось добираться общественным транспортом, потом на метро, а уже потом топать пешком, волоча тяжелые чемоданы.

Оказывается — к хорошему быстро привыкаешь. Скажите, разве пару лет назад я беспокоился бы о таких пустяках, как два чемодана? Донес бы, не развалился. И не то, что от станции метро, но даже от железнодорожного вокзала. А тут, видите ли, тяжело и нет таксиста, который помогает клиенту уложить багаж. Определенно, зажрался товарищ чекист.

А Наташа, которая Наталья Андреевна, ответственный работник Коминтерна и «старая большевичка», заперлась в своей комнате и не хотела ее открывать. А на мои увещевания и просьбы открыть-таки дверь, отвечала громким плачем.

— Ольга Николаевна, что случилось? — озабоченно поинтересовался я у своей тещи, стоявшей вместе со мной под дверью. Неподалеку торчала горничная. Тесть, будучи мудрым человеком, успел укрыться в собственном кабинете.

Может, пока я отсутствовал, Наталья меня разлюбила? Разлюбила, срочно оформила развод?

— Наташка себе волосы подстригла, — сообщила теща трагическим шепотом. Таким тоном актрисы, играющие роль маменек, сообщают папеньке о том, чтоединственная дочь сбежала с гусаром. Как по мне — сбежала, так и сбежала. С одним гусаром — это ерунда. Вот, если бы дочь убежала с целым полком, тогда хуже.

Я призадумался. Вообще-то, мне нравятся Наташины волосы, льющиеся по плечам, но короткая стрижка, скорее всего, ей тоже пойдет. Стоит ли так бурно реагировать из-за прически?

— Наташ, может быть, впустишь? — робко поинтересовался я. — Подумаешь, волосы подстригла. Ведь не под нуль же? Или под нуль? Так тоже, ничего страшного, я видел женщин, которые после тифа наголо стриглись. Я тебя даже с ежиком любить буду.

Из-за двери донесся очередной поток рыданий, а еще всхлипы о том, что ее никто не любит, а волосы ей нарочно сожгли.

— Я не виновата! — завопила горничная дурным голосом. — Ольга Николаевна, хоть вы скажите, что я нечаянно!

Да что за дурдом-то? Несколько дней назад я решал вопросы мирового значения, встречался с выдающимися людьми своей эпохи, а здесь какие-то крики и вопли.

С некоторым трудом, но удалось выяснить, что Наталья, получив мою телеграмму о возвращении, решила с утра пораньше сделать себе прическу, чтобы, так сказать, причепуриться, подготовиться к встрече с мужем, а так как парикмахеры еще спали, то поручила это горничной. А девушка перекалила щипцы для завивки и напрочь сожгла волосы у моей любимой. В результате — за парикмахером все-таки пришлось посылать, а тот лишь предложил сделать короткую стрижку.

Я даже и не знал, что можно сжечь волосы? Впрочем, щипцы из моего мира такого ущерба для женской красоты не наносили, а в этом мире я как-то не сталкивался с дамами, использовавшими щипцы для завивки.

Волосы подстригли, а увиденное в зеркале Наташе не понравилось и теперь она заперлась в комнате и ревет. Дескать — ее любимый Вова, как только ее увидит, то сразу разлюбит. Горничная — та вообще пришла в ужас. Она же знала, что мужа Натальи Андреевны зовут Олегом, откуда какой-то Вова взялся? Как это Вова возьмет себе в жены беременную женщину не первой молодости?

Счастье, что Дуняша горничная Ольги Николаевны. Наташка бы за такие слова ее уволила. И я тоже, если честно. Что такое тридцать три года? Это ж еще девочка.

Отправив маменьку с горничной заниматься делами — между прочем, я еще сегодня не завтракал, а вчера не ужинал, сделал попытку войти в комнату жены.

— Наташка, а я тебе шоколадку привез, — сообщил я, надеясь, что хотя бы это проймет. — Шоколад настоящий, московский, а не то, что ваша парижская дрянь.

На самом-то деле, у нее только обертка была московская, а потому что в Советской России еще не возобновился выпуск шоколада, зато обертка красочная, с изображением мальчишки со знаменем, олицетворявшим Первое мая. Кто-то из совбуров умудрился раздобыть большую партию довоенного шоколада, сделал новые революционные обертки и запустил их в продажу. И плитку я купил не в Москве даже, а на какой-то железнодорожной станции.

— Только, этот шоколад я бы не рекомендовал есть, — честно предупредил я.

Внутри комнаты раздалось некое шевеление, но на шоколад Наталья не отреагировала. И она права. Такую плитку только Блюмкину скормить, но с этим негодяем ничего не случится. Может, супруга на сушеную рыбку клюнет? Но тоже, вряд ли. Глубоко вздохнув, я сказал:

— Ладно, если ты меня не любишь, уеду обратно в Москву. Попрошу, чтобы сюда прислали нового начальника, а мне товарищ Дзержинский другую работу найдет. На Дальнем востоке скоро ЧК создадут, возьму и уеду.

Ну наконец-то! С той стороны раздались шлепки босых ног, лязгнул запор и на пороге встала моя супруга.

— Наталья Андреевна, — укоризненно сказал я, прижимая к груди любимую женщины. — Что у вас за мелкобуржуазные предрассудки? Разве старые большевики — пусть они даже не очень и старые, и не большевики, а большевички, уделяют столько внимания внешности?

— Дурак ты, товарищ Аксенов, — всхлипнула Наталья, прижимаясь ко мне изрядно располневшим в мое отсутствие животиком. — Первый раз в жизни решила сделать прическу, чтобы понравится любимому человеку и не выглядеть, как простая беременная баба, а как женщина, а тут — на тебе.

— Если муж дурак, так и жена у него тоже дура, — философски заметил я.

— Володя, прости, не знаю, что это на меня нашло, — вздохнула Наташа, постепенно превращаясь из расстроенной беременной женщины в ту самую Наталью Андреевну, которую я знал. Не знаю — кто мне больше нравился? Пожалуй, свою жену я приму в любом виде.

— Прическа, кстати, не такая и короткая, — сообщил я, делая вид, что рассматриваю свою жену. — В Москве уже такие в моду вошли.

Не стал говорить, что такую прическу я видел у сотрудниц наркоматов, а еще — у Лили Брик.

— Не обращай внимания, — пришла в себя Наташа. — У беременной женщины, понимаешь ли, бывают перепады настроения.

Я покивал. Я уже и забыл, каковой была моя супруга в той, прежней жизни во время беременности. Уже сколько лет-то прошло? Может, пока я здесь болтаюсь, у меня уже внуки появились?

Наташа вытерла слезы, потом сказала:

— Ты бы зашел внутрь, а что мы с тобой на пороге-то будем стоять?

Действительно. Чего это я, как бедный родственник стою в дверях?

Когда я вошел в комнату, сел, супруга сказала очень спокойным тоном:

— Ладно, товарищ Кустов, у меня к вам есть несколько дел. Одно сообщение, а второе поручение от Коминтерна. Или просьба. Знаю, что приказы тебе могут отдать только два человека, так что решай сам.

М-да… Это я соврал, когда говорил, что Наталья мне нравится в любом виде. Ее переход в ответственные работники мне не нравился. И уже заранее не нравилось то, что она скажет.

— Итак, английские товарищи установили, что по твою душу в Париж прибывает некто Освальд Райнер. Официально он станет просить у тебя помощи для посещения Москвы с целью наладить торговые отношения, а неофициально — хочет прощупать, что из себя представляет советский начальник торгпредства.

— Так был же один, что под фамилией вашего товарища приезжал. Кажется, Дилана или Дилона? Тот, что на самом-то деле Дринкуотер, — удивился я. — Я же тебе говорил — мой старый знакомец, который меня в белую контрразведку сдавал.

— Володя, я, хотя и беременная, но на память не жалуюсь, — хмыкнула Наташа. — И эту сволочь, что тебя белым сдала, я запомнила. Вот с ним, понимаешь ли, с твоим старым знакомым, беда случилась… Володя, только ты не смори на меня так, я здесь совсем не при чем. Доложить, разумеется, доложила, но никаких приказов не отдавала. Ну, обиделись наши английские товарищи, что некто себя за члена компартии выдает, да еще и к советским товарищам попытался в доверие влезть. А этот, Водохлебов, если его фамилию на русский буквально перевести, так он воды нахлебался, в Темзе. Так, бедняга до своего начальника и не дошел. С моста, понимаете ли, упал.

Ну да, ну да. Темза река длинная, мостов в Лондоне хватает, а с них постоянно кто-то да падает. И, что характерно, судебная медицина пока еще не сможет установить — упал ли вначале человек с моста и ударился головой, причинив себе смертельную травму, или вначале ударился головой, а уже потом упал? Про легкие, которые не могут заполняться водой после смерти — полная ерунда, для сериалов про инспектора Барноби. Тем более, что ежели, Дринкуотер еще живым падал, так легкие все равно заполнятся.

Значит, по мою душу прибудет или уже прибыл Освальд Райнер. И что за зверь такой? Имя и фамилия почему-то кажутся мне знакомыми, но пока вспомнить не могу, в связи с чем? Точно помню, что я с ним не сталкивался ни в Архангельске, ни в Москве. Может, его кто-нибудь упоминал? Кто мог его упомянуть? Артузов? Трилиссер? Нет, я бы вспомнил. Или это всплыли обрывки моих прежних знаний? Ладно, подумаю.

— Наташа, а что известно о Райнере?

— Немного. Был в отставке, не так давно вернулся в строй, а вообще — профессиональный разведчик, во время империалистической войны бывал в Петрограде, потом служил где-то в Скандинавии. А вот больше, увы, на него ничего нет. Так что, ты меня извини.

Это называется немного? Такую информацию Коминтерн мог получить только с самого верха, от кого-то, кто непосредственно отправлял Райнера. Или…? Или от скромной офисной уборщицы, ковыляющей по зданию со щеткой и на которую не обращают внимания. Могло быть от шофера, если пассажиры, занявшие заднее сиденье,неплотно закрыли окошко, отделяющее их от водителя.

Я опять повосхищался возможностями разведки Коминтерна и опять мысленно повузмущался. Ну почему Коминтерн тратит такие возможности на невыполнимую цель?

— А вот второе сообщение, в котором содержится просьба, тебе не очень понравится.

— Только не говори, что мне придется устраивать во Франции революцию или свергать с престола короля Соединенного королевства.

— Нет, революцию тебя пока никто не заставит устраивать, и короля мы пока свергать тоже не станем, — усмехнулась Наталья. — Сам понимаешь — ни во Франции, ни в Соединенном королевстве революционная ситуация пока не настала, а приносить сюда революцию на штыках нереально. Вот, про Португалию еще можно подумать, но она далеко.

— Да я и португальского языка не знаю, — поддержал я шутку.

— А если серьезно, то требуется поддержать Ирландскую революционную армию. Они уже близки к освобождению, но возникли большие проблемы с оружием и боеприпасами.

— М-да, — только и сказал я.

В отличие от Наташи, я знал будущее. Ирландия давно ведет борьбу за свое освобождение от британской короны, но наиболее ожесточенно эта борьба развернулась совсем недавно, в годы Первой мировой войны. В шестнадцатом году произошло «Пасхальное восстание» в Дублине, провозглашена независимость Ирландии от Британии. Однако, восстание было жестоко подавлено, а его руководители расстреляны. Запомнил даже фамилию одного из расстрелянных — Конноли. А дальше ирландцы создают собственную армию, получившую название республиканской. Сокращенно — ИРА.

Борьба ИРА и империи была яростной, но ситуация оказалась патовая. Британское правительство, потратив несколько миллионов фунтов стерлингов и сотни английских солдат и полицейских, не считая мирных жителей, погибших в результате терактов,осознало, что Ирландия все равно выйдет из состава империи, а Ирландская республиканская армия, понесшая огромные потери, исчерпав запасы оружия и боеприпасов, не знала, как быть дальше.

В декабре этого года Британия предложит лидерам ИРА мирные переговоры, а те на это пойдут. А куда деваться? В результате будет подписан компромиссный договор, по которому Ирландия оставалась частью Британской империи в статусе доминиона — самоуправляющейся колонии, вроде Австралии или Канады; формально страной продолжит управлять король Георг, на ее территории остаются военно-морские базы Соединенного королевства. Северная Ирландия останется частью королевства, а южный доминион получит название «Свободного государства».

А дальше внутри самих повстанцев начнется война, подогреваемая англичанами. Что ж, бритты по-прежнему применяют свою излюбленную методику, известную еще со времен Рима. Разделяй и властвуй.

Самое интересное, что мы, то есть, Советская Россия уже признала независимость Ирландии и мы остаемся единственным государством, которое сотрудничает с ирландскими революционерами. А вот если сейчас подкинуть ирландским повстанцам оружие и боеприпасов, так они, пожалуй, не пойдут на мирные переговоры с бриттами и Ирландия не окажется раздробленной и не будет «малой гражданской войны» в результате которой самые лучшие представители повстанцев погибнут, на радость англичан. А вот будет ли это лучше, или хуже? Но если гибель повстанцев бриттам в радость, то их жизнь и борьба Британскому королевству в тягость. Поэтому, есть смысл сделать небольшую пакость потомкам англов и ютов. Вот, что поделать… Ну, не люблю я Англию. Они мне еще за Смутное время не рассчитались и за помощь шведам. У меня что, англофобия? Хотя, английскую литературу я очень даже люблю. И аглицкие сериалы смотрел с удовольствием.

— Наташа, а просьба о помощи поступила от руководства Ирландской республиканской армии?

— Просьба поступила от Ирландской соцпартии, а если точнее — от ее председателя, Конноли.

— А разве его не расстреляли в девятьсот шестнадцатом? — удивился я.

— Расстреляли отца, а это сын, — пояснила Наташа. — Сына зовут Джеймс. Очень толковый парень, хотя еще и очень молодой. Наверное, твой ровесник. Или ему столько же лет, сколько было тебе, когда мы с тобой познакомились.

— И сколько они хотят?

— В конкретных суммах не знаю, но Джеймс просил пятьдесят тысяч винтовок. Или — на крайний случай, хотя бы двадцать тысяч и по две сотни патронов к каждой винтовке.

Я только присвистнул. Пятьдесят тысяч винтовок — цифра несусветная. Я такую даже рассматривать не стану. Да и двадцать — это очень много. Двадцать тысяч винтовок! Это же целая дивизия. Четыреста тысяч патронов! Или больше? С арифметикой у меня всегда нелады. Нет, не четыреста. Нужно еще один нолик добавить. Офигели они совсем. У нас, на северном фронте, бывало по десять патронов на ствол и ничего, воевали. С другой стороны, мы знали, что сегодня у нас по десять патронов, но завтра-послезавтра подвезут, а этим ребятам брать боеприпасы негде. Так что, при разумном расходовании, двести тысяч патронов может хватить на пару месяцев, а то и дольше.

Наталья, по моему лицу прочитав, что я согласен, поспешила добавить:

— Ты только закупишь оружие, а транспортировка в порт, доставка в Ирландию будет обеспечена французскими товарищами и ирландскими повстанцами. Наши товарищи тебе помогут подыскать продавцов. Может, даже сами все и найдут, только оплачивать придется тебе.

Товарищи из Коминтерна помогут отыскать продавца? Нет уж, лишние посредники мне не нужны. У меня в торгпредстве надежные люди имеются, а связываться неизвестно с кем — не стоит.

А вот самое главное — где мне купить оружие? Франция отпадает сразу. Стопудово, что такая «негоция» не пройдет незамеченной от взора полиции, а мне это не надо. А коли и удастся купить, то цены на оружие тут будь здоров. Долбаные франки уже избавились от основных запасов винтовок, спихнув их Польше, а теперь самим не хватает. В Алжир нечего посылать.

Здесь, на месте, покупка двадцати тысяч винтовок обойдется… не меньше, чем в четыреста тысяч франков, а еще и патроны. Кладем еще сто. Значит, полмиллиона франков. А ведь еще нужно оплатить транспортные расходы ходя бы до порта, дать на лапу. Нет, Франция — очень дорого.

А если купить в Германии, а еще лучше — в Австрии? Австрийцы, правда, до одури боятся рассердить «великие державы», но мы покупку афишировать не станем. В Австрии оружие должно оставаться, двадцать тысяч винтовок для них пустяк. Теоретически, если подогнать под покупку официальную базу, то купить вполне возможно. Но легально мне оружие не продадут. А вот нелегально — вполне. И смогу сэкономить не меньше двухсот тысяч франков. Значит, кладем триста тысяч, плюс накладные расходы. Значит, первым делом…

— Володя, ты на меня не сердишься? — спросила Наташа, сбив меня с мысли. — Не считаешь, что я смешиваю личное и служебное? Прости, но я не виновата, что я член французского отделения Коминтерна, а ты являешься торгпредом — почти послом Советской России. Поверь, мне и самой очень неудобно.

— Да ладно. Чего уж теперь, — миролюбиво повел я плечами. — У нас все равно все смешивается — и личное, и служебное. Я думаю — что мне старшие товарищи скажут?

За подобную покупку, совершенную без ведома Ленина или Дзержинского, мне может и нагореть. А может и наоборот, получу очередную благодарность. Но к счастью, что я сам имею право решать. Отчитываться, разумеется, придется. А каковы будут последствия? Но это по ситуации. Если меня поймают с поличным, да еще англичане поднимут шум — будет плохо. Мы же собираемся дружить с Англией, а помощь ирландцам англы расценят как… Да, как что они ее расценят? Мы бы расценили, как вмешательство во внутренние дела. Но англичане, уличенные во вмешательстве в чужие дела, умеют делать морду кирпичом и отвергать очевидные вещи. Мы же еще такому не научились. Значит, вывод такой. Винтовки и патроны купить, доставить в Ирландию, на радость ИРА, а самому не попасться. Вот тогда и Вовка Аксенов останется цел, и старшие товарищи будут довольны. А уж как будут «довольны» англичане — тут ни в сказке сказать, ни пером описать.

Глава 2

Семейная идиллия ​

Озадачила меня Наталья Андреевна. Я даже отчет тестя о том, что он уже рассмотрел около восьми вариантов покупки будущего банка, но не нашел подходящего, но вот подворачивается вполне себе приемлемый вариант, прослушал в пол уха. И даже вкусный обед, приготовленный стараниями тещи и новой кухарки, ел без особого аппетита. Зачем мне информация о том, что старый Готлиб Юнгштейн, пообещавший отыскать обанкротившийся банк в Латвии, на самом-то деле решил только выкачать из нас деньги, но связи Андрея Анатольевича позволили пресечь его авантюру? И котлеты, кстати, слегка недожарены. Верно, спешили. Но коли соусом полить, так и ничего.

Нет, я определенно зажрался. Мне бы эти котлеты где-нибудь в Череповце года так, восемнадцатого, или в Архангельске девятнадцатого предложили. А про Мудьюг или наш переход по лесу, так вообще молчу.

Нет, все-таки плохо, когда накануне обеда тебе на голову сваливается сложная задача. Допустим, денег я достану, извернусь, без ущерба для основного дела, но где же все-таки взять двадцать тысяч винтовок? И патроны еще.

Первоначально, когда получил «вводную» от супруги, на эйфории от встречи, показалось все просто, все решаемо, но теперь уже начал раздумывать о «подводных камнях». Двадцать тысяч винтовок — очень неудобная партия. С одной стороны — она небольшая. Ни одно государство не станет заморачиваться двадцатью тысячами, разве что мелкое, вроде какого-нибудь эмирата. А с другой — огромная, если говорить о частных лицах.

Оружейный бизнес — дело нешуточное. «Оружейных баронов», строящих свою империю на покупке-продаже огромных партий оружия здесь пока нет, все находится в жестких руках государства или государств. А новый человек, пытающийся купить такую партию, непременно попадет в зону внимания полиции.

Но рисковать все равно придется. Так где винтовки-то брать? Франция сразу отпала. Австрия или Германия? Слышал крем уха, что можно закупить немецкие Маузеры 1898 года. Франция как раз их скупает на металлолом. Закупить от имени подставной фирмы какой-нибудь нейтральной страны, типа Норвегии или Дании, разобрать и вывезти, а потом собрать и перевезти сразу в Ирландию. А что, вариант. Если разбирать аккуратно, а взять, скажем, дополнительную тысячу стволов на тот случай, что какие-то винтовки безнадежно испортятся, то реально.

Самое слабое место — выгрузка и доставка оружия ИРА. А уверения, что Коминтерн сумеет обеспечить место прибытия, а также безопасную погрузку-разгрузку уже казалось полным бредом. Почему Коминтерн сам не занялся этим делом? С их-то связями… Купить, допустим, несложно. Но как провезти двадцать тысяч винтовок в Ирландию? Насколько помню, существует определенный стандарт — двадцать винтовок в ящике. Значит, тысяча ящиков, каждый из которых весит… Центнер, а может и чуть больше. Центнер — плюс-минус десять килограмм. Значит, сто с лишним тонн. Офигеть. Минимум пять вагонов. Да, а я еще патроны не посчитал, а это еще два вагона. Семь вагонов. Считай, целый железнодорожный состав. Или почти состав. А потом их потребуется перегрузить на судно, тайно выйти из Франции или иного европейского порта, миновать английские пограничные катера, таможенников и отыскать место разгрузки. И нельзя выбирать крупный порт, где свирепствует таможни. Мелкий? Сколько таких в Ирландии? Сразу же привлечем внимание зевак, те быстренько сообщат в полицию, а вскоре примчится не только полиция графства, но и солдаты, поднятые по тревогу. Опыт борьбы с внутренними врагами у Британской империи огромный. Значит, разгрузку придется проводить прямо в море, перетаскивая ящики на шлюпки. Или перегружая. Как там у моряков называется подъемный кран?

Эх, жаль, нет у меня подвязок в Северо-Американских соединенных штатов. Там и частные предприятия, и оружие осталось после Первой мировой войны. Рады будут, если я их избавлю от некого количества стволов.

Винчестер, скажем, весит полегче, нежели винтовка Мосина, но и ящики там вмещают десять винтовок. Но все равно — общий вес груза поменьше, значит, и фрахт дешевле.

Но пока я туда доеду, пока отыщу нужных людей, пока все проплачу и договорюсь, пока отправлю, пройдет месяца три, самое малое, а реально — полгода. К этому времени уже и ИРА начнет мирные переговоры с правительством Британской империи. Срок у меня месяц, максимум — два.

Нашел бы Коминтерн продавца, решил все организационные вопросы, а потом бы обратился ко мне за помощью в финансировании. Но теперь и я, вроде бы, кое-чем Коммунистическому Интернационалу обязан. Да и Наталье пообещал. Что ж, «Чапай думать станет».

— Олег, скажите, а что нынче на Москве в моде? — поинтересовалась вдруг теща, прервав мои нелегкие думы.

— В моде? — вытаращил я глаза.

— Ну да. Что женщины предпочитают, а что мужчины? Судя по газетам, война уже подошла к концу. Пора с военных мундиров на статское платье переходить. Вот, наверняка такого костюма, как у вас, ни у кого нет? Не начали такие костюмы шить? Вам очень идет.

Я беспомощно поискал глазами глаза Наташки, а потом тестя. Но они делали вид, что им совсем не смешно. Интересно, Ольга Сергеевна всерьез такой вопрос задает или для поддержания разговора? Сейчас вот брякну что-нибудь про форму номер восемь. «Что сперли, то и носим». Главное, не употребить иной глагол, вместо нейтрального «сперли». Какая к лешему мода в стране, где только-только закончилась гражданская война, а на окраинах еще идут боевые действия? Еще хорошо, что нэп начался пораньше, нежели в моей истории, а иначе ходили бы с голым задом. А чтобы сшить такой костюм, как у меня, требуется ткань качественную отыскать, а где ее в Москве сыщешь?

Хотел ответить что-то нейтральное, но вмешался тесть, спасший меня от неудобного вопроса:

— Оленька, Олег у нас человек вне моды. Разве он обратит внимание на такую ерунду, что модно, а что нет? Кстати, Олег Васильевич, хочу вас поздравить.

— А что такое? — слегка насторожился я.

Граф Комаровский отодвинул столовые приборы, чтобы они не нарушали торжественность момента и важно произнес:

— Французское геральдическое общество, а также Российское Петербургское Дворянское Собрание в изгнании, признало ваше право на получение титула виконта, а позже, после моей смерти — на титул графа. Если, разумеется, вы не откажетесь от графского титула в пользу будущего наследника.

Тесть со значением покосился в сторону Наташкиного живота, а старая большевичка, носящая в себе будущего графинчика, сделала вид, что ничего не слышит, а увлеченно поедает очередную воблу, привезенную любимым мужем из Москвы. И тесть с тещей потихонечку отщипывают от рыбки, лежащей перед дочерью. Стесняются взять побольше, а попробовать хочется.

А ведь я снова забыл привезти супруге соленых огурцов, хотя мог бы закупить из свежего урожая. Солят у нас вовсю и на базарах продают. М-да, склероз. Или не склероз, а нежелание тащить с собой еще и посудину с солениями.

Кстати, я нынче посвоевольничал. Оставил жене не две дохлых сушеных рыбки, а половину того, что тащил с собой из Москвы. Остальное пойдет боевым товарищам, вместе с черными сухариками, что так любит Петрович. Исакова еще ожидает подарок. Две бутылки водки, еще из довоенных. Но, надеюсь, мое «головное» начальство из Центросоюза приняло во внимание, что в Париже достаточно много русских, что станут охотно покупать и сушеную воблу, и соленые огурцы. Стало быть, буду ожидать прибытия парохода с российскими товарами. Шкуры должны привезти, сушеные грибы с ягодами, что-нибудь там еще. Но не сейчас, а через месяц.