Иван Царевич и Василиса Прекрасная

Бондарь Александр

Иван Царевич и Василиса Прекрасная

Александр Бондарь

Иван Царевич и Василиса Прекрасная

Новая сказка на старый лад.

В не-демократическом царстве, в правовом государстве жил да был Иван-царевич. Самый обыкновенный Иван-царевич. Ничем среди прочих Иванов-царевичей не выделялся. Василису Прекрасную любил - как и все остальные Иваны-царевичи. А Василису ту Змей Горыныч унес. Он и не хотел-то ее красть - не больно нужна была. Да только понимал Змей, что должен он эту Василису похитить. Вздохнул горестно и полетел похищать.

Ивану та Василиса нужна была еще меньше. Вон, девок кругом бродит - не перечесть. Но знал и Иван - не может он Василису из плена не выручить. Достал он меч свой походный, с которым не раз уже на поганых ходил. Наточил его Иван поострей, погладил любовно и вложил себе в ножны. Перекрестился затем, помолился и отправился в путь неблизкий.

Долго ль он шел, недолго ль, а попал Иван в темный лес. Такой темный, что и носа своего не видно. Хоть закрой глаза, хоть открой - все одно. Кусты Ивана за рубаху хватают, колючки ладони в кровь царапают. Бредет Иван, сквозь заросли продирается. И видит он, вдруг: огонек маячит меж ветками. Дальше Иван идет. Вот уже и избушка стоит перед ним. На курьих ножках, как и положено.

В затылке Иван почесал.

- Избушка, избушка, - говорит, - повернись-ка ты ко мне передом да к лесу задом.

А избушка только скрипит в ответ.

- Али глухая?! - Вопрошает Иван грозно. - Не слышишь, когда к тебе обращаются? Или ты думаешь, я тут с тобой шутки шутить буду?

А избушка ему отвечает:

- Ишь, раскричался! Много тут вас без дела по лесу шастает! А я оборачивайся перед всяким. Навертелась, чай, за свои-то годы. Надо больно сам обойдешь.

Делать нечего. Подошел Иван с другой стороны. Видит дверца там небольшая. Постучал - тишина, постучал другой раз - тишина снова. Толкнул Иван дверь - а та и открылась. Вошел внутрь, там - смрадище, словно тысячу лет не прибирал никто. Огляделся он, видит - старуха сидит на печи, ноготь грызет, на него, на Ивана, смотрит.

- Здорово, старая! - Говорит ей Иван громко. - Али не рада?

- Рада, не рада, - старуха ему отвечает, - а ты, давай, выкладывай, для чего пришел. Да побыстрее, а то мне спать пора уж.

- Да ты, старая, поди, все сама не хужей моего знаешь. - Иван говорит.

- Ну, знаю - так и что с этого?

- А коли знаешь, так зачем спрашиваешь?

- А так - для порядку. Чай не запрещено...

- Ладно, старая, - покивал головою Иван. - Нету тут у меня времени без дела с тобою языком молотить. Говори - где мне искать Василису.

- А я знаю? - Баба Яга плечами пожала. - Иди себе и иди, пока не придешь. А не придешь, так пойдешь обратно.

Покачал Иван головою.

- Нет, старая, не понимаешь ты по хорошему. Придется мне, видно, насилие над тобой учинить.

Достал Иван меч.

- Ишь, раскомандовался! - Баба Яга аж с печи поднялася. - Не из пужливых! Щас хлопцев своих свистну!

Тут видит Иван: откудова ни возьмись, три бугая посреди избы выросли. Глядят на него грозно.

- Сам уберешься? - Ивана спрашивают. - Али тебя по частям вынести?

Не растерялся Иван. Три раза только мечом взмахнул, и все три головы, словно арбузы покатились по полу. Баба Яга, как увидела то, так неживая сразу от страха сделалась.

- Не губи! - Ивану кричит. - Все расскажу, что знаю, и что не знаю тож расскажу.

- Так-то оно, поди лучше будет, - опустил Иван меч.

- Ступай, - Баба Яга говорит Ивану, - следом за солнцем. Три дня и три ночи будешь идти. Увидишь ущелье высокое; такое высокое, что сто человек войдет, если один другому на голову влезет. Войдешь в это ущелье и снова три дня и три ночи идти будешь. Перейдешь вброд три речки. За третьей увидишь поляну. А за поляной - три царства. Как все три царства пройдешь, найдешь замок - там и сидит твоя Василиса. Ну вот и все, а теперь ступай - мне пора спать укладываться.

Вышел Иван из избы. Огляделся кругом. Направился туда, где солнце в ночь прячется. Три дня и три ночи шел. Три речки перешел вброд. Поляну увидел. А за поляною - столб. "Страна Счастливия" на столбе написано. Как только Иван шаг сделал, так сразу:

- Стой! - Кричит кто-то. - Стой, кто идет! Стой и не двигайся!

И тут четверо подходят к нему. По одежде видать - стражники. Грозно Ивана оглядывают.

- Что это вы так на меня смотрите? - Иван на них озирается. - Словно украл у вас что.

- А мы, поди, не знаем еще - украл или не украл, - один из стражников отвечает Ивану. - Если ты соглядатай, то лучше сразу так и скажи. Все одно пытать будем.

- Да какой я вам соглядатай? - Иван плечами пожал. - Похож разве?

- Похож не похож - не то важно. Был тут у нас на прошлой неделе один. Тож поначалу хотел отпирался. А как на дыбу подняли его - сразу выкладывать пошел. Дыба - она, поди, все про всех знает.

А сами ближе и ближе к Ивану подходят. Понял тогда он, что не с добром эти люди к нему обратились. Достал меч свой.

- Да, и это тож отдай, - стражник ему на меч указывает. - Нет у нас тут закона - с оружием-то холодным шастать.

Не растерялся Иван. Рубанул одного: тот как сноп в траву рухнул. Двоих отшвырнул и бежать бросился, что было сил. Бежит, а сам топот ног за спиной слышит. "Нет, - себе говорит, - не возьмете меня, ироды окаянные, не возьмете так запросто." Сквозь лес пробежал - отстали стражники.

Видит Иван - город за лесом начинается. Подошел ближе он. Глядит вокруг - грязь, кучи везде навалены. Смрад стоит - хоть нос зажимай. Дома покосившиеся все, кривые - что старцы больные и немощные, о могиле уж только помышляющие. И люди кругом - грязные, смердят, как от рождения бани не знали. Но лица у всех радостные, улыбаются все чему-то.

Идет Иван, по сторонам глядит, дивится. Тут стражник подходит к нему так само одетый, как те, от кого убегал Иван. Глядит на него грозно.

- А ты, что это, детина, не радуешься? - Ивана допрашивает. - Али на кол тебя никогда не сажали?

- А чему радоваться? - Иван в ответ пожимает плечами.

- Да ты, видать, иноземец. - Догадался тут стражник. - С чужого краю. Жизнь там у вас, видать, несчастливая.

- Верно, - Иван отвечает. - Иноземец. Пришел я издалека. Невесту свою ищу. Василисою звать.

Стражник головою в ответ покачал.

- О такой не слыхивал. Но ежели ты долго у нас пробыть собираешься, должен бумагу испросить надлежащую, находиться тебе у нас дозволяющую.

- Нет, - Иван головой покачал. - Нечего мне тут у вас делать. Дальше держу я свой путь. Недосуг мне у вас задерживаться.

- Как знаешь. - Стражник плечами пожал. - Я тебе только провожатого дам - порядок у нас такой.

Подозвал он другого стражника.

- Вот, - говорит, - иди с ним, пока он по нашей земле cтранствовать будет. Если чего не так - знаешь, что делать. Понял меня?

Стражник кивнул.

- Хорошо понял?

Снова кивнул стражник.

- Ну, так ступайте.

Когда отошли они, подозвал другого.

- А ты, - тому говорит, - за ними следуй. Если не так чего - кончай обоих.

Идет Иван по улице, и стражник - провожатый с ним рядом идет. По сторонам Иван смотрит. Все не надивится. А стражник ему говорит:

- Да ты все, поди, спросить хочешь - почему люди в краю нашем живут-то все так хорошо и так счастливо. Я тебе расскажу. Давно это было. Имели тогда мы царя - Изверга I. Большой доброты человек был. Все один вопрос его мучил, спать не давал по ночам - как всех людей на земле разом счастливыми сделать. И вот, пришла ему в голову как-то мысль светлая. Велел он людей всех разделить на счастливых и несчастливых, да несчастливых затем и казнить. "Одни, - говорит, - счастливые остануться." Столь доброго-то человека, поди, и свет не видывал. Когда под окном у него головы людям срубали, он глаза рукой закрывал: "Не могу, - говорит, - видеть." А как он детей любил! Своих-то у него не было... Не удалось ему, правда, все так, как он мечтал. Не весь народ еще счастливым сделался. То тут, то там несчастливого находили. Но умирая, Изверг I всем нам завещал по тому самому пути твердо следовать - до полного всеобщего счастья. Сейчас у нас Изверг CXVIII правит. Но он твердо пообещал -уже через пять лет ни одного несчастливого не останется.

- Это ж, сколько народу-то перевели? - Иван головой покачал.

- А чего - народ? - Стражник плечами пожал в ответ. - Люди, они - что трава. Топчи - не вытопчишь. Вон их - сколько по свету ходит. Да и погляди жизнь-то какая у нас веселая. Видишь, вон - хоромы стоят. Там бояре с утра и до ночи пируют. А вон - академия. Там боярские дети грамоте учатся.

- Это - бояре, - Иван кивнул. - А простому-то люду у вас тоже так?

- Чудной ты, право, - стражнику аж смешно сделалось. - Простой человек - он на то и простой. Много ли ему надобно? Миска похлебки с утра, кусок хлеба к вечеру; да работой его нагрузить, чтобы скукой не маялся. А с работой у нас, кстати, строго. Ленивых не любим. Работают у нас и по воскресеньям и по праздникам.

- А отдыхают когда? - Иван удивился.

- Как - когда? - Стражник тож удивился. - А ночи на что? Ночь длинная, отдыхай - сколько хошь.

Пришли они в лес. Глухой и темный.

- Дальше ты, однако, один пойдешь, - говорит стражник Ивану. - Много тут больно всяческой нечисти околачивается. Небезопасно бродить честному человеку.

Только и сказал. Слышит Иван - стрела пропела. А следом за ней другая. Стражник руками всплеснул и в кусты рухнул. Оглянулся Иван, а позади - другой стражник убитый лежит. И тоже стрела у него торчит из груди. Взялся Иван рукою за меч, видит - люди какие-то из кустов выходят. У кого - нож в руке, у кого - топор, у кого - дубина. Обступили Ивана кругом.

- А ты кто таков будешь, детинушка? - Грозно они Ивана допрашивают. - И кто это тебе дозволил по нашему лесу без разрешения шастать?

- А что? - Иван пожимает плечами. - Лес - он и есть лес. На нем, поди, не написано - чей он. - И добавляет. - Чужестранец я. Невесту свою ищу. Василисою звать.

- Не видали мы тут никакой Василисы, - хмуро отвечают Ивану разбойники. - Ты пошто это, детинушка, псов за собой приволок? Они, что - тож Василису твою искали?

Огляделся Иван.

- Каких таких псов? - Не понял. - Тут - одни люди.

- Это мы стражников между собою так кличим. - Один из разбойников отвечает Ивану - по виду главный. - Псы - они псы и есть. Феня такая, в натуре, понял?

- Не понял, - честно Иван головой покачал.

- Теперь я вижу, однако, что ты - чужестранец. - Говорит ему предводитель разбойников. - Ладно, идем с нами. После подумаем, что нам с тобой делать.

Пошли они все куда-то. И Ивана за собой повели. Бредут через лес вместе.

- Псов мы, однако, нелюбим страшно, - объясняет предводитель Ивану. - В том году спьяну забрел один. Клялся - случайно. Мы его вон - на том дубе повесили. Но если ты и вправду не из них, то хорошо тебе. Глядишь - и живого отпустим. Такое у нас иногда случается.

Видит Иван - к большой избе подошли. Музыка оттуда слышна, крики пьяные. А у входа два мужика - ножами один другого ширяют. Лица красные у обоих, а глаза - белые. Подошел к ним предводитель разбойников.

- Ладно, ребята, - говорит, - кончай забаву. Не весел я что-то нынче.

Те сразу ножи убрали и удалились поспешно. Вошли разбойники внутрь избы, и Иван вошел с ними. А там - грязь кругом, нагажено, куда ни плюнь пьяный лежит. Как предводитель разбойников в избе появился, так сразу тишина сделалась. Не дышит никто. Все на него глядят молча.

- Хватит, ребята, - кивнул он устало, - теперь я пить буду.

Все с мест повставали и вышли по быстрому. Пьяные тоже поднялись. А кто не встал и не вышел, тех вынесли и в кучу покидали у входа. Сел предводитель за стол, Ивана посадил с собою. Разбойники все за другими столами расположились. К предводителю прислужник к первому подбежал, на ходу кланяясь.

- Чего изволите? - Спрашивает. - У нас все есть.

- Горилки неси, - отвечает разбойник. - Да побольше. Мне и моему товарищу.

Принесли им горилку. Выпил разбойник. Ивану налил. А гусляры песню затянули жалобную:

- Вышли как-то с Васей мы разом на дорогу

И достали мы ножи. Стали ждать кого-нибудь.

Но связали псы нас, падлы, и в темницу посадили,

Долго-долго били.

Ах, зачем меня мать родила?...

Заплакал разбойник тут, слезами залился горючими.

- Так это ж про меня песня, - говорит, - про жизнь мою горемышную...

Гусляры веселую следом запели:

- Горилка, горилка, горилка моя!

Налил себе разбойник до верха.

- Вот, ты, - спрашивает он Ивана, - что ты, скажи мне, в этой жизни-то видел? Ничего ты не видел! Я - то ли дело... С малолетства по каторгам, да по острогам. Я так скажу: была бы на то моя воля, каждого бы принудил хоть полтора, хоть два года посидеть в остроге - жизнь увидать, людей посмотреть, ума набраться.