…Что это за вонь? Чем я облита?…
Мои ладони липнут к полу, по которому от меня растеклась огромная лужа… Я как пчела, угодившая в сироп… Только пахнет не сиропом… Чем-то зловонным… Слизь на руках напоминает собой смесь разных жиров и крови…
Я попыталась встать, но всё моё тело вдруг начало так сильно дрожать, будто вот-вот рассыпется на части… Удалось только приподняться на предплечьях, после чего я сразу же судорожно поперхнулась чем-то…
Прямо перед моими глазами, в гадкой луже зловонной слизи, лежала моя съемная челюсть… Изо рта начало что-то выпадать… Какие-то твёрдые горошины… Одна, две, три, четыре… Только выплюнув пятую горошину, я наконец осознала, что только что выплюнула свои последние зубы… От ужаса и зловония, исходящего от покрывающей меня с ног до головы склизкой смеси крови с жиром, меня вдруг затошнило так сильно, что я поняла, что от рвоты меня отделяют считаные секунды.
Зажав влажный рот (не только мои руки – всё моё тело, включая лицо, было в этой жиже!) я рванула в сторону уборной, но сразу же поскользнулась на слизи: мои дрожащие голые ноги без носков подвели меня… Рвота едва не обрушилась из меня прямо на пол. Но я, продолжая поскальзываться, всё же в самую последнюю секунду успела оказаться возле открытого унитаза… Я даже не заметила того, с какой неестественной для себя скоростью переместилась из одной комнаты в другую… Всё происходило как в тумане…
Никогда в жизни меня так не выворачивало наружу… Даже во время беременности Шоном мой токсикоз не проделывал со мной ничего подобного… Рвота была страшной – из меня выливалось что-то желчное и бордовое… Казалось, ещё чуть-чуть, и я начну выплевывать из себя органы, и первым станет именно желудок…
Дрожа всем телом от мощности желудочных спазмов, я едва не глохла от звуков собственной рвоты и скрипа, который издавали мои ногти, судорожно царапающие керамическую поверхность бортов унитаза…
…Стоило извержению закончиться, и я сразу же начала стягивать с себя промокшую насквозь, липкую одежду: пуловер, платье, бюстгальтер, трусы – всё было пропитано зловонной слизью кроваво-желтого оттенка. Оставшись совершенно голой на холодной кафельной плитке, я встала сначала на четвереньки, затем, держась за раковину, нашла в себе силы подтянуться и, в конце концов, всё же смогла подняться на непослушные ноги – что стало с моим весом, с моими пропорциями? Почему я чувствую себя такой лёгкой, будто с меня срезали недюжинный процент моего собственного тела? Будто мой скелет перестал иметь серьёзный вес… Что со мной случилось? На меня кто-то напал?.. Это сотрясение мозга? Иначе почему меня стошнило?..
Я хотела зайти в душевой поддон, но слишком сильно дернула шторку, отчего она сразу же наполовину оторвалась… У меня не было даже возможности расстроиться: мне срочно нужно смыть всю эту гадость со своего тела!
Холодная вода увеличила мою дрожь, горячая чуть не обожгла, но дрожащими руками я всё же как-то сумела настроить нужную температуру… Смыла первый слой жира и крови – теперь я не сомневалась в составе этой слизи! – взяла обмылок и начала им натирать всё своё тело… Я всё ещё оставалась не в себе… Иначе бы заметила изменения сразу… Я НАТИРАЛА НЕ СВОЁ ТЕЛО!!! ЧЬЁ-ТО ЧУЖОЕ ТЕЛО!!! КТО ЭТО?!
Вскрикнув, я выронила обмылок, но выронила его не из своих рук – теперь я видела это отчётливо! Вода продолжала чрезмерно сильным напором поливать это тело, я чувствовала, как она стекает по нему, но…
Я замерла…
Что у меня во рту?!
Рванув назад к раковине, я розовой и сильно дрожащей – не своей! – ладонью быстро провела по запотевшему зеркалу и сразу же воскликнула от ужаса: за моей спиной, как в самых страшных хоррор-фильмах, стояла черноволосая незнакомка!
Обернувшись, я никого не увидела!
Сердце продолжило стучаться в горло… В висках запульсировало. Я схватила ручное полотенце и протерла им всё зеркало… И сразу же не поверила своим глазам… Из зеркала на меня смотрела… Канувшая в Лету… Я.
Мои густые седые волосы почернели и как будто стали ещё гуще, в моём рту заново отрасли двумя ровными рядами все зубы, моя грудь стояла колом от упругости, фигура выглядела не просто стройной, но даже спортивной – вверху живота вырисовывались линии никогда не существовавших на моём теле кубиков пресса, – моя кожа стала натянутой и предельно ровной, только неестественно сильно розовой… Белки глаз тоже чрезмерно розовы… Полопались капилляры?..
Что это?..
Я поклацала белоснежными зубами и провела по их гладкой поверхности указательным пальцем… Пощупала свою грудь… Кончиками пальцев коснулась сначала длинных и кажущихся шелковыми волос, затем ещё раз дотронулась своих красных алых губ и… Наконец вспомнила, что именно я натворила.
Глава 20
Дрожащими руками я надела на своё голое тело халат Геральта, который десять лет провисел ни разу не ношенным на крючке этой забытой всеми уборной. Я намеренно избегала даже случайного взгляда в зеркало: слишком непонятным и оттого страшным было то́, что оно мне показывало.
Для начала я решила осмотреть место происшествия. Продолжая дрожать, но уже, правда, чуть меньше, я вышла из уборной в одном халате и босая, стараясь обходить потоки кроваво-жировой слизи, которые я оставила за собой на пути из одной комнаты в другую. Замерев напротив самой большой лужи – той самой, в которой очнулась, и которая, судя по всему, выработалась моим телом, я стала осматривать этот ужас. Залитым слизью лежал мой слуховой аппарат. Стоило моему взгляду зацепиться за него, как я сразу же кончиками пальцев неосознанно коснулась своих ушей. С ними что-то произошло… Не знаю что и как, но, кажется, я стала лучше слышать саму тишину… Где-то наверху тикают часы?..
Следующим, за что зацепился мой взгляд, стали размотанные бинты, лежащие кучей в самом центре слизи. Я резко закатала рукав правой руки и замерла с приоткрытым ртом: от ожога не осталось и следа! Но вместо него появилось что-то другое. Я успела в который раз за прошедшие полчаса испугаться, прежде чем поняла, что внушительный шрам остался на моем предплечье от укола: именно в это место я вколола целых шесть кубиков вакцины Боффорта. Шрам выглядел жутко, словно белый ожог, уходящий внутрь руки, однако надобности в перевязке как будто не было – шрам не кровоточил и, коснувшись его, я поняла, что он и вправду совсем не болит, вот только кожа вокруг него оказалась неестественно холодной.
Оторвав кончики пальцев от шрама, я наконец в полной мере осознала произошедшее. Хотя моя логика и кричала мне о невозможности подобного, однако результат был очевиден: сработало.
Стоя напротив зеркала, я старалась дышать как можно тише и, кажется, постепенно у меня начало получаться – я начала успокаиваться. По крайней мере, руки и ноги с каждой минутой дрожали всё меньше. Успокоению способствовал процесс сушки волос: достав из-под раковины фен и свою старую расческу, я обдувала тёплым потоком воздуха волосы и лицо, и пыталась сосредоточиться хотя бы на одной мысли, но мысли как будто нарочно шли вразброс. И потому я решила помочь своему вниманию тем, что стала фокусироваться на самом простом: “Этого не может быть, но у тебя… Чёрный шелк волос… Смотри… Этого не может быть… Но твои волосы снова полностью почернели – от самых корней до самых кончиков… Так, они уже совсем высохли, хорошо, выключай фен и складывай его… Сложила… Хорошо, Мирабелла… Какой следующий вопрос тебя волнует?.. Почему ты потеряла сознание, почему у тебя остался шрам, почему ты проснулась в луже слизи, если всего этого не произошло с Редьярдом Рэйндом? Потому что… Потому что Рэйнд вколол себе всего лишь один кубик, а не шесть, потому что действие полученной им дозы наверняка направилось на погашение очага его заболевания, а не на омоложение… Омоложение… Да разве такое возможно?!”.
Я сглотнула нервный ком и вдруг поняла, что моё горло саднит, а язык напоминает высушенный наждак… Стоило мне только осознать своё обезвоживание, как я сорвалась: вместо того, чтобы подняться наверх, на кухню, я включила на всю мощность прохладный напор воды и стала пить прямо из-под крана.
Оставаясь в халате, я полчаса драила весь подвальный этаж при помощи швабры, тряпок и хлорированных средств – здесь не должно остаться и следа! Никто не должен даже заподозрить того, что здесь произошло что-то достойное внимания…
Тщательно вымыв пол, я протерла ножки стола, возле которого очнулась, потом протерла под ножками, потом поверхность стола, затем все плинтуса и все стены на пути в уборную, весь пол уборной, унитаз целиком, раковину, зеркало, полки, душевую кабинку – я не пропустила ни миллиметра! Собрав все использованные в этой уборке тряпки, я отправила их в чёрный полиэтиленовый мешок, в котором уже лежала моя пропитанная слизью одежда.
Остановившись только спустя полчаса, я наконец поняла, что́ только что сделала: на скорости двадцатилетней девушки за полчаса справилась с тем объёмом уборочных работ, с которым восьмидесятилетняя я не справилась бы и за полдня! Осознала же я это, когда с полным мешком улик в руках, всего за пять секунд, перепрыгивая ступеньки, поднялась по крутой лестнице на первый этаж. Не веря тем ощущениям, которые испытываю, на следующий этаж я не поднялась, а взбежала! Это было невероятно!!! Теперь всё моё тело колотило не от испуга и не от необоснованного холода, а, кажется, из-за неожиданного всплеска адреналина. Однако наслаждаться ощущениями мне всё ещё некогда – мне необходимо как можно скорее убраться отсюда…
Одежду для своего побега я приготовила заранее. Однако стоило мне надеть своё лучшее повседневное платье длинной чуть ниже колена и поверх него надеть растянутый кардиган, как я сразу же поняла, как серьёзно просчиталась с этим пунктом плана: эта одежда не подходит мне ни по размеру, ни по фасону. Как будто двадцатилетняя девушка сбежала из психушки… В таком виде я, несомненно, буду привлекать к себе лишние взгляды. Но выбора у меня нет: ничего лучшего в моей сумке не припрятано. Что же касается нижнего белья: от бюстгальтера сразу же пришлось отказаться, трусы обвисают… Катастрофа.
…И снова я стою у раковины, на сей раз расположенной в ванной комнате рядом со спальней, и безостановочно глотаю нефильтрованную воду из-под крана.
Глава 21
Исчезнуть, не попрощавшись (предсмертная записка не в счёт) – такой был план на случай, если вакцина Боффорта не убьёт меня. Согласно иному исходу, я просто не пережила бы эксперимента. Не попробовать я не могла, потому что терять мне было нечего – даже моя жизнь уже была на исходе. И вот я теперь имею то, что имею – эксперимент сработал, в чём не осталось никаких сомнений, а в моей затуманенной голове едва имеет общие очертания весьма смутное представление о том, что же мне делать с этим результатом дальше. И всё же кое-какие наметки у меня имеются…
Спустившись на первый этаж, я нашла в своей сумочке черепаховый гребень – ещё один больше не подходящий моей внешности атрибут, – и закрепила им свои неожиданно потяжелевшие волосы. В итоге гребень каждые десять минут приходилось поправлять, потому что он так и норовил соскользнуть…
Взяв в руки мобильный телефон, я узнала время и не поверила своим глазам – всего лишь одиннадцать часов, а по ощущениям, как будто уже глубоко послеобеденное время! Испугавшись сбитого времяощущения, я открыла календарь и с облегчением поняла, что пробыла без сознания не так уж и долго – всего лишь одну ночь. Значит, мою пропажу всё ещё не заметили, потому что накануне я отправляла Закари сообщение… Я проверила историю контактного журнала и убедилась в том, что мне никто не писал и не звонил. Вывод: я так никому и не понадобилась. Отлично.
Засунув телефон в сумку, я поспешно отправилась на кухню, где выпила ещё один бокал воды, на сей раз набранной из бойлера, и наполнила водой пустую полулитровую бутылку, после чего сунула её в сумку вслед за телефоном. Взгляд вдруг зацепился за “предсмертную” записку, оставленную мной накануне на рабочей кухонной зоне. Перед глазами вспыхнули картины того, с каким усердием еще пятнадцать минут назад я драила подвальный этаж… Никаких улик, а значит, никаких поводов думать, что я не исполнила написанное в записке. Пусть так и будет.
Подумав ещё немного, я решила взять с собой только самое необходимое и лишь то, пропажу чего мои дети наверняка не заметят: три зарубежные банковские карты, о существовании которых они никогда не знали, флешку с фото и видео-картотекой, и мусорный пакет, содержимое которого не должно быть изучено каким-нибудь дотошным следователем. Сумочка, обручальное кольцо, мобильный телефон, паспорт и истекшее в прошлом месяце водительское удостоверение, обе открытые в США банковские карты, на которых лежит по сто баксов – в общем, всё, без чего Мирабелла Армитидж не смогла бы скрыться незамеченной, осталось лежать в гостиной на журнальном столе. Положив флешку и две банковские карты в крошечный чемоданчик, в котором всё ещё лежали опустевшие капсулы из-под вакцины Боффорта, одну банковскую карту я положила в нагрудный карман кардигана – на всякий случай. Я всё делала быстро, буквально “на лету”, но мне отчего-то казалось, будто я медлю, из-за чего моё беспокойство возрастало с каждой проведённой мной в этом доме минутой: а вдруг обо мне вспомнят в самый последний момент? – конечно не вспомнят! – а вдруг кто-то из детей решит навестить меня без предупреждения? – конечно никто из них на подобное не сподвигнет себя! – а вдруг они уже подъезжают?..
В итоге я накрутила себя до такой степени, что из дома я не вышла, а скорее вылетела, словно выпущенная из дула пистолета пуля. Я так боялась быть схваченной в самый последний момент, что чуть не решила пробираться через кусты, вместо того, чтобы идти по гравийной дороге, ведущей к основной автомобильной трассе – вдруг мне навстречу выедет автомобиль с кем-то из моих детей или внуков?.. Они так грезят богатым наследством, что, наверное, даже могут собраться приехать ко мне в гости…
Сойдя с крыльца, я прислушалась к округе с целью убедиться в том, что нигде рядом не шумит мотор автомобиля, и замерла от неожиданного открытия: мир звучит миллионами разнообразных нот! Ветер в кронах деревьев, плеск воды, птичьи трели, стрекотание сверчков и ещё бесчисленное количество звуков вдруг ворвались в мои уши и парализовали моё тело. Ни один слуховой аппарат не заменит того слуха, которым мы обладаем в нашей молодости и которое умудряемся совершенно не ценить… Люди мои, как же прекрасно слышать! А видеть: столько разных красок, все вместе, одновременно!.. Я снова видела всю насыщенность окружающего меня мира, каждый оттенок, каждую тень и каждый луч света! Невообразимо! Как давно я утратила отчётливое восприятие этой красоты?!..
Я заставила себя прийти в себя, устроив себе мысленную встряску: “Соберись! Ты всё ещё в опасной близости к дому – уходи, беги прочь!”.
Не услышав никаких звуков автомобильного мотора, я направилась к трассе по проторенной гравийной дороге – до автобусной остановки необходимо преодолеть всего лишь пятьсот метров, а там… Там может не ходить автобусов. До ближайшего города с населением в тридцать пять тысяч человек не меньше семи миль… Далеко. Ну ничего, дойду или, быть может, удастся остановить попутную машину. Буду разбираться с проблемами по мере их поступления. Сейчас главное – не столкнуться лоб в лоб с кем-то из членов семьи Армитидж, так что нужно внимательно прислушиваться – если услышу автомобильное присутствие, нужно будет успеть нырнуть в заросли кустов или спрятаться за деревьями…
Уже стоя на автобусной остановке, я наблюдала за тем, как последние улики моего побега успешно уничтожаются: стоило мне только забросить мешок в мусорный бак, как к остановке подъехал мусоровоз. Он невозмутимо опрокинул в себя один из моих последних страхов, связанных с моей прошлой, то есть ещё вчера существовавшей, но уже сегодня не существующей жизнью. Теперь никакая полицейская собака-ищейка не обнаружит мой след. Если же до того, как меня хватятся, прольётся ещё один дождь – у полиции вообще не останется шансов на успех в деле исчезновения Мирабеллы Армитидж…
Мусоровоз ещё не успел увезти мой мешок, когда рядом с ним остановился общественный автобус. Вытащив из нагрудного кармана кардигана банковскую карту, я оплатила одну поездку, зашла внутрь автобуса и устроилась на одном из передних мест, у окна. Автобус был почти пустым, и всё же на меня обратила внимание разукрашенная в яркую косметику блондиночка лет семнадцати: она с ног до головы обдала меня презрительным взглядом, что меня совсем не смутило. Наверняка девочка осудила мою одежду. Я сама была шокирована тем, как сейчас выгляжу, так еще и мой откровенно неудачный гардероб приукрашивает общую картину: двадцатилетняя девушка в старушечьих обносках – кто бы не счёл подобное представление убожеством и не поморщил бы носом? Наверное, только я. Такое умозаключение заставило меня невольно, но всё равно нервно улыбнуться…
Автобус тронулся с места, я сцепила пальцы своих непривычно крепких рук, положив их поверх металлического чемоданчика, походящего на шкатулку с ручкой. Ещё чуть-чуть, Мирабелла… Ещё чуть-чуть, и твой след простынет. Дыши.
Глава 22
Два самых приоритетных пункта, требующих немедленного решения: одежда и еда. Наверное, никогда в своей жизни я не испытывала столь сильный голод, столь сильную жажду и столь сильное желание переодеться. Однако начать необходимо именно с одежды, ведь я не хочу привлекать к себе внимание, а в таком наряде избежать лишнего внимания просто невозможно. Автобус удобно остановился возле торгового центра – на этой остановке вышли почти все пассажиры, вышла и я. Давай, Мирабелла, переоденься и можно будет поесть…
Зайдя в просторный, безлюдный холл провинциального торгового центра, я не стала долго блуждать по нему – сразу же переступила порог популярного бренда молодежной одежды, который удобно возник на моём пути. Внутри магазина, как и в холле, оказалось на удивление малолюдно – всего пара покупателей, да ещё пара продавцов-консультантов. Остановившись напротив тумбы с женским манекеном, облаченным в синие джинсы, черную футболку и черную кофту на замке, украшенную белыми буквами, я сдвинула брови, задумавшись над тем, сможет ли подойти мне подобная одежда. Никогда ничего подобного я не носила, но ведь это и хорошо, потому что теперь этим можно воспользоваться для маскировки. “Надевай то, что никогда бы не надела, выбирай то, чего никогда бы не выбрала, иди туда, куда не пошла бы, и тебя никто никогда не найдёт, Мирабелла”.
– Кхм… – справа от меня раздался наигранный кашель в кулак. Чуть не дернувшись, я перевела взгляд на женщину, остановившуюся сбоку от заинтересовавшего меня манекена. Это была плотная женщина лет сорока, с короткой серой стрижкой, голубыми глазами, подведенными синим карандашом, в чёрной форме продавца и с бейджем на груди, сообщающим о том, что консультанта зовут Келли. – Хотите приобрести что-то новенькое? – своим оценивающим взглядом она прошлась по мне с головы до пят и, судя по выражению её лица, осталась не то чтобы откровенно недовольна, но точно весьма удивлена.
– Угу, – я неоднозначно кивнула головой, при этом сжав в кулаки висящие вдоль бёдер ладони.
– У нас дорогой бренд одежды, – решила предупредить меня консультант, видимо, по моему внешнему виду решившая, что лучше оповестить меня заранее.
Я протянула руку к ярлыку, висящему на джинсах, и посмотрела на ценник. Столь высокая цена меня, откровенно говоря, сильно удивила, но я не подала вида.
– Ну так что, тебе помочь приодеться?
Я вновь посмотрела на невольную собеседницу и снова сначала неоднозначно, затем уверенно закивала головой.
– Отлично. А то, честно говоря, переодеться тебе очень даже стоит. Такая молодая и такая красивая, и в такой жуткой безвкусице, которая украсила бы лишь приличную, древнюю пенсионерку, но уж точно не подростка… – Подростка? Она считает меня подростком?! На сколько же я теперь выгляжу? Я ещё не успела оценить… – Что тебе нравится? У меня талант – я с первого взгляда на глаз определяю нужный размер, так что выбирай.
– Вот это… – начала я, указав на манекен, но сразу же заглохла. Это что такое??? Это мой голос?!
От шока я чуть за горло не схватилась, но вовремя остановила свою руку… Где мой привычный скрип, где характерная хрипотца – почему я звучу словно сирена, поющая завораживающие ноты?!
– Джинсы, футболка, толстовка… – явно не заметив в моём голосе ничего необычного, Келли с профессиональной ловкостью вытаскивала из ровных кучек одежды нужные размеры и складировала их на своей левой руке. Опустив взгляд на мои ноги, она, поджав губы, вдруг поинтересовалась: – Может, тебе ещё кроссовки будут интересны?
Сама того не осознавая, я стыдливо спрятала правую ногу за икру левой ноги. На ногах у меня были изношенные в прах балетки, которые для моих старых ног казались настоящим спасением, однако теперь обещали обратиться в сущее мучение – у меня уже начинали гореть от потёртости все мои пальцы ног.
– Да, и кроссовки тоже, пожалуйста, – я смотрела на Келли широко распахнутым взглядом, стараясь не дрожать из-за удивления перед мелодичностью собственного голоса.
– Отличная модель, кстати, – она вытащила из полки, находящейся в тумбе манекена, одну белоснежную пару кроссовок, – мы с дочерью только в скетчерсах и ходим. Какой у тебя размер ноги, дорогуша?
Она назвала меня дорогушей? Ничего себе, да она ведь мне в дочери годится… Стоп, а какой у меня размер ноги был в молодости?
– Эти тридцать девятого, – посмотрев на подошву вытащенных кроссовок, проинформировала меня Келли. – Тебе пойдёт или за другим размером сходить?
– Пойдёт, – мой взгляд зацепился за стену позади Келли, на которой висели разномастные носки. Подойдя к этой стене, я взяла три пары носков: черные, синие и оранжевые. Дальше висело нижнее женское белье. Я остановила свой выбор на двух бесшовных лифчиках под спорт и упаковке трусов, в которую входило десять экземпляров. Повернувшись к следующей за мной Келли, я продемонстрировала ей свой выбор:
– Можно переодеться в это сразу?
– Вообще, так не положено, но в будние дни мы скучаем без посетителей, а тебе прям надо, так что да, можешь переодеться сразу. Но только при условии, что оплатишь товар полностью и без возможности возврата.
Замерев в новом нижнем белье напротив зеркала в полный рост, расположенного в примерочной под номером два, я пыталась оценить степень покраснения своей кожи и белков глаз – откровенная краснота сошла, но неестественная розоватость всё ещё продолжает держаться. Я ведь не останусь навсегда такой розовой? Нет? И сколько может продлиться моё персональное “навсегда”? Умру ли я старухой уже этим вечером, или через час скончаюсь молодой, или же мне предстоит ещё одна жизнь длиной в несколько десятилетий?.. Неподходящее место, чтобы размышлять о вселенских вопросах – нужно побыстрее одеваться, в конце концов, Келли ждёт за дверью.
Уже спустя пару минут – феноменальная скорость, которая ещё вчера не была для меня доступной! – я уже с ног до головы была одета во всё новое: белые трусы в серую полоску, однотонные носки, джинсы в облипку, футболка средней длины, свободная толстовка на замке… Я не могла поверить в то, что́ видела в зеркале. В прежней жизни я даже брюк не носила – исключительно платья и юбки, которые мне всегда очень сильно подходили. А здесь вдруг джинсы, да еще и совсем молодежные кроссовки. Я бы так никогда и ни за что не оделась, но мне на удивление отлично подошли эти новые вещи, так что мне сейчас даже не хотелось перепрыгнуть из них в какое-нибудь платье. Отлично. Такой меня точно не узнать: я сама на себя не похожа. Хотя кое-что осталось… Недолго думая, я сняла с головы неспособную удержаться на ней черепаховую заколку и забросила её в пакет, принесенный мне Келли специально для моей старой одежды, в котором уже лежали срезанные с моего нового облачения ценники и ярлыки. Волосы чёрным шелком заструились по плечам и упали вниз, аж до середины талии. Нет, с распущенными ходить не смогу – слишком неудобно, а значит, нужно срочно что-нибудь придумать вместо заколки.
– Дженни, посмотри, у меня глаз-алмаз, снова с первого раза подобрала все размеры, – хвасталась своей коллеге Келли, пробивая все срезанные с меня этикетки.
Дженни – молодая брюнетка с уставшим взглядом, – молча улыбнулась, а я тем временем приглядела вывешенные у кассы наборы резинок для волос: взяла один, состоящий из пяти черных резинок.
– Может быть, ещё что-нибудь? Чем больше купишь – тем лучше у нас будет зарплата, – громко ухмыльнулась Келли, как раз в момент, когда мой взгляд зацепился за висящие за её спиной рюкзаки и кепки. И снова я выбрала чёрные, потому что прошлая Мирабелла остановила бы свой выбор на чём-нибудь нежно-бежевом, белом или вообще в цветочный принт.
Глава 23
В новой одежде было удобно и одновременно непривычно: никогда не носившая штанов и спортивной обуви, я вдруг облачилась в джинсы и кроссовки на высокой подошве, которая даже немного пружинила. Говорят, будто к хорошему привыкаешь быстро, я и сама в своей прошлой жизни неоднократно проверяла это утверждение: собственный дом, любящий муж, ребёнок – ко всему этому я прикипела мгновенно. Моя новая жизнь началась с приятного – я финансово защищена, благодаря чему одета в удобную одежду. Очень хороший старт, но что дальше?
На выходе из торгового центра я удачно наткнулась на банкомат. Вставив в него одну из трех своих карточек, по которым было распределено восемьдесят миллиардов, я, словно не веря в происходящее, провела указательным пальцем по экрану банкомата, чтобы посчитать количество цифр, сложенных в пугающую сумму. И что с такими деньгами делать?.. Упершись руками в бока, я огляделась по сторонам, будто ответ на вопрос о том, как именно мне распорядиться такой пугающей суммой, мог всплыть в пустующем холле провинциального торгового центра. Но вот чудо – ответ действительно всплыл: мой взгляд зацепился за вывеску магазина Apple.
Буду стараться везде расплачиваться картой, но наличные нужно иметь на руках – не зря ведь в придачу к рюкзаку я обзавелась красивым чёрным кошельком? Пожалуй, для приличной страховки пяти с половиной тысяч долларов вполне должно хватить…
Я обзавелась новым мобильным телефоном и зачем-то согласилась на уговоры продавца, и прикупила еще и наушники, которыми никогда не пользовалась. Однако приобрести сим-карту без документов оказалось невозможным, так что, очевидно, следующее, с чем мне предстоит разобраться – это добыча паспорта для моей новой личности. Но перед этим, конечно же, мне срочно необходимо утолить свой дикий голод.
Выйдя из торгового центра, я пересекла парковку и выбросила в переполненный мусорный бак последние улики: остатки одежды восьмидесятилетней Мирабеллы Армитидж. Вслед за пакетом с одеждой полетела черепаховая заколка, которую я заменила резинкой: пропущенный через крепление кепки хвост, как и моя новая одежда, был для меня непривычен и удобен одновременно. Никогда прежде я не носила хвостов: в детстве у меня были густые косы, в юности пошли в ход укладки при помощи цветных лент, следующим этапом стали разномастные заколки и гребни. Поймав себя на мысли о том, что с хвостом меня точно никто не узнает, я тяжело вздохнула, признав глупость своего страха быть кем-то узнанной, ведь все, кто действительно мог бы меня узнать
– Теперь тебя зовут не Мирабелла, – ухватившись руками за широкие лямки рюкзака, удобно висящего за моей спиной, вслух заговорила я, таким образом стараясь привыкнуть к новому звучанию собственного голоса. – Теперь ты Рашель. Запомни это… Не так уж и сложно: не Мирабелла Рашель Армитидж, а просто Рашель, – сдвинув брови, я подумала над тем, не стоит ли мне сменить и фамилию тоже, но она всё ещё оставалась для меня слишком дорога – под этой фамилией я родилась и прожила всю свою жизнь, эту фамилию носили самые дорогие мне мужчины: мой отец, мой муж и мой сын. Всё-таки греющую душу фамилию менять не хочется. Мало ли Армитиджей в США? Однофамильцы не редкость в нашей стране. – Ну что ж, поздравляю тебя с твоим первым днём рождения, Рашель Армитидж. Восемьдесят лет минус шесть кубиков вакцины доброго гения Боффорта… Похоже, тебе двадцать лет. – Желудок отозвался на мои слова непрошенным, режущим слух рёвом, от силы которого я даже закусила нижнюю губу. – Главное, новорождённая, не вздумай умереть с голода, имея в своих карманах восемьдесят миллиардов.
Поделиться книгой: