- Могли бы вообще Барби купить с розовыми пони.
- Тебе нравятся Барби? – радостно спросила Телка, а я закатила глаза.
- И пони, и пупсы, и кукольные коляски с рюшками, - съязвила я, но Телка не поняла. Зато понял Шопен и прищурился еще сильнее.
- Шопен купил и даже сам выбрал, а я одобрила. Это коллекционный мишка Тедди. Он набит опилками, у него ручки и ножки на шплинтах…
- Лапки.
- Что?
- У животных лапки.
- Да, лапки. Верно.
Опилки у тебя в голове, Таня. Но этого я вслух не сказала.
- Скажи спасибо, Лиза! – наконец-то подал голос Хромой, вроде по-доброму, но глаза злые. Он ожидал другой реакции.
- Сенкью.
И поклонилась. Нахмурил брови, явно понимает, что есть подвох.
- Мы сейчас едем в театр, а ты как раз ляжешь спать со своим мишкой.
Я улыбнулась ей, растянув губы до ушей и пошла к себе в комнату. Дождалась, когда они уедут, потом выпотрошила мишку - ты гляди и правда опилки. Надо выкинуть во двор может крысы утащат. Пошла к ним в комнату, поломала все помады, разбила духи, порвала ее новые трусы и порезала платья. Вначале, правда, я их примеряла. Увидев свое дурацкое отражение в зеркале в шмотках этой шпалы, психанула еще больше.
Мишку он мне купил. Телке своей шмоток, обуви, косметики, духи, а мне, сука, мишку! Мне тринадцать, почти четырнадцать! На хрена мне мишка! Пусть он этого мишку засунет в задницу своей Танечке.
После всплеска ярости пришло понимание, что это пиз***ц. Что я наворотила такого, что одним Фредериком не отделаюсь. Мне оторвут уши или снимут кожу живьем. Посмотрела на себя в зеркало. На мне боевой окрас косметикой Телки, на мне ее платье и потому что оно было большое и длинное я обрезала его, но оно все равно весит как на вешалке. Я в ее туфлях. И это мой конец. Меня так и похоронят. Точнее закопают где-то под забором после того, как Шопен оторвет мне голову. А значит надо валить прямо сейчас…
Глава 7
Бежать без денег затея так себе, тупая. За время своего нахождения в этом доме я все замечала, все знала. Где и что лежит. Память у меня фотографическая. Не то чтоб Шопен раскидывался по дому кошельками, но у него имелась заначка. Такая не особо царская, но имелась и я знала где.
Воровать – это плохо, воровать у того, кто тебя кормит плохо втройне. И совесть немного уколола в затылок и даже поскребла коготками за сердце. Потом отдам. Найду, то, что прятала от отчима и отдам. Я не воровка. Я взаймы взяла. Пусть не думает. Я все верну.
Бежать надо быстро. Без раздумий и лишних сборов. Я влезла в кабинет Шопена, достала жестяную коробку времен динозавров, сперла оттуда пачку денег, обтянутую резинкой, спрятала в трусы. Времени было только на переодеться в штаны и кофту, стянув с себя обрезанное платье Тани. Дальше на задний двор через коридоры, потом между вольерами собак к ограде. Псы меня пропустили. Правда пришлось их погладить и почесать за ушами. Здесь безопасно. Единственное место, которое не просматривается с камер. Это я тоже разведала. Не то, чтоб стремилась удрать, нет. Скорее нет. Просто побывала в пункте наблюдения и внимательно проследила за видимостью объектов. Так как память у меня хорошая я поняла, что одно из мест не просматривается. Я даже нарочно пришла туда, повесила на ветку сливы белую тряпку, а потом снова просмотрела камеры. Тряпку так и не увидела. С тех пор я знала, что в особняке Хромого есть слепая зона.
Подтянуть несколько глыб из декоративной клумбы, по ним взобраться повыше, потом по ограде. Вниз прыгать с закрытыми глазами, а дальше в лес.
Почему-то мне казалось все это большим приключением. В самом начале. Я настроила планов, что удеру, через лес выйду к деревне, потом на маршрутке в город и там затеряюсь. Идиотка конечно же, но что есть то есть. Я прозрела уже в лесу, когда стало очень холодно и захотелось пить. Воду я не взяла, как и еду. Рассчитывала побыстрее выйти из леса и потом где-то купить. Может добрести до заправки. Все мои планы рухнули моментально, потому что я заблудилась. Да, по-идиотски заблудилась в этом лесу. И куда идти больше не знала. Кружила между деревьями в кромешной темноте. От страха и холода дрожали руки и ноги. Ничего, главное где-то переночевать. Под кустиком. Потом выйдет солнце, и я найду дорогу. Что там того леса? И вообще темнота сама по себе не страшна, страшны наши фантазии. Это они рисуют нам всяких монстров и чудовищ. Да кто уже может здесь оказаться?
«Ну например дикие животные. О волках ты не думала, Лиза?» Вопрос зазвучал голосом Шопена, и я вздрогнула, оглядываясь по сторонам. Пока что вокруг было тихо, никаких волков не наблюдалось. Я устроилась под деревом, натаскала себе еловых веток, соорудила нечто типа лежанки, примостилась спиной к дереву, так чтоб все было видно. Под утро уснула. Отключилась. Когда проснулась от теплых лучей майского солнышка сразу воспряла духом. Ну вот уже утро, я выберусь из этого леса и…И хрен вам я из него выбралась. Ни конца ни края этим деревьям. К полудню я уже выбилась из сил и ужасно хотела пить и есть. Особенно пить. Дожем и не пахло. Конец мая выдался жарким и засушливым. Даже в тени деревьев было душно, ни ветерка. Пить хотелось все сильнее. Идея удрать уже не казалась такой забавной и правильной. К вечеру, набродившись вдоволь по лесу и так и не выйдя ни к дороге, ни к деревне я выбилась из сил и села прямо на землю, потом легла на траву. От голода урчало в животе, а от жажды начало драть горло. Сколько я прошла? Не может же он быть бесконечным? Это же не тайга какая-то? Это просто лесопосадка. Вторая ночь в лесу прошла тревожнее первой. От усталости и жажды меня начали мучить кошмары и даже галлюцинации. Я вздрагивала, оглядывалась по сторонам. Мне казалось, что за мной наблюдают, казалось, что кто-то смотрит на меня из темноты.
Под утро я вправду слышала вой волков и больше не уснула. Потом мне показалось, что они подобрались ко мне и я побежала что есть силы, упала, подвернула ногу, долго ползла куда-то в кусты. От бессилия, страха и жажды я разревелась. Дура несчастная, ну отлупасили б меня Фредериком и закрыли в комнате. Ничего страшного. Вытерпела бы. А теперь я в этом лесу… и меня почему-то никто не ищет. Конечно…У него ж появилась Танечка. Зачем ему меня искать? Он может и не заметил, что меня нет или наоборот вздохнул с облегчением, что избавился. Сволочь. Радуются там оба, что меня больше нет. Празднуют. Я почему-то представила как они оба сидят за столом, пьют вино, едят шашлыки и бутерброды с красной икрой и разревелась еще сильнее.
Только мне удалось задремать, как начался дождь. Вначале я обрадовалась. Ну вот и все. Я напьюсь. Но ничерта подобного. Это только в кино радостно открывают рты и пьют дождевую воду. Мне на язык попадали какие-то капли, но жажды они не утоляли. А в еловом лесу нет даже листочка, чтоб набрать воды и попить. А дойти до того, чтобы вырыть руками яму и пить грязную воду…наверное пока еще не дошла. Но мысли были.
Я так мучилась от жажды, когда промокла до нитки, замерзла как псина, потому что вдруг невыносимо похолодало. Температура упала от сырости и меня пробирало до костей в мокрой одежде и обуви. Повсюду образовалась грязь, непроходимая чавкающая жижа, в которой увязали ноги. Уставшая, я пристроилась под деревом, чтобы уснуть, но меня разбудил волчий вой. Я вскочила, оглядываясь по сторонам. Вой словно приближался. Мне даже показалось, что в темноте сверкнули звериные глаза. И от ужаса у меня встал каждый волосок на теле. Я бросилась бежать куда глаза глядят. Вой все равно слышался позади меня. Ветки хлестали по лицу, кустарники какой-то колючей дряни царапали ноги, руки и все, куда могли дотянуться. Ушибленная нога адски болела. И я бежала, хромая. Потом ползла, потом снова бежала. Пока не оказалась…О БОЖЕ! Я оказалась у ограды особняка Шопена. И глазам своим не поверила. От радости я разрыдалась и мне захотелось расцеловать каждый кирпич ограды. Теперь оставалось залезть обратно…Не знаю, как я это сделала. Мокрая, дрожащая, грязная как черт, уставшая как собака я взобралась по этой проклятой ограде и буквально мешком свалилась в саду в лужу. Но мне уже было все равно. Впереди маячили вольеры и… миски собак с водой. Я рванула туда, упала на колени, жадно схватила миску и принялась пить.
- С возвращением…
Голос Шопена заставил вздрогнуть всем телом, и я медленно подняла на него глаза. Стоит напротив меня, с тростью в руке. Прищурившись, смотрит как я пью из собачьей миски. Ухмыляется уголком рта, и я отвожу взгляд. Я чувствую себя униженной и растоптанной, я чувствую себя псиной, которая вернулась к хозяину. Меня всю трясет и зубы стучат о края миски, когда я пью воду. Грязные пальцы скрючило от холода. Я моргнула два раза и …куда-то откинулась назад. Снова в темноту.
Она осталась здесь жить. В его комнате. Эта его краля. Таня. Телка. Не знаю почему, но каждый раз когда я видела ее мне хотелось разреветься. Каждый раз меня просто выворачивало и не хватало сил даже на нее посмотреть. Шопен заставил меня перед ней извиниться. За ее шмотки, за ее косметику.
Я не была научена дрессировке, но он меня муштровал как последнюю псину. И каждый раз я буквально физически ощущала, что ломаюсь, как будто хрустят мои кости.
- Ну извини…
Пробубнела я и меня схватили за шкирку.
- Нормально извинись.
- Я нормально извинилась!
- Тебя научить? Давай повторяй за мной – Таня, извини меня, пожалуйста за то, что я испортила твои вещи. Давай! Я жду! Или обратно пойдешь. На улицу!
Красота. Теперь я больше не хочу сбежать. Меня не держат, а шантажируют тем, что могут вышвырнуть.
- Ну так отправь обратно на улицу! – зашипела я, - Я извинилась! Ноги лизать не собираюсь!
- Будешь лизать если я скажу!
Схватил за затылок, наклонил вниз, заставляя стать на колени и пригибая меня буквально к ногам своей телки.
- Не буду! – он мог разорвать меня на части, но я не стала бы просить и умолять и уж точно целовать ей ноги!
- Извиняйся нормально! Я сказал!
- Извини, Таня! За испорченные вещи! Так сойдет?
Отпустил меня, и я тут же выпрямилась.
- Сойдет. А теперь пошла к себе в комнату. Сидишь там неделю безвылазно. Фортепиано утром и вечером.
Как же я его в эти дни ненавидела. Так люто, как никогда за все это время. Меня аж колотило и злые слезы катились из глаз.
Я сама не выходила из комнаты, потому что видеть эту суку у нас дома сил не было. У нас дома! С каких пор ты, дура несчастная, решила, что это ваш дом? Его дом и этой крали скоро будет, а тебя выпрут на хрен к такой-то матери.
От мысли об этом стало мерзко и неуютно. Я уже побывала там, за оградой, побегала по лесу, поголодала, высыхала от жажды. Больше так не хотелось, а разум подкидывал картинки и похуже.
Нужно сменить тактику, Лиза. Ты же не дура? Ты умная, по крайней мере считаешь себя умной. Начни играть по его правилам. Что он там хочет? Чтоб ты ладила с его телкой – начни ладить. Будь паинькой и посмотри, что с этого получится.
Через неделю я выползла из комнаты в столовую, чтобы позавтракать со всеми. Обычно я оттуда выползала к полудню и надо отдать должное Шопен меня не трогал, не будил и в мое личное пространство не лез. За исключением уроков по музыке и репетиторов. Но он учитывал, что я сплю допоздна. Думаю потому, что я хорошо училась. На отлично.
Они завтракали. Вдвоем. И явно прекрасно себя чувствовали без меня. Какой же он со стороны лапочка, мимими. Фу. Он с ней не такой как со мной. Не настоящий. Словно маску надел и играет хорошего. Сидят о чем-то разговаривают. Он с газетой, а она с чашкой кофе, мизинец оттопырила с розовым ногтиком. Блевать от них хочется.
- Доброе утро! – поздоровалась я, привлекая их внимание, хотя Шопен давно меня заметил просто игнорировал.
- Доброе утро, Лиза…, - поворковала телка и улыбнулась мне.
Я села за стол, бросила угрюмый взгляд на Шопена.
- Невежливо не здороваться, когда с тобой здороваются!
- Здравствуй, Лиза!
Но от газеты не оторвался. Пьет свой крепкий чай заваренный так, что ложку можно ставить и курит сигарету.
- На завтрак сегодня яичница с беконом. Тебе сейчас принесут. Ты любишь яичницу?
- Да. А ты?
Бровь Шопена приподнялась, но он все еще не смотрел на нас.
- И я люблю. По утрам почти каждый день ем яйца. Это очень полезно для волос. У тебя очень красивые волосы, Лиза. Можно как-нибудь отвести тебя в салон и сделать прическу.
- Можно! – согласилась я и начала ковырять яичницу, которую на самом деле терпеть не могла. Иногда омлет и то по праздникам.
- Вообще можно сходить по магазинам и купить тебе новую одежду. Ты же скоро пойдешь в школу.
- Что?
Я так и застыла с вилкой у рта. Мне не показалось?
- Да, мы с Шопеном решили оформить тебя в интернат. По выходным ты будешь приезжать к нам в гости.
Теперь он оторвался от газеты и смотрел на меня. Улыбается уголком рта, выжидает. Доволен произведенным фурором.
- Сами идите в интернат! – рявкнула я и со злостью дернула скатерть кофе телки перевернулось ей на платье она закудахтала, побежала отстирывать, а я посмотрела на Шопена и процедила.
- Отдашь в интернат – расскажу, как ты всех замочил! И выкрал меня!
- Валяй!
Улыбается, вытирает рот салфеткой. Ему, бля, весело. А мне нет.
- Расскажу!
- Вперед! Тебя отвезти в участок или сама дойдешь?
Тяжело дыша смотрю на него и руки чешутся запустить что-то тяжелое или впиться ему в лицо.
- Это твоя решила?
- Это я решил!
Мои руки мелко дрожат и кажется в голове отстукивает набатом, в горле перехватило от вопля.
- Я не хочу!
- Не хочешь?
- Не хочу!
- Тогда ты должна соблюдать правила этого дома! И первое из них – никогда мне не перечить!
- Я и не перечу!
Указал на меня пальцем и я прикусила язык.
- Второе правило – ты уважаешь меня! Уважаешь людей, которые находятся в этом доме и не хамишь им!
- Это ты про нее!
- Это я про Таню, да!
- Хорошо! Еще что?
- Ты учишься в школе, как нормальный ребенок и не пытаешься сбежать!
- Хорошо!
Кажется, он удивился, что я так быстро согласилась. Но на самом деле больше улицы и голода с жаждой я боялась интерната. Это для меня было как тюрьма, как кошмар, как нечто запредельно ужасное.
С этого момента между нами появился некий договор которого мы оба придерживались. И я старалась вести себя нормально. Насколько вообще умела. Мне сделали новые документы. Каким образом это получилось у Шопена я понятия не имею. У меня теперь была новая фамилия…
- Когда у тебя день рождения?