Самойлов вздохнул, очевидно сомневаясь в моем интеллекте и продолжил:
— Естественно, что вы первоначально не соглашаетесь на совершение преступления, но ваш собеседник должен угрозой или за деньги, но заставить вас согласится совершить убийство. После этого вы требуете аванс. Не важно где, но часть денег должно быть передано заранее. Мы, естественно, будем техническими средствами процесс контролировать. Затем требуйте несколько дней на подготовку и оговариваете способ окончательного расчета. Сразу после окончательного расчета мы всех задержим. Вас, кстати, тоже, чтобы сразу не возникли подозрений о том, что имело место имитация покушения под нашим контролем.
Убедившись, что я запомнила свою роль, старший из оперативников дал добро на звонок. После телефонного разговора я была мокрая, как мышь, но, судя по довольным лицам милиционеров, все, пока, шло нормально.
— Ну, а теперь что?
— Теперь осталось уговорить вашего банкира, чтобы он немножко помог нам и притворился мертвым, вместе со всеми домочадцами.
— И кто будет уговаривать?
— Я и вы
— Я очень сомневаюсь, что мы справимся.
Вечером к моим соседям по подъезду пришла в гости шумная компания родственников. Посидев часа три, громко исполнив с десяток русских застольных песен, типа «Хаз-булат удалой» и «Шумел камыш», гости ушли, между делом изъяв из принадлежащего мне почтового ящика пакет с деньгами, засняв процесс выемки на камеру и в присутствии чуть-чуть выпивших понятых, заодно, сняв множество отпечатков пальцев к конверта. Конвертик с мазью для собаки я ментам не отдала, хотя пришлось выдержать скандал со следователем. Рану псу, который от отсутствия сил почти не дышал, я обработала, согласно инструкции, написанной корявым почерком на маленькой бумажке. Правда бумажку у меня после всего все-таки изъяли.
Во двор банкира я въехала на такси. Охране, не желающей пускать во двор постороннюю машину, я сказала, что приехала с вещами, и они могут начинать таскать мои баулы в дом. Желающих, почему-то не нашлось, машина заехала во двор и встала у черного хода.
В кабинете Леонида Борисовича меня ждали те же лица:
— Здравствуйте, господа.
— Здравствуйте, Людмила Владимировна. Хотел вам позвонить, с печальной новостью, но решил оставить разговор до встречи.
— Что случилось, Федор Евгеньевич?
— Мальчика мы влюбленного подобрали, под девушку, которая с бывшим зятем Леонида Борисовича встречалась. Вот с ним несчастье случилось. Один раз с девушкой встретился, до дома ее проводил, а потом, дома, умер во сне. Сейчас думаем, что дальше делать.
— Очень плохо. А у меня новость гораздо хуже. Леонид Борисович, супруга ваша законная объявилась. Помните, которая у вас без вести пропала, двадцать пять лет назад. Сказала, что это вы аварию подстроили, хотели, чтобы она с вашим не рожденным дитем погибла. Так что считает банк ваш своим и очень хочет, чтобы вас и дочери вашей официальной на этом свете не стало. И мне вас заказали исполнить, даже денег вчера дала, немного правда, но обещала добавить, после того, как в наследство вступит после ваших похорон.
Мои собеседники изобразили немую сцену из финала спектакля «Ревизор», правда начальник службы безопасности еще зачем-то вытащил из-под пиджака пистолет и навел на меня.
— Федор Евгеньевич, пистолет уберите, я оружия очень боюсь. Там во дворе такси стоит у гаража, на заднем сидении прячется подполковник из областного УВД, который очень хочет с вами обоими переговорить насчет того, как вам с минимальными потерями выбраться из этой ситуации. Давайте сейчас я его аккуратно приведу сюда.
— Какая жена? Какой ребенок? Какой подполковник?
Орал банкир страшно, целый час. Нас с подполковником выгонял из дома раза четыре. Мне то было индифферентно, встретились большие дядьки, пусть договариваются между собой, а я девочка. Подполковник из УВД слушал крики Леонида Борисовича абсолютно бесстрастно, каждый раз возвращая разговор в русло конструктивного обсуждения плана операции. Сначала в разговор влезла дочь хозяина дома, которая была очарована красавцем-милиционером, затем к уговариванию дедушки подключилась Юленька, которую Самойлов обещал держать за руку во время действа. Потом Леонид Борисович ослабил напор, и позволил себя уговорить. Наконец они договорились. Подполковник, пригибаясь, нырнул на заднее сидение, таксист перестал изображать ремонт пробитого колеса, быстро убрал домкрат, и мы отбыли. В последующие два дня в загородном доме работала бригада по ремонту окон из пиротехнического отдела УВД. Под видом замены резинок и прочей фурнитуры в оконные проемы вставлялись защитные экраны, заряды направленного действия, другая химическая дрянь. В оговоренный день я позвонила по вбитому в голову номеру сотового телефона, сказала, что взрыв произойдет сегодня, и предложила еще раз подумать, надо ли моей заказчице это. Мне сухо предложили делать свое дело. Лагерь девиц на поляне, напротив дома банкира пришел в движение, все обитатели палаток выстроились в ряд, наверное, для получения солнечных ванн. Я попрощалась с обитателями дома и пошла к автостоянке, чтобы через пару минут оказаться лежащей на остром щебне от удара воздушной волны.
Управление уголовного розыска областного УВД, осуществлявшее оперативное сопровождение раскрытия покушения на владельца банка «ВостокСибирьУрал» оказалось в большой попе. Голос Анны Николаевны, воскресшей из небытия законной супруги хозяина банка, согласно заключению фоноскопической экспертизы, не соответствовало голосу заказчицы убийства семейства банкира, записанного сотрудниками милиции. Из задержанных дам, сопровождавших старшую ведьму к нотариусу, удалось притянуть к делу только одну, отпечаток пальца которой сняли с одной из американских купюр, изъятых в моем почтовом ящике в качестве аванса за убийство. Еще один отпечаток с купюры принадлежал девице из палаточного лагеря, снявшегося с места сразу после взрыва. Единственное, что можно было предъявить Анне Николаевне, это фрагмент отпечатка ее ладони на флаконе с зельем для Ареса, который все-таки забрал у меня следователь после того, как его содержимое было вылито на рану пса. Все улики были косвенные, адвокаты задержанных забросали жалобами областную прокуратуру. Прокурор области, согласовавший ментам громкий «бух», материл по телефону милицейского генерала, и клялся, что больше он никогда, слышишь, никогда не подпишется в этот блудень. Глубоко в попе негра чувствовала себя и я, сидя на неудобном стуле в кабинета подполковника Самойлова, который безуспешно пытался, пустив в ход, все свое обаяние и меня, в роли раскаявшегося исполнителя ее гнусных замыслов, уговорить Анну Николаевну подписаться на лет пятнадцать лагерей. Анна Николаевна искренне и звонко смеялась, отвечая, что признается во всем только в том случае, если бравый подполковник принесет официальную справку, что все пятнадцать лет они будут сидеть вместе, в одной камере, погрузившись в океан безумной страсти. При этом острые взгляды, которые она периодически, отсмеявшись, кидала на меня, обещали мне модный в этом сезоне деревянный костюмчик в самое ближайшее время.
Тишину под дверью кабинета внезапно разорвал какой-то шум и крики, затем дверь распахнулась, и на пороге нарисовалась, почему-то живая, жертва смертоносного взрыва, незабвенный Леонид Борисович.
— Аня, это ты?
— Так ты живой, а я чувствую, что это ментовская разводка!
— Господи, Аня, это ты! Мне сказали, а я не поверил, думал очередная мошенница!
— То есть, не рад меня видеть, Леня?
— Аня, я думал ты погибла! Я же ничего не знал!
— Это же ты, паразит, что-то сделал с тормозами!
— Аня, я ничего не делал, я тебя всегда любил!
Какой-то чин в серой форме попытался увести взволнованного банкира из кабинета:
— Леонид Борисович, так нельзя, пойдемте со мной!
— Да подожди ты, мне поговорить надо — банкир захлопнул дверь и навалился на нее. Кто- то пару раз безуспешно толкнул дверное полотно из коридора, после чего прекратил свои попытки.
— Аня, я всегда тебя любил и никогда не делал тебе ничего плохого.
— А, от девки своей ребятенка завел, ты тоже для меня? — Анна Николаевна, потеряв всю свою вальяжность, еле сдерживала слезы, в волнении комкая в руках лист бумаги, на котором подполковник предлагал ей написать явку с повинной.
— Аня, ты меня прости, молодой был, глупый, не понимал того, сколько ты для меня делаешь. Еще и коллеги прицепом называли, что только за тобой следовать способен. Вот так и получилось.
Женщина молчала, отвернувшись к окну.
— Аня, я сейчас все вопросы решу и дело закрою, потом нам надо будет поговорить!
— Делай что хочешь. Но можешь особо не суетится, тут у товарищей итак не срастается, так что скоро я и сама выйду.
Банкир вышел. Мы просидели в полной тишине полчаса, говорить было нечего. Потом Самойлова с Анной Николаевной куда-то вызвали. Через десять минут Самойлов вернулся один, молча подписал мне пропуск и проводил до постового на выходе. Я шла домой, чувствуя себя как выброшенная за порог старая половая тряпка. Если я останусь жива (красноречивые взгляды Анны Николаевны я восприняла очень серьезно), то больше вписываться в комбинации сильных мира сего или правоохранителей. Да лучше сразу повесится, будет менее болезненно.
До Леонида Борисовича я дозвонилась только на следующий день. Все это время я безвылазно сидела дома, лишь на короткое время выводя Ареса пописить в палисадник, так как на улице чувствовала себя крайне неуютно. Хорошо, что занятия в институте уже закончились, а то бы было еще грустней.
— Леонид Борисович, здравствуйте, это….
— Людмила Владимировна, мне сейчас очень некогда, не могли бы вы….
— Вы меня извините, я очень рада обретению вами семьи, но мне кажется, что вы мне кое что задолжали….
— Людмила, деньги вам выплатят в ближайшее……
— Деньги — это очень хорошо, но покойникам они не нужны.
— Каким еще покойникам?
— Анна Николаевна прямо и недвусмысленно сказала мне, что за помощь вам она меня отблагодарит, и жить мне осталось пару дней, не больше.
—……….
— Алло, Леонид Борисович?
— Я думаю Людмила Владимировна. Давайте сделаем так — сегодня вечером у меня встреча с Аней в китайском ресторанчике на улице Погибшего Главнокомандующего. Я надеюсь разрешить там все наши разногласия. Заодно, я решу ваш вопрос. Вы очень много для меня сделали, поэтому оставить вас без поддержки я не могу. Приходите часиков в семь вечера. Вам машину прислать?
— Спасибо, сама доберусь, до свидания.
Я выглянула в окно. Уже несколько дней на ветке старого клена напротив моих окон сидели две странные вороны. Они сидели там с круглосуточно. Даже в ночной темноте, я видела два зловещих силуэта. Периодически, какая-то из ворон улетала по своим вороньим делам, но одна постоянно находилась на боевом посту. Я вздохнула. Вот, так, в кои веки приличной девушке выпала возможность сходить в ресторан, и то приходится всячески выворачиваться. Я позвонила Николаю, взяла с него обещание, что он обязательно выполнит мое задание, а потом спустилась к соседке на первый этаж:
— Тамара Михайловна, я у вас пальто видела, кофейное такое, мне кажется у него пятно на рукаве очень большое, давайте я его в химчистку сдам.
Китайский ресторанчик на улице Погибшего Главнокомандующего был первым заведением, открытым в нашем городе гражданами Срединной Империи, и пользовался популярностью. На стоянке у входа всегда было много машин. Чуть в стороне, на большом пустыре, гуляли собачники. Но я скромная студентка, поэтому подошла к черному входу и нырнула в адский лабиринт ресторанных подсобок. Пальто Тамары Михайловны, как и боты «прощай молодость», шерстяной платок и палочку, оставшуюся на память от моего покойного друга — Аркадия Николаевича Старыгина, я завернула в пакет и сунула в щель между металлическими гаражами, стоящими в три ряда за нашим домом. Вороны равнодушно проводили сгорбленную и опирающуюся на полку знакомую им фигуру старушки с первого этажа, и продолжили наблюдение за моими окнами. То, что в соседнем дворе старушка превратилась в молодую девушку, чужие соглядатаи не видели и тревогу не подняли. А пальто я после всего в химчистку отнесу, если жива останусь, не велики затраты, а отношения с соседями надо поддерживать.
Проскочив по узкому коридору подсобок ресторана и чадному помещению кухни, так быстро, что никто не успел меня остановить, я проверила, не замарала ли я свое новое платье и вошла в обеденную зону. Хостес на входе, молодая девушка, одетая в красно-золотое тяжелое платье в восточном стиле, выпучила глаза, заметив неучтенного гостя, но с любезной улыбкой поспешила ко мне. Я кивнула в сторону Леонида Борисовича, одиноко сидящего за столиком в уютном закутке, назвала свое имя. Девушка улыбнулась, но отвела меня за стол, стоящий чуть в отдалении. Я попросила зеленый чай, и стала ждать. Через десяти минут в ресторан вошла Анна Николаевна в сопровождении двух симпатичных девушек, одна из которых была неуловимо похожа на старшую ведьму. Анна Николаевна двинулась к столу своего законного мужа, который встал ей навстречу. Девицы же, оставшись у входа, стали внимательно рассматривать посетителей. Делали они это спокойно, пока не встретились взглядом со мной. Увидеть меня здесь они явно не ожидали, и очень сильно заволновались. Одна, которую я посчитала за дочь ведьмы и банкира, быстрым шагом двинулась к столику родителей, вторая подошла ко мне.
— Привет, чай будешь? — я сделала приглашающий жест. Девица шлепнулась на стул, не отрывая от меня тяжелого взгляда.
Дочь колдуньи, склонившись к плечу матери, что-то взволнованно доказывала ей, и, не куртуазно, тыча пальцем в мою сторону.
— Ты как здесь оказалась? — задала вопрос моя соседка.
— На метле прилетела. А ты?
— Я серьезно. Мы за твоим домом следим.
— Я знаю. Я умею в кошку превращаться.
— Врешь! — в глазах моей собеседницы царила растерянность.
В это время дочь банкира подошла к нашему столику, и потянула мою соседку, с которой у меня только установился контакт, к выходу.
— Да подожди, куда мы пойдем, у этой нож в сумке, я чувствую!
— Не в сумке, а в ножнах на бедре — вежливо сообщила я.
— Пойдем, мать сказала на улице ждать — понятно, насчет дочери я угадала.
— Но…
— Пойдем.
Молодые ведьмы, бросая на меня грозные взгляды, вышли из ресторана.
Ко мне же подошел официант, и пригласил меня за столик банкира.
— Здравствуйте, Анна Николаевна — любезно по приветствовала я свою заказчицу.
— Не могу пожелать тебе того же, девочка — сухо ответила женщина.
— Аня, я тебя прошу. Девочка защищала меня, сделала что могла. Давай в знак нашего примирения, ты ее простишь!
— Хорошо — дама взглянула мне в глаза, и я ей не поверила.
— Анна Николаевна, поклянитесь, пожалуйста, что не вы, ни ваши девочки не будут пытаться или замышлять сотворить зло мне или моим близким.
Анне Николаевне моя просьба не понравилась. Она молча буравила меня тяжелым взглядом.
— Аня, пожалуйста — Леонид Борисович положил свою ладонь на руку обретенной супруги. Женщина вздрогнула, посмотрела в лицо мужчине, и искренне, светло улыбнулась.
Не отрывая взгляда от мужа, она, медленно и раздельно, сказала:
— Людмила, клянусь Луной, что ни я, ни мои девочки, не будем творить или замышлять зло тебе или твоим близким.
Я хотела высказать, что кроме ее девочек она может обратится к кому-нибудь еще, но поняла, что требовать от Анны Николаевны чего-то дополнительно будет опрометчивым перебором. Поэтому я молча поклонилась и вернулась за свой столик. Я допивала свой невкусный зеленый чай, ожидая официанта с расчетом, когда это все произошло.
К столику, за которым сидели, молча глядящие друг другу в глаза, мужчина и женщина, быстро подошла девушка в фартуке официанта, только платье было не форменным, золотисто — желтым, а обычном, зеленом платье, что-то громко крикнула и бросила в стол две литровые банки со странной темно-фиолетовой жидкостью. Через секунду над столиком банкира с треском взметнулось зеленое пламя, а метнувшая сосуды девушка шустро бросилась к выходу. Несколько секунд народ в ужасе смотрел на огромный костер, рвущийся к потолку. Сквозь всполохи адского пламени темнели смутные силуэты двух людей, переплетших ладони на поверхности стола. Потом затрещала загорелись плитки, украшавшие высокий потолок над костром и люди с криками рванули к спасительному выходу.
Глава 7 Наследник второй очереди.
Сквозь всполохи адского пламени темнели смутные силуэты двух людей, переплетших ладони на поверхности стола. Потом затрещали, охваченные пламенем, пластиковые плитки, украшавшие высокий потолок помещения, и посетители ресторана с криками рванули к спасительному выходу. Меня опалило жаром, я попятилась к выходу. Сквозь химическое зеленое пламя с трудом проглядывались силуэты странной парочки, продолжавшей сидеть за столом, переплетя руки.
С работы вернулся пораньше, закинул в желудок поздний обед, и, на Людиной «копейке», пока не наступил час «пик», выдвинулся в центр Города. Место для наблюдения досталось хорошее. С одной стороны, до самого горизонта, теснятся, Великой китайской стеной, девятиэтажные панельные «брежневки», и куча народу носится по своим делам. А сразу за китайским рестораном и стоянкой — огромный пустырь, засаженный редкими молодыми березками с покосившейся табличкой «Здесь двенадцатого апреля одна тысяча девятьсот девяносто первого года заложена аллея Космонавтов» и широченная автомагистраль, с десятками, проносящихся каждую минуту, машин. На пустыре, все время, с десяток человек собак выгуливает, вот мы к ним с Никсоном и присоединились. Пока мой малорослик осторожно обнюхивался с местными хвостатыми старожилами, в знак мирных намерений прижав длинные уши, я зацепился языками с их хозяевами, встав спиной к гудящей дороге, чтобы держать под постоянным наблюдением здание ресторана. Ждать пришлось больше часа. Местные «собачники» уже сменились, одни ушли, другие пришли, увеличив круг моих знакомств, моя собака набегалась и, высунув язык на бок, уютно завалилась мне на ботинки. Только после этого показалась моя подопечная, которую я сразу засек, несмотря на сгустившиеся сумерки. Люда повертелась возле ресторана, очевидно, надеясь увидеть свое прикрытие, а потом нырнула в темный зев черного входа.
— Что малыш, нагулялся — я наклонился к вскинувшемуся Никсону: — ну, пойдем домой. Всем — до свидания.
Приветливо кивнув дружному кружку собачников, я, помахивая поводком, двинулся в сторону арки жилого дома, но, не войдя в нее, вдоль ряда тополей, пошел в сторону ресторана. Никсон бодро бежал у ноги, наверное, радуясь скорому возвращению домой, ужину и сну. Только радость пса была преждевременной. Не доходя до ресторана метров пятьдесят, я встал у края дорожки, держа под наблюдением и само двухэтажное кирпичное здание, и частично, черный вход, с кучкой мусорных контейнеров, набитых какими-то картонными коробками. В окнах заведения уютно светились красные китайские фонарики, азиатская, ни с чем не перепутаешь, музыка доносилась, приглушенно и не навязчиво. Возле крыльца, украшенного такими же фонариками и флажками с желтыми драконами, стояло несколько небольших компаний, слышался оживленный говор, смех, вспыхивали огоньки сигарет. Быстро темнело. Я успел подумать, что вечер, наверное, будет долгим и скучным, когда затемненные окна заведения осветились изнутри странной вспышкой, а затем события понеслись вскачь. Вспышка за темными окнами превратилась в странную, похожую на мерцающее пламя, подсветку, двустворчатая дверь ресторан грохотом распахнулась, откуда выскочила девушка в красном длинном фартуке, а затем повалила орущая в панике толпа. Курильщики бросились к крыльцу, пытаясь вернутся в ресторан, на крыльце образовалась куча-мала, кто-то упал, о него запнулись, дико орали женщины, кто-то уже дрался. Я подхватил пса на руки и рванул к месту событий. В окнах уже полыхало настоящее, химически-зеленое пламя, красные фонарики тухли, один за другим. Драка на крыльце, яростно вспыхнув, уже прекратилась. Кто-то смог организовать людей, растащить упавших. Двое мужчин держали створки дверей раскрытыми на всю ширину, продолжавших выбегать из здания людей оттаскивали в сторону, не давая скапливаться на проходе, двух теток, рвущихся в пламя пожара «за сумочками, на минутку, уйди, черт узкоглазый», не пускал, раскинув руки, огромный китаец в белой поварской куртке. Несколько человек, очевидно, пострадавших при эвакуации, оттащили в сторону, над ними хлопотали люди, оказывая помощь. Кому-то лили на лицо воду, пожилому мужчине, тяжело дышащему, просто положили под голову куртку и расстегнули до живота одежду, а чуть дальше, метрах в пятнадцати в стороне, я увидел знакомые сапоги с подковками на каблучках. Я бросился туда, но не добегая несколько шагов, остановился, опустил на землю Никсона и, со вздохом, потянул из поясной «оперативки» пистолет. Оказанием помощи тут, явно, не пахло. Три молодых девицы, в черных кожаных куртках, и узких темных джинсах, как-то, не по-доброму, прижимали к земле Людмилу, а одна из них, даже, держала у ее горла, набившую уже мне оскомину, острую черную железяку, что-то угрожающе, шипя. Мне удалось практически бесшумно подойти поближе, поэтому хозяйка черного ножа испугалась, когда я намотал на кулак ее роскошный, пахнущий шампунем, брюнетистый «хвост», перехваченный золотистой заколкой, а изящного ушка коснулся ствол «Макарова».
— Мы же не будем делать глупости, правда? Люда, что произошло?
Побелевшие от страха глаза моей женщины приобрели нормальный, серый оттенок.
— К столику подошла девушка, в фартуке официанта, но зеленом платье, что-то крикнула, и бросила… потом все загорелось… а Анна Николаевна и Леонид Борисович за столиком сидят… все горит, а они в пламени сидят, не шевелятся, только за руки держатся… — из глаз Люды выкатились, блеснувшие в вспышке, вырвавшегося из лопнувших витринных стекол пламени, слезинки.
— Я видел эту девку, она первой выбежала — я дернул за волосы, ойкнувшую от боли, девчонку: — нож убери и пошли ее искать, если нам повезет, то может быть, поймаем.
Оббежав ресторан, и, не найдя никого похожего в толпе людей, мы с, вполголоса бормочущей какие-то проклятия, ведьмой выбежали на пустырь.
— Вон, смотри — я ухватил рукой за тонкое, обтянутое кожей плечо: — видишь, у дороги, голосует!
Под фонарем, метрах в двухстах от нас, металась у обочины стройная фигурка в зеленом. Нам повезло, наверное, не все желали везти куда-то странную девушку без верхней одежды, и судя по ее прыжкам, не совсем в адекватном состоянии.
— Куда? — я успел схватить за многострадальный «хвост», кинувшуюся вперед девицу: — Пока добежим, она уехать может, из-под носа. Я через минуту на машине буду. Никсон, за мной.
Не через минуту, а секунд через тридцать я тормознул перед, в панике заламывающей руки, ведьмы:
— Садись.
— Она уехала, в оранжевую машину села, вон туда поехала. Мы не успеем!