Помоги проекту - поделись книгой:
Я отрицательно помотал головой. Он долго смотрел на меня, потом продолжил.
— Хорошо. Местные боятся. Закрывают глаза, затыкают уши. А я хочу этих шайтанов покарать. Мы не пойдем дальше, зная, что оставили за спиной безнаказанное зло. Что ты мне скажешь?
— Дядя Адам, я с таким сталкивался. Эти люди позорят человечество. А ещё местные напрасно думают, что спрячут голову в песок, то есть, в снег. Банды как гиены, съедят все, что есть под ногами и примутся грабить вокруг. Дойдут и до спрятавшихся. Ограбят, убьют. Сейчас большая часть человечества погибла, и я не хотел бы, чтобы среди горстки выживших были такая мрази. Простите, если грубо выражаюсь. Жизнь и так слишком тяжела. Могу я кое-что предложить? И прошу прощения, если говорю что-то глупое или недостойное.
— Говори. Мужчина должен говорить, должен думать, должен нести ответственность за слова и поступки.
— Сколько у вас стволов?
— Считать нужно воинов, Антон. Девять. Точнее, пока восемь, Салах ещё сильно ранен. Плюс, местных собрали четырнадцать, считая тебя.
— А врагов?
— Мы не знаем.
— Значит, нужна разведка, нужно взять «языка». Узнать сколько их, где база, какое вооружение? Давайте я схожу. Но мне бы один ваш, кто-то осторожный, но решительный. Для прикрытия.
— Все мои парни решительные, дорогой Антон. Хорошо. Отдыхай пока. Сходи, поешь, поспи, умойся, помолись. Утром, если не передумаешь, сходи на разведку. Наверное, Кюра с тобой пойдет.
Гроб затащил в подвал. Там заправляла какая-то немолодая тётка с усталым лицом, которая звалась Надеждой Юрьевной. Чеченцы сконцентрировали большую часть выживших поселка в здании местного подразделения какого-то геологического института, организовали перенос продуктов из местных пятерочек (все, что не было замародёрено ранее), доставку воды, перенесли медикаменты, и вообще действовали быстро, уверенно и грамотно. В первый момент думал пожертвовать часть своих запасов, но быстро оценил, что недостатка в провизии нет, подарил пачку соли, поел щедро приправленную специями кашу, проверил как там Дарина и Серёжа. Дети и женщины обитали отдельно, у них было довольно тепло. Принес им из гроба их спальники, сам лёг спать в основном зале на одной из кушеток на тонком голым матраце со штампом «БО имени Тимирязева».
Кто-то безбожно храпел.
Засыпалось трудно. Думал о своих, вспомнился дом у лесопилки, который меня приютил. Интересно, ворона, которая за мной следует всё та же или мне так кажется? А если двигается за мной, считает меня другом или ждет возможности выклевать глаза?
Чеченцы суровые. Встретили катаклизм в Кургане, были по каким-то своим делам. Когда поняли, что мороз не собирается заканчиваться, нашли вертолёт Ми-8, снарядили, собрали команду из нуждающихся в перемещении в сторону Европы, пролетели восемьсот с лишним километров до Самарской области, кое-как сели, поняли, что дальше техника не полетит, не смогли найти транспорт, собрались, пёхом пересекли скованную льдом Волгу и упорно двигались на юго-запад. Перед их глазами были множество городов и местностей. Уверенно идут в Чечню. И про суперзиму тоже в курсе. Тем не менее идут. Сурово.
Постепенно, беспокойный неуютный сон накрыл меня.
Утром, после некоторых колебаний, припрятал себе ПП-91 и один ПЯ, часть патронов, остальное отнёс Дяде Адаму, который все так же пребывал в ленинской комнате. Старший принял принесенное с достоинством, как должное.
Вскоре я уже ручкался с бойцом, который меня же вчера и задерживал.
— Милаев Кюра, — нахмурил брови он. — Можешь называть «Соколом».
— Антон Осоедов, — ответил я. — Странник. Кстати, осоед, это разновидность ястреба.
— Ну, тогда полетели, поохотимся.
Глава 5
Тьма
Вечер.
Мы определенно достигли старинного городка Родимов, но не наблюдали в нём ни единого источника света.
За весь день перекинулись дюжиной дежурных фраз, почти всё время молча и остервенело пёрли к цели, ориентируясь по карте и компасам. Он меня называл «сталкером», сказал, что играл в игру, смысл ему вполне понятен. Я его — Соколом.
Сидя в кустах, созерцали старинную брошенную пожарную каланчу или водонапорную башню из обветренного красного кирпича дореволюционной постройки, потому что Кюра решил, что там может быть наблюдательный пункт противника. Ну что, предположение логичное.
Заложив огромную петлю, прошли через лесочек, подобрались вплотную, пролезли внутрь, в один из её темных боковых провалов, поняли, что тут никого, тем не менее поднялись повыше по обледенелым балкам, уселись поглубже от окон, устроили привал с видом на то место, где должен находиться город.
Кюра достал из бокового кармана компактный армейский бинокль с линзами «анти-блик», принялся неторопливо осматривать местность, потом передал окуляр мне.
— Расскажу, что знаю, потом ты. Так и сработаемся, — весомо предложил чеченец и, не дожидаясь ответа, негромко продолжил.
— Разведка это несколько правил. Рассказывай командиру только то, что своими глазами видел, слышал, твердо знаешь. Не надо ничего придумывать, додумывать, предполагать, фантазировать, выдавать желаемое за действительное. Дальше. Не считай противника тупее себя. Это многих погубило. Если враг в пределах досягаемости, то и ты тоже. Можешь обнаружить его, значит и тебя могут. Думаешь, ты охотник, а можешь оказаться и дичью. Недооценивать нельзя. Когда идешь в разведку, ничего не должно звенеть, греметь. Именно поэтому мы прыгали на твердом полу до выхода в рейд. Дальше. Когда крадешься, всё время держишь в голове пути отхода, причем нельзя быть уверенным, что там уже нет засады. Двигаемся скрытно, следов по минимуму, если убьем кого-то, труп прячем, следы заметаем. Лучшее время разведки ночью ближе к рассвету. Понятно тебе? Что ты мне скажешь?
Я осматривал неровности на горизонте, которые должны являться городом, внимательно слушал, одновременно стараясь переварить смысл.
— Сокол, скажу так. Снег и лёд оставляют следы, как ни старайся. Для разведки ночь лучше всего, тут не поспоришь. Если ночью холодно, если нет ветра, звуки распространяются очень далеко и громко. Кашлянул, на несколько километров слышно. Почему, я и сам не знаю. Колдовство. Сейчас легкий ветер и снегопад, они, наоборот, скрывают звук. От мороза все прячутся в норы, кроме волков. Эти заметят, нападут. Хорошо, что у тебя глушитель.
— Сталкер, это не кино, звук выстрела всё равно будет.
— Лучше, чем без него. Если что, я действую топором, ты прикрывай.
— Посмотрим, — хмуро ответил он.
Родимов городишко древний, население, как сказали местные, примерно двадцать тысяч. Дома в основном частные, в один, реже пару этажей. Два прямоугольника центральных улиц — пятиэтажки. Есть и три двенадцатиэтажки, построенные в девяностые. Но почти весь город, это частные домики, некоторые — построены пару сотен лет назад. Это всё нам Дядя Адам рассказал, пока снаряжались. Опросил всех местных. Среди них не было ни одного «родимовца», то есть для них это — соседний город, где «иногда бывали».
Нам бы толковый план или карту города. Но, где её возьмешь? Впрочем, Кюра человек очень упрямый. Достал толстую тетрадь, выдернул оттуда двойной листок и прямо на обледенелой доске стал рисовать то, что мы видим на закате. Посматривая на его художества, продолжил.
— Ладно. Что ещё? Там, где есть живые люди, снег и сугробы дышат. От печей, костров, примусов, даже от свечек идёт дым. Он протапливает щели в любых сугробах и этот дым виден на просвет дрожанием воздуха. Ещё запахи. Дым пахнет. Дрова, бензин, солярка, уголь, горящий пластик, обшивка сжигаемой мебель, краска, всё воняет, когда горит. Немытое живое тело пахнет. А сейчас люди моются редко. Пахнет еда. Если варить кофе, запах будет за километр.
— То есть, — задумался он, — если подойдём к зданию, где окопались зэки, поймём?
— Ночью, в тишине, когда обостряется нюх? Почти наверняка.
— Разведка по запаху. У меня такое впервые. Хорошо, сталкер. Сейчас половина шестого, предлагаю пару часов вздремнуть. Отдохнём и врагам дадим расслабиться.
Я не уснул. Кюра спал беззвучно, иногда еле заметно сопел, не переставая приобнимать свой автомат. Через два с лишним часа проснулся сам, без будильника, уселся, недовольно и недоверчиво зыркнул на меня.
— Знаешь, Сокол, что для меня самое страшное теперь?
— Что?
— Тьма. Тьма поглотила мир. Там, где раньше мигали автомобильные поворотники, светили кухонные окна, полыхали мачты освещения, мигали диоды приборов, теперь ничего нет. Любой город, это миллионы огней. Человек буквально создавал вокруг себя созвездия источников света. А теперь тьма пришла, топнула ногой и вместо города Родимов громадная неоднородная мёртвая черная клякса. И эта тьма дышит опасностью, наши предки об этом знали, поэтому у нас инстинктивный страх темноты.
Кюра проворчал под нос что-то про мою склонность к философии, встал, размялся, жестом погнал нас в рейд.
Ну что же, пора.
Спустились. Возле каланчи крыша барака или общежития. Явно нежилая. Чуть в стороне белое здание наподобие усадьбы. Я настоял, что надо его проверить. Маловероятно, что зэки осядут на краю города, но Кюра сам просил не доверять предположениям.
Перешагнули через покосившийся кованый забор. Ночь не очень светлая, но и не полная тьма. Хорошо хоть мы закамуфлированы в белое, я даже автомат и рукоять топора покрасил пока был в одиноком доме у лесопилки. Постояли под прикрытием обледенелой кроны дерева. Здание выглядело мёртвым. Что это вообще, музей какого-то великого писателя? Усадьбы Гоголя-Горького?
Мягко ступая, дошли до угла. Я потянул, как это ни странно, к парадному входу.
Натуральная усадьба. Колонны, арочные окна, монументальность. Здоровенное всё. Некогда высокое крыльцо занесено полностью, в остекленной обшарпанной двери объявление «вход справа». И жирная стрелочка. Логично, мать их, при наличии центрального входа, задуманного целым неизвестным архитектором, пользоваться боковым, для слуг. Тем не менее, там висела табличка, которую я с огромным трудом прочёл, практически водя мордой по ней. Было бы проще осветить фонариком, но — нельзя, демаскирует.
— Можем дальше не проверять. Это старый тубдиспансер. Туберкулезников тут лечили. Шикарное место с гнилыми трубами, чахлым отоплением, персоналом, презирающим своих пациентов, пропитанное палочкой Коха, грибком и прочими мокротами. Тут никого, разве только трупешники пациентов.
Кюра кивнул. Никто в своём уме не станет пользовать чумной барак для своего спасения.
Прошли сквозь внушительную парковую зону, пересекли речку и скоро оказались на жилой (в прошлом) улице, о чем свидетельствовал кривоватый ряд крыш. Присели. По моему совету неторопливо изучили ближайшие крыши. В принципе не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, раз кровли целы, нор нет, то и крупных «норных» тоже не водится.
Шли в сторону предполагаемого центра. Здесь верхушек здания нет, наверное, занесено сильнее. Кюра по какой-то причине тянул правее. Примерно через километр присели, он показал пальцем на длинное приземистое незанесенное здание.
— Нас обстреляли оттуда. Мы шли вот так, колонной, не ожидали нападения. Но и сбоку несколько стрелков было. По меньшей мере, десяток автоматчиков.
— Хочешь проверить? — спросил я с сомнением.
Он в задумчивости кивнул.
Время половина одиннадцатого, достаточно рано. Здание не было высоким, но зато неестественно длинным. Что-то промышленное. Подошли вплотную, спрятались за сплетением труб.
— Пахнет? — спросил меня Кюра.
Я утвердительно кивнул. Запах был не сильным, но здесь явно жгли костры, дрова, мебель, воняло какой-то химией. Сейчас такой запах — это однозначно люди.
И все же стоя снаружи информации особо не добыть. Заходим в разбитый оконный проем. Я первый, Кюра прикрывает. Под ногами иногда поскрипывает стекло. Темно, не видно ни черта. Впрочем, впереди громадный коридор вдоль стены, там сплошное остекление, есть минимальная видимость, гуляет злой ветерок. Крадемся до конца. Ощущение, что запах усилился. В конце коридора кабинет директора (рядом табличка «генеральный директор Белинский А. Е.»), дверь безжалостно выбита. На стене следы ударов топорами и кувалдами. Заглядываем.
Кабинет директора на фронтоне здания, на самом верху, с панорамными окнами давал обзор на пару километров, на двор с работниками, центральные ворота (сейчас — почти занесенные) и вообще на значительную часть города.
Здесь явно каждый день «заседали», жгли огонь в двух железных бочках, готовили что придется, бухали и даже нагадили в углу. Сразу чтобы понятно — интеллигенция. Совет директоров совещается. Но, сейчас никого. Видимо, «пост» дневной.
Оружия нет, ценностей нет. Мусор один. На треноге, напротив окна — установлена что-то вроде современной, и весьма дорогой на вид подзорной трубы с надписью «никон» на боку.
— Вот как они нас увидели. Понятно. Здесь от четырех до десяти человек. Дизель-генератор. Приходят, смотрят, вылавливают одиночек. Засекли нас, стали в засаду, обстреляли, — нахмурился Кюра.
— А сколько дней с тех пор прошло?
— Шесть.
— Как думаешь Сокол, они решили, что вы отступили, что обогнули город и пошли дальше. Не ожидают что вернётесь?
— Вряд ли с такого расстояния определили, что мы чеченцы, — он показал куда-то вдаль рукой. — Иначе бы тут караулили и днём, и ночью. Или уже с извинениями бы пришли.
Резонно.
— Гнездо нашли. Здесь обитает отдельный отряд. Но это не основная база. Пойдем. Как думаешь, оптику забрать?
«Никон» унесли. Кюра посчитал что раз зэки ловят одиночек, значит на них и подумают. Я запихнул в рюкзак не только «трубу», но и сложенную треногу. Бинокля нет, буду такой бандурой пользоваться. По ситуации.
Мы потратили ещё несколько часов, обходя город большими волнообразными маршрутами, приседая при каждом шорохе. В конце концов, нашли что искали.
Монументальное, отдельно стоящее здание, явно дореволюционное, с арочными окнами, трех или четырехэтажное (из-за снега трудно определить точнее), явно пережившее свежий ремонт, с гордой надписью «полиция» и, поменьше — «Родимовское РОВД» в самом центре города. В настоящее время искомый нами центральный офис «Зэки Инкорпорейшн». Засели в здании полиции. Есть в этом какая-то злая ирония.
Мы сидели как сиротливые воробушки, прижавшись к бандуре кондиционерного блока, на крыше чего-то вроде местной администрации, метрах в двухстах, куда тихонечко проникли сквозь одно из выбитых (задолго до нас) окон. Внутри разгром и «нассано». Любопытно, а что они надеялись найти в административном здании? Бланки отдела землеустройства? Генплан застройки города? Подумав об этом, шепнул напарнику что мне нужно в здание. Он осматривал окрестности при помощи своего бинокля, отпустил меня одного.
Найдя кабинет главного архитектора города (дверь выбита, как и большинство других), без труда нашёл искомое — подробную и качественную карту города Родимов, даже несколько вариантов. Без навигатора тяжко, приходится пользовать старые технологии. До сих пор надеялся телефон с яндекс. картой и ноутбук с Климентием оживить, было бы электричество.
Вернулся на крышу. Пока я бродил, Кюра нашёл кое-что интересное.
Молча показал мне на крышу соседнего здания с потухшими буквами «М…нит Косметик». Дал бинокль. Ай да товарищ чеченец, ай да красавчик. На этом здании (полторы сотни метров от РОВД) установлена громадная, облепленная стройматериалами туристическая палатка оранжевого цвета. В ней явно кто-то обитал и это, как шепнул Сокол, их наблюдательный пост. Его мы и решили «брать».
Для начала спустились в подвал администрации, ниже уровня снегов, заперлись в глухом помещении чтобы снаружи не было видно отблесков фонарей.
Щелкнули светом, сделали себе освещение. Увидели, что пробрались в какой-то архив с поваленными стеллажами документов, на одном из которых сверху было нагажено. А в углу комнаты раскинулся труп немолодой женщины с растрепанными волосами. Замерзшая в камень, с перерезанным горлом. В какой-то момент злость накрыла меня с головой. Покойная не имела одежды ниже пояса, и я отлично понимал, что это означает.
Скрипнул зубами, взглянул на чеченца, его глаза блестели неприкрытой ненавистью. Он тоже всё увидел, не слепой.
Показал ему карту, он кивнул. Принялись проверять снаряжение, оружие. Все заряжено, затворы не примерзли, ножи вынимаются, топор острый.
— Надо ждать пару часов чтобы придремали, — почти беззвучно говорил Кюра. — Потом берём одного в плен, живьём. По голове, чтобы вырубить. Остальных валим. Желательно без звука, ножами.
— Волокуши нужны. Или санки, чтобы тащить пленного, — высказал свои соображения я.
Ближайшие пару часов мы потратили именно на этот вопрос. После пары попыток что-то приспособить под волокуши, потом найти на карте спортивный магазин, проникли во встроенный гараж администрации на первом этаже, почти пустой. Единственная машина, серенькая газель с выбитыми окнами, от которой мы отодрали по моему опыту и совету слегка погнутый капот, прицепили буксировочный трос, вышло неплохо.
Три часа ночи.
Один из сугробов поднимался высоко, от него к крыше «Магнита» перекинуто несколько досок. Так ходили и явно из здания РОВД. Маршрут понятный, только уж больно видно со всех сторон. Сквозь сам торговый центр не пошли. Лабиринт, территория чужая. Зато по задней части обнаружилась железяка секционной пожарной лестницы. Залезли, подобрались к палатке, присели, прислушались.
Палатка похожа на вагончик, посредине дверь, с двух сторон зашнурованный окна. Общая ширина метров семь. Тент плотный, мутно поблескивает. Кругом нелепые попытки эту конструкцию утеплить квадратами современной минваты «урса».
Внутри кто-то сопел, пыхтел как крот, жёг небольшой источник огня. Пока мы оценивали, как проникать внутрь этой избушки на курьих ножках, тканные дверь зашуршали, затрещали на морозе, раздвинулись, оттуда показалось одетое в пышную лисью шубу тело. Шагнуло, отошло на десять шагов к краю крыши, принялось копошиться.
Вообще, мой дед говорил, что языка лучше всего «брать» на выходе из сортира. У его коллег по цеху не возникнет подозрения куда он исчез (какое-то время), он озабочен внутренней проблемой, а не зорким осмотром местности, выйдет из сортира на расслабоне, сам по себе туалет расположен чуть в стороне от основного здания. Можно, говорил — и до сортира, если есть желание обосранного пассажира на себе тащить через линию фронта.
Сейчас наш кадр иллюстрировал эту идею, хотя и при отсутствии видимого гальюна. Видимо, зеки гадят где попало.
Пространство крыши вытоптано, так что мы, аки два коршуна, подобрались без особых скрипов.
Я расчехлил топор, замахнулся и, когда наш «пассажир» закончил пускать жёлтую струю с края крыши, стал поворачиваться, одновременно заправляя своё хозяйство, немилосердно огрел его топором. Плашмя. Притом он был в шапке, что смягчило удар (а так мог нечаянно и шею сломать).
Ссыкун издал булькающий звук и, раньше, чем мы его подхватили, мешком с картошкой повалился с крыши вниз. Высота там метра три, внизу сугроб пожелтевшего снега. Может выживет.
Общаясь при помощи телепатии и пантомимы, мы решили проверить выживание нашего Шалтая-Болтая, который свалился со стены, позже. Для начала посмотрим кто в теремочке, в смысле в палатке, живёт.
Ощетинились ножами, у меня старый добрый тесак-хвостовик, основательно заточенный. С треском приоткрыли, Кюра юркнул вперед, почти сразу же что-то с грохотом упало.
Проник следом, хотел было поворчать по поводу шума, когда увидел, как чеченец деловито вытирает свой зверского вида ножик о какое-то полотенце. На полу свежий покойник. Дежурил не один, а двое, второй был оперативно заколот быстрее, чем поднял тревогу. Дальше дело техники. «Тамбур» вёл в две боковые комнаты-секции. В каждой оказалось ещё по два человека, которые безмятежно спали.
Убивать спящих неблагородно, раньше бы я заставил себя вспомнить зарезанную изнасилованную тётку в архиве администрации, чтобы набраться решительности. Сейчас не испытывал даже подобия сомнения, действовал синхронно с Соколом, бил наверняка, протыкая остриём висок жертвы, забивая сантиметров на десять. Оба раза нож застревал в костях черепа, оба раза с тихим пыхтением доставал, даже кровью чуть измазался.
Поделиться книгой: