Преступления немецко-фашистского вермахта в отношении военнопленных

Наряду с Гиммлером нажим в целях передачи пленных в руки СС оказывали также и те инстанции и организации третьего рейха, которые во время войны были ответственны за военную экономику государства (военная промышленность, распределение рабочей силы, эксплуатация и выделение стратегического сырья и т. д.). Все они обещали, что после этого производительность труда военнопленных повысится. Среди сторонников этой «реформы» наряду с уполномоченным по вопросам четырехлетнего плана Герингом оказались члены «комитета центрального планирования» (министр Шпеер, фельдмаршал Мильх), генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Заукель, члены «егерштаба» [47] (например, Заур и другие). В марте 1944 года Заур на заседании «егерштаба» сообщает, что выдвинуто предложение о передаче шталагов в ведение СС, а на заседании «комитета центрального планирования» Шпеер информирует, что Гитлер согласился с проектом Геринга, чтобы все шталаги, за исключением тех, где размещены английские и американские военнопленные, передать СС.

Эти концентрированные усилия привели на конечной стадии войны к победе СС в этом вопросе и установлению ее «опеки» над всеми военнопленными.

Организационное подчинение аппарата по делам военнопленных преступной организации СС было вершиной и как бы символическим окончанием длительного процесса — идеологического отождествления германских вооруженных сил с НСДАП, с провозглашенными гитлеризмом «идеями». Это отождествление, произошедшее в результате захвата генералами-гитлеровцами ключевых позиций в вермахте, было одним из главных источников всяческих преступлений, совершенных вермахтом во второй мировой войне, в том числе в отношении военнопленных.

ГЛАВА II

Преступления в отношении военнопленных в оперативных районах

«ПЛЕННЫХ НЕ БРАТЬ!»

К варварской практике прошлого относился широко распространенный военный обычай не брать пленных, «не давать им пардону». Этот обычай заключался в истреблении не только взятого в плен противника, но также часто и гражданского населения, не принимающего участия в военных действиях. Сражающимся войскам внушали, что в случае победы следует убивать всех или же определенные категории побежденных.

Казалось бы, что этому варварству навсегда положен конец в настоящее время, когда значительное большинство государств добровольно приняли на себя обязательства, сформулированные в многосторонних международных соглашениях. Так, ст. XXIII, пункт «г», Гаагской конвенции 1899 года (а равно идентичное предписание Гаагской конвенции 1907 года) гласит: «Кроме ограничений, установленных особыми соглашениями, воспрещается… объявлять, что никому не будет дано пощады».

В период войны 1939–1945 годов вермахт совершил беспрецедентные преступления в отношении военнопленных. Преступления эти были совершены по приказам командования в соответствии с указаниями заправил третьего рейха. Приказы касались в первую очередь массового истребления политработников Советской Армии, членов Коммунистической партии Советского Союза, советских офицеров и солдат, военнослужащих-евреев, тяжелобольных и инвалидов Советской Армии и т. д. Приказы немецко-фашистского командования являлись не только преступлением против человечности, но и грубым попранием норм международного права. Характерно, что командование вермахта тщательно избегало открыто заявлять о том, что определенные категории военнопленных (в первую очередь советских) не могут рассчитывать на то, что им будет дана пощада или «дарована жизнь» в случае взятия в плен. Гитлеровское командование вообще старалось не допустить огласки изданных им приказов, касающихся убийства политработников Советской Армии, коммунистов, военнослужащих-евреев, тяжелобольных и инвалидов Советской Армии, а также итальянских офицеров, которые осенью 1943 года отказались разоружиться по требованию гитлеровцев. Не были преданы огласке и приказы о расправах в случаях массовых побегов военнопленных (например, уничтожение польских офицеров в Дёсселе), о передаче пытавшихся совершить побег военнопленных в лагерь уничтожения Маутхаузен («акция «Кугель») и т. д. Единственным исключением в данном случае была недвусмысленная угроза, о которой ОКВ сообщило по радио всему миру 7 октября 1942 года, предупреждающая об уничтожении командос, Все же иные заранее запланированные меры по «ликвидации» определенных категорий военнопленных были окружены строжайшей тайной. Однако она не всегда последовательно соблюдалась, особенно когда сталкивались различные точки зрения относительно целесообразности указанных мер, — скажем, желание добиться устрашающего эффекта и страх перед ответственностью за явное нарушение норм международного права.

Кроме этих осуществляемых в широких масштабах преступлений, некоторые воинские части Германии и ее союзников в определенных случаях «не брали в плен» и по устному приказу своих командиров.

Немецкий военнопленный Ганс Древс, находившийся в СССР, сообщил, что генерал Модель, командир 3-й танковой дивизии, а также генерал-майор Неринг, командир 18-й танковой дивизии, накануне нападения гитлеровской Германии на Советский Союз приказали своим войскам не брать пленных [48].

Командир 3-й роты 49-го отдельного батальона автоматчиков Книп и его подчиненный командир 2-го взвода унтер- офицер Вихман в августе 1944 года на Западном фронте в районе Брэ-Лю (Франция) отдали приказ не брать пленных и расстреливать их. После войны британский военный суд приговорил обоих к трем годам тюрьмы! [49]

Воевавшая на Восточном фронте (против СССР) франкистская «Голубая дивизия», как правило, не брала пленных. «Пленных не брали!» — вот короткая запись 27 октября 1941 года в дневнике одного из сотрудников адмирала Канариса, который посетил эту фашистскую часть на фронте [50].

В одном случае приказ не брать пленных, случайно отданный не устно, а на бланке, оказался после войны в руках победителей.

В сентябре 1943 года, после выхода Италии из фашистской коалиции, многие итальянские воинские части начали оказывать сопротивление гитлеровцам, пытавшимся их разоружить. Тогда нацисты провели операцию против «взбунтовавшихся» итальянцев на о. Корфу. Эту операцию, под характерным названием «операция «Измена», проводила 1-я горнострелковая дивизия. Накануне этого предательского нападения гитлеровцев на своих бывших союзников, 24 сентября 1943 года, генерал Ланц, командир XXII корпуса, направил командиру 1-й горнострелковой дивизии следующий приказ:

«На основании распоряжения высшего командования, в ходе «операции «Измена» брать пленных не следует» [51].

Гитлеровцы открыто нарушали положения ст. XXIII, пункт «г», Гаагской конвенции 1907 года также и в ходе подавления известного Варшавского восстания [август — сентябрь 1944 года. — Перев.]. В первый период восстания по- I шалы не давали никому, включая даже младенцев (резня в Воле, район Варшавы). Гитлеровские солдаты получили в эти дни приказ: не щадить никого. Примерно со второй декады августа убивали «только» мужчин, а уже к концу восстания уничтожали всех повстанцев без различия пола, включая инвалидов и тяжелораненых.

Принцип «в плен не брать» гитлеровцы применяли ко всем активным участникам движения Сопротивления во всей оккупированной Европе, а также ко всем лицам, «подозреваемым в сочувствии бандам[52]». Такая практика вермахта и СД в отношении определенных категорий военнопленных регулярных армий противника, а также отдельные действия (на основе । приказа вышестоящих начальников) некоторых фронтовых частей соответствовали генеральной линии отношения к сражающимся в германском тылу патриотическим силам организаций Сопротивления.

Широкое применение гитлеровцами во второй мировой войне принципа «в плен не брать» было возвращением к варварству прошлых далеких веков. Когда такие факты имели место в истории войн последнего времени, они вызывали и всегда будут вызывать всеобщее осуждение и чувство омерзения.

По самой природе вещей беспощадность проявлялась прежде всего непосредственно после того, как солдат противника попадал в руки врага, то есть на поле боя.

Преступления в отношении военнопленных в зоне боевых действий и на прилегающей к ней тыловой территории носили двойственный характер: массового истребления больших или малых групп и полностью взятых в плен частей, а также расстрела одиночных солдат или групп в несколько человек (например, экипажа сбитого самолета, подбитого танка и т. д.). Массовое убийство было явлением весьма редким, зато умерщвление одиночек — это почти обычное явление в германской военной практике начиная с сентябрьской кампании 1939 года. Обе формы преступления отнюдь не являются следствием «выходок недисциплинированных солдат», но, как правило, выполнением приказа.

Мотивы целого ряда массовых преступлений и зверств объяснить трудно; в большинстве случаев немецкие источники умалчивают об этом, и поэтому приходится основываться главным образом на устных или письменных донесениях об истреблении жертв, а часто и на показаниях участников преступлений, если они были обнаружены и привлечены к ответственности. Ввиду отсутствия первых двух источников приходится скрупулезно и хлопотливо раскрывать и восстанавливать обстоятельства преступления и его мотивы на основе анализа и исследования всего стечения обстоятельств, предшествующих преступлению и сопутствовавших ему данных, какие могут дать, например, эксгумация останков и т. п.

Однако в ряде случаев восстановление и раскрытие мотивов массовых преступлений в отношении военнопленных не представляют особых трудностей, например, когда в определенном оперативном районе Восточного (советского) фронта будет установлена «деятельность» так называемых «оперативных групп» СД, особенно при небольшой отдаленности (несколько километров, а самое большее — несколько десятков километров) от лагеря для военнопленных. В таких случаях дело всегда заканчивается расстрелом так называемых «нежелательных» категорий пленных. Иногда в наши руки попадал какой-либо рапорт или донесение оперативной группы СД или даже итоговый отчет начальника полиции безопасности и СД в Берлине о деятельности всех «оперативных групп» на Востоке.

В то же время если говорить об убийстве одиночек или небольших групп военнопленных, то донесений мелких и крупных подразделений имеется более чем достаточно. В этих донесениях можно чаще найти «мотивы» убийства. Они весьма разнородны. Например, «среди военнопленных выловили политработника», «обнаружили еврея», «убиты при попытке к бегству» (часто эта «попытка» просто выдумана). Убивали за все: за действительную или воображаемую «партизанскую деятельность», за отказ выполнить приказ германского командования (зачастую принуждающий к действиям против своих сражающихся товарищей), за сопротивление или восстание, за высказывание сомнения в победе Германии или выражение веры в победу своей армии, за отказ давать показания, содержащие элементы измены родине, и т. д. Однако весьма часто в таком донесении не указываются мотивы казни, а содержится лишь сухая реляция: «Расстреляно столько-то и столько-то военнопленных».

На основе этих донесений и рапортов составлялись сводные рапорты или отчеты более крупных войсковых соединении: например, корпус доносит об общем количестве пленных, расстрелянных во всех дивизиях, входящих в его состав; начальник тыла армии — о всех военнопленных, уничтоженных тайной полевой полицией в районе этой армии; полки или дивизии охраны — о казнях в дулагах или на сборных пунктах военнопленных, и т. д. Каждая войсковая часть, находящаяся в зоне боевых действий или в тыловом районе, представляет ежемесячные донесения по вопросу о пленных, содержащие такие данные, как общая численность пленных в данном месте, «приход — расход» их, число работающих, совершивших побег, переданных СД, умерших и расстрелянных. Характерная деталь: расстрелянных советских военнопленных включали в одну общую рубрику с умершими, под единым наименованием: «расстреляно, умерло»! Ясно, что при таких данных трудно установить, сколько именно жертв приходится на каждую отдельную категорию из этих двух. Поскольку все эти донесения были строго секретными, трудно установить и мотивы такого совмещения рубрик: то ли дело тут шло о «техническом упрощении» рапорта (одна рубрика — мертвые пленные), то ли, что кажется более правдоподобным, речь идет о маскировке огромного числа людей, убитых непосредственно после взятия в плен. Кстати, колоссальное число военнопленных, умерших в 1941–1942 годах, по своей страшной выразительности ни в чем не уступает числу расстрелянных.

В указанную рубрику не включались пленные, истребляемые в рамках кампании по ликвидации «нежелательных» элементов. Этих людей, как мы полагаем, включали в рубрику: «Переданы СД».

УБИЙСТВО ПОЛЬСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ В СЕНТЯБРЕ

1939 года

В период сентябрьской кампании 1939 года немецкие фронтовые части, захватывавшие пленных, пытались сохранить по отношению к ним видимость соблюдения военных обычаев цивилизованных государств. Однако уже при отправке в тыл и на этапах положение сразу ухудшалось: отношение к пленным в дулагах и стационарных лагерях складывалось по-разному, в большинстве случаев доходя до издевательств и преследований.

Сказанное выше не относится к военнопленным-евреям (особенно рядового состава); отношение гитлеровцев к ним с первой же минуты пленения было явно дискриминационным [53].

Независимо от степени издевательств, допускаемых в отношении польских военнопленных, независимо от проявлений более или менее человечного обращения с ними в сентябре 1939 года отмечен ряд тяжких преступлений, совершенных в отношении беззащитных польских военнопленных. Если своими масштабами они уступают преступлениям такого рода, совершенным гитлеровцами в более поздний период войны, то все же их значение и последствия весьма серьезны, если учесть, что это были первые случаи нарушения законов и обычаев войны, первые безнаказанные военные преступления в отношении военнопленных во второй мировой войне. В этих сентябрьских преступлениях, одиночных и массовых — равно в «гуманном» расстреле, как и в зверском сожжении заживо — содержатся многие элементы более поздних, запланированных в широком масштабе систематических преступлений в отношении военнопленных почти всех государств, находившихся в состоянии войны с гитлеровской Германией.

Из множества этих фактов приведем несколько:

«2 и 3 сентября 1939 года в Силезии, в районе Рыбника, в плен к немцам попала группа польских солдат 12-го пехотного полка. Пленных не пощадили: «…их бросили на землю, и по телам несчастных прошли танки» [54].

3 сентября 1939 года в с. Бугай (волость Дменин, Радомского уезда) гитлеровцы сбили польский самолет и взяли в плен его экипаж из 2 человек. Одного из пленных после зверских пыток (ему отрезали язык, уши и нос) расстреляли. Это варварское преступление совершили солдаты 4-й танковой дивизии XVI корпуса 10-й армии (генерал Рейхенау) [55].

4 сентября того же года вступающие в Катовицы германские части натолкнулись на вооруженное сопротивление, которое им было оказано мелкими группами силезских повстанцев и харцеров (бойскаутов), защищавших свой родной город от чужеземных захватчиков. Более 80 взятых в плен героев-патриотов отвели в парк имени Костюшко и там расстреляли. Это преступление совершили солдаты 8-й пехотной дивизии VIII корпуса 14-й армии (генерал Лист) [56]. Это было явным нарушением норм международного права [57].

6 сентября на поле вблизи д. Морыца гитлеровцы расстреляли 19 взятых в плен польских офицеров 76 пехотного полка, а рядовых того же полка сожгли заживо в будке путевого обходчика в Морыце и в одной из хат с. Лонгиновка. «Мотивы» преступления следует искать, видимо, в том факте, что 76-й пехотный полк, героически сражаясь против врага, нанес чувствительные удары гитлеровской танковой части[58].

8 сентября того же года в Надажине (уезд Блоне) два гитлеровских солдата вывели в поле взятого в плен майора (фамилия не установлена), чтобы расстрелять его. Солдаты приказали пленному копать себе могилу. Во время работы майор неожиданно обернулся и молниеносным ударом лопаты убил одного солдата, а когда бросился на второго, тот пронзил его штыком. Подбежало еще несколько солдат, и лежащего пленного затоптали, превратив его тело в кровавое месиво. Преступление совершено 4-й танковой дивизией [59].

Одно из самых крупных установленных нами преступлений против польских военнопленных в сентябре 1939 года имело место 9 сентября в государственном лесном заповеднике под с. Домброва (волость Цепелюв, уезд Илжа), рядом с шоссе, ведущим из Липска в Цепелюв. Подробности этого преступления были раскрыты при весьма необычных обстоятельствах. В сентябре 1950 года польская военная миссия в Берлине получила через польское консульство в Мюнхене две страницы машинописного текста на немецком языке, но без даты и подписи, и 5 фото, на которых запечатлена казнь польских солдат. Неизвестный отправитель, по всей вероятности участник боев под Цепелювом, отправил свой (или чужой) машинописный текст, видимо, составляющий фрагмент к дневника или воспоминаний того времени. Документ этот носил название «Unser erstes Gefecht in Polen» («Наш первый бой в Польше»). Автор приводит факт расстрела старого крестьянина и раненого польского солдата. Их убили проезжавшие по шоссе на военном грузовике гитлеровские солдаты. Автор осуждает это злодеяние, а затем описывает самый бой и преступление, которое имело место в Цепелюве:

«…В Цепелювском лесу, неподалеку от Зволеня, находилась в головной походной заставе 11-я рота нашего батальона. Мы не спеша продвигались за нею. Вдруг слышу трескотню пулеметов: наш авангард обстреляли. «Высаживайся!» Взвизгивают рикошетирующие пули. Теперь вижу, что поляки тоже стреляют… И тут вдруг упал капитан Левинский: выстрел в голову сверху. Значит, снайперы на деревьях. Удивляюсь отваге этих стрелков… Через час все мы собираемся на шоссе. В роте насчитывается 14 убитых, в том числе капитан Левинский. Командир полка полковник Вессель (из Касселя) приходит в ярость: «Что за наглость! Они хотели нас задержать и убили моего капитана Левинского»… Полковник Вессель заявил, что мы имеем дело с партизанами, хотя каждый из польских пленных одет в военную форму. Он заставляет их снять куртки. Теперь они, конечно, больше похожи на партизан. Затем у них отрезают помочи, видимо для того, чтобы они не могли удрать. Полковник приказывает пленным идти по обочине шоссе гуськом, друг за другом. Невольно встает вопрос: куда их ведут? В противоположную сторону от обоза, откуда их должны были бы отправить на сборный пункт для пленных.

Пять минут спустя я услышал длинные очереди дюжины наших немецких автоматов. Поспешил в ту сторону и метрах в ста увидел 300 расстрелянных польских военнопленных, лежавших в придорожном кювете. Рискнул сделать два снимка, и тут перед моим объективом гордо стал один из тех автоматчиков-мотоциклистов, которые по приказанию полковника Бесселя совершили это дело» [60].

Правдивость событий, приведенных в анонимном письме, как и подлинность приложенных фотографий, иллюстрирующих описанные факты, не вызывает никаких сомнений.

10 октября 1939 года в Вельске комендант лагеря во время поверки приказал пленным, которые добровольно вступили в армию, поднять руку. Таких объявилось трое. Их застрелили на месте [61].

12 сентября 1939 года в Щучине (уезд Домброва-Тарновска) имел место следующий факт: в здании школы-семилетки были собраны пленные. Наряду со здоровыми тут находилась также и группа легкораненых. Один из пленных, фамилия которого не установлена, офицер польской армии, схватил лежавший на столе пистолет гитлеровского офицера, застрелил его, а затем покончил с собой. Гитлеровцы реагировали па это событие, как обычно, немедля, зверски и беспощадно. Они забросали школу гранатами, а через окна и двери открыли огонь из автоматов. «Здание запылало. Находившиеся там польские солдаты сгорели заживо… Некоторые пытались выпрыгнуть со второго этажа и с крыши, но по ним стреляли в упор и убивали на месте. До поздней ночи слышались крики и стоны умирающих… Обгоревшие трупы лежали на лестничных клетках и на полу в подвале. Долго еще были видны следы крови, которая текла по стенам сожженной школы…» [62].

18 сентября 1939 года в с. Слядов (Туловицкой волости, Сохачевского уезда) вступившие в этот район гитлеровские войска совершили одно из самых отвратительных преступлений, отмеченных в летописи второй мировой войны. В этот день гитлеровцы из неустановленной танковой части [63] расстреляли и утопили в Висле свыше 300 человек, в том числе около 150 военнопленных (здоровых и раненых) и 150 человек из числа мирного населения (мужчин в возрасте от 15 до 75 лет и даже малолетних детей). Среди расстрелянных мирных граждан было 84 человека из тон же Туловицкой волости, остальные — из других мест. Вероятнее всего, это были беженцы, тысячами запрудившие тогда дороги и села Польши. От этой резни уцелело лишь двое [64].

В сентябре 1939 года на р. Сан, около Пшемысля, был разбит в бою батальон 4-го полка подгалянских стрелков (из Тешина). В руках гитлеровцев оказалось свыше 100 польских пленных, которых погнали в сторону Дрогобыча. Во время привала в д. Урыче от группы сдавшихся было отделено несколько человек, которые выдали себя за украинцев, после чего всех остальных (около 100 человек) загнали в овин, где, как их заверили, они должны были переночевать.

Когда все пленные оказались в овине, гитлеровцы заперли ворота, облили овин керосином и подожгли ручными гранатами. Почти все военнопленные сгорели заживо. От всей группы уцелело только два человека: рядовые Антоний Добийя и Ян Марек.

При особых обстоятельствах произошел расстрел 50 военнопленных из Быдгошского батальона Национальной обороны.

Случилось это 22 сентября 1939 года на кирпичном заводе «Борышев» (волость Козлув-Бискупий, Сохачевский уезд). Остатки батальона, разбитого 17 сентября под Иловом, оказались в сборном лагере в Жирардове. Распространив ложный слух, будто в первую очередь будут освобождать пленных родом из Поморья, особенно из Быдгощи, гитлеровцы выманили из беспорядочной (насчитывающей около 30 000 человек) массы военнопленных 179 бойцов Быдгощского батальона Национальной обороны.

21 сентября этих военнопленных под сильной охраной вывезли из Жирардова в Сохачев. На следующий день мнимый «полевой суд» допросил всех офицеров, сержантов и по одному бойцу от каждой роты. После этого, отделив «фольксдейче» (их оказалось двое) и лиц, имеющих жен-немок или какого-либо предка-немца, а также окончивших немецкие гимназии, гитлеровцы отобрали всех офицеров и «наудачу» («четверка — шаг вперед, четверка — на месте!») группу солдат общей численностью 50 человек. Этой группе, окруженной плотным кольцом охраны, в присутствии оставшихся 129 человек, некий капитан Шопелиус зачитал «приговор» на немецком языке, а затем перевел его на польский. Текст приговора гласил: «Хотя все свидетели-поляки показали, что батальон не принимал участия в «кровавом воскресенье» и что в это время он вообще не был в Быдгощи, признано доказанным, на основании показаний немца, подхорунжего польской армии [65], что батальон принимал участие в убийстве граждан немецкой национальности, и в качестве возмездия за убийство 5000 немцев в Быдгощи будет расстреляно 50 солдат этого батальона». Командир батальона капитан Клосовский громко потребовал предоставить ему «последнее слово». Гитлеровцы отказали, загнав его обратно в шеренгу, и приказали 50 осужденным идти вперед. Через несколько минут стоявшие в напряженном молчании солдаты услышали пулеметные очереди. Это гибли их товарищи — солдаты и офицеры батальона вместе с капитаном Клосовским, — не первые и не последние жертвы мести гитлеровцев. за подавление диверсии фашистов в Быдгоши 3 сентября 1939 года. Этот факт пропаганда третьего рейха превратила в одну из самых крупных провокаций в истории: в Быдгошское «кровавое воскресенье» [66].

* * *

Во время сентябрьской кампании 1939 года имели место также и другие факты бесчеловечного обращения с пленными, убийства раненых, неуважения к знакам Красного Креста и истребления санитарного персонала. Эти преступления, но уже в больших масштабах, были совершены гитлеровцами в ходе войны против СССР и при подавлении Варшавского восстания.

После захвата Груйца (город в Польше. — Перев.) 8 сентября 1939 года гитлеровцы немедленно выбросили из палат находившихся на лечении в уездной больнице раненых польских солдат, а на их места положили своих раненых. Поначалу раненые поляки лежали на голом полу в больничных коридорах, но затем больничный персонал и сестры- монахини перенесли польских солдат в местное пожарное депо, где ввиду отсутствия коек и матрасов раненых уложили просто на соломе [67].

8 сентября 1939 года в местечке Понятки-Носы (волость Коне) гитлеровцы расстреляли двух пленных — Юзефа Бернардзюка и Петра Кемля, санитара с повязкой Красного Креста на руке [68].

В тот же день в д. Бруйце (Лодзинский уезд) экипаж ворвавшегося в деревню гитлеровского танка обстрелял из пулемета едущую впереди крестьянскую подводу, на которой находились санитар (с повязкой Красного Креста) и несколько раненых польских солдат. Один из раненых был убит, а второй вскоре умер от повторного ранения [69].

В ночь с 8 на 9 сентября 1939 года в д. Лубнице (волость Пионтек, уезд Ленчица) гитлеровская солдатня подожгла стог и крестьянский двор, а затем бросила в бушевавшее пламя лежавшего рядом тяжелораненого польского солдата [70].

* * *

Чем же все-таки объяснить эти бесчисленные, нередко чудовищные преступления, примеры которых мы привели выше?

Знало ли о них верховное главнокомандование германской армии и как оно реагировало на тот факт, что это были не «выходки отдельных солдат» и что, как правило, они совершались по приказу вышестоящих офицеров? Как это командование реагировало на то, что обычно не проводилось никакого расследования и судебного разбирательства?

8 сентября 1939 года начальник разведки группы армий «Юг» майор Лангхаузер представил своему «шефу», начальнику штаба этой группы армий генералу Манштейну, рапорт, в котором обратил его внимание на донесения, свидетельствующие о варварском обращении немецких солдат с польскими военнопленными, в ряде случаев «зверски и бесчеловечно избитыми». Лангхаузер предлагал резко выступить против этих преступлений и привлечь виновных к ответственности. Свои мысли он изложил в форме проекта донесения по этому делу, которое должно было бы быть представлено командующему группой армий «Юг» генералу Рундштедту. Однако Манштейн отказался представить такой рапорт [71].

Итак, ясно, что германское командование уже 8 сентября 1939 года знало о фактах зверств со стороны немецких солдат в отношении польских военнопленных. Несомненно также, что оно знало и о каждом случае массовых убийств польских солдат. Жесткая дисциплина в германской армии (обязанность каждого офицера рапортовать о любом более или менее важном происшествии), четкая организация руководства (постоянная связь с командованием), а также «молниеносные» победы, одерживаемые на фронте [имеется в виду кампания 1939 года. — Ред.], — все это говорит о том, что германское командование было хорошо осведомлено о преступлениях в отношении военнопленных. Поэтому, хотя у нас и нет документации по вопросу о том, как германское верховное главнокомандование реагировало на эти первые преступления, совершаемые против беззащитных пленных, — ясно, что это произошло не потому, что оно не знало о них, но потому лишь, что оно не хотело реагировать на эти злодеяния. Между отказом Манштейна [представить рапорт. — Ред.] и фактом оставления без наказания преступлений, совершаемых над пленными, существует бесспорная причинная связь.

Гитлеровские генералы допускали эти преступления, так как были связаны директивами своего «фюрера» Гитлера. На совещании генералов в Оберзальцберге 22 августа 1939 года он «вещал»: «Наша задача — уничтожение живой силы противника, а не достижение определенной линии… Не проявляйте милосердия, будьте жестокими… закон на стороне сильнейшего» [72].

«Я послал на Восток свои формирования «с черепами» [имеются в виду СС. — Ред.] и приказал им безжалостно убивать всех мужчин, женщин и детей польской национальности и языка» [73].

1 сентября 1939 года, в день нападения на Польшу, «фюрер» издает свой пресловутый приказ по армии [74], в котором беспардонная ложь и лицемерие тесно сочетаются с преступным подстрекательством. Из этого приказа германский солдат «узнал», что не Германия напала на Польшу, а, наоборот, Польша «призвала к оружию» и многократно «совершенно невыносимым» образом допускала нарушения границ третьего рейха, а потому волей «фюрера» является наказ, чтобы война велась с «непоколебимой решительностью». Приказ заканчивался призывом: «Будьте всегда и в любой ситуации в сознании того, что вы являетесь представителями национал-социалистской Великой Германии!»

Этот призыв к национал-социалистским чувствам, который был чем угодно, но только не обращением к рыцарским чувствам немецкого солдата, санкционировал акты «репрессий» и мести «за обиды». Так, отдельные случаи убийств военнопленных совпадали с волей «фюрера» и командования вермахта, апробировавшего эти указания.

Исследуя вопрос о поведении германской армии в сентябре 1939 года в Польше, изумляешься учащению случаев совершения преступлений как в отношении военнопленных, так и в отношении мирного населения, особенно вдоль пути, по которому шла из Силезии на Варшаву 10-я армия под командованием генерала, а позднее фельдмаршала Рейхенау. Генерал Рейхенау был отъявленным нацистом, фаворитом Гитлера. Во время сентябрьской кампании он прославился изданием жестоких приказов о борьбе с польскими «вольными стрелками» (партизанами). Рейхенау одним из первых приказал брать и расстреливать заложников, он же прославился исключительными зверствами также и во время войны против Советского Союза.

На правом фланге армии Рейхенау в сентябре 1939 года находилась 14-я армия генерала Листа, путь которой через Польшу до Львова был отмечен многими кровавыми преступлениями. Полученный в Польше «опыт» Лист позднее использовал в Югославии, «прославившись» там исключительной жестокостью.

Командующий группой армий «Юг» генерал, а позднее фельдмаршал Рундштедт, после того как Германия проиграла войну, много разглагольствовал о значении, которое якобы придавалось в германской армии соблюдению законов и обычаев войны. На практике он не доказал этого ни в Польше, где допускал зверства Рейхенау и Листа, ни на Украине в 1941 году, где тот же Рейхенау и другие гитлеровские генералы, находившиеся под его командованием, совершали значительно большие преступления. И опять он же, Рундштедт, как главнокомандующий германскими вооруженными силами на Западе, ревностно выполнял преступные приказы об истреблении командос и парашютистов.

Начальник штаба Рундштедта во время сентябрьской кампании генерал (а позднее фельдмаршал) Манштейн, которого ряд западных авторов рекламируют как одного из самых способных немецких полководцев второй мировой войны, бесспорно, был одним из самых кровавых военных преступников. Он «показал» себя в Польше и особенно в войне против СССР в качестве командующего 11-й армией, командующего группой армий «Дон», а затем и группой армий «Юг».

Вполне понятно, что, коль скоро немецкий солдат имел таких «наставников», он мог рассчитывать на «понимание» с их стороны, когда во фронтовой обстановке, где не так уж трудно приписать противнику, даже безоружным пленным, любые намерения, этот солдат допускал любые нарушения законов и обычаев войны. Тем более, что наряду со «снисходительностью» командиров на немецкого солдата воздействовала необузданная, монополистическая гитлеровская пропаганда, изо дня в день вдалбливавшая в солдатские умы как до войны, так и в ходе ее лживое утверждение, что поляки будто бы жестоко преследовали немецкое население, что они якобы первыми начали войну, предательски напав на Германию (провокация в Гливицах), что они допускают зверства над немецкими пленными и т. д. [75]

Немецкие офицеры и солдаты, которые, не сделав ни одного выстрела и не подвергаясь никакому риску, захватили Австрию и Клайпеду, слепо веря в «гений» своего «фюрера», надеялись, что так будет всегда и везде и что с помощью одного лишь шантажа они будут кованым сапогом топтать народы и государства. Но эти же офицеры и солдаты, видя падающих рядом своих товарищей по оружию, скоро поняли, что «блюменкриги» («войны в цветах») кончились, что наступила война, масштабы и последствия которой предусмотреть невозможно. Неудивительно поэтому, что они начали «мстить» за обманутые надежды, цепляясь даже за тень предлога, — а часто и без всякого предлога, — чтобы «отомстить» мирному населению и безоружным пленным. Командные кадры вермахта, начавшие совершать свои преступления еще во время кампании 1939 года, без малейшего колебания вступили на путь, который привел их к Нюрнбергскому процессу и покрыл несмываемым позором.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ, СОВЕРШЕННЫЕ В ОПЕРАТИВНЫХ РАЙОНАХ НА ЗАПАДЕ

Гитлеровские войска совершали преступления также и в отношении военнопленных западных государств. Наряду с частями вермахта в этих преступлениях принимали участие и формирования войск СС.

Убийство английских пленных в Ле-Паради [76]

26 мая 1940 года после ожесточенного боя у селения Ле-Паради (департамент Па-де-Кале, Франция) в плен к гитлеровцам попало около 100 английских офицеров и солдат из 2-го батальона Королевского Норфолкского полка. Они были захвачены 1-м батальоном 2-го полка дивизии СС «Мертвая голова», входящей в состав XVI корпуса вермахта. Эсэсовцы зверски избили и ограбили пленных в присутствии своих офицеров, которые не реагировали на эти выходки. Командир 4-й роты этого батальона Кнохлейн приказал подразделению станковых пулеметов открыть огонь по колонне военнопленных. В результате такого преступного приказа почти все пленные погибли. Англичан, подающих признаки жизни, добивали. Под грудой трупов уцелели лишь два раненых солдата: Альберт Пули и Вильям О’Каллаген. Когда убийцы устроили ночную попойку неподалеку от места преступления, даже не потрудившись захоронить убитых, оба раненых англичанина выбрались из-под груды мертвых тел и заползли в стоявшим рядом полусгоревший дом. Там они прятались 3 дня, а затем были подобраны французской санитарной машиной и позднее попали в Германию как военнопленные. Тяжелораненый Пули был обменен и репатриирован в Англию в 1943 году. Его рассказ о зверском убийстве пленных восприняли с явным недоверием. Еще в 1942 году французские власти эксгумировали убитых, причем было установлено, что значительное число жертв было ранено еще до расстрела, на что указывали остатки бинтов. Все павшие англичане были затем похоронены на кладбище в Ле-Паради. Лорд Рассел сообщает, что командир XVI корпуса, извещенный об этой резне, приказал учинить расследование, которое, однако, «не дало никаких результатов», а затем, также безрезультатно, представил подробный рапорт по инстанции. Рассел делает вывод, что в этом деле не обошлось без руки самого Гиммлера [77]. Виновник этого зверства Кнохлейн, осужденный в 1948 году английским военным судом к смертной казни, в январе 1949 года был повешен в Гамбурге[78].

Убийство итальянских солдат

Разгром гитлеровских войск под Сталинградом, победа союзников в африканской кампании и вторжение на о. Сицилия— все эти военные поражения фашизма повлекли за собой отставку Муссолини и создание нового правительства во главе с маршалом Бадольо, который 8 сентября 1943 года подписал безоговорочную капитуляцию Италии. Условия прекращения огня предусматривали, что итальянские войска немедленно прекратят всякие военные действия против союзников, а итальянские воинские части, дислоцированные за пределами своей страны, немедленно возвратятся в Италию. Таким образом, от оси Берлин — Рим — Токио отпадал один из важнейших сателлитов гитлеровской Германии.

Реакция Германии была мгновенной. 15 сентября 1943 года ОКВ издало приказ об обращении с итальянскими вооруженными силами и милицией — своими вчерашними союзниками [79]. Солдат итальянской армии разделили на три категории: на тех, которые оставались верны Германии и которым надлежало оставить оружие, «относясь к ним с полным уважением»; на тех, которые не хотели оказать немцам никакой помощи (их следовало разоружить, взять в плен и заставить работать); на тех, которые оказывали активное или пассивное сопротивление или же «вели тайные переговоры с врагом или бандами» [то есть партизанами и участниками движения Сопротивления. — Ред.] В отношении этой последней категории гитлеровцы в явное нарушение норм международного права применили самые жестокие меры. В частности, приказ гласил: «По приказу фюрера, с итальянскими воинскими частями, которые допустили передачу своего оружия повстанцам [югославским и греческим. — Ш. Д.] либо соединились с повстанцами, должно поступить следующим образом:

1. Офицеров расстрелять по приговору военно-полевого суда.

2. Унтер-офицеров и рядовых направить непосредственно на Восток, по возможности обходным путем, минуя рейх, при посредстве АВА в распоряжение главного штаба сухопутных войск (генерал-квартирмейстер) с целью использования на работах.

3. Там, где итальянские войска или вооруженные группы еще оказывают сопротивление, следует предъявить краткосрочный ультиматум. Его надлежит сформулировать в том смысле, что ответственные за сопротивление итальянские командиры будут расстреляны как партизаны, если до установленного срока не дадут своим войскам приказ сдать оружие германскому командованию».

Большая часть итальянских войск, находившихся непосредственно в районах действий гитлеровской армии, дислоцировалась на Балканах (Югославия, Греция, Албания). Командовавший гитлеровскими войсками в этом районе фельдмаршал Вейхс передал этот варварский приказ для немедленного исполнения. Некоторые из его подчиненных этот приказ «усовершенствовали» еще больше. Так, генерал- полковник Рендулич, командующий 2-й танковой армией в Хорватии, приказал своим частям в тех случаях, если какая- либо итальянская дивизия уничтожит свою материальную часть и оружие, расстреливать, кроме всех непосредственных «виновников», также одного офицера из штаба этой дивизии и 50 солдат. По смыслу этого приказа следовало расстрелять каждого итальянского солдата, который продаст или отдаст свое оружие гражданскому лицу, а также каждого солдата, который явится для отправки (в лагерь. — Ред.] без оружия. В этом случае должен быть расстрелян также и его командир. За уничтожение автомашины, трактора, тягача и т. п. следовало расстрелять одного офицера и 10 солдат [80].

В приказе от 16 сентября 1943 года, направленном в 1-ю горнострелковую дивизию и 104-ю егерскую дивизию, командир XXII горнострелкового корпуса генерал Ланц приказывает расстреливать всех итальянских военнослужащих, переодевшихся в гражданское платье и смешавшихся с населением, поскольку «это значительно усиливает опасность со стороны партизан» [81].

Драконовские меры против вчерашнего союзника способствовали тому, что в самое короткое время итальянские войска в большинстве своем были разоружены. Однако несколько дивизий еще оказывали сопротивление, а многие офицеры и солдаты бежали в горы и присоединились к югославским и греческим партизанам. В то время германское командование уже ввело в действие и осуществило угрозы, содержавшиеся в приказах ОКВ, Рендулича и Ланца.

Через несколько дней после издания приказа ОКВ в районе Салоник был потоплен в крови бунт разоружаемых итальянцев. При этом расстреляно несколько офицеров [82].

23 сентября 1943 года на о. Кефаллиния был расстрелян генерал Гандини и весь его штаб. Преступление совершено солдатами XXII горнострелкового корпуса (генерала Ланца) [83].

27 сентября того же года был расстрелян командующий итальянскими войсками, оборонявшимися на о. Корфу [84].

После захвата гитлеровцами 27 сентября того же года города и порта Сплит на Далматинском побережье расстреляны по приговору военно-полевого суда 3 итальянских генерала и 45 офицеров из дивизии «Бергамо» [85].

В рапорте штаба 7-й дивизии СС читаем «29 сентября итальянский генерал Фульгови был признан виновным в передаче оружия партизанам и приговорен к смертной казни» [86].

Овладев о. Кос, гитлеровцы захватили в плен английских и итальянских военнослужащих. Итальянский комендант острова был расстрелян [87].

3 — 5 октября 1943 года 1-я горнострелковая дивизия, стоявшая в г. Саранада, расстреляла 58 итальянских офицеров «за измену». Разумеется, под изменой гитлеровцы понимали сохранение верности законному правительству Италии. В числе убитых (написание имен согласно американским документам) были: Эрн. Кимелло, командир дивизии (из Флоренции); подполковник Бенестри, командир батальона (из Сполето); майор Марио Джиганте, командир батальона (из Неаполя); подпоручики — Альб. Абананди (из Милана); Джулио Корда (из Серренти) и Пьетро Фелиганелло (из Валероны) [88].

9 октября 1943 года XXI горнострелковый корпус доносит: «В основном закончена операция против итальянской дивизии «Тауринезе»; ответные меры проведены в отношении 18 офицеров» [89].

13 октября 1943 года командующий германскими войсками на юго-восточном театре докладывает: «Дано распоряжение ликвидировать командира XV итальянского корпуса генерала Ронкалио в случае продолжения сопротивления» [90].

А вот донесение 100-й пехотной дивизии от 1 ноября 1943 года: «Осуществлены ответные меры против 2 итальянских полковников, захваченных в плен вблизи высоты «505» [91].

В уничтожении итальянских офицеров (сентябрь — ноябрь 1943 года) «за пальму первенства» борются два гитлеровских генерала: командующий 2-й танковой армией генерал Рендулич, несущий ответственность за убийство итальянских офицеров из дивизий «Бергамо» и «Тауринезе», и командир XXII горнострелкового корпуса генерал Ланц, 1-я горнострелковая дивизия которого расстреляла на о. Кефаллиния итальянского генерала Гандини и весь его штаб, коменданта о. Корфу, а также несколько десятков офицеров в Саранаде. Перед штурмом о. Корфу («операция «Измена»), которого итальянский комендант не хотел сдавать гитлеровцам, генерал Ланц дал приказ 1-й горнострелковой дивизии «пленных не брать» [92]. Командир 1-й горнострелковой дивизии со своей стороны издает приказ: одной из рот пресловутого полка «Бранденбург» принять участие в этом штурме. Солдаты этой роты были переодеты в итальянскую форму [93], что полностью оправдывало, хотя и совершенно непредвиденным образом, немецкое название операции («Измена»).

28 ноября 1943 года командующий группой армий «Е» докладывает командованию германских войск на юго-восточном театре: <При очищении северо-восточной части о. Самос произошло столкновение с вооруженными итальянскими офицерами. 53 человека взято в плен, а большая часть — расстреляна. Пленных рассматриваем как партизан» [94].

Рассматривать пленных как партизан в практике гитлеровцев во второй мировой войне означало расстрел без суда, в редких случаях после комедии военно-полевого суда. Однако если говорить о подавлении движения Сопротивления в Греции, то там не было и намека на военно-полевой суд. Воинская часть, которая захватывала пленных, сама выносила им приговор, а разведывательный отдел дивизии утверждал его и отдавал распоряжение привести приговор в исполнение и доложить об этом. Такова была, в частности, практика 1-й горнострелковой дивизии при подавлении итало-греческого партизанского движения после захвата гитлеровцами о. Корфу. Донесения штаба этой дивизии содержат имена расстрелянных, причем в опубликованных после казни сообщениях для устрашения населения приводились только имена расстрелянных греческих партизан, имена же казненных солдат регулярной итальянской армии не объявлялись, по-видимому в связи с преступным характером этой процедуры и явным попранием норм международного права. Приведем пример: донесение о расстреле партизан Николы Баколя и Иоанниса Итоса и итальянского солдата Франческо Фурнери, казненных 8 ноября 1943 года [95], и второе такое же донесение от 10 ноября, касающееся партизана-грека Георгия Матианн и итальянского солдата Чиро Рандаццо. Если говорить о втором донесении, то, как явствует из его текста, итальянский военнопленный, 27-летний сицилиец из Палермо, отказался давать какие бы то ни было показания на допросе [96]. В обоих этих случаях казнь была совершена отрядом полевой жандармерии № 54 из 1-й горнострелковой дивизии.

Участие солдат и офицеров итальянской армии в греческом и югославском партизанском движении — факт симптоматичный. Обильно пролитая кровь и жертвы, принесенные позднее в общей борьбе против фашистских захватчиков, в значительной степени искупили позор нашествия орд Муссолини на эти страны в 1940–1941 годах и их оккупацию.

Мелкие регулярные итальянские части совместно с югославскими и греческими партизанами, а также и самостоятельно принимали участие в боях против гитлеровцев. В донесениях частей вермахта упоминается о совместных действиях итальянцев с «коммунистическими бандами». (Так, например, 18 ноября 1943 года под Спиле и Истоком итальянцы приняли участие в боях против 100-й горнострелковой и 297-й пехотной дивизий, входящих в состав XXI горнострелкового корпуса.) Гитлеровцы часто называют сражающихся итальянцев «бандитами» (термин, повсеместно принятый в фашистской официальной терминологии для обозначения партизан и патриотов). В донесении 189-й резервной дивизии (LIX корпус) указывается, например, что в окрестностях г. Дервента она атаковала 400 «бандитов» в итальянской военной форме [97].

Несмотря на то что итальянцы сражались в военном обмундировании, что полностью соответствует требованиям международного права (в случае взятия их в плен они считаются комбатантами), судьба итальянских военнопленных, попавших в руки гитлеровцев с оружием в руках, была неизменной и страшной: немедленный расстрел. В первую очередь это относится к офицерам. Вот несколько фактов.

Во время нападения на колонну немецких автомашин на о. Родос были захвачены в плен и расстреляны 4 итальянца. Эту казнь совершили солдаты воинской части, входящей в состав группы армий «Е» [98].

В донесении полка «Бранденбург» (LXIX корпус, 2-я танковая армия) от 18 ноября 1943 года говорилось: «Расстреляны 3 пленных итальянских офицера» (донесение от 16/XI 1943) [99].