Неизвестный Пири

Участница экспедиции Джозефина Пири

Повествование Пири о Северо-Гренландской экспедиции превосходно: интересно, познавательно. Оно словно кладезь полярных откровений, и хотелось бы процитировать многие места из него, очень понятные и близкие автору настоящей книги. Одного не мог Пири – умерить свое себялюбие, свою патологическую ревность к успехам других, свое болезненное тщеславие. «Мой врач», «мои эскимосы», «мой верный чернокожий помощник»… Мой, моя, мои, мое – любимые слова в лексиконе Пири.

Вергоев погиб, Аструп, как мы увидим, тоже в самом расцвете сил уйдет в мир иной; они расстались с жизнью, будучи нешуточно обиженными на лейтенанта. Кук отдалится от Пири. В 1909 году Кук будет оклеветан Пири, и только сила духа поможет ему достойно жить с клеймом всемирного обманщика. Вина Пири в трагедии Кука бесспорна.

Вернусь к словам: «Вергоев щедро содействовал решению финансовых проблем». Они означают, что за свое участие в экспедиции юноша заплатил 2000 долларов. Письмо Пири Вергоеву:

Уважаемый сэр,

Ваши письма и телеграммы благополучно получены, и я думаю, что все приемлемо, если только Вы четко поняли один момент, а именно: Ваш вклад, каким бы он ни был щедрым, не может дать Вам какого-либо права участвовать в руководстве экспедицией или в ее контроле. Эти обязанности – абсолютно моя прерогатива.

Как я уже писал, Вам будет оказано полное доверие как участнику, и я постараюсь, чтобы Вы были довольны…

Я думаю, что какие-то серьезные риски Вам не грозят, но Вы должны быть готовы к любым объемам тяжелой работы. Я не думаю, что Вы должны как-то специально готовиться перед поездкой…

Каждый из участников подписал контракт. Люди Пири были «согласны с тем, что в течение года после публикации официального отчета о результатах экспедиции они не имеют права писать о поездке или распространять информацию…». Брайс замечает, что Пири засекретил даже имена членов отряда, кроме миссис Пири. Цель та же: лейтенант, и только он – источник сведений о путешествии.

На подходах к Годхавну[12] всех удивил Вергоев, решивший сплавать к берегу, до которого от корабля, стоявшего на якоре, было около 200 метров, и вплавь вернуться. В бухте застыли айсберги, вода была ледяная, и зрители заволновались. Доктор Роберт Кили из академической группы поспешил за смельчаком в лодке. Но все обошлось, Вергоеву аплодировали, хотя бравада юноши в свете последующих трагических событий была словно неприятным предупреждением.

1 июля «Кайт» достиг залива Мелвилл, где почти неделю простоял, окруженный льдами. 11 июля битый лед настолько сильно сжал руль, что штурвал вырвался из рук рулевого, и железный румпель ударил по правой ноге Пири, вдавив ее в рубку и сломав две кости над лодыжкой. Пострадавшего унесли в каюту. Кук с помощью миссис Пири закрепил сломанные кости гипсовой повязкой. Велики были страдания пациента от боли при столкновении судна со льдами.

Айсберги – арктические скитальцы

В подробнейшем отчете об экспедиции Пири отводит совсем немного места своим мукам, тем не менее короткие записи позволяют судить об истории болезни:

Мне перебинтовали ногу и уложили на длинной постели в каюте, где я был вынужден оставаться до тех пор, пока меня не перенесли на берег в наш зимний лагерь…

Моя сломанная нога зажила, и 15 августа на костылях я вышел на первую прогулку; 16-го я взошел ковыляя на холм и слегка оперся сломанной ногой на землю…

3 октября я впервые прошел почти полмили без костыля и палки.

14 января 1892 года во время вылазки на ледяной купол:

Что меня радовало, так это состояние моей сломанной ноги – она еще не позволяла полноценно перепрыгивать препятствия, но уже не болела.

Все это подытоживается:

Благодаря профессионализму моего врача Кука и неусыпной и чуткой заботе миссис Пири я вскоре полностью поправился.

Однако через 17 лет, на пути к Северному полюсу, Пири будет жаловаться, что нога, сломанная на «Кайте», ноет.

Конечным пунктом плавания стал южный берег бухты Мак-Кормик. Место для зимовки было выбрано перед красными отвесными утесами. Пири, привязанного к доске, вынесли с корабля и уложили в палатке, откуда он мог наблюдать за строительством дома, получившего название Дом Красной Скалы[13]. 30 июля «Кайт» снялся с якоря.

Доктор Кили нарисовал грустную картину прощания: «…после обмена несколькими памятными подарками и пожеланиями мы сказали друг другу “до свидания”. Три пронзительных гудка и оружейный залп известили об отплытии. Никогда я не слыхал звуков прощального салюта, которые вызвали бы у меня такую грусть… Когда лодка отплывала, они [группа Пири] три раза прокричали “Ура!..”, но радости в голосах было куда меньше, чем раньше, когда я слышал тех же людей. Колокол в машинном отделении просигналил полный вперед, и через несколько минут мы отплыли от самого северного белого поселка Земли, оставив наших товарищей перед лицом выбранного ими долга в этих беспощадных арктических условиях».

От Дома Красной Скалы до Северного полюса лежало 750 миль льда – расстояние не такое уж большое, и вряд ли шестеро мужчин, мечты которых так последовательно воплощались в реальность, разделяли грусть отплывающих. Пири в палатке написал письмо маме, которое отправил с «Кайтом»:

Я стремлюсь к тому времени, когда буду удлинять шаг на моем пути к северной цели, к почетному имени и славе…

Что касается моей команды, то я ей очень доволен и чувствую доверие к каждому ее члену. Все они – джентльмены, насколько мне удалось узнать.

Особое доверие я испытываю к доктору Куку. Он, несомненно, большой специалист в своей профессии, имеет очень хороший запас медикаментов и т. д. Он спокоен, аккуратен, внимателен и в высшей степени невозмутим. Я имел возможность убедиться в этом после досадного несчастного случая 3 недели назад.

Спустя 10 дней члены отряда уже обживали построенный дом 22 на 12 футов: одну комнату размером 20 на 7,5 футов заняли пять членов команды, в другой, почти в два раза меньшей, разместилась семья Пири.

Дом Красной Скалы

Поход через ледниковый купол Пири хотел осуществить следующим летом на собаках, и главным теперь было наладить дружеские отношения с инуитами, поскольку только они могли снабдить экспедицию собачьими упряжками, дичью и шкурами животных для изготовления одежды и обуви. Расплачиваться с аборигенами Пири намеревался ружьями, топорами, ножами, безделушками, иголками.

Одно из поселений находилось в 70 километрах от Дома Красной Скалы, и туда Пири послал Кука, Вергоева, Аструпа и Джибсона. Каждый имел письменное распоряжение.

Стоит сказать, что все приказы и распоряжения Пири, все отчеты его подчиненных времен Северо-Гренландской экспедиции педантично собраны в книге «По большому льду». Они впечатляюще подробны. Видно, как внимательно лейтенант относится к мелочам, – он в курсе буквально всего и, словно гордясь своими знаниями, дотошно излагает все факты на бумаге: смотрите, мол, как было, – документы подтверждают.

Начальником экспедиции был назначен Джибсон, на Кука возлагалась вербовка инуитов. Предписание доктору гласило:

12 августа 1891 года

Сэр, Вы назначаетесь заместителем командира лодочной экспедиции… и в случае, если с мистером Джибсоном случится что-либо серьезное, Вы примете команду.

Во время… экспедиции Вы должны скрупулезно отмечать месторасположение всех эскимосских деревень на посещенных вами берегах и заносить все необходимые сведения, касающиеся их планировки, размеров, материалов и т. д.

Если Вы обнаружите туземцев, то попытайтесь получить от них шкуры северного оленя, медведя, песца, а также, что особенно важно, комаги[14].

Попытайтесь объяснить туземцам, где находится дом и что они могут найти в нем необходимые для них вещи в обмен на меха и орудия.

По возможности убедите семейную пару (у которых есть каяк и прочие принадлежности) вернуться с вами и поселиться на зиму вблизи нашего лагеря.

Если вам это не удастся, постарайтесь привести хотя бы одного мужчину с каяком, пообещав ему в качестве вознаграждения ружье.

Отряд отправился на вельботе, рассчитывая возвратиться через две недели. На третий день на острове Нортумберленд Кук и его товарищи увидели первого инуита. В отчете о поездке Кук пишет: «Он был больше похож на какое-то животное, чем на человека. Эскимос не выказывал страха, а сошел прямо к берегу и помог нам пристать, смеялся и несколько раз принимался что-то говорить. Конечно, мы не понимали ни слова из сказанного. Вскоре появилась женщина с двумя детьми. Мы сели завтракать и предложили им поесть с нами. Им, как нам показалось, было приятно наше гостеприимство, они ели все, что мы давали, но из всей нашей пищи им понравились только кофе и бисквиты».

Первый местный житель. Фото доктора Кука

О последующих событиях мы узнаем из неопубликованной книги доктора Кука[15]: «Через несколько часов наш гость-дикарь вновь появился со своей женой…

Эти двое подошли, держась за руки, как влюбленные, с огнем эмоций в ярких раскосых глазах. Женщина была просто крошкой, ростом 4 фута 6 дюймов, но было видно, что в ней – целая вселенная понимания. Она вела весь разговор в мягкой женской манере. Мало улыбалась, но усердие глубокомыслящего человека было в каждой черте ее лица. После краткого вступления… она подошла к каждому из нас, посмотрела прямо в глаза и вопросительно сказала: “А-тинг-а”[16]. Это повторялось так часто и так быстро, что мы просто повторяли это слово, как ответ. Это вызвало продолжительный смех, но женщина настаивала. Ни одного другого слова предложено не было.

“Что имеет в виду эта глупая женщина?” – спросил Джибсон.

“Она не в своем уме”, – отозвался Аструп.

Но специфичная манера женщины, задающей вопрос, выдавала желание втолковать нам некую мысль. Она становилась более настойчивой и более серьезной с каждой попыткой. Мы предлагали продукты, предлагали подарки, но она ничего не брала. Вергоев был маленького роста, практически размером с эскимоса. Она схватила его за воротник, почти вытряхнула его из куртки и сказала: “А-тинг-а”. Затем она оттолкнула его, улыбнулась и произнесла с умоляющим взглядом: “А-тинг-а”. Наша глупость стала сейчас очевидной для всех. Джибсон, который традиционно был общепризнанным юмористом в нашем отряде, на этот раз наблюдал за всей этой сценой с нарочитым молчанием. Неожиданно у него появилась идея. Поднявшись с многозначительным видом, он положил свои огромные руки на ее маленькие плечи, посмотрел в ее черные глаза и спросил: “А-тинг-а?” Ее беспокойство вдруг исчезло, и она быстро ответила с выражением: “Мане. Мане-ап пиблокто ибсе”, – и затем, указывая на своего мужа, добавила: “Иква”[17].

Семья инуитов и палатка (вверху). Иглу, вход. Остров Нортумберленд. Фотографии доктора Кука

Инуиты с каяками на земле

Все еще в недоумении, по-прежнему не понимающие смысл обращения этой далекой от цивилизации женщины только одним словом, мы были поражены ее безропотной настойчивостью. С материнской интуицией она старалась научить нас одному слову, которое, как мы поняли позднее, позволило нам со временем узнать весь эскимосский язык. Мы были настолько недогадливы, что нам потребовалось 2 дня, чтобы осознать всю преподавательскую мудрость этой женщины. Слово “а-тинг-а” означало: “Что это – как ты это называешь – как тебя зовут”. Отвечая Джибсону, она назвала свое имя Мане и добавила: “Да, я Мане. Вы сошли с ума. Это – мой муж. Его зовут Иква”.

Одно слово “а-тинг-а”, которое вдолбила нам эта дикарка, помогло нам больше, чем все книги об арктических исследованиях, поскольку, используя его, мы смогли не только быстро и легко приобрести практические навыки эскимосского разговорного языка, но и понять основные приемы жизни в Арктике. Ни один исследователь не сможет добиться серьезного успеха в полярных регионах без сокровенных знаний местных жителей, позволяющих безопасно переживать тяжелые периоды голода и морозов, которые всегда маячат на горизонте в этом белом мире».

Вскоре Кук смог объяснить Мане, что ему нужен материал для изготовления обуви. Она пошла в свое поселение и вернулась с тюленьей кожей и костяной иглой. Мане повесила кожу на колено Кука и начала шить комаги. Пока Мане шила, Аструп рисовал на песке разные предметы и спрашивал их названия. Потом Мане, в свою очередь, изобразила контуры острова и отметила местонахождение племени. Все поплыли туда и были тепло встречены тринадцатью жителями.

В отчете Кук рассказывает о поездке: «Каждый мужчина имел каяк, гарпун, копье и птичью сеть, у двоих были луки и стрелы, а у нескольких – веревки и жилы нарвала. Их запасы сала и мяса, казалось, были свалены в одну кучу; нежирное мясо вялилось на веревках.

В первую же ночь эти люди доказали, что они не боятся белых и вполне нам доверяют. Около 10 часов вечера все мужчины стремительно запрыгнули в свои каяки и погнались за нарвалом, оставив своих жен и детей совершенно беззащитными. Около 5 часов утра они вернулись с нарвалом…

Для себя я также отметил характерные особенности поведения жителей этого поселения: заботливое отношение к охотничьим принадлежностям, внимание к мелочам, очень бережное и экономное отношение к железу и дереву.

Они сказали нам, что слышали свисток “Кайта”. Мы объяснили, где был наш лагерь и что у нас в изобилии есть дерево и ножи…

Мои мягкие камики. Подпись из книги Р. Пири

Я снова попытался убедить Икву ехать с нами. Он колебался, но затем согласился, забрал свои вещи и… сложил их в наш вельбот и вместе со своей семьей отправился с нами…

Иква говорил нам, прежде чем сесть в вельбот, что его жена и дети заболеют морской болезнью, но, когда мы плыли по проливу, она и дети спокойно спали и, не просыпаясь, так и доплыли к Красной скале».

По прибытии Иква разбудил Мане, и белые мужчины с удивлением увидели, что на дне лодки под оленьими шкурами женщина спала совершенно голая. Семья поставила палатку и вечером была приглашена на обед. Икве понравилась миссис Пири, и он попытался обнять ее, показывая, что ожидает от хозяина соблюдения местного обычая – на некоторое время обмениваться женами с другом, который пришел в гости. Жест остался словно незамеченным[18]. Через две недели, когда бухта Мак-Кормик замерзла, появились новые инуиты, и постепенно Дом Красной Скалы стал центром маленькой колонии.

Пири пишет:

7 ноября в лагере, не считая членов нашей партии, было семнадцать мужчин, женщин и детей; вой 21 собаки делал ночь очень «оживленной». Мой маленький городок рос почти каждый день, и стало ясно, что нам нужно что-то вроде гостиницы. Поэтому 11 ноября было построено иглу площадью 60 квадратных футов [19] , где могли остановиться посещающие меня друзья.

В знаменитой книге Илайши Кент Кейна, которую вспоминал Роберт Пири, инуиты при первом знакомстве предстают примитивными, неопрятными, грязными, крайне несносными детьми арктической природы, внушающими европейцам страх и недоверие. Но, прожив рядом с ними почти два года, отчасти даже усвоив – в силу необходимости – их образ жизни, Кейн меняет свое мнение: «Я мог их всех назвать поименно, и они в той же мере хорошо нас знали…

…наши друзья принимали нас как гостей… [Мужчины] и юноши были нашими главными работниками, но женщины, дети, а еще и собаки тоже вносили свой вклад…

…никогда не было у нас таких преданных и искренних друзей, как они».

Восхищается инуитами и Фредерик Кук: «Интересно… найти в самом отдаленном полярном регионе маленькое племя, спрятанное рукой самой природы за огромными замерзшими морями и другими естественными препятствиями, живущее в состоянии счастья, покоя и мира, не зараженное пороками белокожих людей».

Джон Уимс пишет, что зимой Пири изучал аборигенов, говорит об этнографических исследованиях лейтенанта. Верно это только в том смысле, что изучением местных жителей с энтузиазмом и большим успехом занимался член команды доктор Кук. Уже после окончания экспедиции сам Пири, выступая в Академии естественных наук в Филадельфии, заявил:

Отчет будет неполным без признания моей благодарности доктору Куку, терпеливому и искусному хирургу, неутомимому работнику, серьезному исследователю своеобразных людей, среди которых мы жили; я полагаю, что он получил данные о племени, не имеющие равных в этнологических анналах.

Портреты инуитов

Кук выучил язык этих детей арктической природы, составил словарь эскимосских слов, записывал местные легенды, научился понимать инуитов: «Эти люди, живущие на Крайнем Севере, похожи на животных по образу жизни, но их отношение друг к другу и к окружающим говорит о том, что они человеческие существа. Они имеют глубокое чувство чести, уважают права собратьев и обладают дружелюбным характером. Случаи воровства почти неизвестны, обман и предательство встречаются крайне редко. Споры, хотя и происходят часто, быстро прекращаются благодаря хорошо развитой привычке сдерживать свои эмоции. В моральном отношении, если опираться на наши стандарты, они превосходят белых завоевателей их страны. Физическое и умственное развитие не на высоте, но оно достаточно для того, чтобы удовлетворять существующие потребности. Один из наиболее интересных аспектов изучения жизни эскимосов – определение мотивов, которые ведут людей к той или иной цели…

Что вынуждает человека идти сквозь бурю и снег по льду, лезть в ледяную воду, попадая в гибельный мир холода? Поверхностный наблюдатель ответит, что это потребность в питании, одежде и укрытии. Более серьезное погружение в жизнь эскимосов подтвердит, что при достижении цели жизни все это второстепенно. Основной же целью всех усилий является уважение товарищей, а с этим неразрывно связана и любовь женского сердца. Не это ли вдохновение всего мира?»

Инуиты, в свою очередь, прониклись к Куку, знахарю, к тому же говорящему на их родном языке, особым уважением. Доктор мог войти в родильное иглу, где до момента появления на свет ребенка разрешалось находиться только матери[20]. После возвращения в Нью-Йорк на лекции доктор Кук рассказывал: «Когда женщина готовится стать матерью, ее помещают в дом и дают мороженое мясо в количестве достаточном, чтобы продержаться 2 недели, и немного жира. Если она переживет испытание и будет слышно, как плачет ребенок, то другие войдут и помогут ей, но если крики ребенка не слышны, то в этот дом больше никто никогда не войдет».

Кук измерял отдельные части тела инуитов и фотографировал «своих “хаски”[21]». Было описано и сфотографировано 75 мужчин, женщин и детей.

Кук обратил внимание, насколько хорошо тела инуитов приспособлены к холоду: уши, нос, руки и ноги небольших размеров, а жир и ареолярная соединительная ткань сглаживают мускулы. По его мнению, последним они похожи на некоторых арктических животных.

Доктор живо интересовался питанием местных жителей. Он полагал, что свежее мясо в рационе инуитов надежно предохраняет их от цинги – страшной болезни «пришлых» экспедиций. Кук и Пири спорили на эту тему.

«Кук: Белые люди страдают цингой, а эскимосы нет. Не должны ли мы учиться чему-то у этих нецивилизованных дикарей?

Пири: Возможно, но не в вопросах питания. Они едят одно мясо, и в основном сырое, что для нас неприемлемо. У нас должна быть цивилизованная пища.

Кук: Может быть, но цинга затаилась на линии между консервированной пищей и сырым мясом. В процессе кулинарной обработки что-то важное для нашей жизни разрушается. Наши обрюзгшие, слабые и бледные тела свидетельствуют об этом… Что разрушается?

Пири: Откуда же я знаю!.. Понятия не имею!

Кук: Но я слежу за вашим здоровьем. За своим, за здоровьем других. Воздействие на нас, неприспособленных белых людей, налицо, тогда как эскимосы полны жизненных сил. Ответ – сырое мясо…

Пири: Если я должен есть сырое мясо, то тогда я отказываюсь от посещения этой части света».

Всем шестерым членам команды надо было научиться новой жизни, и особенно трудно пришлось миссис Пири – привыкнуть к местным жителям она не могла. По ее словам, они были «самыми странными и грязными личностями, которых я когда-либо видела». «Одетые в меха, они напоминали скорее обезьян, нежели человеческие существа».

«Мне в высшей степени не нравится находиться вместе с дикарями в моей комнате, потому что они очень грязные, и особенно потому, что на них живут паразиты, приводящие меня просто в ужас, что очень веселит нашу команду… После того как они заканчивают работу, я беру свой веник… и тщательно выметаю комнату… Веник прекрасно справляется с работой… После тщательной уборки я сбрызгиваю комнату раствором сулемы́[22], который мне дал доктор, и это позволяет полностью избавиться от насекомых. И я, и мистер Пири каждый вечер перед сном обтираемся спиртом в качестве дополнительной защиты против этих ужасных “кумакши”[23], и наши старания вполне оправдывают себя».

На следующий год, покидая на «Кайте» Гренландию, миссис Пири рассуждала сама с собой: «Вспоминая этих бедных невежественных людей… я все думаю о том, действительно ли они получили пользу от общения с нами или мы просто открыли им глаза на их убогую жизнь?»

Доктор Кук задавался противоположным вопросом: «Мы многому научились у мудрых дикарей, интересно, было ли наше общение в свою очередь полезно для них».

К зиме руководитель составил мудрые правила. Судите сами. С 8 утра до 7 вечера никто не мог расположиться на своей койке. Нельзя было отойти от дома более чем на 500 ярдов без разрешения начальства. Вахта длилась 4 часа, и люди дежурили посменно. Дежурный поддерживал огонь и следил за лункой во льду, чтобы в случае пожара всегда существовал доступ к воде. В число дежурных вошли Кук, Аструп, Джибсон и Вергоев. Что касается Хенсона, то ему были поручены домашнее хозяйство и «черная» работа, в том числе он подавал чай инуитам, которые трудились на благо экспедиции.

Миссис Пири раздает домашнюю утварь. Подпись из книги Р. Пири

Вергоев, борец за справедливость, опротестовал правила. По его мнению, в график следовало включить Пири и Хенсона. В результате слуга Пири был приобщен к дежурству.

Главная проблема любой зимовки – сосуществование очень разных людей в ограниченном жизненном пространстве. Кук дипломатично, но вполне точно описал особенности своих товарищей, обойдя, правда, руководителя и его супругу: «У каждого из нас были странности, которые мы старались не показывать. Эти особенности характера я записал в виде медицинских карточек или рабочих записей врача. Некоторые из заметок носят настолько конфиденциальный характер, что их нельзя напечатать.