Помоги проекту - поделись книгой:
Сергей Михайлович Голицын
Сказания о белых камнях
…Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество, или иметь другую историю, кроме истории наших предков…
«На Суждали»
У иных людей бывает как бы вторая любовь. Днем они инженеры, бухгалтеры, слесари, ученые, а вечером собиратели марок или этикеток со спичечных коробков, а то что-нибудь выпиливают, вытачивают или по выходным дням отправляются на рыбалку, на охоту. Для прочих граждан такие люди порой кажутся чудаками.
Ну а моя вторая любовь — это старое русское зодчество. За свою жизнь я побывал почти во всех старых русских городах. Везде я рассматривал, зарисовывал, изучал все, что строили и украшали наши предки и восемьсот и двести лет назад. И всегда я читал научные книги по русской истории, об археологических раскопках, о памятниках старины…
— Зачем это тебе все нужно? — случалось, спрашивали друзья.
И меня иные из них искренно принимали за чудака. Ведь еще совсем недавно в самых широких кругах считалось, что церкви — это религия, мракобесие. И люди нередко равнодушно смотрели, как разрушаются от времени или от злой руки других людей непревзойденной красоты памятники старины.
А началось это мое чудачество, моя вторая любовь с давних-давних пор.
У каждого человека есть одна или несколько книг, которые в юные годы дали ему очень много и как-то повлияли на его жизнь.
Для меня такими книгами были принадлежавшие еще моему деду первые два тома роскошного дореволюционного издания в коричневых, с золотым тиснением переплетах — «История русского искусства» И. Э. Грабаря.
Первый том посвящен был зодчеству деревянному севера России и зодчеству каменному Новгорода, Пскова, Владимира и других старинных русских городов. Большую часть второго тома заняла Белокаменная Москва и ее златоглавые сорок сороков.
Грабарь много путешествовал по средней и северной России и всюду фотографировал памятники старины.
Эти-то многочисленные фотографии в его книгах мне, четырнадцатилетнему мальчику, открыли новый, ранее для меня неведомый мир дивной красоты сказок, мир Древней Руси.
Я с трепетом перелистывал страницы, подолгу с особенным волнением рассматривал каждый снимок. И я решил: сам отправлюсь в те древние города и села, буду ездить на поездах и пароходах, буду ходить пешком. И своими глазами увижу ту красоту.
Денег родители мне не давали; вместе со своим школьным другом мы ходили зимой по домам колоть и пилить дрова, скидывали с крыш снег и тем зарабатывали на летние походы.
Самым продолжительным было наше путешествие, когда нам исполнилось по восемнадцати лет. Мы отправились тогда вдвоем, прошагали пешком пятьсот километров, проехали три с половиной тысячи. Эти цифры являются нашими рекордами. Мы побывали в Карелии, в Вологодской и Архангельской областях и через Ярославль и Ростов вернулись в Москву. Мой друг рисовал, я писал дневник.
Ох и досталось нам тогда! Дожди нас мочили, комары поедом поедали, пузыри на сбитых ногах не заживали. К концу путешествия мы оборвались страшнее беспризорников.
Все эти невзгоды давным-давно позабылись. И сейчас, думая о тех насыщенных впечатлениями днях, я вспоминаю города — настоящие царства славного Гвидона, вспоминаю резные северные избы, тихие северные озера…
Бесконечно благодарен Грабарю за его книги. Увы, теперь я редко перелистываю те два тома. На иные фотографии просто не могу смотреть без боли и без негодования, ибо вижу уничтоженное, сожженное, погибшее…
Годы шли. Отечественная война на целых шесть лет оторвала меня от семьи, от спокойных занятий.
Но и на фронте не затухала моя вторая любовь. В разрушенных наших смоленских городах, в Польше, в поверженной Германии — везде я пользовался свободными минутами и спешил увидеть памятники старины.
Отшумела война, и я с еще большим рвением вновь стал читать ученые труды о далеком прошлом земли Русской, а случалось, отправлялся по дорогам своего отрочества смотреть древности. Для чего смотреть? Да просто так, чтобы лишний раз полюбоваться.
Однажды шел я солнечным весенним утром по московской улице мимо действующей церкви. Старушки, все одетые в черное, выходили на паперть. Молоденькая учительница вела куда-то вереницу ребятишек, так с виду класса пятого.
А церковь была прелестна — вся белая, стройная, с затейливыми наличниками на окнах, покрашенными синей, красной, зеленой красками; пять золотых глав горели на солнце…
Ребята невольно остановились — ведь красиво же.
— Проходите, проходите мимо! Нечего вам заглядываться! — строго заторопила учительница.
И ребята покорно двинулись дальше.
А что бы учительнице остановиться да рассказать, например так:
— Дети, перед вами замечательный памятник старины XVII века, в те времена самые красивые здания были церкви. Смотрите, как изящны эти устремленные ввысь очертания, как тонко высечена из белого камня резьба вокруг окон…
Учительница должна была бы толково объяснить ребятам, что мы, современные люди, видим в зданиях церквей прежде всего ценности художественные, исторические, музейные. И что создавали эти ценности люди талантливые, выходцы из народа, чьи имена зачастую оставались неизвестными…
Случай этот послужил для меня как бы толчком. Я перестал быть туристом-одиночкой, а из года в год начал водить московских школьников по старым русским городам.
Во скольких местах мы побывали! У скольких ребят воспоминания о наших странствиях, верно, останутся на всю жизнь!
Случалось, скептики-педагоги мне задавали недоуменные вопросы: не вредно ли показывать ребятам то, что связано с религиозным культом?
— Отнюдь нет! Я рассказываю так, словно вожу их по музеям, — отвечал я, глубоко убежденный в своей правоте.
Сам-то я детский писатель, автор веселых повестей для ребят. Но мне давным-давно мечталось написать книгу о своей второй любви, об особенно близкой моему сердцу древней Владимирщине.
И все я как-то не решался начать писать. То недосуг было, то слишком ответственной казалась тема…
Где-то на перепутьях владимирских дорог повстречался мне такой же страстный турист и столь же влюбленный в старину — Александр Сергеевич Потресов. Мы казались очень похожими — оба высокие, худые, длинноносые. И потому нас нередко принимали за братьев. Он таскал с собой фотоаппарат, я — альбом для рисования и блокнот. И стали мы большими друзьями.
С каждым годом растет интерес советских граждан, особенно молодежи, к нашей старине. В свое время люди о старой русской архитектуре, да и о многих событиях из русской истории и понятия не имели. А теперь они страстно хотят взглянуть на старину, вникнуть в ее немеркнущую красоту.
Я посоветовался с Александром Сергеевичем: может, стоит написать книгу об этой красоте не для ребятишек, а для подростков постарше, для комсомольцев, для всей нашей молодежи?
Александр Сергеевич мне признался, что давно мечтает издать альбом своих фотографий памятников старины.
«А что, если нам соединить наши мечты? — подумал я про себя. — Текст мой, а его фотографии»[1].
Возможно, я еще долго колебался бы. Но тут случайно вновь занесла меня судьба в один суматошный воскресный день в город Суздаль.
Перед длинным белым зданием музея — бывшими архиерейскими палатами — скопилось много разноцветных автобусов. Они все прибывали и прибывали. На фоне белых стен XVII века их яркие ряды выглядели очень живописно.
Разомлевшие от жары и духоты люди выходили на травку, расправляли затекшие мускулы, потом оглядывались… и замирали на месте…
Они видели перед собой словно сказочный букет цветов — множество башенных шпилей и крестов, купола серебряные, горящие на солнце, как рыбья чешуя, купола синие, усыпанные звездами, купола темно-зеленые; видели церкви нарядные — то розовые, то сахарно-белые, то разноцветные. Иные стройные, другие приземистые. И, как цветы в букете, ни одна церковь не была похожа на другую, и в каждой таилась своя прелесть.
Девушки-экскурсоводы подхватывали одну группу, другую, вели сперва в музей, потом возили по городу. А почему вон та группа подростков робко жмется?
Подошел. Оказывается, на экскурсию надо было записаться заранее, а они просто сели в автобус — шефы им предоставили — и покатили. И теперь им говорят: ждите не меньше четырех часов. Они москвичи, из школы торгового ученичества. Да, конечно, и будущие продавцы тоже должны любить старину.
— Может быть, мне вам показать Суздаль? — спросил я. — Только я не экскурсовод.
И мы поехали. Время от времени останавливались, вылезали из автобуса. Я рассказывал, объяснял.
Мы встали на мосту через маленькую речушку Каменку. Это место я облюбовал еще в свои юные годы.
Слева, на низком берегу речки, раскинулся белый, словно вылепленный из сахара, Покровский монастырь. Белые башни, белые стены, белые церкви были ярко освещены солнцем.
Справа, в глубине, на высоком берегу речки, на горе высился Спасо-Евфимиев монастырь. Розовые высокие стены когда-то грозной крепости опоясывали гору. Розовые внушительные башни с черными щелями бойниц, с зелеными островерхими крышами высились по углам стен. В речке ныряли и плавали гуси, ломая розовые отражения… А еще правее и ближе к берегу в небо вонзала свой острый шатер высокая колокольня Александровского монастыря.
Потом мои спутники оглянулись…
Там, за зеленым валом, виднелся кремль — белая колокольня, белый пятиглавый собор Рождества Богородицы, маленькие, словно игрушечные, белые и розовые церкви…
Окружала нас красота и слева, и справа, и спереди. И была та красота словно сказочный, поднявшийся со дна озера град Китеж… Юноши и девушки смолкли, остановились любуясь. И я сказал самому себе:
«Буду писать свою книгу… самую заветную…»
Теперь, дорогие читатели, она перед вами.
За лесами дремучими, нерублеными, нехожеными, за болотами зыбучими, непроходными, среди редких становищ финско-угорских племен, в междуречье Волги и Оки возникли в IX–X столетиях первые славянские поселения. Первые города там были: Ростов на озере Неро, Клещин на Плещеевом озере и Муром на Оке. Да еще далеко на севере, где вытекает из Белого озера полноводная Шексна, стоял город Белоозеро.
В те дальние края залесские были тогда дороги только что реки. А из одной реки в другую волокли ладьи посуху, по дубовым каткам, либо на салазках.
Вверх по Нерли Клязьминской, что берет свое начало невдалеке от Плещеева озера, шел такой волок в Нерль Волжскую, что течет на север и впадает в Волгу. С незапамятных времен все пространство между Клязьминской Нерлью с востока и рекой Клязьмой с юга, — и по ее притокам Кóлокше и Пекше было издавна отвоевано у леса.
Назывались те плодородные, черноземные, пахотные земли Опольем. По краю Ополья, вдоль правого берега Нерли, возникли по оврагам первые малые поселения славян с общим прозванием «Суждаль». «На Суждали» — так в женском роде говорит об этих поселениях летописец.
Повелось издревле, что жители Южной Руси, а следом за ними и летописцы, все земли залесские — от Оки и до самой Волги — звали суждальскими (суздальскими), и народ, живший по тем городам и весям, именовали суждальцами.
Жили в тех краях залесских, в малых, топившихся «по-черному» избах неимущие земледельцы. Жили там в усадьбах, огороженных тыном, и богатые — «старая чадь», что владели распаханными нивами, усадьбами, запасами хлеба, мехов, меда, воска, вара, пеньки…
В те дальние земли христианство пришло на сто лет позже, чем в Киев, Чернигов, Переяславль-Южный. Мечом и огнем насаждалось оно. Говорится в летописи, как убили первого ростовского епископа Леонтия, как в неурожайный 1024 год восстали на Суждали земледельцы. Поднялся голодный люд на богатых, а повели восставших волхвы. Сам великий князь Ярослав Мудрый прибыл на усмирение. Простой народ, продолжавший поклоняться старым богам, поднял руку на принявшую христианство знать. Казнил Ярослав многих пашенных людей и волхвов.
Таково первое упоминание о тех краях в летописи. А память о пролитой крови с той поры долго жила на Суждали.
Умер Ярослав в 1054 году. И загорелись тогда на Руси усобицы меж его сыновьями. Каждый из них хотел владеть великокняжеским Киевским столом.
Страшная борьба кипела на юге, а в глухих северо-восточных окраинных землях простому народу жилось вольготнее. Владел ими третий сын Ярослава, Всеволод.
Сам он ни разу не был на Суждали, а собирать дань посылал сына своего, Владимира Мономаха. Такое прозванье дали княжичу в честь деда его со стороны матери — Византийского императора Константина Мономаха. Впервые Владимир отправился в дальний путь на Суждаль, когда исполнилось ему тринадцать лет.
Как умер князь Всеволод, Владимир вступил во владение землями на Суждали. Много раз за свою долгую жизнь приплывал он сюда на ладьях, суд вершил, собирал дань, охотился, пировал со своей дружиной.
То затихая, то вновь загораясь, длилась на юге кровавая борьба меж Владимиром Мономахом и его двоюродным братом Олегом Святославичем Черниговским, которому дал народ страшное прозвище — Гориславич. В 1096 году вторгся Олег на Суждаль, много поселений пожег и пограбил. Но преградил путь Олегу сын Мономаха — молодой и отважный Мстислав, что княжил тогда в Новгороде. Пошел Мстислав со своей дружиной на защиту земель отцовых и на реке Колокше победил полки Олега.
Еще по велению Ярослава была построена в тех краях залесских на малой речке Каменке, близ впадения ее в реку Нерль, первая крепость под названием Суздаль[2].
Внук Ярославов Владимир Мономах повелел поставить другую крепость — на высоком левом берегу Клязьмы, недалеко от впадения в нее речки Лыбеди. Назвал он ее в свою честь Владимиром и построил внутри обеих крепостей по церкви. Были они первыми каменными на северо-востоке Руси.
«Сын Всеволода Мономах… сий постави град Володимерь Залешьский в Суждальской земле… и създа[3] первую церковь Спаса…» — так говорит летопись за 1108 год.
Долгие годы археологи искали этот старейший в городе Владимире храм, но до сих пор не нашли никаких его следов.
О другом храме, что в городе Суздале, упоминается лишь в позднейших летописях, когда эту пришедшую в ветхость церковь Мономаха разрушали.
«Заложи церковь каменьну святыя Богородица в Суждали, на первом месте, заздрушив старое зданье, понеже учала бе рушитися старостью и верх ея впал бе; та бо церкви създана… Володимером Мономахом…»
Где стоял в Суздале тот храм, никто о том не знал.
Эти древние записи не давали покоя одному замечательному человеку, жителю Владимира Алексею Дмитриевичу Варганову.
Был Варганов когда-то директором Суздальского музея, позднее стал заниматься раскопками и реставрационными работами по всей Владимирской области. Роста он невысокого, подвижный, пожилой. Начнет говорить о Суздале, сразу поднимаются его мохнатые брови, загораются запрятанные за стеклами очков небольшие, неопределенного цвета глаза. Видно, для него, старого члена партии, Суздаль с его нарядными церквами и башнями — это и первая, и вторая, да, наверное, и десятая на всю жизнь любовь.
Жаль только — не хватило Алексею Дмитриевичу досуга самому написать книгу о своей деятельности и о неустанной любви к землям на Суждали.
Задумал он найти древний собор Мономаха. Вчитываясь в старые письмена, сопоставляя их между собой, он старался отыскать ту нить, которая привела бы в конце концов к истине.
Раскопки начались под самыми стенами ныне существующего здания собора Рождества Богородицы. Сперва шел белый камень позднейшего фундамента. Когда же начали попадаться огромные, неправильной формы валуны, соединенные меж собой известковым раствором, Варганов ни на шаг не отходил от раскопок. В Киеве стены древнейших церквей были сложены из булыг песчаника. Клали те булыги в два, три и четыре ряда, скрепляли их известковым раствором, рядами пускали пояски из плинфы и опять клали булыги.
«Неужели и в Суздале будет найдена плинфа?» — спрашивал Варганов самого себя, мечтая отыскать хотя бы обломки этого древнего плиткообразного кирпича, широкого и плоского, совсем непохожего на современный.
Кончался рабочий день. Варганов не шел домой, а спускался в шурф и взглядом охотника рассматривал каждый камешек, торчавший из стенки.
Наконец заступ рабочего обнаружил плоский розовый кирпич, напоминавший киевский. Эта первая найденная плинфа была слегка покороблена и сохранила на своей поверхности отпечатки пальцев древнего плинфоделателя.
Так подтвердилась запись XIII века о том, что суздальский храм был похож на собор Киево-Печерского монастыря. Так Варганов нашел фундамент храма Владимира Мономаха.
Любопытно, что во время раскопок предыдущих лет археологи на один только штык лопаты не добрались до слоя плинфы. Не открылась им тогда тайна Мономаха.
Повел Варганов раскопки и в других местах вдоль стен существующего собора. Он выяснил, что эти стены не были связаны с фундаментом храма Мономаха, а несколько сдвинуты к северу и повернуты под небольшим углом.
Увлеченный поисками, он продолжал копать в Суздальском кремле. Ему хотелось найти остатки княжеского терема, о котором в летописях говорится: Мономах «тут же и двор себе устрои возле церквы».
Варганову не удалось найти терема, возможно, здание было деревянным. Зато он нашел выложенные той же плинфой печи, в которых жгли известь для строительства храма Мономаха, нашел он также обугленные остатки землянок суздальских посадских. Поиски продолжались, были обнаружены основания нескольких печей для обжига плинфы.
Много еще чего нашел неутомимый изыскатель старины и под землей, и под фундаментами построек. Он ушел на пенсию, но ушел не для отдыха, а чтобы всецело отдаться археологическим раскопкам. Но его деятельность прервалась. В 1977 году он скончался.
Теперь можно подвести итоги. Главным в его жизни был Суздаль. Благодарные жители города назвали одну из улиц его именем. Возможно, когда-нибудь на площади будет установлен ему памятник. А сейчас лучшим для него памятником является его детище — весь «украсно украшенный» архитектурный ансамбль города-музея.
Много энтузиастов восстанавливало древнюю красу и славу царства славного Гвидона. Но он был зачинатель, и среди них самый неуемный, самый настойчивый, самый пламенный.
Поделиться книгой: