— А ты ешь плоды?
— Когда-то ел. Несколько раз. Потом начал участвовать в богослужениях, вкусил божественных энергий и познал истинную радость. И тогда понял, что удовольствие, которое дарят плоды земные, ничто по сравнению с божественной радостью. Ты поймёшь это после первого же богослужения.
— Поскорей бы.
— Уже скоро, сынок.
— Но почему же ты не уничтожишь плодовые деревья в нашем саду?
— Зачем? Они созданы Богом. Они во всяком случае красивы. Иногда я ими любуюсь. Но не от всего, что красиво, надо обязательно откусить. Кроме того, у меня растет сын. Он должен знать о тех возможностях, которые даёт мир. Он должен сделать самостоятельный выбор.
— Какой ты мудрый, папочка! — воскликнул Эол.
— Есть немного, — улыбнулся папа. — Просто я давно живу на свете. К тому же я дракон. К тому же принадлежу к одной из высших каст. Потом расскажу тебе о наших кастах.
— А бывшие драконы в этом аду все вот так и мучаются?
— Не все. Мучения иных куда похуже. Взгляни вон на этих.
Эол взглянул и ужаснулся. Несколько небольших, но очень шустрых и злобных динозавров буквально рвали на части динозавра, который был гораздо крупнее, хотя и не был гигантом. Кровь хлестала во все стороны, у жертвы уже открылись страшные раны, в которых отвратительно виднелось мясо, окровавленные клыки хищников выглядели зловеще. Их глаза вовсе не были пусты, но в них полыхала лютая ненависть.
— Господи! — взмолился Эол. — Эти-то чем такое заслужили?
— Они не заслужили. Они выбрали, — тихим дрожащим голосом сказал папа. — Однажды маленькие драконы просто играли, забавлялись. Один ненарочно задел другого клыком, кровь товарища попала ему в рот, и этот вкус понравился ему. И он во что бы то ни стало захотел ещё раз попробовать крови. И в следующий раз он уже сознательно пустил кому-то кровь. И убил. И съел окровавленную плоть живого существа. И больше уже не хотел знать никакой другой пищи. Так дракон становится плотоядным. Те кровавые ящеры, которых ты видишь — бывшие драконы, для которых жить — значит жрать себе подобных.
— Но ведь они не виноваты, что им случайно попала в рот кровь.
— Дело тут совсем не в том, кто и в чём виноват, а в том, каковы наши души. Иной, если ему кровь на язык попадёт, в ужасе её выплюнет, а потом всю жизнь будет избегать ситуаций, которые связаны с кровью. Иному кровь, может быть и понравится, но он придёт в ужас от того, что она ему понравилась. Он будет бороться с этой склонностью, считая её омерзительной. Каждый может победить самого себя, хотя это очень не легко. А иной считает хорошим всё, что доставляет ему удовольствие.
— А почему одни драконы такие, а другие — не такие?
— Если бы знать. Мы рождаемся разными. Может быть, дело в том, каковы были поколения наших предков. Мы наследуем от них и хорошее, и плохое. Надо бороться со своими низменными наклонностями, и если мы не сможем их победить, то вполне возможно, передадим их по наследству детям. А может и не передадим. Это непостижимые вещи. Но мы имеем дело с фактами. У каждого свой набор плохих и хороших наклонностей. Не надо роптать на несправедливость, не надо говорить о вине или невиновности, надо просто развивать то, что есть в нас хорошего, и подавлять то, что в нас плохого. Иначе можно попасть сюда, и искать виноватых будет поздно. А есть места и куда похуже. Не хочу тебя пугать, сынок. Просто хочу, чтобы ты был внимателен ко всему, что происходит в твоей душе.
— А драгоценные камушки, которые я вам подарил, они тоже плохие?
— Камушки прекрасные. Они созданы Богом и не могут быть плохими. И то, что ты решил их подарить, тоже очень хорошо. Но многие драконы имеют врождённую страсть к драгоценностям. Надо внимательно следить за своей душой, чтобы эта страсть не захватила её. Когда драгоценные камни станут для тебя дороже мамы, это уже страсть. Когда стремление обладать драгоценностями убьёт в душе дракона все возможные стремления, значит страсть в нём победила, и он погубил свою душу.
— Как страшно жить! — воскликнул Эол. — На каждом шагу опасности!
— Жить очень интересно, Эол. На каждом шагу задачи, с которыми мы должны справится, и у нас всегда достаточно для этого сил. К тому же у нас есть Помощник, сильнее которого нет никого на свете — Бог. Он нас очень любит и никогда не оставит.
— И меня Бог тоже любит?
— Конечно, любит.
— А почему?
— Потому что Бог — Сама Любовь. И если ты тоже будешь любить Бога, никакие опасности не будут тебе страшны.
***
Когда видение закончилось, Эол не стал сразу будить Эврара, подарив ему пару часов освежающего сна. Эврар проснулся с улыбкой на губах. Увидев нежность в глазах дракона, он почувствовал себя счастливым. И бодрым, и сильным, и полным стремления к самым великим свершениям. Некоторое время он просто сидел и улыбался. Его сознание стало удивительно ясным, теперь все вопросы к дракону расположились в строгой последовательности.
— Эол, я очень люблю легенды о драконах, но в них трудно отличить правду от вымысла. Не мог бы ты пересказать мне драконьи легенды в их достоверном варианте? Что ты можешь сказать, например, о Зигфриде, о Беовульфе, о Георгии Победоносце?.
— Хорошо. Начнём с Зигфрида. Это самая лживая легенда из всех, которые мне известны.
— Так ведь легенда всё-таки не хроника, с неё нельзя спрашивать полной достоверности.
— Знаешь, чем легенда отличается от сказки? В сказке может быть всё, что угодно, а в легенде может быть только то, что может быть. Мы не ждём от легенды хроникальной точности, но хорошая легенда рассказывает о том, что вообще-то могло быть, хотя и неизвестно было ли именно так на самом деле. Легенда, которая строится на откровенных нелепостях, это плохая легенда. История Зигфрида именно такова.
То, что там в начале припутан скандинавский бог Локи, уже неприятно, потому что скандинавских богов на самом деле никогда не существовало. Но это ладно, это миф. А дальше там появляется множество карликов. Вообще-то карлик — это уродец, результат генетического сбоя. Карлики рождаются у обычных людей, и у карликов рождаются обычные люди. Карлик — редкость. И то, что в легенде о Зигфриде карликов — целая толпа, уже настораживает. Видимо, это не карлики, а гномы. Если карлик — это уродец, то гном — полноценный представитель своего народа.
— В существование толпы карликов ты не веришь, а существование гномов представляется тебе доказанным?
— Не доказанным. Возможным. За свою долгую жизнь мне ни разу не приходилось встречать гномов, но объективная наука не содержит таких сведений, которые вынуждали бы нас полностью исключить вероятность существования гномов. До того, как ты впервые увидел драконов, у тебя тоже не было ни одного доказательства того, что они существуют, но ты знал, что драконы теоретически могут существовать. Так же и с гномами. Они могли существовать, а потому для легенды являются персонажами вполне подходящими.
Итак, некий карлик, а точнее гном Андвари всю свою жизнь собирал сокровища. То, что это был именно гном вполне вписывается в наши представления об этом племени. Гномам, так же, как и драконам, свойственна страсть к сокровищам. Потом это золото злой неправдой досталось гному Фафниру, который ради этого убил своего отца Хреймара и прогнал брата Рёгина. Страсти среди гномов кипели нешуточные, видимо, они уже окончательно свихнулись от жажды золота, но подробности этих страстей для нас мало интересны, для нас важно, как в этом деле появился дракон.
Гном Фафнир просто превратился в дракона, вот и всё. А никому не приходило в голову, что плоти маленького гнома, как бы её не преобразовывать, никак не могло хватить на то, чтобы создать из неё огромного дракона?
— Мне кажется, Эол, ты начинаешь придираться. Это же просто сказочное чудо.
— Вот именно, что сказочное. «Сказка — ложь, да в ней намёк». Для начала надо признать, что это ложь. Сказка никогда не претендует на достоверность, а легенду рассказывают, предлагая верить, что именно так всё и было. Поэтому я не придираюсь, а говорю, что этого не могло быть. Никакая магия не могла слепить из гнома дракона хотя бы из-за разницы в массе тела. Даже если привлечь дополнительное вещество, то в том драконе от гнома почти ничего не будет, его в лучшем случае хватит на одну драконью лапу, то есть дракон не будет иметь почти никакого отношения к гному, это будет заново созданное существо. А вот просто так — «гном стал драконом» — не бывает. Так же не может царевна стать лягушкой, а лягушка — царевной. Такие выдумки рассчитаны на детишек, а ведь легенда рассчитана на взрослых. В данном случае — на глупых взрослых. Это и раздражает.
— А человек может превратиться в медведя, если учесть, что масса тела у них примерно одинаковая?
— Тоже не может. Природа медведя и природа человека слишком разная. Чтобы «превратить» человека в медведя, надо фактически уничтожить человека и создать вместо него медведя.
— А как же евангельские чудеса?
— У людей много путаницы с понятием «чудо». Из евангелий мы не узнаём ни о чем таком, что невозможно. Для хождения по воде надо просто приостановить действие гравитации. Умножение хлебов — это лишь количественное увеличение без изменения природы. Хлеб ведь не превратился в мясо, его просто стало больше. И в воскресении разлагающегося трупа нет ничего невозможного. Надо просто вернуть атомы тела на свои места, как они располагались у живого человека, а потом вернуть душу в тело. Господь, совершая эти чудеса, делал то, что не по силам ни одному человеку, а по силам только Богу. Но невозможного Он не делал. Просто границы возможного у Бога и у человека различны.
— А превращение воды в вино?
— А ты думал о том, что именно могли засвидетельствовать те, кто был на браке в Кане Галилейской? Только два факта. Первый — в сосудахбыла вода. Второй — в них оказалось вино. То есть вода исчезла, а вино появилось. Так и было. Как Господь это сделал, даже гадать не стану. Но вода не может «превратиться» в вино просто потому, что вино состоит из того, чего и близко нет в воде. Так же и гном не может «превратиться» в дракона.
— Что же там тогда было?
— Полагаю, Фафнир создал иллюзию дракона, чтобы отпугивать людей от сокровищ, сам-то он был не сильно страшным.
— А создание иллюзии было гному по силам?
— Говорят, что гномы не способны к магии, но надо учитывать, что гномы бывают очень разными. Одно дело гномы-рудокопы, другое дело гномы-воины, и уж совсем другое дело гномы-банкиры. Уж банкиры-то великие мастера по части создания иллюзий, а Фафнир, судя по всему, принадлежал именно к этому гномьему сословию.
И вот брат ФафнираРёгин подговорил Зигфрида «убить дракона». А «дракон» каждый день выползал из пещеры на водопой, чем убедительно доказывал, что никакой это был не дракон. Драконы могут неделями не есть и не пить, ежедневно ползать на водопой они не имеют необходимости. А вот гному для жизни вода нужна каждый день.
«Великий герой» Зигфрид подстерегал Фафнира в замаскированной яме. Дескать, когда «дракон» проползал над ямой, Зигфрид вспорол ему брюхо. Но поскольку это был не дракон, а гном, то нетрудно догадаться, что он свалился в яму весь целиком. Иллюзия огромного дракона не могла уместиться в небольшой яме, Зигфрид увидел перед собой безоружного коротышку, которого без проблем и прикончил. Вот в чём заключался этот «великий подвиг».
Но дальше ещё интереснее. Говорят, Зигфрид искупался в крови дракона и стал неуязвим. Вряд ли с гнома можно было нацедить столько крови, чтобы в ней искупаться, а неуязвимость Зигфрида, таким образом приобретённая, выглядит и вовсе нелепо. Дескать, он «ороговел», то есть его кожа приобрела роговую прочность. Это так себе броня. Если сделать доспехи из роговых пластин, они уберегут разве что от детского меча.
Броня настоящего дракона тоже роговая. Она хорошо защищает от стрел, особенно выпущенных с большого расстояния, она может выдержать рубящий удар мяча, особенно не самого острого, но колющего удара стального клинка драконья броня не выдержит, а ведь она гораздо толще, чем могла стать ороговевшая кожа Зигфрида после легендарного омовения. Так что Хагену вовсе не надо было выспрашивать жену Зигфрида о том единственном незащищённом месте, которое оставалось на спине Зигфрида. Удара нанесённого сильной рукой хорошим копьём и почти в упор не выдержала бы никакая роговая броня. Хаген бил между лопаток просто потому что это наиболее естественно при ударе в спину.
— А говорят, что, съев сердце Фафнира, Зигфрид стал понимать язык птиц, от которых узнал, что Рёгин собирается его убить, а потому сам убил Рёгина.
— Для того, чтобы прикончить подельника после удачного ограбления, вовсе не обязательно понимать язык птиц, достаточно быть подлецом. И в чудодейственные свойства сердца гнома я, признаться, не очень верю. И птицы на самом деле не могут говорить, потому что не умеют мыслить. Многие поколения людей воспринимали эту историю, как сказку, а сказка, как известно, «добрым молодцам урок». Вот только все уроки этой сказки явно рассчитаны на «злых молодцев». Это история бесконечной подлости. Даже если не обращать внимание на все нелепости легенды о Зигфриде, всё же шокирует то, что все её герои — отъявленные негодяи, примеров для подражания там нет.
— Беовульфа тоже развенчаешь? — весело спросил Эврар, которого ни сколько не огорчило развенчание Зигфрида.
— Беовульфа не трону, — полушутя-полусерьёзно сказал Эол. — Он мне нравится. Легенда о Беовульфе — пример хорошей легенды.
Всё началось с того, что датский конунг Хроггар построил свой дворец на очень неудачном месте. Неподалёку в болоте спал дракон Грендель, шум дворцовых пиров разбудил его, он в бешенстве набросился на дружину конунга и растерзал 30 воинов. С тех пор Грендель стал пошаливать в тех местах.
Разбуженный таким образом дракон напоминает медведя шатуна, он не может снова уснуть, злится, убивает всех подряд. Надо сказать, что Грендель был порядочной скотиной, то есть цепочка отрицательных эволюций довела его до состояния совершенно скотского, не поручусь, что он хотя бы говорить умел, а уж соображал он и вовсе на уровне динозавра. Сон был единственным спасением для этого несчастного. И то, что он спал в болоте, не потрудившись найти нормальную пещеру, тоже говорит об уровне его деградации. Смерть была для Гренделя не только наилучшим, но и единственным исходом. Всё худшее в его жизни уже произошло, оставалось лишь подвести итог, а подводить его было уже пора, если учесть, что обезумевший дракон разорял датские земли 12 лет.
И вот в Данию прибыл шведский конунг Беовульф. И прибыл он на драккаре — на корабле с головой дракона. Это говорит уже хотя бы о том, что Беовульф вовсе не был врагом драконов, не испытывал к ним неприязни, но Грендель стал позором драконьего племени, поединка было не избежать. Легенда сообщает нам о том, что Беовульф оторвал Гренделю лапу. Это кажется невозможным? Попробуй оторви лапу дракону. Но почему-то мне ни разу и в голову не пришло подумать, что этого не могло быть, такой достоверностью дышит вся легенда.
Грендель, судя по всему, принадлежал к серой сержантской касте, это самые слабые драконы. А Беовульф явно превосходил силой обычных человеческих силачей. К тому же это был умный воин, он, видимо, использовал в поединке массу тела самого дракона. Когда обезумевший Грендель разогнался, Беовульф сделал ловкий захват лапы, а тяжелая драконья туша по инерции продолжала двигаться вперёд, так что Грендельвыворотил себе лапу сам, а Беовульф мог закончить это дело несколькими сильными и точными взмахами меча, в этом нет ничего невозможного.
Грендель уполз в своё логово и подох. Тогда Беовульфу решила отомстить мать Гренделя. Лучше бы в своё время воспитанием сына занималась. Но воспитание самой мамаши тоже вряд ли было правильным, так что уж и говорить.
Говорят, она была водной драконицей, и Беовульф ринулся за ней в пучину. Но это не надо понимать так, что они сражась под водой. Видимо, под водой был вход в пещеру драконицы, а сама пещера находилась выше уровня воды. Но дружинники Беовульфа видели, как он следом за драконицей нырнул в воду, а после поединка вынырнул из воды. От своего конунга они ждали чего угодно, в том числе и того, что он спустится в подводное царство, хотя бой, конечно, происходил в сухой пещере.
Видимо, это был жаркий бой. Меч Беовульфа был недостаточно хорош, чтобы поразить драконицу. Он уже понял, что не сможет победить, когда заметил великолепный огромный меч, явно предназначенный для того, чтобы убить дракона. Конечно, та драконица была дурой, но всё же не до такой степени, чтобы перед боем самой выложить для противника эффективное оружие против себя. Меч был заряжен магией, рассчитанной на то, что как только егокоснётся рука человека, он начнёт раскаляться и плавиться. Драконица надеялась, что, отбросив собственный меч, Беовульф схватит клинок, который тут же раскалится, и он останется безоружным, но Беовульф всё мгновенно понял, он не бросил меч, но осознал, что у него есть возможность нанести только один удар. И первый же удар, нанесённый героемдраконице, стал смертельным, хотя на рукоятке явно осталась кожа с рук Беовульфа.
Восхищённые дружинники потом рассказывали: «Битва была такой жаркой, что клинок расплавился». Простодушные воины не приняли а расчёт то, что если бы там плавился металл, то и от человека осталась бы горстка пепла. Клинок, видимо, расплавился уже в теле драконицы, так что она умерла раньше, чем Беовульф успел отдышаться.
Итак, Беовульф стал конунгом, правил мирно и успел состарится. Но герою не было суждено «умереть на соломе». Драконы в тех краях не перевелись, и хотя онине тревожили людей, но одного из них потревожил человек, причём, довольно глупый. Случайно обнаружив драконью пещеру, он украл из сокровищ спящего дракона золотой кубок. А дракона нельзя обокрасть безнаказанно. Взять из его сокровищ хоть крохотнуюзолотинку — это оскорбление, которого дракон не может вынести. И тот дракон, не покидавший своей пещеры 300 лет, вылетел и стал разорять владения Беовульфа.
Старый конунг с дружиной поспешил к логову дракона. Но стоило дракону дохнуть огнём, как дружина разбежалась. И Беовульф вступил в единоборство с драконом. Тот дракон был силён, не из тех, кому можно вырвать лапу, а герой был уже стар и прежней силой не обладал. Он сразу понял, что этот бой ему не выиграть, но отбивался он умело и ожесточённо. Получая рану за раной, он и дракона изрядно потрепал. И вот, когда герою уже суждено было упасть без сил, один из его дружинников, Виглаф, переборов страх, метнул в дракона копьё. Это не причинило дракону никакого вреда, но на миг дракон отвлёкся, и Беовульф успел нанести ему смертельный удар.
Беовульф всё-таки убил этого дракона, но и сам умер от ран. А Виглаф вынес сокровища из пещеры. Заслужил.
Легенда оБеовульфе дышит подлинностью. Если в ней и есть некоторые несообразности, но их легко можно объяснить вполне реалистичным способом.
— А вот драконьи сокровища… Они появляются почти во всех легендах о драконах, но я нигде не нашёл нормального объяснения тому, зачем драконам сокровища?
— Не забывай, что все драконы легенд — это падшие драконы, сохраняющие в себе значительную часть драконьей природы, но это уже фактически бесы. По природе своей драконы — большие эстеты, тонкие ценители и поклонники прекрасного. Золото — красивый металл, а если золото украсить ещё драгоценными камнями, а если изделие принадлежит хорошему ювелиру, получается очень красиво. Дракон может часами любоваться изящной золотой чашей, украшенной рубинами. Нормальному дракону не ведомы скупость и страсть к скупердяйству, его любовь к драгоценностям совершенно бескорыстна. Падший дракон — вместилище всех возможных страстей. Бескорыстное драконье эстетство превращается у него в жажду обладания. Он любит уже не красоту, он любит клады, хотя и не может ими никак воспользоваться, но само понятие «моё» приобретает над ним страшную власть. Вон — посмотри — золотые столешницы из дворца пресвитера Иоанна. Нормального дракона они никогда не заинтересовали бы, это ж не произведения искусства. Но у падшего дракона глаза загораются при взгляде на них, ведь такие большие слитки золота вряд ли можно отыскать ещё где-то в мире.
— Ты и сам сидишь на этих слитках.
— Не я собирал этот клад, я его просто сторожу, чтобы передать людям. И тем людям, которым я его передам, он нужен не для потакания собственным страстям, а для того, чтобы чеканить монету. Эти рыцари бескорыстны. Но для большинства людей золото стало символом удовлетворения страстей. И драконы заразились этой человеческой страстью. Драконам золото ничего не даёт, они не могут на него ничего приобрести, но их очень волнует мысль о том, как много людей хотели бы обладать этим золотом, а не обладают, потому что всё оно во власти его, дракона. От золота пахнет грехом и этот запах пьянит падшего дракона, не смотря на то, что сам он плотские грехи совершать не может. Падшие драконы стали примитивными скупердяями, совершенно бессмысленная страсть к золоту искалечила их души. Впрочем, все страсти бессмысленные, потому что их удовлетворение не даёт того, что обещает.
— Расскажи ещё про Георгия Победоносца.
— Это был великий человек. Величие его души может оценить только дракон. Внешне история такая простенькая, что и рассказывать вроде бы не о чем. Жил-был дракон-засранец. Ему приносили в жертву девушек. Когда наступила очередь царской дочери, её спас святой Георгий. Ему не пришлось вступать с драконом в схватку, по его молитве Бог укротил чудище, святой Георгий привёл его в город и убил на глазах у горожан. Это всё.
В чём же подвиг святого Георгия? Он помолился и проблема исчезла. Понятно, что настоящая молитва обладает великой силой, и если кто-то просто произносит слова молитвы, это ещё не значит, что он молится по-настоящему. Но ты представь себе, как могли молиться родители тех девушек, которых приносили в жертву дракону. Сколько могло быть в тех молитвах силы, напряжения, горения души. Когда речь идёт о спасении собственного ребёнка, никто не станет механически бормотать слова молитв, такая молитва — это вопль, силу которого трудно измерить. Но это не помогло. Как же святой Георгий смог укротить дракона силой одной только молитвы? Понятно, что у святого была очень сильная вера, он был ближе к Богу, чем другие, но неужели в этой истории с драконом он сам по себе ничего не совершил? Неужели не было подвига?
— Подвиг был. И поединок тоже был, да такой страшный, какого человек и представить себе не может.
— Что же это был за поединок, если оружие святому Георгию пришлось применить только в самом конце, для того, чтобы прикончить уже беспомощного дракона?
— Посмотри мне в глаза, Эврар, — голос Эола неожиданно изменился, он стал ещё тише, но теперь от него веяло такой жутью, что Эврар не сразу осмелился поднять взгляд. Когда же он большим усилием воли всё-таки заставил себя посмотреть в глаза дракону, его колени задрожали, он мгновенно покрылся липким потом. Теперь он знал, какого цвета ужас. Этот ужас был парализующим, лишающим всех сил, душа погрузилась в такое состояние, в котором можно думать лишь о том, чтобы это состояние прекратилось. Человек, переживающий ужас драконьего взгляда, не задумываясь примет смерть, только бы дракон больше на него не смотрел. Стало понятно, почему кролик идёт в пасть удаву — пусть сожрёт, лишь бы не смотрел. И вдруг взгляд Эола стал любящим и нежным.
— Извини, дорогой, что причинил тебе такие мучения, но иначе бы ты ничего не понял, — немного виновато прошептал Эол.
Эврар ничего не ответил. Он сел на камень, его колотило. На Эола он не обиделся, но никак не мог прийти в себя и был не в состоянии говорить. Тогда Эол ласково подул ему в лицо, чтобы высушить холодный пот. Эврар попытался улыбнуться, но улыбка получилась довольно кислой. Через некоторое время он обрёл дар речи:
— Неужели дракон так же смотрел на святого Георгия?
— Думаю, он смотрел на него куда пострашнее. Я глянул на тебя едва ли в десятую долю силы и не хотел причинить тебе вреда, это была просто демонстрация. Тот дракон хотел убить Георгия, а дракон вполне способен убить взглядом. Обычного воина он, не напрягаясь, мог заставить сожрать собственное копьё вместе с наконечником. Но тот дракон неожиданно, как на стену, натолкнулся на взгляд святого, исполненный такой непоколебимой веры в Бога, от которой ему самому стало страшно. Но это был только первый обмен ударами. Жуткая «игра в гляделки» продолжалась ещё долго. В запасе у дракона было много ярости, много гипнотической силы и огромный опыт. Он умел психологически ломать людей, в том числе и духовно сильных. Конечно, без Божьей помощи Георгий не смог бы победить, сила его молитвы сыграла в этом поединке решающую роль. Вот только молитва — не заклинание, которое достаточно произнести, и всё сразу будет, как надо. Молитва — это связь с Богом, и установить эту связь можно было только пробившись через парализующий ужас. Когда душа погружается в море ужаса, только вспомнить о Боге, и это уже подвиг. Если бы Бог помогал всем и сразу, все люди превратились бы в ничтожества, которые ни на что не способны. Бог понесёт на руках того, кто шёл сам и упал без сил. Того, кто лежит и не хочет вставать, Бог таскать не будет. Творец хочет от нас, чтобы мы были могущественными личностями. Таким и был Георгий Победоносец. Ему удалось пройти через кромешный ужас и психологически сломать дракона, после чего тот был уже не опасен, и сам не хотел ничего, кроме смерти.
— Не думал, что взгляд дракона обладает такой силой.
— А что такое, по-твоему, дракон? Главное в драконе не умение летать и даже не способность извергать пламя. Древнегреческое слово «дракон» происходит от глагола означающего «пристально смотреть». Главное в драконе — его взгляд. Драконы видят лучше, чем любое другое живое существо, а кроме того, обладают врождённой способностью к гипнозу. Своим взглядом дракон может воздействовать на огромные массы людей, заставляя их хоть смеяться, хоть плакать, хоть дружно броситься в море. Настоящие драконы никогда не лезли к людям и такого рода экспериментов на людях не ставили. Падшие драконы, к счастью, утратили значительную часть своих способностей, но и того, что они сохранили, было вполне достаточно для того, чтобы любого человека сломать через колено. Драконий гипноз куда страшнее драконьего огня.
— Девушек драконы тоже гипнотизировали? — немного игриво спросил Эврар.
— Могли, когда хотели, — вполне серьёзно ответил Эол. — А хотели довольно часто.
— Этого я тоже никогда не понимал. О драконах часто пишут, как о похитителях красавиц. Иногда драконы требовали красивых девушек в качестве дани. Понятно, что это делали только падшие драконы, но зачем им это было надо? Всё-таки дракон и человек так сильно отличаются, что женщина в обычном смысле вряд ли может интересовать дракона.
— Ты цветы любишь? — спросил Эол, явно уже зная ответ.
— Да, очень люблю. Я как-то подумал, что некрасивых цветов не бывает. Ведь все цветы созданы Богом. Каждый цветок воплощает божественную гармонию.
— А букеты рвал, домой приносил?
— Да…
— Зачем?
— Ну… Чтобы любоваться ими.
— А ты не мог любоваться ими там, где они растут? Тебя не смущало, что ты убивал цветы ради того, чтобы принести домой? Так же можно увидеть на улице красивую девушку, убить её, принести к себе домой, чтобы некоторое время на неё любоваться, пока не начнёт терять вид, а потом выбросить.
— Но ведь цветы — не разумные существа.
— Ты уверен? Ты исследовал этот вопрос? Если разум цветка не доступен человеку, это не значит, что цветок не разумен. Я как-то читал книгу — «Разум цветов». Рекомендую.
— Но это же не в человеческом смысле разум.
— Человеческий разум тоже совершенно не в драконьем смысле. Дракону не легче обнаружить разум в девушке, чем тебе в цветке. Я всю жизнь занимался людьми, но это исключение, а большинство драконов, пытаясь обнаружить к человеке разум, просто не находят, с чем тут можно вступить в контакт.