Помоги проекту - поделись книгой:
— Тагму свою поднимай! — посмотрел на него из-под бровей глава Тайного Приказа. — Пойдете лес прочесывать. Проводники есть?
— Найдем проводников, — серьезно кивнул трибун, который игривое настроение растерял вмиг. Не тот был человек Горан, чтобы впустую колыхать воздух. — Что искать будем?
— Сам пока не знаю, — поморщился боярин. — Заимку, усадьбу, лесную весь в глуши, где-то на левом берегу Моравы, у мелкого притока. Туда торная тропа должна идти. А вот что мы там найдем, мне, Добран, неведомо.
Башня Мартелло, одно из лучших защитных укреплений, что придумали люди. Пока не появилась нарезная артиллерия, эти круглые бастионы с толстыми стенами и крошечными бойницами играючи выдерживали любые осады и штурмы. Стоили они довольно дешево, оборонять их было легко, а взять эти башни, напротив, было очень и очень сложно. Каменный цилиндр высотой в двадцать пять локтей не имел входа. Точнее, он был, но находился где-то посередине между землей и кровлей. Попадали туда по приставной лестнице. Внутри такой башни был выкопан колодец, и лежали припасы, которые позволяли десятку воинов сидеть в осаде полгода. Почему десятку? А потому что больше и не нужно. Каменный зуб со стеной толщиной в четыре шага был для этого времени укреплением совершенно неприступным.
— Молодец, Витомир, — одобрительно сказал Самослав, оглядывая сооружение. — Быстро управились.
— Так дело несложное, государь, — смущенно ответил каменщик из своих, из обученных калекой-мастером словен. — Я когда родовичам сказал, для чего эта башня нужна, даже малые дети на помощь пришли. Да и староста здесь из увечных воинов. Он тут быстро порядок навел.
— Смотри-ка, Лют, — повернулся к Большому боярину князь. — Сработала задумка твоя. Старост из местных — в новые веси послали, а на их место бывших воинов поставили. И ведь хорошо вышло. Франки именно здесь пойдут, если что.
— Зажрались людишки, княже, — степенно сказал боярин. — Большими людьми себя почувствовали. Надо их местами менять, а негожих и вовсе гнать со службы. Иначе у нас в каждом жупанстве по два десятка князей будет. Да и воровать старосты начали не по чину… — боярин внезапно осекся и густо покраснел.
— А по чину воровать, это как? — от души захохотал князь. — Ну-ка, расскажи мне.
— Не подумав, ляпнул, государь, — сказал багровый, словно неизвестный тут помидор, боярин. — Ну, по мелочи все бывают грешны…
— Ладно, — махнул рукой князь. — Я про это и так знаю. Ты, Витомир, на следующий объект переходи. Тебе еще девять таких башен надо построить. Срок — два года.
— Не справлюсь я, государь, — покачал головой мастер. — Надо с другого конца навстречу идти. Тогда успеем ко времени. Нешто я не понимаю, для чего такая башня нужна! Тут сроки никак нельзя сорвать, иначе большая беда выйдет.
— Лют, — повернулся князь к боярину. — Готовь еще одну бригаду. Каждые семь миль ставьте по башне. Выбирайте холмы повыше. Сигнальные огни далеко должны быть видны.
— Сделаем, государь! — склонил голову боярин.
— Бакута! — начальник почтовой службы тронул бока лошади и оказался перед князем. — Голубей наловили?
— Наловили, государь, — подтвердил бывший сотник. — И проверили уже не раз. Дивное дело. Они завсегда назад дорогу находят. Колдовство какое-то, не иначе!
— Десятников на эту службу только грамотных ставить, — дал команду князь.
— Слушаю, — ударил кулаком в грудь Бакута.
Большой боярин Горан сидел за столом к княжеской горнице, сжав пудовые кулаки до хруста пальцев. Стыдно ему было. До того стыдно, что глаз на князя поднять не смел. Пропустил он явную измену и воровской промысел, за который по Уложению тупой кол в задницу положен. Это, по меткому выражению государя, был залет.
— Говори, — обронил Самослав, который ничего хорошего от этого разговора не ждал. Он никогда не видел своего вернейшего соратника таким убитым.
— Мне на покой пора, государь, — невесело усмехнулся Горан. — Стар я стал и глуп. Прости меня.
— Да ты что говоришь-то такое? — резко спросил Самослав. — Ты чего раскис, боярин? Говори по делу. Я и сам вижу, что ничего хорошего ты не принес сегодня.
— Любуш нас за нос водил, государь, — хмуро сказал Горан. — У него в лесу тайная заимка была. Ну, как заимка… Острог небольшой. Там он мальчишек холостил, которых в дальних весях крал. Мы нашли их. Их там… Много их там… Он целую мануфактуру открыл.
Могучий, крепкий, как дуб, мужик махнул рукой, и прикусил губу. Ему то зрелище до сих пор во сне являлось. Щуплые тельца ребятишек лет пяти — восьми от роду, что не вынесли ножа живодера. Самослав задумался, вспоминая. В той реальности, что он покинул, в Вердене, в Лотарингии, была целая фабрика, где из славянских мальчишек делали евнухов, которых везли потом на продажу в арабскую Испанию. Епископы проклинали тех купцов, но им было плевать, они не были христианами. А герцоги франков закрывали на все глаза. Купцы исправно заносили золото, а погибшие славянские мальчишки … Да плевать на них, кому интересны эти язычники!
— Вот ведь тварь! — с шумом втянул в себя воздух князь. — Куда ушел, не узнали?
— Пока нет, государь, — покачал головой Горан. — Но скоро узнаем. Награда объявлена тому, кто «Слово и дело» государево скажет. Но, думаю я, он с сыновьями к ромеям утек. У него с ними дела были. Евнухов туда на продажу везут. У него и ключник был ромей. Слуги показали, что он самого Любуша и его сыновей языку учил.
— Пошлем в Константинополь верных людей, — сказал после раздумья князь. — Пусть ищут их. Никаких денег не пожалею, но эти твари ответить за свои дела должны.
— Это не все, государь, — хмуро сказал Горан. — У него была Милица, и как раз ее мы не нашли. Думается мне, она теперь тоже у ромеев.
— Ах, вот как? — Самослав сел, бессильно опустив плечи. — Да как же так? Мы весь белый свет перерыли, а она у нас под самым носом была?
— Мать? — испытующе посмотрел на князя Горан. Он никогда раньше не задавал этот вопрос, держа свои догадки при себе. Самослав молча кивнул.
— Если она у ромеев, то мы о ней скоро услышим, — сказал Само. — Они такой козырь в рукаве долго держать не станут.
Горан согласно кивнул. Он любил раскинуть картишки, да и шулеры в княжестве уже появились, равно как и добрая традиция бить их чем попало всем трактиром и голышом выкидывать на мороз. Горан стал гораздо чаще понимать, что говорил государь. Они давно были вместе.
— Вацлава пошлем, — сказал после раздумья Горан. — Парень достойно выучен. Он верный пес государев, он не отступит, пока не покарает предателя.
Вацлав Драгомирович был единственным человеком в княжестве, который прозывался по отечеству. Не было пока у местной знати таких предков, чтобы их именем гордиться можно было. Каждый из княжеских сподвижников сам таким знатным предком был. И вот Вацлав, сын знаменитого отца, ехал в Константинополь в обозе словенского торговца. Двое воинов Тайного Приказа ехали с ним, притворяясь, как и он, приказчиками княжеского торгового дома. Сын жупана Дражко, в честь которого назвали целый город, получил гривну на шею в двенадцать лет, за что почет имел от всего войска. К удивлению многих, парень пошел служить не в легион, а в Тайный Приказ. Он, окончив Сиротскую Сотню, поначалу жил в доме Люта, старого друга своего отца. Там-то он и познакомился с самим боярином Гораном, именем которого в княжестве пугали малых детей. Простая правда могучего седого мужика задела сердце юноши, и он попросился служить под его начало, а потом перешел в разведку, где и постигал эту нелегкую науку, став лучшим из всех. Да это и немудрено было, ведь сам князь учил его, поручая то одно дело, то другое, подробно разбирая потом каждую ошибку. Немногим такая честь достается. Именно так он лучшим и стал, получая задания все сложнее и сложнее с каждым разом. Легкая военная недалекость, когда думать не нужно, потому что за тебя думает начальство, улетела без следа очень быстро. Тут, в Тайном Приказе голова должна была работать без вбитых намертво пунктов Устава. Воин Тайного Приказа сам себе уставом был. У него была цель и были дозволенные методы, чтобы этой цели достичь. А уж дальше — его дело, как он там ее достигать будет.
Методы бывали дозволенные, а бывали и недозволенные. Всякое бывало в жизни Вацлава, но такого, чтобы для него дозволено было абсолютно все, еще никогда не случалось. Сам князь тогда его к себе позвал и задачу поставил. Предателя жестоко покарать, а мать государя найти и в Новгород привезти в целости и сохранности. Провести сыск нужно будет в самом Константинополе, где людей живет больше, чем во всех словенских землях, вместе взятых. И как он это делать будет, государя не интересовало вовсе. Воин получил полную свободу действий.
— Надеюсь на тебя, Вацлав, — обнял его на прощание князь. — Как на самого себя надеюсь. Если выбор будет, моя мать или предатель, иди за предателем.
— Почему, государь? — Вацлав даже растерялся от неожиданности. — Разве она не важнее?
— Важнее, — согласился князь. — Но ей ромеи пока ничего плохого не сделают. Они ее для торга берегут. А когда время для торга придет, мы и так узнаем. Думаю я, далеко ее спрятали. Так что не теряй зря времени. Убей Любуша и его выродков, а потом снова ищи княгиню.
— Все сделаю по твоему слову, княже, — Вацлав ударил кулаком в грудь. — Пес государев след не бросит. Клянусь, голова предателя на капище Мораны поставлена будет. Умру, но службу исполню.
— Умирать не надо, — серьезно посмотрел на него Самослав. — Ты мне живой надобен. А если исполнишь эту задачу, то богатое имение и любая боярская дочь твои будут. Только пальцем покажи. А через десять лет ты и сам боярскую шапку наденешь. Пока рано, молод еще.
С такими мыслями Вацлав ехал по торговому тракту, где через каждые двадцать миль стояли постоялые дворы, а через каждые полдня встречался разъезд воинов кочагиров, которые зорко бдили за порядком, получая по пять рублей серебром ежемесячно. Хорошие в степи времена настали. Серебро само в руки идет. И не нужно для этого подставлять грудь под ромейские мечи и словенские копья.
Два десятка авар встретились ему в тот день сразу после выхода с постоялого двора. Довольные всадники вели на север группу пленных, связанных попарно. Небольшой приработок у воинов никто не отнимал. И если словене во Фракии были законной добычей, то ромеев трогать было строжайше запрещено. И вот прямо сейчас в толпе словен, которых гнали в Белград на поселение, Вацлав увидел смуглого черноволосого мальчишку лет тринадцати. На словена он был похож примерно так же, как сам воин Тайного Приказа на эфиопа, и это было полнейшее безобразие. Вацлав тронул коня и поехал наперерез всадникам, которые от такой наглости слегка ошалели.
— Кто старший? — властно спросил он, плавясь под недобрыми взглядами степняков.
— Чего надо, словен? — вперед неохотно выехал немолодой всадник с вытянутым черепом. — Ты чего это смелый такой?
— Да хана Шебу хорошо знаю, вот и смелый, — спокойно ответил Вацлав. — Отъедем в сторону? Тут лишних ушей много. Ты чего это делаешь, батыр? Почему разбой творишь? Ромеев не велено полонить.
— Тебе-то что за дело? — опасно сощурился всадник. — Лишняя голова появилась?
— Я княжий муж, и «Слово и дело» скажу, если понадобится, — заявил Вацлав. — С моим караваном полусотня охранников — консуяров идет, а они вас, кочагиров, не очень-то и жалуют. Завидуют, сам знаешь. Они спят и видят, как вас из патрулей подвинуть. Консуяры меня в обиду не дадут, а твой род потом княжеский суд по миру пустит. Замаешься виры платить. Ну что, отпустишь пацана или будешь потом хану Шебе объяснять, почему другой род серебро зарабатывает, пока вы снова баранов пасете?
— Да забирай, — сплюнул в пыль всадник. — Товар дерьмо. Так и норовит сбежать. Эй, Хэгу! Тащи сюда мальчишку. Вон того! Чернявого!
Всадник повернул коня, и разъезд вместе с полоном поехал дальше, до места стоянки, откуда рабов погонят на север совсем другие воины. Или не погонят, продав кого-нибудь из них на месте. Людоловы свое дело знали туго, и поток новых поселенцев в окрестности Белграда не иссякал. Как и поток серебра в кошели воинов кочагиров, которые милостью князя сели на это хлебное место. Они не будут рисковать им из-за какого-то ромейского оборванца.
— Ты зачем полез к ним? — хмуро посмотрел на Вацлава Неждан, немолодой мужик, который ему в отцы годился. — Мы на задании, нам в такие дела нельзя встревать.
— Да, — кивнул Вацлав. — Нельзя, но нам кто-то из местных нужен. А у этого уж больно рожа хитрющая. На селянина он совсем не похож. Эй, паренек! — крикнул он по-гречески. — Домой хочешь попасть?
— Нет, — недобро зыркнул на него мальчишка. Худой, как палка, обожженный солнцем пацан смотрел на Вацлава исподлобья. Он, словно невзначай, поглядывал по сторонам, как бы половчее сбежать от странного купца, который только что смог запугать два десятка страхолюдных авар.
— Чего так? — удивился Вацлав.
— Нет у меня дома, — ответил тот, шмыгнув носом. — И родителей тоже нет. Бродяга я, добрый господин. Может, покормишь, раз уж от аварского плена спас? Там иногда кормили.
— Откуда ты родом? — заинтересовался Вацлав.
— Из Константинополя, — ответил мальчишка. — Мать с отцом и братьями от чумы померли, а я на улице жил. Как государь с войны вернулся, городская стража просто озверела. Не украсть ничего, сразу в цепи куют и в Трапезунд на серебряные рудники отправляют. Голодно стало, вот я и ушел из города. Думал, к словенам прибиться, они люди вольные. Вот и прибился, на свою голову…
— Город хорошо знаешь? — сощурился Вацлав.
— Как мамкину сиську, — удивленно кивнул пацан. — И даже лучше.
— На службу ко мне пойдешь? — спросил Вацлав.
— Что платишь? — деловито спросил мальчишка.
— Кормлю, — коротко ответил Вацлав.
— Маловато будет, — разочарованно отвернулся ромей.
— Досыта.
— Мы договорились, новый хозяин, — торопливо ответил мальчишка. — Я Константин, как младший василевс. Но по имени лучше не надо, а то меня за это уже несколько раз били. Зови Коста. Когда у нас обед, хозяин? Я два дня ничего не ел, и ты мне уже успел изрядно задолжать.
Глава 3
Новый городок в землях чехов разрастался, прибавляя каждый год по паре-другой улиц. Деревянный острог, что стоял на правом берегу Влтавы, был окружен слободами, которые через десяток-другой лет грозили слиться в немаленький город, окруженный складами, лесопилками и ткацкими мануфактурами. Князь уже сейчас видел хаос, что ждет этот город в будущем, и повелел дороги и улицы разметить заранее, чтобы не сгорела Прага в веселом пламени пожара, порожденного теснотой построек.
Внислав, местный градоначальник и жупан этой области, с ног сбился, принимая новых поселенцев, которые шли косяком из лесных весей, чтобы приобщиться к богатой городской жизни. Было тут немалое преувеличение, конечно, но в целом молва не врала. Город рос, а его верфи, где один за другим спускали на воду нурманские драккары, работали чуть ли не в три смены. А в этом году и вовсе на воду спустили какой-то пузатый корабль, который назвали чудным словом сейнер. Тот кораблик, на котором стояла лебедка с неводом и две шлюпки, ушел в Гамбург в начале весны, и теперь все гадали, для чего же он нужен. Впрочем, ответ был получен самим князем, и привез его Вышата, градоначальник самого северного владения, который сиял, как новый рубль.
— Вот, государь! — Вышата, поднатужившись, поставил на стол двухведерный бочонок, на который все присутствующие смотрели с немалым любопытством.
— Это то, что я думаю? — усмехнулся Самослав.
— Да, государь, оно самое, — кивнул Вышата, вскрывая бочонок. — Откушайте!
Здоровенная жирная селедка шлепнулась на деревянную тарелку, а словенские бояре смотрели на нее с немалой опаской. Рыбу они такую не ели никогда, им и речной хватало. Другое дело, что доброй рыбы не так уж и много было. Не каждый день рыбаку осетра в три локтя длиной выловить удается. Да, и не каждый месяц, если до конца честным быть… А эта рыба выглядела довольно аппетитно.
— Настойки и лука принесите! — скомандовал князь, и совсем скоро на столе лежала нарезанная ломтями селедка, пересыпанная лучком и политая оливковым маслом из самого Карфагена. Там оно было отменного качества.
— Твое здоровье, княже! — в луженые глотки полилась первая чарка, а чуть позже бояре сосредоточенно заели выпивку неведомой снедью.
— Хороша рыба, жирна, — сказал боярин Лют, вытирая липкие пальцы об рушник. — Но костиста.
— Соли можно поменьше, — задумчиво сказал Звонимир, но тут же взял еще кусок и начал его сосредоточенно смаковать, — а трав душистых побольше. И перца! Вкусно! И под настойку хорошо пошла.
— Сделали все, как ты сказал, государь! — Вышата преданно смотрел на Само, светясь восторгом. — Рыба эта мусорная. Ее фризы и саксы ни во что ставят. Ежели в сети попадает, горем великим считают. Дрянь дрянью на вкус эта рыба. А как мы ее выпотрошили, жабры вынули и прямо на том сейнере в бочке засолили, так совсем другое дело стало. И стоять она будет долго, хоть всю зиму.
— Не стерлядь, конечно, — задумчиво сказал Лют. — Но легион и людей на стройке кормить — самое то! Сколько сможете такой рыбы поставить?
— Да сколько хочешь, боярин, — усмехнулся Вышата. — Море — оно же бездонное. Только кидай сети. Особенно такие, как государь велел сплести, в виде кошеля. Мы таких уловов на реке и не видали никогда. Полсотни вот таких вот бочонков за один заход взяли. Германцы местные на утлых лодчонках в море ходят, а у нас хеландий ромейский, а на нем цельная мануфактура. Я, государь, с твоего позволения, острова на реке Лабе под себя взял. Там все равно не живет никто. Думаю там еще один острог возвести, только из камня. И склады туда перенести нужно.
— Саксы озоруют? — прищурился князь. — Опасаешься чего?
— Есть немного, — признался Вышата. — Только не саксы, а бодричи с лютичами, государь. Стали они из мелких племен в большие сбиваться, навроде сербов. И начинают соседей на зуб пробовать. Гамбург — город богатый, и даны туда добычу везут. Это все знают. Чую я, скоро быть войне.
— Мы займемся этим, — задумчиво кивнул князь. — С сербами у нас мир и торговля. Ляхи только дуркуют иногда, но мы их каждый год в чувство приводим. Лютичи тоже иногда набеги делают, приходится гонять. А вот если на севере все племена в кулак соберутся, то они большую силу возьмут. Нам ни к чему это. Сам-то что думаешь?
— Надо с племени глинян начать, — невесело усмехнулся Вышата. — Прибыслав, наш верный друг и союзник — самый главный заводила и есть. Князем на севере стать хочет. Он на дружбе с нами разжирел без меры, да еще и добыча из Кельна у него богатая осталась. Пиры дает, подарки знатным людям дарит, не к добру это. Крылья за спиной у владыки глинян выросли, государь. Так взлетел, что землю под собой не чует. Уже и позабыл, как до холодов босой ходил и в курной избе дым глотал.
— Мысли есть? — спросил князь.
— Есть мысли, как не быть, — вздохнул Вышата. — Думается мне, надо последить, с нем он еще дела ведет. Уж больно смотреть он на меня стал высокомерно. Как будто я место пустое. Непонятно мне это, княже.
Шум гигантского города придавил словен до самой земли. Они не могли и представить себе такого многолюдства. Воины Тайного Приказа беспомощно крутили головами по сторонам, не понимая, как тут вообще можно кого-то найти. Только Коста был здесь, как рыба в воде, и стрекоча, словно сорока, рассказывал, рассказывал, рассказывал… У воинов даже голова кругом пошла.
— Хозяин! — потянул его Коста за рукав и ткнул рукой. — Вон лавка, где одежду продают. Нам туда.
— Зачем мне туда? — удивился Вацлав. — У меня одежа есть. Мне туда не надо.
— Тебе не надо, а мне надо, — рассудительно сказал мальчишка. — Ты же не хочешь, чтобы твой слуга как последний оборванец выглядел? Может и стража схватить. Тут бродяг не сильно жалуют, особенно в богатых районах.
— Ну, пошли, — вздохнул Вацлав, признавая правоту мальчишки. Тот и, впрямь, выглядел на редкость подозрительно.
Через четверть часа ругани, божбы, лести и заламывания рук была куплена туника из грубой шерсти и штаны чуть ниже колен. Торговался сам мальчишка, а словене лишь дивились, сколько сил и упорства нужно здесь приложить, чтобы купить себе простую рубаху. Коста теперь был похож не на уличного воришку, а на сына какого-нибудь бондаря или горшечника, который с горстью меди в кулаке выбрался на городской рынок. Паренек был не промах, и местную жизнь знал хорошо, а потому воины Тайного Приказа, не сговариваясь, приняли его как своего. Пользы от ушлого мальчишки и, впрямь, было много. Именно он отвел их в харчевню, после посещения которой они не сядут на неделю в кусты. Именно он показал им, где ходить можно, а где — нет, потому что даже тесаки на поясе не спасут тебя от грабежа. Местное отребье, видя богатую добычу, могло просто забросать заплутавших купцов камнями и, ткнув походя ножом, раздеть до нитки.
Великий город был живым. Он дышал, словно огромное неведомое существо, ежечасно впуская в себя толпы людей и выпуская их из себя. Он проглатывал каждый день сотни голов скота, что разделывали мясники на Бычьем форуме. Он съедал многие тысячи амфор зерна, что везли сюда из Египта, Сирии и Херсонеса. Он выпивал сотни бочек вина, и поглощал множество птицы, от простых воробьев до откормленных отборными орехами гусей и каплунов. В его гавани ежедневно заходило полсотни кораблей, выгружая товары со всего света, и покидало еще столько же, чтобы развезти товары, произведенные здесь, до самых дальних уголков Ойкумены. Затеряться здесь было проще простого, ведь в Константинополе жило четыреста тысяч человек.
Поделиться книгой: