Логика истории СССР

Эти безусловные преимущества советской экономической системы наиболее ярко проявлялись в периоды кризисов. Великая Отечественная война стала её триумфом. Победа СССР была во многом обеспечена способностью системы мобилизовывать имеющиеся ресурсы и использовать их результативнее, чем обладавшая потенциалом почти всей Европы Германия.

Русофобы и антисоветчики в своём обличительном раже, в желании всеми способами охаять СССР, не дать ему ни малейшей возможности на историческое оправдание не пощадили даже Великую Победу. Они утверждают, что мы победили Германию потому, что «завалили немецкие траншеи трупами наших солдат». Вместе с тем министерство обороны (не СССР, а нынешней РФ!) в 2010 г. документально доказало, что соотношение боевых потерь СССР (8,668 млн. чел., включая невернувшихся из плена) и Германии (около 6 млн. чел.) и её союзников (806 тыс. чел.) составило 1,3:1. Это отношение не превышает среднестатистического соотношения боевых потерь победившей и проигравшей сторон, подсчитанное по данным большинства крупных войн XIX–XX вв.

Но дело даже не в этом. На самом деле СССР «забросал немецкие траншеи» лучшими в мире танками, самыми современными (для того времени) самолётами, а артиллерия, даже без учёта «Катюш», у нас была великолепной с самого начала войны. Сухие цифры лучше всего описывают подвиг, совершённый «советским» способом производства. В 1941 г. население Германии, включая сателлитов и оккупированные страны, составляло 290 млн. чел., она выплавляла 31,8 млн. т стали и добывала 439 млн. т угля. Соответствующие показатели СССР в 1940 г. — 194 млн. чел. (0,67:1), 18 млн. т (0,57:1), 166 млн. т (0,38:1). При этом следует учесть, что в 1941–1942 гг. была оккупирована территория, где до войны проживало 42 % населения, производилась 1/3 валовой продукции (58 % стали, 63 % угля), находилось более 45 % посевных площадей. И вот в этих условиях, при таком соотношении экономических потенциалов Советская власть не только выстояла, но и победила!! (Теперь понятно, что «подвиг» — это не преувеличение?).

В восточные районы страны в июле-ноябре 1941 г. было перебазировано 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 крупных. СССР был (и останется теперь, видимо, навсегда) единственной страной, способной осуществить столь масштабное перемещение материальных ценностей и средств производства. (А была ещё эвакуация 1942-го года!). Это (наряду с проведенной вовремя и в сжатые сроки индустриализацией) и спасло страну. Во второй половине 1942 г. военная промышленность заработала на полную мощность. За период войны советская промышленность произвела 95100 танков и САУ против 53800 у Германии (1,77:1), 108000 боевых самолётов против 78900 (1,37:1), 188000 артиллерийских орудий против 102000 (1,84:1). Вот чем мы «забросали» Германию! (Ссылка на ленд-лиз не изменяет сделанного вывода: хребёт немецкой военной мощи переломил советский экономический «лом». Тем более, что львиная доля поставок по ленд-лизу поступила в последние 1,5–2 года войны).

И это при том, что на Германию усиленно работали металлургические предприятия Бельгии, Лотарингии и Люксембурга, автомобили для армии поставляли заводы «Рено», танки «Тигр» делали братья-славяне на чехословацком заводе «Шкода», артиллерийские орудия производились практически во всех оккупированных и союзных странах. Против СССР работала военная промышленность Италии, Венгрии, Румынии, Финляндии, захваченных немцами Франции, Австрии и стран Бенилюкса. Даже Польша и Словакия вносили свой вклад. По сути, в войне против СССР принимал участие весь нынешний Евросоюз.

Несмотря на это, с конца 1942 г. Германия (вкупе с остальной Европой) была обречена на поражение. Причём не по причине меньшего экономического потенциала (как раз наоборот, соотношение было противоположным! — См. выше), а потому, что Советский Союз имел лучшую, крайне эффективную для выполнения «неподъёмных» задач организацию экономики. Поразительный, вызывающий недоверие, но вместе с тем, «клинический» факт: хотя СССР в период войны производил стали примерно втрое(!) меньше, чем Германия и оккупированные ею страны, он сумел превзойти её по выпуску военной продукции. Причина — в огромных мобилизационных возможностях плановой централизованной экономики («Всё для фронта, всё для Победы!») и способности Коммунистической партии использовать эти возможности и организовать народ на решение задач самой запредельной сложности. (В книге18 на сс. 133–134 показано, что и в условиях мирного времени советский ВПК по эффективности превосходил зарубежные). Партия и правительство решили, что мы должны произвести вооружения больше почти всей Европы, и политическая система во главе с ВКП(б) провела это решение в жизнь, а плановая система хозяйства за счёт перераспределения производственных мощностей, перестройки всей экономики на военный лад позволила обеспечить достижение этого результата.

Остаётся констатировать: в Великой Отечественной войне «советский» способ производства одержал полную и безоговорочную победу над рыночной капиталистической экономикой Европы, которой даже фашистский диктат не придал бóльшую эффективность. (В области экономики фашизм явился предтечей послевоенного государственно-монополистического капитализма).

Если мы захотим перечислить главные причины нашей победы и расставить их в порядке приоритета, список, как представляется, должен быть таким: 1. «Советский» способ производства (не забудем и про индустриализацию!). 2. Организационная и идеологическая роль Коммунистической партии (не только во время войны, но и до неё). 3. Патриотизм народа и советский патриотизм той его части, которая была впереди и на фронте, и в тылу.

Но уже первые попытки реформ, предпринятые Н.С. Хрущёвым, свидетельствовали о наличии проблем в нашей экономике. Первоисточником их был, конечно, «советский» (вульгарно-коммунистический) способ производства. Его системные недостатки, в полном соответствии с принципами диалектики, являлись продолжением, оборотной стороной его достоинств. (Подробнее см. книгу18, сс. 125–135).

«Выдающиеся» и не очень экономисты составили длиннющий перечень частных недостатков советской экономической модели, начиная от дефицита туалетной бумаги и заканчивая пресловутой административно-командной системой. Конечно, перечисление пунктов этого списка не заменит содержательного политэкономического анализа советского социализма, но следует отдельно выделить два его принципиальных порока, носящих непреодолимый характер. Их разрушительное воздействие на экономику трудно переоценить.

Первый принципиальный порок плановой централизованной экономики, который следует обязательно выделить, вытекает из объективно существующего противоречия между интересами производителя и общества. Так, при капитализме непосредственной целью предпринимателя является отнюдь не удовлетворение потребностей людей, а извлечение максимальной прибыли. И лишь конкуренция служит тем механизмом, который заставляет производителей стремиться к наиболее полному удовлетворению запросов потребителей.

Аналогичное противоречие имело место и у нас: целью предприятия было выполнение плановых показателей вне прямой связи с обеспечением нужд потребителей. Однако при отсутствии конкуренции действенный механизм увязки интересов производителей и потребителей у нас отсутствовал. Несмотря на принимавшиеся усилия, социалистическое соревнование так и осталось эрзацем, неполноценным заменителем конкуренции. Жёсткая и мелочная регламентация абсолютно всех сторон деятельности предприятия, бывшая объективной необходимостью(!) для советской экономической системы, также не могла сравниться с конкуренцией по эффективности стимулирования повышения качества, обновления ассортимента и экономии ресурсов.

Если признать вслед за Марксом, что «интересы движут человечество», можно представить масштаб разрушительного воздействия указанного противоречия на общественное производство. В «чёрную дыру» между декларируемой (удовлетворение потребностей граждан) и фактической (выполнение плановых показателей) целями производства «проваливались» огромные ресурсы и труд миллионов людей. Отсутствие у предприятий экономической заинтересованности в обновлении оборудования являлось главным тормозом научно-технического прогресса и способствовало технологическому отставанию СССР от Запада. Низкое качество и недостаточный ассортимент потребительских товаров приводили к обострению проблемы товарного дефицита и провоцировали социальную напряжённость в обществе.

Второй (из обсуждаемых здесь) фундаментальный недостаток плановой централизованной экономики — её неспособность выработать действенные экономические стимулы к высокопроизводительному труду. Этот недостаток являлся следствием того факта, что основополагающий принцип социализма — распределение по труду — так и не был (и не мог быть) полностью реализован на практике. (Если бы существовала возможность его полной реализации, наша экономическая система не знала бы себе равных по эффективности).

Выше отмечено, что принцип распределения по труду неосуществим при любом способе производства, поскольку отсутствует механизм определения справедливой цены затрат труда. В советской экономике ситуация усугублялась двумя обстоятельствами.

Прежде всего, вследствие монопольного положения государства в качестве работодателя стоимость рабочей силы формировалась не в результате действия механизмов рынка, а под влиянием идеологических мотивов и целей социальной политики. Многочисленные формальные показатели — тарифный разряд, норма выработки, стаж и т. п. лишь частично отражали различия в количестве и, главное, качестве труда. Жёсткая фиксированность тарифной ставки изначально содержала в себе элемент уравнительного распределения. Действительно, каким способом можно объективно измерить инициативу, творческий подход, деловые качества? Как измерить качество труда управленца, учёного или инженера? Очевидно, способ объективного измерения количества и качества труда отсутствует.

К слову, вряд ли многие из нас задумывались в своё время над тем, что неотъемлемо присущие советской экономике «прокрустово ложе» тарифной системы, необъяснимые логикой ограничения оплаты труда, запрет мелкого предпринимательства даже в сфере услуг не являлись проявлениями глупости и злокозненности КПСС, а проистекали из постулируемого теорией принципа распределения по труду

Существовало и второе препятствие. Согласно синтетической концепции, стоимость затрат рабочей силы включает в себя субъективную оценку результата этих затрат со стороны работодателя (см. книгу18, с. 86). Но советская экономическая система в принципе исключала субъективный подход при оценке труда. В ней отсутствовал отработанный механизм, позволяющий поощрить то, что не поддаётся точному объективному измерению. Естественным следствием такого положения могло быть только нивелирование индивидуальных различий в количестве и качестве труда и полууравнительное распределение.

Капиталист, между тем, в полной мере старается использовать субъективный фактор при оценке результата затрат труда. Если забыть на время о паразитическом потреблении в буржуазном обществе (см. книгу18, с. 116), можно прийти к парадоксальному выводу, что современный капитализм в большей мере воплотил принцип распределения по труду, чем социализм советского типа.

Как следствие, для советской экономической системы была характерна невостребованность личной инициативы — самый принципиальный её недостаток. В частности, в ней совершенно в недостаточной мере была задействована предпринимательская способность — один из важнейших экономических ресурсов общества. В этом также состояло тормозящее влияние вульгарно-коммунистического способа распределения на развитие производительных сил.

Человеческий фактор

В конечном счёте эффективность того или иного способа производства определяется полнотой использования человеческого потенциала. В предыдущем параграфе отмечено, что «советский» способ производства продемонстрировал неспособность выработать действенные экономические стимулы к высокопроизводительному труду. Как тогда объяснить тот факт, что в отдельные периоды экономика СССР демонстрировала беспрецедентные темпы развития? Разгадка заключается в существовании неэкономических стимулов к труду.

В их основе лежала коммунистическая идеология. Н.М. Карамзин утверждал, что «вера есть особенная сила государственная»16. Вера в коммунистические и патриотические идеалы — справедливое устройство общества, будущую счастливую жизнь в великой стране занимала значительное место в сознании советских людей, хотя многие, возможно, и не отдавали себе в этом отчёта. Коммунистическое общество по самой своей сути является обществом солидарного типа, объединяющим, а не разъединяющим людей. Это нашло свое отражение в солидарном характере труда. Впервые в истории в качестве побудительного мотива к труду выступало не только стремление удовлетворить личные корыстные интересы, но и дело строительства Великого Общества и Великой Страны (общие, солидарные интересы). Люди связывали надежды на своё личное благополучие и будущее своих детей с могуществом и процветанием своей Родины — СССР. Необходимой предпосылкой подобной мотивации к труду служило равное отношение всех граждан к средствам производства.

Солидарный характер труда объясняет такое беспрецедентное явление, как трудовой энтузиазм (масштаб его проявления на низовом уровне был гораздо шире, чем принято считать). В отдельные периоды советские люди продемонстрировали наивысшую в мире самоотдачу физических и творческих сил. Они были готовы терпеть любые лишения, вдохновлённые идеей построения справедливого общества. Наши великие предшественники жили и работали ради будущего, жертвуя настоящим.

В буржуазном обществе малейшее посягательство со стороны капиталистов на права трудящихся и отклонение от справедливого (с точки зрения работников) уровня оплаты труда вызывает протест. В СССР народ длительное время жил очень небогато (скорее, бедно), но забастовки были крайне редким явлением. И вовсе не из-за страха репрессий — когда временами власть в центре или на местах «зарывалась», протест в той или иной форме возникал. Народ терпел потому, что Советская власть сумела выдвинуть цели, ради достижения которых можно было сносить лишения. Эти цели носили солидарный, а не индивидуальный характер, поэтому они объединяли народ и власть.

Система неэкономических стимулов к труду, в основе которой лежал солидарный характер труда, длительное время компенсировала неадекватность существовавшего способа производства. К. Маркс снова оказался прав: даже вульгаризованная идея коммунизма, овладев массами, превратилась в материальную силу, да ещё какую! Капитализм не создал и в принципе не способен создать ничего похожего на духовный подъём народа, характерный для 1930-1950-х гг.

Каждый способ производства создаёт и воспроизводит тот тип человека, который необходим ему для обеспечения его функционирования. «Советский» способ производства также нуждался в определённом типе трудящегося, индивидуалист с рыночной психологией не смог бы обеспечить его существование. Вся система Советской власти, политика государства были направлены на воспитание не потребителя, а гражданина, советским людям прививались не толерантность с политкорректностью, а патриотизм. В качестве ориентира социального поведения пропагандировался не индивидуализм, а коллективизм, подразумевающий приоритет общественных интересов над личными, бескорыстное служение своему народу, своей стране. При этом никто не препятствовал раскрытию творческого потенциала каждой личности, если это не ставило под угрозу устои коммунистической идеологии. Социальное давление коллективистской идеологии на индивидуальную психологию было столь сильным, что индивидуалисты были вынуждены мимикрировать под коллективистов. (Нынешние оголтелые антикоммунисты — в большинстве своём бывшие правоверные коммунисты. Эта их зачастую непоказная(!) правоверность была способом для индивидуалистов выжить в коллективистском обществе). Таким образом экономическая система «выковывала» требуемый ей человеческий материал.

В подтверждение этих тезисов можно сослаться на Н. Бердяева, который считал, что индустриализацию в СССР можно было осуществить, лишь создав такое общественное явление, как массовый трудовой энтузиазм. Он полагал, что для индустриализации было необходимо, чтобы появился новый человек, с коллективистской психологией и новой, невозможной при капитализме, мотивацией к труду. Бердяев пришёл к выводу, что в результате целенаправленной политики Советской власти и Коммунистической партии в СССР выросло поколение молодёжи, которое понимало задачу экономического развития страны не как личный интерес, а как социальное служение.

Но в этом же заключалась и слабость вульгарно-коммунистического способа производства: для своего эффективного функционирования он требовал определённой, специфической трудовой психологии и массового трудового энтузиазма. (Это обстоятельство должно предостеречь от попыток воспроизвести старую экономическую систему в новых исторических условиях). Но вера в «светлое будущее» не может эксплуатироваться бесконечно. Постепенно происходило становление нового типа личности с иной, чем прежде, иерархией ценностей. С развитием общественного производства возникали и росли новые материальные потребности людей в автомобилях, дачах, дорогой электронике, модных вещах. Советская экономика по ряду причин не могла в должной мере удовлетворить растущие потребительские запросы граждан, что вызывало социальную напряжённость в обществе и снижало стимулы к труду. Коммунистические идеалы постепенно отступали под натиском индивидуализма и цинизма — бытие определяло сознание. По мере того, как труд терял солидарный характер, советская экономика стала проигрывать обновленному капитализму. Дальнейшее известно: потеряв веру, мы потеряли всё.

Общественное бытие определяет общественное сознание — этот универсальный закон истмата действовал и в СССР. Уровень развития и характер существовавших производительных сил объективно требовали других, не вульгарно-коммунистических, производственных отношений. Общественное бытие определялось тем фактом, что далёкая от воплощения коммунистических идеалов экономическая и социальная реальность вступала в противоречие с существовавшим в стране вульгарно-коммунистическим способом производства. Это «раздвоение» общественного бытия предопределяло «раздвоение» общественного и индивидуального сознания. В эпоху побед преобладали идеалы, но с каждым последующим поколением «разлом» в сознании увеличивался.

Период крушения СССР, для которого был характерен небывалый всплеск частнособственнических инстинктов, демонстративный разрыв с прежними моральными и нравственными нормами можно рассматривать как бунт индивидуалистов в коллективистской стране. Прежде гонимые, отторгаемые обществом эгоисты и эгоцентристы захватили сначала информационную, затем политическую и, в конце концов, экономическую власть. Но их бунту предшествовала победа индивидуализма над коллективистскими идеалами в сознании значительной части советских граждан.

Тоталитаризм

Массовые политические репрессии 1930-1950-х гг., потрясающие своей кажущейся иррациональностью едва ли не в большей степени, чем кровавым итогом, — самая загадочная страница истории СССР. Не потому, что неизвестны факты, а потому, что до сих пор не проанализированы причины.

Самое ходовое объяснение сводится к тому, что репрессии явились следствием тоталитарного характера советского общества, причём тоталитаризм объявляется неотъемлемым атрибутом социализма. На этом либеральные демократы в силу ограниченности своего буржуазного мировоззрения заканчивают анализ. На самом деле это только самое начало пути, в конце которого мы обнаружим самую глубинную, фундаментальную причину массовых политических репрессий.

Главный признак тоталитарной политической системы — полное господство государства над обществом и индивидом. В этом заключается её отличие от обычного авторитарного (недемократического) режима, который стремится добиться лишь пассивного повиновения и внешней покорности граждан, не претендуя на полный контроль над их внутренним духовным миром.

Авторитарный режим, как правило, противостоит основной массе граждан (а граждане противостоят ему). Однако в некоторых случаях выдвигаемая им религиозная, национальная или социальная идея получает поддержку большинства населения. Наличие массовой социальной базы может радикальным образом изменить характер режима и создать предпосылки для его перехода в тоталитарную стадию. (Если Муссолини и Гитлер не получили бы поддержки подавляющего большинства народа, они, скорее всего, остались бы в истории банальными главами авторитарных правительств). В последнем случае власть активно вторгается в духовный мир индивида и пытается поставить под контроль даже мысли и чувства человека. Происходят монополизация власти в руках одной политической партии, сращивание политических и государственных структур. Общество теряет плюралистический характер. Самые малейшие отклонения от «генеральной линии» пресекаются и преследуются. Идеология правящей партии официально становится государственной. В её рамках формулируется цель, в достижении которой едины народ и власть. Формируется «образ врага» (мировой буржуазии, иностранцев или иноверцев). Однако самым характерным признаком тоталитаризма является не столько безраздельное господство одной идеологии, сколько нетерпимое отношение к любой другой, к инакомыслию вообще.

Собственно говоря, тоталитарные проявления присутствуют в любом обществе, даже в оплотах буржуазной демократии. Когда они — при наличии необходимых предпосылок — распространяются настолько, что изменяют характер политической системы в государстве, возникает тоталитаризм.

Сам термин придумал Муссолини, но тоталитаризм существует, вероятно, столько же, сколько существует государство. В прежние времена он чаще всего имел религиозную основу — вспомним инквизицию в Испании, диктатуру Савонаролы во Флоренции, теократические государства Востока. Да и сейчас в тех странах, где сильны позиции религии, действуют сильные тоталитарные тенденции.

Исходя из этих критериев, приходится (помимо своего желания, но подчиняясь логике объективного научного анализа) согласиться с антисоветчиками и признать тоталитарный характер советской политической системы. Действительно, неотступный контроль государственной машины над жизнью и даже мыслями советских граждан и, главное, её нацеленность на преследование всякого инакомыслия, малейшего отклонения от официальных догм — верные признаки тоталитаризма.

Причина установления авторитарных режимов — несоответствие тех или иных сторон существующей политической или экономической системы реалиям жизни и стихийным представлениям граждан о рациональном устройстве общества. Например, буржуазия, сталкиваясь с проблемами, неразрешимыми обычными демократическими методами, ищет выход в установлении диктатуры. В ХХ в. буржуазная диктатура была распространена не менее широко, чем буржуазная демократия. (Перед Второй мировой войной только в 11-ти европейских странах из 28-ми действовали демократические конституции). При определённых условиях буржуазные авторитарные режимы могут эволюционировать в тоталитарные. Авторитаризм и тоталитаризм — это защитная силовая реакция системы на её (системы) неадекватность.

В рамках этой логики очевидно, что причиной тоталитаризма в СССР стала неадекватность вульгарно-коммунистического способа производства реалиям ХХ в. Существовавшая экономическая диктатура проявлялась, в частности, в запрете — не по экономическим, а по идеологическим мотивам — частной собственности и предпринимательства. Масштаб связанных с этим ограничений экономических свобод граждан стал ясен только теперь. Сковывающие инициативу ограничения были наложены на работу по совместительству, размер оплаты труда. Административно-командная система, вопреки очевидной хозяйственной целесообразности, ставила преграды деловой активности руководителей предприятий. Государственная политика по отношению к деревне длительное время также имела ярко выраженные признаки экономической диктатуры.

Экономическая диктатура неизбежно отражалась и в политической сфере, вела к ограничению политических прав и свобод граждан. Неадекватность способа производства не могла не осознаваться людьми, в основном, конечно, на уровне обыденного сознания. Многочисленные идеологические запреты не могли не вступать в острое противоречие с обычным здравым смыслом рядовых граждан. Уравниловка, ограничения экономической и политической свободы, вопиющая бесхозяйственность (как следствие отсутствия у трудящихся реальных прав и чувства собственника) являлись объективной основой для проявления инакомыслия в широких народных массах. Причём любые сомнения в правильности политики партии и государства могли привести к снижению моральных стимулов, поставить под угрозу солидарный характер труда и тем самым подорвать основные механизмы существовавшего способа производства. Руководство страны понимало, что успешное функционирование советской экономической системы невозможно без достижения единомыслия в обществе, путь к которому пролегал через монополизацию всех каналов информации, ограничение контактов с внешним миром и подавление всякого инакомыслия, то есть придание политической системе тоталитарной направленности.

Тоталитаризм является обязательной, но не единственной предпосылкой возникновения массовых политических репрессий. Они стали возможны только в конкретных исторических условиях. Их возникновению способствовали объективные трудности строительства социализма в отсталой аграрной стране, усугубляемые невозможностью быстро изменить мировоззрение широких слоёв населения. Противостояние могущественному и враждебному капиталистическому окружению рождало синдром «осаждённой крепости». Положение объективно требовало идейного сплочения народа и железной дисциплины. Сыграли свою роль непримиримая борьба за власть в партии и государстве и, наконец, известные личные качества И.В. Сталина17. С течением времени условия изменились, и, хотя тоталитарный характер системы сохранился, угроза возобновления репрессий, между тем, исчезла.

Поскольку инакомыслие в различных формах, но в большинстве случаев весьма далёких от идейного антикоммунизма, было достаточно распространенным явлением, это предопределило массовость репрессий. Их логика очевидна: устранялись прежде всего обладающие способностью независимого суждения, критического восприятия действительности. Не случайно первой жертвой стала старая («буржуазная») интеллигенция. Затем настала очередь крестьянства, которое в силу своего природного скепсиса никак не могло поверить в эффективность новых производственных отношений. То, что следующей под каток репрессий попала сама правящая партия, подтверждает их направленность не против классовых врагов, а против инакомыслия вообще: ведь партия объединяла самую политически активную, а следовательно, потенциально самую опасную часть общества. Причём, поскольку истинную причину инакомыслия ликвидировать было невозможно, механизм поиска и устранения «врагов народа» оказался самовоспроизводящимся, он приобрёл определённую автономность, в том числе, независимость от наличия самих «врагов».

Итак, в силу своей неадекватности реальным экономическим условиям, производительным силам ХХ в. советская модель «социализма» (вульгарного коммунизма) могла функционировать исключительно в рамках тоталитарной политической системы. (Результаты периода «гласности» подтверждают этот вывод). Предпринятая попытка достичь объективно неосуществимой цели — построения общества и способа производства коммунистического типа при недостаточном для реализации этой цели уровне развития производительных сил — потребовала применения крайних средств принуждения. Таким образом, форма существовавшего политического режима отражала реальные экономические и социальные противоречия советского общества. Но если бы удалось найти условия, соответствующие подлинному социализму (а не его вульгарно-коммунистической версии), создать предпосылки для наиболее полной реализации каждым человеком своего творческого и трудового потенциала, «цивилизованным» государствам Запада, а не СССР пришлось бы защищать свою систему авторитарными и тоталитарными методами. Отсюда становится понятным историческое место сталинизма: по отношению к подлинному социализму он занимает такое же положение, как буржуазная диктатура по отношению к буржуазной демократии.

Объективный анализ истории СССР заставляет нас признать тоталитарный характер его политической системы. Он являлся прямым и неизбежным(!) следствием вульгарно-коммунистического способа производства. (Ещё раз отметим эвристическую ценность метода исторического материализма). Однако в отношении массовых политических репрессий эта связь отсутствует. Причины их возникновения носят конкретно-исторический характер и не связаны напрямую с существовавшим способом производства.

Ни одна тоталитарная система не обходится без репрессий, приводящих к личным трагедиям отдельных людей. Но они не обязательно должны принимать массовый характер. Массовые репрессии становятся трагедией всего народа.

Вероятно, можно признать, что ситуация объективно требовала борьбы с инакомыслием и ограничения свобод. Политические репрессии стали той ценой, которую пришлось заплатить за преимущества «советского» способа производства, которому мы, в конечном счёте, обязаны индустриализацией, преобразованием сельского хозяйства, созданием мощной экономики и спасением народа от уничтожения в противостоянии со смертельным врагом.

Всё дело в том, что цена оказалась очень высокой. Особенно для людей, лично затронутых репрессиями, часто необоснованными.

Таким образом, политэкономический анализ «советского» способа производства позволяет объяснить парадокс нашей истории: почему, построив общество социального равенства, мы лишились многих свобод?

Реформы и реформаторы

Условием выживания вульгарно-коммунистического способа производства было наличие солидарного характера труда и, в более широком плане, — атмосферы духовного подъёма. В Великой Отечественной войне советское общество, целенаправленно прививавшее своим гражданам идеалы коллективизма и социальной справедливости, одержало не только военную, но и моральную победу над обществом воинствующего индивидуализма и волчьих законов. Надежда на лучшую жизнь и питаемый ею социальный оптимизм создали особую — послепобедную — общественную атмосферу, для которой были характерны эмоциональный подъём народа и радость мирного труда. Источником духовного пафоса послевоенных лет была вера народа в скорое наступление «счастливого будущего». И люди своим трудом старались приблизить это время, закладывая на «великих стройках коммунизма» основы могущества державы. Однако в обычных, неэкстремальных условиях мирного времени всё более рельефно стали проявляться пороки экономической системы, все её беды, связанные, в том числе, с нерешённостью проблемы экономической обособленности предприятий и недостаточным стимулированием эффективности труда. Это обстоятельство послужило объективной основой для попыток реформирования советской экономической системы.

Сущность экономических преобразований Н.С. Хрущева заключалась главным образом в реформировании структур управления. Реформы А.Н. Косыгина затрагивали более глубокие слои общественного производства. По сути, была предпринята попытка внедрения отдельных элементов рыночной экономики для повышения эффективности работы предприятий и стимулирования труда. Однако при этом не учитывалось, что ещё одним условием функционирования и сохранения советской экономической системы была её целостность, то есть нерушимость монопольного положения государства во всей социально-экономической сфере и даже за её пределами. Поэтому действия, не логичные для экономической системы, нарушающие её целостность, могли вести только к расстройству отлаженного механизма, а в перспективе и к гибели системы. Этим объясняется та неимоверная сила, с которой вульгарно-коммунистический способ производства (в лице различных управленческих структур) неизменно отторгал любые полурыночные новшества, в том числе и хозрасчёт — idée fixe советской экономической теории.

С этой точки зрения плановая централизованная экономика действительно была нереформируема. Но речь должна была идти не о реформе способа производства, а о его смене. Возврат к вульгарному коммунизму ради решения проблемы индустриализации был единственно верным. Но методы, чрезвычайные по своей сути и действенные лишь при наличии определённых условий, стали нормой для советской экономической системы. Ошибка заключалась в непонимании существовавшей неадекватности способа производства долговременным задачам развития советского общества. Выход заключался в своевременном повторении ленинского маневра 1921 года. (Аналогичная по содержанию попытка поворота была предпринята в Югославии начиная с 1950 г., но она по ряду причин закончилась неудачей. Вместе с тем опыт Китая подтверждает принципиальную возможность развития по этому пути).

Следует ещё раз повторить, что к тезису о неадекватности вульгарно-коммунистического способа производства существовавшим производительным силам следует подходить диалектически. Этот способ производства (в форме военного коммунизма) позволил избежать голода в период гражданской войны. (В возникновении голода в Поволжье после перехода к нэпу главную роль сыграли климатические факторы, и лишь в малой степени он может быть отнесён на счёт сокращения посевных площадей). Ему (в форме «советского» способа производства) мы обязаны не просто мировым рекордом скорости индустриализации, но и созданием могучей промышленности и передовой науки. Плодами этих свершений мы пользуемся до сих пор. Советская экономическая система была важнейшим фактором победы в войне, лишь благодаря ей мы сейчас живём в свободной стране и вообще живём. Вплоть до конца 1950-х гг. или даже до конца 1960-х гг. неадекватность способа производства компенсировалась солидарным характером труда, поэтому в целом страна развивалась по восходящей. Неадекватность в полной мере проявилась позже, с приходом новых поколений, далёких от идеалов романтического коммунизма своих предшественников.

Однако все эти обстоятельства не были осознаны партийным и государственным руководством. Поэтому продолжались попытки лечения внешних симптомов болезни — снижения темпов роста народного хозяйства, невосприимчивости его к научно-техническим достижениям, хронического отставания сельского хозяйства и т. п., тогда как фундаментальная причина оставалась нераскрытой.

В конце ХХ в. развитие мировой экономики стали определять не экстенсивные, а интенсивные факторы роста, связанные со способностью обеспечить научно-технический прогресс и наиболее полно задействовать «человеческий фактор». Советская система, сотворившая не одно «экономическое чудо» в условиях войн и кризисов, перестала отвечать духу времени. Необходимость реформ стала осознаваться всем обществом, а не только правящей элитой.

Здесь мы встречаем очередной парадокс истории СССР: наш народ, стоически сносивший лишения и тяготы, голод и даже необоснованные репрессии, вдруг зароптал в тучные и сытые годы, когда и в самом деле (наконец-то!) «жить стало лучше, жить стало веселей». Этот парадокс, впрочем, кажущийся — предыдущий текст его объясняет.

Однако объективная необходимость реформ не была дополнена субъективным фактором — способностью руководства страны мыслить диалектически. «Перестройка» потому закончилась неудачей, что не имела теоретического обоснования. В условиях отсутствия чётких представлений о конечной цели преобразований последние превратились из созидательного фактора в разрушительный. В лице так называемых «кооперативов» (на деле — частнокапиталистических предприятий) системе был нанесён удар сокрушительной силы. Государство разом лишилось монопольного положения в сфере ценообразования и на рынке труда. Был потерян контроль над доходами населения. Потеряв целостность, система пошла «вразнос».

Одним из источников развития советской экономики являлось искусственное ограничение потребления (см. книгу18, с. 128). Опережающий рост тяжёлой промышленности в течение долгого времени осуществлялся за счёт стагнации (в условиях недостатка инвестиций) сельского хозяйства и отраслей, выпускавших потребительские товары. Поэтому в одной из могущественнейших держав мира население жило небогато. Указанная причина наряду с другими привела к обострению дефицита товаров. К концу «перестройки» нереализованные и во многом обоснованные социальные притязания граждан превратились в политический фактор.

В основе всеохватывающего кризиса советского общества лежала идеологическая причина — кризис наших представлений о социализме. Задача заключалась в том, чтобы выработать новую концепцию социализма, отказавшись от идеи тотального господства общенародной собственности, но сохранив при этом опору на общественные формы собственности, поскольку вся история СССР доказала, что они обладают огромным потенциалом. Однако КПСС даже перед лицом гибели своей и Советского государства оказалась неспособной преодолеть догматизм своего подхода к марксистской теории. Социалистическая альтернатива развития страны так и не была разработана.

Если до сих пор считалось, что социальные революции происходят, когда производственные отношения отстают от развития производительных сил, то своим примером мы доказали, что результатом опережения производственными отношениями достигнутого уровня развития производительных сил является социальная контрреволюция. История не прощает пренебрежения объективными законами её развития и за необоснованное забегание вперёд наказывает не менее жестоко, чем за отставание. В этом — закономерность(!) трагедии 1991 года.

Высшее достижение

Как в целом можно оценить итоги советского периода истории нашей страны? Вероятно, время объективного, диалектически выверенного ответа придёт ещё очень не скоро.

По поводу методов проведения и цены реформ Петра I, например, историки даже через 300 лет не могут прийти к консолидированному мнению. Декабристам «повезло» больше: по их поводу спорят только 200 лет.

В настоящий момент ответ, скорее всего, будет зависеть от занимаемой идеологической и политической позиции: очень сложно отрешиться от политических пристрастий и не запутаться в паутине концептуальной лжи19.

Во всяком случае, не нам судить об обоснованности выбора наших предшественников. Они выстрадали своё право на попытку осуществления самого грандиозного социального эксперимента в истории. Ответственные исследователи, даже не слишком лояльные к Советской власти и коммунистической идеологии, вынуждены признавать, что эпоха СССР — вершина развития российской государственности. А теперь мы скатились с этой вершины вниз. Чтобы судить людей, создавших и укреплявших Советский Союз, надо прежде выбраться из того болота, в котором мы оказались.

Наука способна выявить объективную логику событий и объяснить «необъяснимые» и парадоксальные факты. Но она пока не может дать выверенную оценку эпохе СССР. Вместе с тем каждый волен сформировать своё личное, субъективное отношение к этому периоду нашей истории, исходя из собственных убеждений, принципов и жизненного опыта.

Но можно хотя бы правильно сформулировать вопрос. Оценка советского периода зависит от ответа на вопрос: в какой мере можно считать оправданным создание и развитие СССР на основе вульгарно-коммунистического способа производства? Именно ему, как показано выше, мы обязаны выживанием в гражданской войне и победой в Великой Отечественной. Невозможно оспаривать решающую роль «советского» способа производства в индустриализации, создании современной промышленности и первоклассной науки, в обеспечении доступа широким слоям народа к знаниям и культуре. Казалось бы, ответ на поставленный вопрос очевиден. Но ведь невозможно забыть и о той поистине страшной, ужасной цене — в виде массовых политических репрессий, которую пришлось заплатить за эти достижения.

Вульгарно-коммунистический способ производства был беспрецедентно, просто феноменально эффективен при преодолении кризисов и осуществлении прорывов — экономических, технологических, социальных, научных, культурных. Но в долговременной перспективе он был обречён — в силу неадекватности производственных отношений производительным силам ХХ века.

При вынесении приговора следует учесть ещё одно, далеко не последнее по важности соображение. Главным(!) достижением эпохи СССР стало рождение нового человека. Советский человек — это высшее достижение человеческой цивилизации за все пять тысяч лет её истории. Секрет поистине богатырской силы духа советских людей и их феноменальной способности преодолевать любые, самые неимоверные трудности заключался в их вере в коммунистические и патриотические идеалы. Вероятно, можно сделать многочисленные оговорки по поводу этого утверждения, но в основе своей оно всё-таки истинно. Только такие люди и могли защитить Родину в самой страшной из всех войн, проявлять чудеса трудового героизма и удивлять остальной мир своей постоянной готовностью «штурмовать даже небо» в прямом и переносном смыслах. История подтверждает, что великая социальная идея и есть тот «рычаг», с помощью которого можно «перевернуть» мир. (Это — информация к размышлению для тех, кто уже замучился, отчаялся и впал в депрессию, пытаясь найти «национальную идею». У Советского Союза она была! В этом и заключалась его сила).

Суть коммунистической идеи, конечно, не в том, чтобы получить от каждого по способности, а дать ему по потребности. Классики марксизма видели конечную цель коммунистических преобразований в «создании нового человека». Конец фразы взят в кавычки, так как эта формулировка — существенное упрощение, допустимое разве что для краткости. Создать нового человека, конечно, нельзя, можно только обеспечить предпосылки для его появления. Поэтому правильнее и точнее говорить об освобождении человека от всех форм зависимости и отчуждения — отчуждения от средств производства, результатов своего труда, качественного образования и медицинской помощи, научных знаний, богатств культуры и т. д. Ликвидация частной собственности (если она необходима) и обобществление средств производства — лишь предпосылки достижения этой цели, но не сама цель.

Маркс так ответил на обвинение в том, что представители самого передового класса — пролетариата зачастую не являются носителями лучших человеческих качеств: «Да, человек низок, жалок, завистлив. Но он такой потому, что таковы условия его существования. Измените их — и вы получите другого человека». (Высказывание Маркса приведено в вольном пересказе).

С этой точки зрения, разве можно утверждать, что советские коммунисты не достигли своей цели? Они ведь и в самом деле воспитали, «создали» этого нового человека. Несколько поколений этих «новых русских» своим подвижническим трудом построили Великую Страну — великую не только экономически, но и духовно. Они доказали тезис истмата: изменение общественной среды, экономических условий существования человека меняет и его самого. И в этом их главное достижение, которое позволяет с оптимизмом смотреть на будущее социализма.

Но время величайшего взрыва энергии народа, ослепительной вспышки человеческого духа прошло. Советский народ не распался и не вымер. Он представлял собой не этническое образование, а социальный феномен. Поэтому с крахом объединявшей и сплачивавшей всех вульгарно-коммунистической идеологии он просто перестал существовать. Однако, породив советского человека, отечественный вульгарный коммунизм может рассчитывать получить за это на высшем суде Истории отпущение значительной части своих грехов. И лучшими его адвокатами станут герои Великой Отечественной войны, подводники с «К-19», пожарные Чернобыля и миллионы других настоящих советских людей.

Уроки

Мы должны понять свою историю, чтобы извлечь из неё уроки. Эти уроки могут оказаться горькими. Не осознав и не признав ошибок, мы провоцируем их повторение. Постижение логики прошлого должно помочь понять логику настоящего и будущего.