Мо Сян

Алла смущенно умолкла, гоняя обкусанным ногтем по блюдцу печенье.

- Большинство не решалось прикасаться к оставленным куклам, но были и такие – в основном, местные Уши (колдуны) – которые забирали их с полей и постигали их тайны. И постигли. Так появились мастера. Согласно старым летописям, они научились помещать в Мо Сян свитки с посланиями, не нарушая, так сказать, их целостность. Как им это удавалось – никто не ведает. Послания не отличались большим разнообразием – в основном, это были зашифрованные особым образом пожелания достатка, успеха, богатства, женской или мужской привлекательности. В общем, простые мечты, свойственные каждому в этом мире. И желания тут же исполнялись.

Со временем, малочисленную глухую деревеньку было уже не узнать. Каждая семья обзавелась собственной «счастливой куклой» и процветала. Но Муцинь по-прежнему приходила, оставляя за одно затмение порой до десятка своих «детей», и в скором времени лишние куклы уже «упаковывались» и отправлялись во внешний периметр на продажу…

- Постойте! – перебила ее Алла, - затмение – явление довольно редкое… А вас послушать, так….

- Там свое собственное солнце, - сдержанно ответила Бабушка Лю и, глядя на озадаченное лицо собеседницы, продолжила, - Так вот, подавляющее большинство Мо Сян было с хорошими посланиями. Но были и другие.

Заказчики таких прибывали к мастерам под покровом ночи, наглухо закутанные и прячущие лица за масками и глубокими капюшонами. Трясли толстыми пачками денег и просили поместить в Мо Сян другие свитки – сулящие упадок, неудачи и даже смерть. Эти были предназначены для врагов. Впрочем, молва о «плохих» куклах распространилась быстро, и мастерам пришлось в качестве гарантии безопасности прилагать к ним собственную «печать». Само собой, куклы с «плохими» посланиями такой печати не имели.

- Теперь я поняла…, - Алла подняла глаза на старуху, - моя кукла была хорошей… Сначала. Но почему же у нее тогда отсутствовала печать?

- Все, что я тебе рассказываю, происходило давно. Печати рисовались на льняной бумаге и пришивались к изнанке одежды Мо Сян. Само собой, они были не вечны. Как и мастера, создавшие их. Истлевали, отрывались и терялись. Сейчас уже почти не найти печатей мастеров, а большинство оставшихся Мо Сян в качестве священных реликвий не покидают свои семьи, переходя от самого достойного предка лично в руки самому достойному или любимому из потомков. Те же немногочисленные Мо Сян, которые оказываются в свободной продаже… ну, это все равно что купить, как вы говорите, кота в мешке – может, повезет, а может… Тебе, дуре, повезло, но ты профукала свою удачу.

- Я ведь чувствовала, что нельзя отдавать куклу этой овце, - произнесла Алла, сжала кулаки и слезливо добавила, - Но я до сих пор не пойму, почему она решила меня извести… Мы ведь… с детства дружили…

- Покажи-ка, что ты достала из неё, - старушка требовательно протянула через стол руку, и Алла быстро вложила в нее маленький полиэтиленовый пакетик с «посланием» Вагиной.

Бабушка Лю водрузила очки обратно на нос и долго хмурилась, разглядывая кривые неуверенные линии на порыжевшем от крови (?) листке, а потом неуверенно произнесла:

- Тут что-то слишком неразборчивое. Видно, что писал дилетант. Но, если тебя это успокоит, на этом послании - о чем бы оно ни было - нет ни одной разрушительной линии. Впрочем, я не специалист.

- Но почему же тогда… ?

- Дело не в этом клочке бумаги. Дело в том, что твоя подружка убила Мо Сян, когда запихивала в нее собственное «послание».

- …А когда к ней стало приходить это чудище, испугалась и подкинула куклу обратно мне, - продолжила Алла задумчиво, - рассчитывая, что оно переключится на меня.

Женщины надолго замолчали. Чай давно остыл, и бабушка Лю пошла налить свежий. А Алла вспомнила про печенье и разломила его. На выпавшем листочке тушью были нацарапаны несколько иероглифов.

- Что тут написано? – спросила она, когда Бабушка вернулась.

Старуха глянула на листочек в ее руках и кивнула.

- Так я и думала. Это ответ на твои вопросы. Предсказание гласит: «Выход там же, где и вход».

- И… что это значит?

- Ответ напрашивается сам собой. Надо возвращаться в Китай.

- Но что я там буду делать? Куда бежать, кого искать?! Черт, я даже языка не знаю!

- Тихо, не ори, - бабушка Лю задумалась, потом деловито продолжила, - Вот что, девочка… иди-ка сейчас погуляй, а к обеду возвращайся. Есть у меня на примете один человек, который знает о Мо Сян больше моего. Вот только… не уверена, что он захочет поделиться своим горьким опытом. Просто так.

Бабушка многозначительно потерла большим пальцем об указательный, и Алла тут же полезла за кошельком, а спустя несколько секунд уже стояла на крыльце, пряча нос в шарф и жмурясь на взошедшее морозное солнце.

…

Домой идти не хотелось, и она пристроилась в столовой через дорогу от Центрального рынка, где, видать, в обеденный перерыв харчевались егоработники. Там и просидела под подозрительными взглядами раздатчицы до самого обеда, время от времени заказывая компот и пирожки с капустой. Кусок в горло не лез, но она боялась, что в таком месте нельзя ограничиться дежурной кружкой кофе и не быть вытолканной взашей. Да и кофе тут выдавался пакетиками три в одном вместе со стаканом кипятка.

Чтобы скоротать время она сделала несколько деловых звонков, но сосредоточиться на работе так и не смогла, а потому большую часть времени просидела, рассеянно наблюдая в окно за возбужденными близящимся праздником фигурками людей.

Она всегда любила декабрь. Пусть и с самой юности знала, что все это ощущение праздника и волшебства – пустое. Ничего не изменится. Новогодняя ночь сменится Новогодним утром, а болото никуда не денется, так и продолжит, без запинки, медленно засасывать, пока не засосет окончательно.

В груди кольнуло. Но ведь было волшебство! Ей вспомнилась поездка с Дюней в Листвянку. Неподвижный зеленоглазый взгляд из-под густых черных бровей; ехидная ухмылочка, направленная, в кое-веке не на саму Аллу; его длинные умелые пальцы и жаркий, жадный язык… Ощущение себя - желанной рядом с сильным, красивым мужчиной…

Ее охватили чувства стыда, тоски и, внезапно… надежды! Быстро пролистнув на смартфоне телефонную книгу, она ткнула номер кадровички и чванным голосом осведомилась, не появлялся ли на работе Вадим. Получив ожидаемо отрицательный ответ, она потребовала его адрес. Дескать, придется самой выполнить ваши обязанности - проведать пропавшего сотрудника, вдруг что-то случилось. Когда столовая начала заполняться рабочим людом, Алла допила пятый стакан компота и по скрипучему снегу затопала обратно к Бабушке Лю.

К ее несказанному облегчению, Бабушка уже ждала ее. И не одна, а в компании потасканного, распухшего китайца неопределенного возраста. На столе перед ним лежал замызганный фотоальбом, а рядом стояла упаковка из шести полуторалитровых пивных бутылок, одна из которых уже была почти выпита. Видимо, знаток китайской магии не терял времени даром и быстро распорядился частью своего «гонорара».

- Познакомься, девочка, это Сюй.

Алла кивнула китайцу и присела за стол. Тот кивнул в ответ и, раскрыв альбом, что-то залопотал.

- Посмотри, - перевела Бабушка Лю, - это работа всей его жизни. Алла склонилась над альбомом и увидела, что он действительно заполнен фотографиями. Это были нечеткие – в большинстве черно-белые – изображения небольших прямоугольных клочков ткани с растрепавшимися краями или бумаги с начертанной на них мешаниной линий и закорючек. Больше всего они походили на странно искривленные иероглифы, представляющие, одновременно, и надпись, и своеобразный рисунок.

- Это «Нефритовая Дева» - переводила бабушка Лю, когда Сюй тыкал в очередное фото грязным длинным ногтем, - оплот красоты и привлекательности. А это «Солнечный конь» - сулит непобедимость в бою, вот «Мировой Дракон» - символ плодородия и сильного потомства. А вот это – настоящая редкость - «Лиловый Панда». Гарантирует исцеление от всех хворей и долголетие.

Алла следила за ногтем, но для нее все эти символы были лишь скоплением хаотичных линий на потемневшей от времени поверхности.

- Это ведь те самые свитки, что помещались в куклы? – спросила она, хмурясь, - Но как их могли сфотографировать, если…?

Осененная догадкой, она подняла глаза на Сюя. Тот мелко закивал и бережно достал фотографию с «пандой». Перевернул. Обратная сторона густо пестрела мелким текстом. Бабушка Лю взяла протянутую ей карточку и медленно перевела:

«1936 год. Семья господина Цинь Фэй. Муж, жена, престарелая свекровь и четверо детей. Мо Сян принадлежала свекрови, которая на тот момент отметила 110-ый (!) день рождения. По словам убитой горем госпожи Цинь, ее муж долгие годы мучился от вирусного гепатита, а потому мечтал о скорейшем наследстве. Но его мать, несмотря на преклонные года и смертельную болезнь сына, не желала расставаться с Мо Сян. Поддавшись отчаянью, муж присвоил куклу, выкрав ее из материнской спальни. В отместку старуха вспорола Мо Сян и извлекла свиток. Той же ночью она умерла, а вскоре после похорон господин Цинь Фэй сошел с ума, забаррикадировался в своем доме, выгнав из него жену и детей. Госпожа Цинь, не сумев достучаться до мужа, вызвала стражей порядка, которые взломали двери. Несмотря на то, что все двери и окна были заперты и заколочены изнутри, господин Фэй найден не был ни живым, ни мертвым. Мо Сян и свиток были обнаружены в его личных вещах».

- Бо-ожечки, - прошептала Алла, чувствуя, как чьи-то ледяные пальцы бегают по ее позвоночнику. А Сюй, тем временем, убрал фотографию обратно в конвертик и достал следующую.

- «1942 год. Многодетная семья отца-одиночки Хао. По словам единственной выжившей – старшей дочери Линь – оставшись одни, дети добрались до отцовского тайника, где хранилась Мо Сян, и решили поиграть с ней. В процессе игры хозяйский щенок разорвал куклу. Отец семейства, вернувшись домой, впал в неистовство и приколотил пекинеса к стволу вишни, растущей во дворе. Спустя неделю, и отец, и все дети пропали без вести».

Алла чувствовала, что внутренне остывает, теряет волю к жизни. Мысленно она даже позавидовала жадной старухе, о которой прочитала Лю. У той, по крайней мере, все было ясно… А что ждет её, Аллу?

Бабушка Лю, между тем, продолжала свое сухое монотонное чтение заметок на тыльных сторонах фотографий. 1947, 1953, 1966, 1968, 1974, 1975… Отец, мать, одинокий старик, малолетний ребенок, вся семья, юная девушка. Пропали без вести. Все, что осталось – испорченные Мо Сян и припорошенные сепией, древние и мятые клочки кожи, ткани или льняной бумаги, издевательски гарантирующие долголетие, благосостояние, плодородие и успех. На веки вечные. Аминь.

Алле вспомнилась Ольгина переводчица Дуся, которая повсюду таскала за собой свое исполнение желаний и каждую секунду опасалась его потерять. Счастье ли это? Если любая досадная случайность – баловство детей, шалость питомца или… глупость лучшей подруги – может в одночасье лишить не только сомнительных, навеянных древним мороком, благ, но и того, что дано по праву – жизни.

Бабушка Лю, заметив остекленевший Аллин взгляд, пощелкала перед ее носом пальцами, и Алла нехотя вернулась на Землю. Сюй, тем временем, допил уже третью полторашку «Гуся» и опасно накренился на один бок.

- Я здесь, - вяло промямлила Алла, проморгавшись, - Можно уже закончить этот парад радужных перспектив? Я поняла, что меня ждет «пропажа без вести» из собственной закрытой на все замки квартиры… и, возможно, вечная память на страницах этого скорбного альбома. Вот только… понятия не имею, куда Вагина дела свиток, прежде чем засунуть в куклу результат собственного творчества. Зная ее, вполне допускаю, что тот давно смыт в унитаз…

Бабушка Лю перевела Аллину речь Сюю, и тот, внезапно оживившись, протестующе затряс круглой головой и залопотал что-то, быстро пролистнув альбом в самый конец.

- Это было лишь для того, чтобы показать тебе, что будет, если ты все пустишь на самотек, - сказала старуха, - Но выход есть. Хоть и тяжелый...

Глава 8

Алла глядела на последнюю фотографию. Она была, на удивление, цветной и, судя по рыжеватым тонам, сделанной где-то в семидесятые годы.

Сюй, справившись с опьянением, цепко оглядел сначала Аллу, потом старуху и снова залопотал.

- Он говорит… этот альбом он начал собирать после ухода матери. Она получила Мо Сян в наследство от бабки. По его словам, мать никогда не приняла бы куклу, если бы знала, что это такое. Но когда она и ее братья получали наследство, она знать не знала о силе Мо Сян и внутренне негодовала, что бабушка, несмотря на вечные заверения, что та является ее любимой внучкой, завещала ее братьям деньги и недвижимость, а ей досталась дурацкая кукла. Братья что-то знали, но, видать из ревности и обиды, не стали ничего ей рассказывать, надеясь потом выкупить у нее куклу по дешевке, а то и вообще выпросить в дар. А мать…

Сюй замолчал, веки его набрякли пьяными слезами. Вслед за ним умолкла и бабушка Лю.

- Папа работал на красильне за фэ́ни, ютились мы в гнилом, продуваемом всеми ветрами, бараке, - продолжил Сюй, - Мама тоже пыталась работать, но она большую часть времени была или беременна, или только разрешившись от бремени. Бывало, нам по несколько недель приходилось питаться одним пустым рисом. Помимо меня, самого старшего, в семье было восемь детей. Я прекрасно помню ту куклу. Это была единственная настоящая кукла в нашем доме, не считая, конечно, поделок матери из старых лоскутов и вырезанных отцом – из дерева.

А вскоре после получения «наследства» мы внезапно зажили очень хорошо. У семьи появилась возможность переехать из города в деревню и работать на собственной земле, которая оказалась удивительно плодородной. Уже через полгода мы катались, как сыр в масле. Выращивали овощи, ягоды и фрукты. Обзавелись несколькими молочными коровами и бычком, развели свиней и уток. Конечно, никаких параллелей с появлением в семье куклы мы не проводили, пока к матери не нагрянул один из братьев. Между делом, он стал выпрашивать куклу. Мама удивилась такой просьбе, но отказала, зная, что это по-прежнему любимая игрушка детей. Брат ушел с пустыми руками, и той же ночью мы проснулись в горящем доме. Родители вынесли нас во двор и бросились спасать животных. На помощь сбежались соседи. Дом спасти не удалось, но ни одно живое существо на ферме не пострадало. При разборе пожарища среди головешек я нашел и то, что осталось от Мо Сян. Меж обугленных волокон виднелось что-то светлое. Это был чудом уцелевший свиток с неясными письменами, - Сюй ткнул в порыжевшую фотографию, - я сохранил его, а потом, много лет спустя, сфотографировал. Это был он. Дракон!

После пожара отец оборудовал хлев под временное жилище. Все наши сбережения сгорели в огне, но мы не отчаивались. Зная, какой благодатью полнилась наша земля, мы рассчитывали вскоре возместить ущерб и начать новую стройку. Только не догадывались, что вместе с куклой, ушла и наша удача. Дела не клеились, скот начал болеть, а огород чахнуть. Кроме того, каждую ночь все мы просыпались от кошмаров и сбивались в кучу, точно испуганные овцы. Что-то… бродило снаружи. И пело. С каждой ночью все ближе. Скорее всего, через несколько дней мы бы тоже «пропали без вести», если бы не соседка. Местная знахарка, к которой мать побежала за советом, быстро размотала этот клубок. И подсказала выход.

Сюй навалился грудью на стол, дыхнул кислятиной Алле в лицо, но она даже не поморщилась, вся обратившись в слух.

- То, что тебе снится - не плод фантазии! Это место существует! Надо ехать в Шэньси, на тайные рисовые террасы. Только там можно устроить подлог и освободиться от Матери. Жертву выбери сама.

Алла смотрела в мутные, испещренные капиллярами глаза Сюя и старалась не пропустить ни слова.

- Наша мама сразу определилась с жертвой. Отец умолял ее пожертвовать самой маленькой – нашей новорожденной сестренкой Сюэцзюнь. Но мама в ответ ударила его по лицу, и больше он об этом не заговаривал. Детей мы оставили на соседку, и вдвоем поехали проводить маму. Я помню, как мы стояли у насыпи, рыдали в голос и глядели на ее спину, бредущую прочь меж рисовых кустов под лучами черного дымного солнца. А когда на горизонте появилась Мать, папа закрыл мне ладонью глаза.

Сюй откинулся на спинку стула и надолго присосался к горлышку пластиковой бутылки.

- А что она вообще такое… эта Мать? – спросила Алла боязливым шепотом.

- Местные монахи рассказывали, что некогда на золотом драконе спустился на Землю Великий Правитель Хуан-ди. Вместе со своим воинством он правил долго – долгие столетия. В его честь были построены самые большие пирамиды. И, согласно легендам, была у Хуана-ди тренога, в которую были заключены все демоны и чудовища. Когда Правитель понял, что его время подошло к концу, он оседлал своего дракона и собрался возвратиться обратно – на звезды. Земные же правители хотели уйти с ним и стали цепляться за хвост взлетающего дракона. От тяжести дракон рухнул, а тренога разбилась, выпустив чудовищ в мир.

Его воинство быстро пленило большинство их обратно, некоторые же попрятались в самых темных и дремучих уголках планеты. Но одно из них было особенным! Муцинь отстояли сами люди, упросив Хуана-ди отпустить её. Мать ушла в самое глухое место Китая – на бесплодное и мертвое плато за глубоким ущельем. В считанные дни место это превратилось в цветущую, плодородную долину, и местные жители перестали умирать с голоду. Хуан-ди позволил Муцинь остаться, но взял с местных клятву, что они будут строго следить, чтобы и Она сама, и ее отпрыски навсегда оставались в пределах Долины.

- Вот, - Сюй подвинул Алле обрывок каких-то обоев, - Это карта.

На обрывке корявенько и торопливо, но очень подробно был нарисован маршрут с петляющим по краю кривых треугольников (пирамид - догадалась Алла) пунктиром дороги, оканчивающимся узким ущельем у небольшого, окруженного горами, плато. Это было похоже на рисунок старого кувшина с узким горлышком и пузатым основанием.

- Слушай, - Алла схватила китайца за пухлое запястье, - Будь моим провожатым! Я заплачу́ любые деньги. Понимаешь, я понятия не имею, куда ехать, толком не знаю языка, а Дюня… в общем, я не уверена, что…

Сюй, услышав перевод, тут же выдернул руку и затряс головой.

- Никогда больше, ни за что! – перевела его возмущенный лепет Бабушка Лю, - Разве я похож на дурачка? Ты ведь меня первого и вытолкнешь за насыпь!

- Но… ты ведь не брал в руки мою куклу, - нахмурилась Алла, - Чего же ты боишься?

- Матери плевать, кто заменит ее мертвое Дитя. Я здесь, чтобы помочь, но не более того. Вот тебе карта. Если хочешь жить сама или дать жизнь близким, следуй ей. Когда прибудешь на место, иди к па́годе. Деревня давно заброшена, но в монастыре по-прежнему несут караул жрецы. Обратись к ним и следуй их указаниям.

…

Сразу от Бабушки Лю Алла на такси поехала по адресу Вадима. В домофон звонить не стала и, дождавшись, когда дверь подъезда откроется, протиснулась внутрь мимо выходившей миловидной девушки. Та сморщила носик при виде растрепанной тетки с увесистым пакетом, который, судя по запаху, был полон свежего навоза.

Алла и сама мечтала от него избавиться, но последние наставления Сюя гласили, что Мо Сян необходимо взять с собой. Только в этом случае обмен состоится, так сказать, баш на баш. Можно было, конечно, сначала заехать домой и спрятать пакет в кладовке, но ей не терпелось поскорее разыскать Вадима. Она страшно истосковалась по неподвижной зелени его глаз, по его запаху, даже по явному небрежению и грубоватым шуточкам. И теперь у нее появился очень веский и благовидный предлог явиться под его ясные очи, наплевав на стыд, вину и поруганную девичью гордость. Кроме того, он был ее единственным шансом осуществить задуманное.

Прежде, чем позвонить, она прислонила ухо к двери и затаила дыхание, пытаясь уловить голоса, музыку или звук работающего телевизора, но за дверью стояла ватная тишина. Расстроенная, она все же позвонила, и дверь открылась. Правда, напротив. В подъезд выскочила тощая тетка и несколько ребятишек.

- Слава Богу, вы приехали! – воскликнула тетка, активно жестикулируя, - Я уж и не надеялась.

- Что…? - Алла проглотила сухой комок, сжавший горло.

- Вы уж будьте добры, усмирите вашего Вадика. Опять вразнос пошел, чтоб у него печень сгнила! Несколько недель жизни не дает. Мы уж надеялись, за ум взялся. Сколько лет ведь не крылил! И тут снова! Пропащая душа!

Алла недоуменно поглядела на женщину, потом на дверь Вадимовой квартиры и – снова на женщину.

- Кодировать его надо, мамаша, - веско пояснила соседка, - Или забирайте свое чадо обратно под крыло, и пусть он вам Есенина изображает.

- Какого…, - Алла затрясла головой.

- Златокудрого, блядь! – взвизгнула тетка, но тут же вспомнила про детей и заорала уже на них: «А ну марш в свою комнату!»

Дети, хихикая, испарились.

- Послушайте, - Алла попыталась собраться с мыслями, - Я его работодатель. Он не появляется на работе и не отвечает на звонки. Я пришла проверить, не болен ли. Когда вы видели его в последний раз?

Тетка потупилась и смущенно запахнула поглубже халат.

- Так вы…? Извините, я решила, что вы его мать. Звонила ей на днях, просила приехать за своим корзыночкой. Но что-то она не торопится. А тут вы, да с пакетом. Я и решила, что пожрать привезли светочу своей жизни… Эээ.. кхм… Так что вы хотели знать про Вадима Викторовича? – внезапно спросила она уже нормальным тоном и с вежливым ожиданием приподняла брови.

- Я хотела узнать, что с ним, - ответила Алла, больно уязвленная домыслами соседки.

- Что-что! Пьет ваш работничек, как не в себя. Мужики табунами, бабы. Крики, музыка на весь двор. Вчера ночью до драки дошло, пришлось полицию вызывать. Видите пятно? - соседка ткнула пальцем куда-то вверх по лестничному маршу, - Порезали какого-то оболтуса прямо в подъезде. Скорая… Тамара Васильна даже подписи собирает коллективный иск в суд подавать, а Митрофаныч пообещал на его корыте колеса вспороть.., - тетка запнулась и умолкла, почувствовав, что сболтнула лишнего.

- Ясно…, - Алла собралась уходить, - А вы не знаете, где он сейчас может быть?

- Конечно, знаю, - с готовностью ответила соседка, - сидит в пивнухе напротив. Там и торчит целыми днями до самого закрытия, а потом домой тащится и весь местный сброд за собой ведет.

Алла поглядела в подъездное окно на противоположный дом. Действительно, на первом этаже в обрамлении новогодних гирлянд гостеприимно светились окна небольшого бара. Она кивнула на прощание и двинулась к лифту.

- А кем работает-то он у вас? – послышалось ей вслед.

- Водителем, - рассеянно ответила Алла.

- А… ну-ну, - хихикнула тетка, - Счастливой поездки, прости Господи!

…

Серый рассвет заползал в окна. Алла лежала, прислушиваясь к раскатистому храпу в бывшей маминой спаленке, и стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы случайным скрипом не разбудить Вадима раньше времени. Время, конечно, было дорого, но она все равно хотела как можно дольше отсрочить щекотливый и, скорее всего, излишне эмоциональный разговор.

Вадима она, действительно, обнаружила в дешевом и до крайности запущенном баре. Ярко освещена была только липкая барная стойка, за которой скучал прыщеватый студент, а все остальное пространство было погружено в полумрак, хаотично озаряемый лишь несколькими подвешенными под потолком гирляндами. Невидимые динамики исступлённо орали:

Братва в упор стреляла с двух сторон.

Дырявили конвой что было силы.

Стоял как новый только спец-фургон