Беглая

Лика Семенова

Беглая

Вместо пролога

Сердце колотилось до боли, сжималось от каждого звука; дыхание с шумом вырывалось из груди. Я была среди толпы, но ощущала только его незримое присутствие. Он был невидимыми путами, сковавшими меня, он бродил в моей крови. Я кругом слышала его голос, гудящий в ушах, чувствовала запах, его безжалостные сильные руки, способные переломить меня, словно прут. Преступное болезненное наслаждение в этой слабости! До рези между ног хотела ощутить его в себе, кричать до хрипа от сиюминутного восторга и принадлежать только ему, отдавать свое тело, как единственному законному владельцу.

Ненавижу! Ненавижу!

За то, что он сделал со мной. Подлый коварный палач. Проник в мою кровь, словно яд. Я едва не сдалась, едва не приняла эту жестокую участь. Едва не совершила непростительную ошибку. Роковую ошибку. Я была слаба. Но я не просто слабая женщина… я… Я невольно покачала головой: сейчас это было проклятьем. Самым черным из всех. Самым невыносимым. Теперь все пути назад отрезаны. Я должна покинуть Фаускон, даже если это будет невозможно. Должна! Бежать, не разбирая дороги, не жалея сил.

Я нырнула в узкий темный переулок, чтобы скрыться от чужих глаз, под ногами захлюпала вода. Здесь остро воняло мочой… Плевать. На Эйдене едва ли было лучше, особенно возле кабаков. Я прижалась спиной к стене, утерла взмокшее лицо руками, шумно выдыхая. Еще и еще. Прижала ладони к вискам, чувствуя яростное биение пульса. Казалось, от этого набата лопнет голова.

Нужно добраться до любого из портов. А там… У меня не было никакого плана. И какой может быть план? На Фаусконе! Я женщина — этим все сказано. Здесь это приговор… Без денег, без асторских документов, без сопровождения, без декларации выезда… И каждый довод будто вбивал меня, словно гвоздь, в эти зловонные мокрые плиты. По самую шляпку.

Я тронула под плащом ошейник, пальцы коснулись холодных камней. Это дерьмо стоит более чем достаточно — бриллианты чистой воды, мне ли не знать. Пожалуй, на них можно купить целое судно вместе с не слишком чистоплотной командой… Я с остервенением дернула. Знала, что бесполезно. Снять этот собачий повод может только он… Но даже если каким-то чудом удастся, — как продать? Меня или вернут, или убьют, чтобы ограбить и замести следы.

Я нервно покачала головой — мои теории были наивными. Здесь. Я женщина… Бесправная. Меня может остановить любой. Любой, у кого возникнет какой-то вопрос или подозрение. И сколько у меня времени?

Меня неотступно преследовала еще одна мысль. Не слишком важная в эту минуту, но… что будет, если он узнает, кто я?

Нет, не так. Вопрос следовало ставить иначе: когда он узнает. Дело лишь во времени. Или уже знает? Глупо было бы утешать себя наивными сказками… И что он сделает? Поднимет шум? Или остережется такого позора и станет действовать тихо?

Я вновь покачала головой, словно отгоняла непрошенные мысли. Сейчас я не должна об этом думать. Лишь о том, как уйти, спрятаться, исчезнуть. Сейчас только это имело значение.

Я осторожно выглянула из-за угла, замечая, что толпа на улице начала редеть. Ночь сгущалась. Разгорались новые и новые фонари. С одной стороны — ночью меньше глаз. А с другой… в толпе всегда проще затеряться. Но одинокая женщина без сопровождения вызовет слишком много вопросов — это уже было очевидно. Нужно торопиться, хотя бы уйти как можно дальше от этого места. Я шагнула, но, тут же, содрогнулась, как от удара током — меня схватили за руку:

— А ну, стой!

1

Шесть лет назад

— Ваше высочество, пора, — Гинваркан хотел было по-отечески положить руку мне на колено, но не осмелился. — Время дорого.

Я заглянула в его суровое морщинистое лицо:

— Скажи правду: я все забуду, да?

Слуга опустил голову:

— Это приказ вашего отца. Для вашего же блага.

Я с пониманием кивнула, посмотрела на тонкий прозрачный монитор на ладони:

— Еще минуту, Гинваркан, всего минуту. Я хочу насмотреться на них, даже если не буду помнить. Вдруг, я не узнаю их, когда снова увижу.

— Вы… — он сделал неестественную долгую паузу, — вспомните, когда будет можно. Умоляю, принцесса, торопитесь. Если асторцы заподозрят подвох — мне вас не спасти. Я клялся вашему отцу. И вашей матери. Жизнью клялся! Честью! Нужно идти, пока эти не перекрыли последний порт.

Я понимала, что Гинваркан прав, во всем прав. Но, так же понимала, что выйдя из подземного ангара, потеряю возможность смотреть на родителей, которые остались там, во дворце, за десятки миль. Связь оборвется, мой фактурат обнулит настройки. Я жадно всматривалась в крошечные фигуры, которые видела с высоты, почти из-под потолка. Отец — гордый и смелый. Мама — величественная и прекрасная. Она положила тонкие белые руки на плечи Климнеры, моей служанки. Так, как порой клала их на мои плечи. А Климнера гордо задрала голову, выпрямилась. Климнера держала лицо, как и полагалось принцессе Нагурната. Как полагалось мне. Но у отца хорошие меморы. От собственных воспоминаний Климнеры не осталось ничего, они залегли где-то на самом дне ее самосознания. Теперь она ни мгновения не сомневалась в том, что это она истинная принцесса Нагурната Амирелея Амтуна.

Так было нужно, чтобы асторцы не получили меня.

Двести лет назад Галактический совет совершил ошибку, выслав мятежные правящие семьи Красного Пути во главе с Траварном Саркаром в систему Астор, думая, что надежно запирает их через пространственные врата. Но за прошедшее время технологии шагнули далеко вперед благодаря халцону — открытому минералу. «Прыгнуть» во врата теперь — все равно, что шагнуть в древнюю кабину лифта. Огромное расстояние в сотни и тысячи световых лет стало возможным преодолеть за незначительный промежуток времени. Теперь асторцы окрепли, вернулись, расползлись, как зараза, покоряя планету за планетой. Но им было мало того, чего они лишились когда-то — они хотели все. И еще больше. И особой символичной целью стал Нагурнат — столица Красного Пути. Мой дом, дом моей семьи, получившей когда-то планету в законное правление.

Чтобы легитимно утвердиться в своих притязаниях, король Астора Тракс Саркар намеревался заключить брачный союз между своим сыном Тарвином и мной. Этому не бывать, никогда не бывать! Но больше ненавистного брака, по которому мой дом законно перейдет в руки захватчиков, маму заботила участь жены асторца — жены бесправной и зависимой, закованной в нерасторжимый брак, словно в цепи. Женщины для них лишь средство и развлечение. А законные жены должны лишь производить на свет наследников, во всем покоряться, и бесконечно мириться со своими Тенями, не смея возразить даже словом. Даже мыслью. Иначе будет ждать неминуемая расправа.

В подробности меня, конечно, не посвящали, потому что мне лишь пятнадцать. Родители считали меня полнейшим ребенком, но Климнера знала больше и много что рассказывала. И от жутких историй стыла кровь. Мы понятия не имели, сколько в этих рассказах правды… К сожалению, Климнера теперь сможет убедиться в этом сама. И я бы очень хотела, чтобы все это оказалось враньем, потому что в противном случае ее участи не позавидуешь. Мне было жаль ее, искренне жаль, она получила не свою судьбу. Но так было нужно. Когда подложная принцесса Амирелея достигнет двадцати одного года, Тарвин Саркар женится на ней. И потеряет право на Нагурнат, потому что брак асторца нерасторжим.

И тогда я вернусь.

Этого времени хватит, чтобы отец сумел собрать союзников и подготовить брак, который, действительно, окажется во благо. Нет… я с самого детства знала, что принцессы не могут позволить себе романтические мечты. Когда придет время, я выйду за того, за кого прикажет отец. Но я точно знала, что мой отец никогда не предложит мне что-то низкое или недостойное.

А сейчас отдавали Климнеру. Как жест доброй воли, как залог. Чтобы сохранить множество жизней. Еще есть время, чтобы «воспитать» из нее достойную жену асторца, как эти чудовища и намеревались. Покорную и безропотную. Пусть так и будет. Тракс Саркар еще не скоро узнает, насколько просчитался.

Я видела его сверху. Широкие плечи, длинные синие волосы, глянцевые, как водная гладь, уверенная поступь. Он вел себя, как хозяин. За его спиной — плотная стена охраны. Саркар что-то сказал отцу. Отец ответил. Я не слышала, что они говорят, оставалось лишь догадываться. Асторец остановился в нескольких метрах, что-то выжидал. Мама горячо обняла Климнеру, бесконечно целовала ее щеки и, кажется, плакала. Мама прощалась с «дочерью», и все должно было выглядеть предельно естественно. Климнера почтительно поцеловала ее руку и подошла к отцу для прощального поцелуя. Приложилась к руке, развернулась, решительно подняв голову, и медленно направилась в сторону Саркара. Прямая, гордая. Смогла бы я так же идти? Не знаю… Но в Климнеру вложили все, что положено. Наверное, сейчас она была больше принцессой, чем я сама. Я никогда не была безупречной. И втайне корила себя за это. Я хотела быть достойной. Самой достойной.

Она подошла к Траксу Саркару, склонила голову так, как этот гад не заслуживал. Тот лишь кивнул своим людям, и Климнеру повели к выходу, обступив со всех сторон. Саркар же остался. Но зачем, когда дело сделано?

Гинваркан нетерпеливо шагнул ко мне. Излишне резко и порывисто.

— Уходим, ваше высочество, — в голосе звенели стальные нотки, которых я никогда у него не слышала прежде. Дурной знак — я чувствовала это.

Я нервно отмахнулась, не в силах оторвать взгляд от монитора:

— Почему он не уходит? Чего он хочет, Гинваркан? Что еще ему нужно? Ты знаешь! Ты знаешь!

— Уходим!

Он замахнулся, намереваясь выхватить монитор, но я оказалась быстрее — куда здесь старику. Я вскочила с каменных ступеней, на которых сидела, и забралась выше по лестнице.

— Принцесса!

— Нет! Скажи мне!

В груди колотилось что-то громкое, тревожное. Я готова была даже ударить старого слугу, если он будет мне мешать.

Саркар снова что-то говорил, обращаясь к отцу. Кажется, тот улыбался. Но почему внутри так скрутило узлом, будто вот-вот должно произойти что-то непоправимое?

— Амирелея!

Я лишь поднималась выше и выше, понимая, что сейчас просто не могу отключить связь. Я должна видеть. Должна! Фактурат теперь огромным лупоглазым насекомым маячил перед носом Гинваркана, мешая добраться до меня. Светил прямо в лицо. Как только мы покинем ангар, фактурат обнулится, чтобы не сохранить в своей технологичной памяти ни единой мелочи, которая может выдать меня. Он будто сам хотел отсрочить этот момент.

Саркар снова что-то говорил, заложив руки за спину. Кивал, оборачивался на своих людей. Он считал себя победителем. Конечно, он получил для своего сына принцессу Нагурната — это ли не победа? Я знала, сколько она значит для асторцев. Не просто союз — триумф. И даже Галактический совет будет бессилен. Но, как сказал папа: «Наша партия будет долгой, только асторцы об этом не знают». Я верила. Папа никогда не давал повода не верить.

Но почему Саркар не уходил? Я чувствовала это грозовое напряжение даже через экран. В полной статике фигур, казалось, назревало что-то непоправимое, страшное. Сердце замирало, даже переставало биться на какие-то мгновения. Я видела, как асторец махнул рукой, и его стража медленно направилась в сторону родителей. Мама с отцом взялись за руки, и этот жест привел меня в ужас. Даже волосы на голове мерзко зашевелились. Я скорее почувствовала, чем увидела, что они оседают на пол…

— Принцесса!

От выкрика Гинваркана я даже на мгновение оглохла. Он с неожиданной резвостью взбежал по лестнице, выбил монитор из моей руки. Тот упал вниз с характерным звуком. Но разве теперь это имело хоть какое-то значение?

Не помню, как Гинваркан затащил меня на корабль. Я обезумела от самого черного невиданного прежде горя, ослепла от слез. Я знала, что произошло, ощущала, но даже мысленно не могла это произнести. Не хотела произносить.

Гинваркану пришлось привязать меня к креслу ремнями. Я рвалась и ревела, но от немыслимого эмоционального выплеска силы быстро покинули меня. Накатила пугающая болезненная слабость. Я смотрела в изрезанное морщинами лицо старого слуги и понимала, что он лгал.

— Ты ведь знал, что так будет? Знал наперед!

Гинваркан молчал, лишь стискивал зубы. Мне казалось, если бы не моя истерика — он бы тоже рыдал.

— Асторцы убили их? Скажи мне правду!

Он медленно покачал седой головой:

— Нет, ваше высочество. Мой король и моя королева сами приняли это смелое решение. Они выбрали яд.

Я чувствовала, как на шее от напряжения натянулись жилы:

— Зачем?

Но тут же опустила голову — ответ был не нужен. Сколько бы мне ни было лет — я наследная принцесса. Я знаю, что такое долг. Что такое честь и достоинство. Как принцесса Нагурната, я восхищалась этим поступком. Но как любящая дочь…

Глаза вновь заволокло слезами. Пользуясь этим затишьем, Гинваркан прилепил мне на виски таблетки клинера, заранее настроенного меморами отца. Посмотрел мне в глаза и неожиданно робко поцеловал в лоб:

— Теперь я буду вашим отцом. По крайней мере, пока не станет возможным вернуть вам память. Это огромная честь, моя принцесса.

2

Я прижалось лбом к холодной металлической переборке, заглядывая в кабину пилота, в которой истерили нервными синими вспышками сигнальные огни на приборной панели.

— Что-то случилось, отец?

Он не обернулся, не отвлекся от приборов. Перевел судно на ручное управление и сосредоточился на паутине развернутой карты. Делал вид, что не слышал. Я повысила голос:

— Папа, что случилось? Я же вижу.

Он, наконец, обернулся на краткий миг:

— Подлетаем к вратам. Займи, пожалуйста, свое место, Мия, и пристегнись. Побыстрее!

Я не спорила, заметив, как он напряжен. Что-то явно происходило, но он не считал нужным меня посвящать. Значит, так надо… Я заняла кресло за спиной отца, защелкнула замки. Что могло произойти?

Мне нравилось это путешествие. Первое в жизни. Поначалу я едва ли не сутками просиживала у иллюминатора, глазела на звезды, уткнувшись носом в стекло. Никак не могла налюбоваться. Особенно восхищали далекие галактики и разноцветные туманности самых причудливых форм. Все пыталась представить, сколько до них нужно лететь, если не использовать пространственные врата. Много-много-много световых лет… Наверное, успеешь состариться, стать даже старше папы. Нет… говорят, можно несколько раз родиться и умереть, прежде чем простым ходом достигнешь далеких звезд. Знаю, доказано учеными. Но все равно не верилось, как такое возможно.

Мы летели уже два месяца. В самом начале совершили один пространственный прыжок и теперь готовились ко второму. А потом — почти на месте. Не знаю, чего отец так нервничает? Наверное, возраст. Впрочем, я слишком хорошо помню первый прыжок — так себе ощущение, даже едва не стошнило. Потом раскалывалась голова, а по всему телу еще несколько часов блуждали энергетические разряды. Мало приятного. Папа сказал, это потому что у нас старый корабль. Защита давно поизносилась. Мы даже потеряли в этом прыжке одну спасательную капсулу в левом отсеке — она не выдержала напряжения. Правая, к счастью, уцелела. Мы могли покрыть весь путь всего за неделю, а, может, и того меньше, в несколько прыжков через промежуточные врата, но папа берег судно, шел старой навигацией, старательно обходя скопления судов, будто хотел проскочить как можно незаметнее. Можно подумать, для кого-то представлял интерес списанный лабораторный челнок! Но, какой есть — зато не арендованный. Кто знает, может, теперь мы сможем купить и получше. Папе предложили работу на Андо 382. Уж, не знаю, что там за сокровище, но он сказал, что ехать однозначно стоит — от таких перспектив не отказываются. Надеюсь, там красиво, на этом Андо. Хотелось бы много воды и растений. Отец сам не знает. Еще бы! Настоящая задница вселенной. Я хотела поискать сведения об этой планете в нашем фактурате, но тот тоже не «пережил» прыжок через первые врата. Обнулился. Придется заново накачивать его информацией. Зато будет, чем заняться на новом месте.

Вновь заморгали лампочки. Отец опять обернулся:

— Мия, ты зафиксировалась?

Я с обреченной готовностью кивнула:

— Да, папа.

Точно, переживает перед прыжком… Я, на всякий случай, еще раз добросовестно проверила свои крепления и уткнулась в иллюминатор — врата уже было видно. Светящееся тонкое кольцо, внутри которого искрились розовые разряды. Издалека — почти как исполинский драгоценный камень, в котором блуждали отблески огня. И длинная вереница кораблей, ожидающих своей очереди вдоль световой направляющей. Больших и маленьких. Пассажирских и грузовых. Наверняка мы простоим здесь несколько часов… Тогда зачем отец велел пристегнуться?

Мы встали в очередь и почти зависли на месте. Судно едва-едва двигалось. А из-за того, что так же медленно ползли корабли справа и слева, казалось, и вовсе стоим. Зато я теперь могла очень близко рассматривать другие суда. Новые и старые. Некоторые были настоящей рухлядью — еще хуже нашего. Как они вообще умудряются перенести такой прыжок и не развалиться? Или просто папа слишком уж осторожен?

Чуть в отдалении мелочь пришла в движение, расчищая путь. Сверкая серебристым боком, величаво проскользил посольский корабль Галактического совета с узнаваемой эмблемой на борту. Сплюснутый и широкий, словно огромная важная черепаха в открытой воде. Разумеется, его пропустят без задержек на особых основаниях, и сейчас тут же найдутся умники, которые захотят перестроиться ему в хвост. Чтобы тоже побыстрее проскочить. Я уже знаю — почти то же самое было в прошлый раз. Вон, уже и засуетился дряхлый тренайский шаттл. Сейчас начнет тыкаться, выбешивая других пилотов.

Свет резанул по глазам, резкий писк сирены ворвался в уши. Я едва не охнула, когда наше судно тряхнуло, повело, ощутимо качнуло влево. Ухватилась за подлокотники. Папа перестраивался и, судя по всему, как раз и намеревался прилепиться к посольскому хвосту. Мой папа? Да ладно! Он никогда в жизни ничего не нарушал! Я даже замерла от затаенного восторга, предвкушая маленькое приключение. Если бы не эта мерзкая сирена…

Я все же не выдержала, вытянулась, насколько позволяли ремни:

— Папа, с кораблем точно все в порядке?

Он даже не обернулся:

— Мия, сиди на месте!

Я больше не приставала с вопросами. Но весь восторг от происходящего затухал, и грудь наполнялась каким-то необъяснимым беспокойством. Все было странным. И папа тоже… Но если бы челнок был не в порядке, отец никогда не стал бы прыгать. Он же не самоубийца!

Я постаралась взять себя в руки, снова уставилась в иллюминатор. Тренайский шаттл совершал какие-то странные маневры. Нет, он, кажется, не собирался прилепиться к кораблю совета — лавировал между судами, подлетая то сверху, то снизу. Приближался. Маленький, латаный, беспокойный — он напоминал мельтешащую муху. Одно неверное движение — и его попросту раздавят. Какой-то ненормальный…

Нос посольского корабля уже исчез во вратах, будто гигантская черепаха погружалась в вертикальную розовую стену воды. Такое судно могло это делать медленно — на борту даже не заметят этот прыжок. Чем хуже судно — тем расторопнее ему надо быть, чтобы получить как можно меньшую дозу энергетического излучения.

Шаттл подобрался совсем близко, и я уже могла рассмотреть каждую ржавую заклепку на его перештопанном борту. Но челнок снова тряхнуло, словно от удара — наверняка кто-то не рассчитал дистанцию и влепился нам в хвост. А наша сирена точно спятила — заорала так, что можно было оглохнуть. Я все же не удержалась:

— Папа, да отключи ты ее!

Вместо ответа он лишь неожиданно вывернул штурвал, и наш челнок взмыл носом вверх. Меня уложило в спинку кресла, вжало, от давления даже натянулась кожа на лице. Я не успела ни о чем подумать, как мы на сумасшедшей скорости, словно пуля, прорезали полотно пространственных врат прямо под брюхом посольского корабля. Тело на мгновение оцепенело, дыхание замерло, в глазах потемнело. Но лишь на долю секунды. И вот уже мышцы скручивало от разливающихся под кожей разрядов. Выворачивало. Я чувствовала сумасшедшую скорость и видела перед глазами красные аварийные вспышки, отраженные в гладком металле.

Наконец, судно выровнялось. Я была в таком шоке, что даже отупела. В голове пустота — ни единой мысли, ни единого предположения. Лишь отвратительное пощелкивание разрядов где-то глубоко внутри, будто искрило электричество.

Наконец, я увидела перед собой отца. Хмурого, с серым, потным от напряжения лицом. Он склонился, тронул меня за руку:

— Мия, все хорошо?

Я лишь кивнула, не в силах пошевелить онемевшими губами. Щурилась от невыносимого красного света. От отвратительного звука сирены хотелось заткнуть уши. В горле, словно губка, набухал ком неотвратимой тошноты. Сейчас оказалось намного хуже, чем в прошлый раз. Но что это было? Зачем? Папа сошел с ума? Оставалось лишь надеяться, что мы все же выпрыгнули, куда надо.

Отец ослабил ремни:

— Судно повреждено. Нужна аварийная посадка. Срочно садимся на Эйдене. Он обитаем.

Я нахмурилась:

— Что?

Он отмахнулся: